Змея. Часть 2

– Куда же вы? – спросил его Юрий. – Что так быстро?

– Да, у меня же ещё куча дел, – отвечал Гладышев. – Может, вечерком зайду, если успею. Надо строителям краску отвезти.

– Да, ремонт – это всегда большие хлопоты, – посочувствовал ему Юрий Владимирович, почесывая выпирающее пузцо, обтянутое парусиновой рубахой навыпуск. – И всё же приходите. Кстати, на днях к нам приезжает моя племянница Раечка. Я скажу вам – она у нас известная кокетка и хохотунья. С ней всегда у нас пение до ночи, и танцы до рассвета.

Но Гладышев уже почти не слушал его. Он лишь украдкой пытался взглянуть на окна второго этажа, туда, где спала его ненаглядная Барбара. Полно, а спит ли она, думал он. Интересно, о чём она думает? И не приходило ли письмо от Казимира? Нет, надобно спешить. Вечером приду и поговорю с ней. Нам надо спешить, иначе… иначе вся жизнь сгорит дотла. Нет в ней больше смысла без Вари. Нет, и не будет.

* * *

Он медленно шёл по направлению к дому, не переставая думать о Барбаре. А когда подошёл к крыльцу, то устало опустился прямо на ступени. Ему жутко не хотелось, заходит внутрь дома. Мысль о том, что он должен теперь слоняться до самого вечера по пустым комнатам, казалась ему невыносимой.

– Господи, да что же это? – шептал он. – Это ведь совсем не любовь. Это какая-то жажда. Я не просто хочу её видеть. Нет, этого мне мало – я хочу её пить. Мне душно без нее, меня мучает жажда. Жажда обладать ею. Жажда её губ, жажда ее взгляда, тонких линий её лица, жажда её свежего дыхания. Из её полураскрытого рта пахнет какой-то мятой и ванилью. Она любит всё сладкое… Господи, сладкое!

Он вспомнил и о том, как мерзкое животное по фамилии Сотников кормил её сладким. Перед мысленным взором предстало её обнаженное тело, светлый помпадурский парик… Девичьи груди… Рот, измазанный шоколадом.

– Господи, зачем она всё это мне рассказала? Ну, зачем? – шептал он, откинувшись головой к деревянным перилам. – Теперь я понимаю её милого братца. Он явно повернулся после её откровений и притащил в дом какую-то нелепую карлицу. И главное – сказал, что увидел эту малютку впервые во сне. Нет, милый, ты не во сне её впервые увидел. Ты давно знал о ней. И эта карлица – тоже твоя Барбара. И для того, чтобы это понять, совсем не нужно подвергать себя психоанализу. Чего ты там собрался писать о снах? Когда здесь и без снов всё ясно. Господи, в какую же семейку я угодил? Спириты, революционеры, ведьмы и пьяные философы! – он рассмеялся вслух. – Не слишком ли много на меня одного? Отчего тебе, Миша, не жилось спокойно? Отчего ты не можешь жить по-человечески, как все люди? Зачем ты вляпался в этот змеевник, в этот чёртов омут?

Он встал и, медленно поднявшись по ступеням, вошёл в пустой дом.

– Как вам, господа, мой ремонт? – громко рассмеялся он. – Нравится? Вот и мне тоже здесь всё определенно нравится!

Шатающейся походкой он отправился прямиком в свой кабинет, сбрасывая по дороге туфли, пиджак и брюки. В кабинете было душно. Он распахнул настежь окно и достал из шкафа бутылку тёплого коньяка. Коньяк привычно обжег горло. Он плюхнулся на диван и повалился на подушку. Идти никуда не хотелось.

