Кошмар

Когда я открыл глаза, передо мной была тьма. Следом я почувствовал тепло. Отряхнувшись от земли, я понял, что боль сошла со ступней, на ногах была обувь. Я был одет.

Несмотря на окружавшую меня тишину, я наощупь двинулся вперед. Меня все еще гнал выстрел и ржание кобылы. Пробираясь по лесу от одного дерева к другому, я вышел на тропу и уперся в забор. Несколько шагов вдоль него, и я нашел ворота, легонько толкнул их. Ворота скрипнули и легким ударом захлопнулись за мной. Я не видел ничего, брел в кромешной темноте, в которой не было ни звезд, ни фонарей, ни чего-либо еще, что могло послужить ориентиром. Погоня забылась. Внутри царило облегчение после долгой борьбы за выживание.

Я прошел несколько метров и услышал отдаленный шум. Рокот воды. Река. Я направился в сторону воды, она была единственным ориентиром и чем-то живым в непроглядной тьме.

Удар в плечо. Что-то тяжелое и твердое встретилось на моем пути. От ключицы до бедра прошел разряд боли. Пятясь, я готовился к следующему удару, но его не последовало. Вместо этого я прислонился к стене, неизвестно откуда взявшейся посреди леса. Сердце устало забилось в страхе. Я ощупал стену позади себя. Гладкая, словно плитка кафеля. Развернувшись, я приблизился к ней вплотную, попытался рассмотреть. Глаза привыкли к темноте, я мог различить свои руки, однако же стена оставалась невидимой. Я пришел к единственному разумному выводу – она темная, возможно, черная.

Снова проведя по стене рукой, я почувствовал, как пальцы нырнули в неглубокие трещины. В отличие от поверхности стены, углубления были шершавые. Это не навело меня ни на одну мысль. Помогло другое. То, что я принял за трещины, имело четкие очертания и прямые углы, какие могли появиться только в одном случае. Их сделал человек.

Ошарашенный, я отступил от слившейся с тьмой стены. Руки начали отчаянно шарить по карманам, пока в одном из них не оказался фонарь. Маленький прибор с кнопкой у самой линзы. Включив его, я повалился на землю.

Луч фонаря осветил передо мной человеческое лицо. Мужчина средних лет с едва уловимой улыбкой смотрел прямо на меня. В его застывших черных глазах читалась смерть. На заднем фоне было небольшое озеро и несколько деревьев. Под фото – имя и две даты.

Я сидел напротив памятника. На могиле было два букета искусственных цветов. Даже в свете фонаря они выглядели старыми.

Я оказался на кладбище. Осмотревшись, я увидел ряды надгробных плит, уходившие на десятки метров во все стороны. Как я ни старался, найти ворота, через которые я вошел сюда, не удалось. Я снова услышал воду и побрел в ту сторону.

Стараясь не заглядываться на чужие смерти, я раз за разом видел мужчин и женщин, стариков и детей, выгравированных на гранитных плитах. В горле стоял горький ком. Я шел на звук воды, пока в один момент фонарь не выхватил огромные венки, как казалось, из настоящих цветов, какие усыпали одну из могил, стоявшую в отдалении от остальных, там, где росли высокие сосны.

Когда я подошел к тыльной стороне памятника, я обратил внимание на черные ленты, обвивавшие венки.

Помним, любим, скорбим.

Прости нас за все.

Любимому сыну.

Горечь спустилась в желудок, и я почувствовал, как внутри него началось движение. Колики и спазмы, немая боль. Цветы, и правда, были настоящие. Возможно, единственные на всем кладбище. Кроме того, они были свежие. Если на остальных могилах стояли черные гранитные памятники, то на могиле, перед которой я стоял, был высокий деревянный крест с человеческий рост.

Нечто заставило меня обойти могилу и навести фонарь на обвязанное ленточками фото на самом перекрестии. У меня задрожала челюсть. Ступни вспомнили ветви, врезавшиеся в окровавленную плоть. По спине, а затем и груди, пробежал холод.

Рядом с собой, в кустах, я услышал копошение. Кто-то шел прямо на меня, но я не мог оторвать взгляд от фото. Я знал изображенного на ней человека. Лучше, чем кого-либо.