«О, господи, – думал он. – Да, какой же я идиот. Зачем же я с ней связался? Как я теперь вообще смогу жить? Какой смысл во всей этой возне? Ехать домой, к Татьяне? Видеть это вечно заплаканное лицо с немым укором на коровьих глазах. В сущности, она же красивая баба. Но, почему же я её не люблю? Почему, побыв с нею несколько часов, мне всё время хочется куда-то утечь? Куда то испариться, провалиться сквозь землю… А может, это нормально? Может, любой мужчина по природе своей эдакий рысак, не могущий слишком долго сидеть на одном месте? Хотя, я пробыл здесь с Барбарой целую неделю, безвылазно. И у меня не было желания, сбежать от неё. Наоборот. Отдохнув после сна, я хочу её ещё сильнее. До ломоты в чреслах… Прямо на этом диване. Он вспомнил, как она впервые сама отдалась ему, как горячо и бесстыдно насаживалась на его член и текла, словно… сука».

– Сука! – крикнул он на весь дом. – Сука и змея!

Его кулаки сжались до хруста.

– Господи, да как же я её хочу!

Он грязно и витиевато выругался и снова отхлебнул несколько глотков коньяка. А после и сам не заметил, как заснул прямо в кабинете, на старом кожаном диване.

Проснулся он ближе к вечеру. Дневной зной немного спал, из окна потянуло лёгкой свежестью, и запахло травой и медоносами. С похмелья гудела голова. Он медленно встал и пошел на кухню. Там на керосинке он сварил себе кофе. Несколько глотков обжигающего напитка немного привели его в чувства. Пока он пил, его взгляд был приклеен к её сброшенному пеньюару.

Есть совсем не хотелось, он едва заставил себя проглотить кусок пирога и ломоть свежей ветчины, заботливо доставленной Гордеем. Интересно, отправил ли приказчик телеграмму моей жене, думал он. Я даже не спросил у него. Думаю, что отправил. Надо бы, по идее, давно съездить домой.

* * *

Вечером он вновь тщательно оделся и, обрызгав себя одеколоном, поплелся к дому Борисовых. Всё семейство находилось в зале на первом этаже большого дома помещика Р-ского. Он вошёл в открытые двери и приветливо поздоровался с хозяевами. Юрий Владимирович и Наталья с радушием приняли его. Они оба сидели в креслах и о чём-то оживленно спорили. Михаил прислушался к их беседе. Они говорили о поэзии, сравнивая стихи двух, каких-то неизвестных Гладышеву поэтов. Михаил сел и с деланной улыбкой принялся кивать и поддакивать Борисовым в их споре. Он пытался вставлять какие-то жутко умные, но вымученные сентенции, а сам то и дело скользил глазами по залу и коридору, ведущему в другую комнату. Барбары нигде не было. К счастью, в комнате не было и Анны Генриховны.

«Ну, где же она? – напряженно думал он. – Куда могла сбежать? Отчего она не спускается в гостиную? А может, она ушла гулять? Как бы половчее расспросить о том, куда подевалась Натальина подруга…»

– А что, господа хорошие, – шутливо произнёс он. – Вы сегодня только вдвоём свой вечер коротаете? Где у нас Анна Генриховна?

– Мама ушла к соседям. Через версту от нас живет её подруга, одна старая генеральша.

– Вот как? – с неизменной и довольно любезной улыбкой кивнул Гладышев. – А Барбара Александровна где же?

– А Барбара долго спала, а потом ушла гулять по своим берегам и рощам. Думаю, что должна до темноты вернуться.

В ответ Михаил лишь кивнул, стараясь напустить на себя как можно более равнодушный вид.

– А завтра к нам приезжает наша любимая гостья, моя племянница Раечка, – радостно сообщил румяный Юрий.

– Вот как-с?

– Да, вы приходите, я вас непременно познакомлю. Вообразите, моя дражайшая племянница совершенно необыкновенное существо. Ей всего шестнадцать, но это, право, сущий чертёнок в юбке. Бойка, подвижна, смешлива. Танцует лучше всех в институте. На всех балах – первая прима. Парфетка и отличница. На следующий год у неё выпускные экзамены. А нынче вот, летние вакации начались. Она сдала все экзамены досрочно и едет к нам на пару недель. А потом к родителям в Саратов. Верите, за ней женихи в очередь выстраиваются.

В ответ на его тираду, Наталья Павловна отчего-то надменно кивнула.

– Да, она очень хороша. Правда, мы её не видели уже почти год. Должно быть, за это время она ещё сильнее расцвела.

– Всенепременно познакомлюсь я с вашей милой племянницей. Заинтригован и умираю от любопытства. Есть желание, взглянуть на сей цветок. Достанется же кому-то такое счастье.

– Ой, у неё такие женихи… Все богачи. Ведь всем одарена чертовка. Всё при ней.

– Угу, – кивнула Наталья. – Ей бы только скромности хоть немного занять.

– Ну, Наточка, не будь такой ханжой. Не превращайся в старую тётушку, осуждающую молодых.

– Вот ещё! – вспыхнула Наталья.

– Раечка ведь, в сущности, ещё ребенок. Вот выйдет замуж и непременно остепенится.

После рассказа о некой мифической Раечке, до которой Гладышеву не было никакого дела, в комнате нависла недолгая пауза. Потом Наталья встрепенулась:

– Я прикажу поставить самовар. Сейчас попьём чаю. А чуть позднее будет и ужин.

– Нет, Наталья Павловна, благодарю вас, но я, пожалуй, не стану пить чаю. Перед тем, как пойти к вам, я пил и чай, и плотно ужинал. Пойду лучше в рощу прогуляюсь или вдоль берега Сиворки. Душно везде.

– Да, у нас душно, – согласилась Наталья. – Видимо, скоро гроза будет. Лишь бы мама успела до грозы вернуться.

– Похоже, вы правы, быть грозе, – вальяжно отвечал Гладышев, поднимаясь из кресла. – Передавайте привет Анне Генриховне и Барбаре Александровне.

– Так может, вы встретите Барбару возле Сивориц или в роще.

– Это вряд ли. Я собираюсь пойти в другую сторону. Да и спать скоро надо. Сегодня было слишком много дел.

– Только вы уж не исчезайте так внезапно, как накануне, – сказал ему на прощание Борисов. – А то мы без вас сильно скучали. Приходите же завтра. Если поезд приедет по расписанию, то Раечка уже к обеду будет у нас. И я вас непременно познакомлю.

Гладышев лишь кивнул на прощание и пошагал совсем не по направлению к роще, а в противоположную сторону. Шёл он медленно, неспешной походкой, ровно до тех самых пор, пока не скрылся от глаз Борисовых. Боже, что ему только стоили эти вальяжные и неспешные шаги. Он шествовал медленно, стараясь всем видом показать полное степенство, но при этом едва удержался, чтобы не пуститься бегом. Отойдя на приличное расстояние, он бросился в кусты и, оббежав кругами, вернулся на дорогу, ведущую к роще. Он отчего-то представил, что именно сейчас она должна сидеть в той самой беседке.

Небо темнело, к лесу стремительно приближалась гроза. Он шёл по дороге ровно до того места, где, узенькая тропка сворачивала к старой деревянной беседке. Только бы я не ошибся, и она была там, думал он. И о чудо! Сквозь надвигающуюся темноту он увидел, что в беседке кто-то есть. За выросшей густой листвой мелькнули бледные пятна. Кто это, если не она. Он бросился бегом. Через минуту он был уже на пороге, заросшем густой травой.

– Ты… Это ты… – от задохнулся от сильного биения сердца.

Она сидела на скамье в милом бежевом, платье, сшитом из какого-то очень тонкого шёлка. А подле нее, на маленьком деревянном столике, стояла та самая корзина, в которую она в прошлый раз собирала своих змей.

– Ты снова собираешь этих гадов? – он с улыбкой сел рядом и посмотрел на её лицо.

Оно показалось ему бледным, почти белым на фоне чернильных волос.

– Девочка моя, ты чем-то расстроена?

– Скоро будет гроза, – бесстрастно прошептала она.

– Я вижу. Пошли быстрее из рощи. Пойдём ко мне. Зачем ты ушла?

Она не отвечала ему. Её взгляд был устремлён в какое-то неведомое пространство. Порыв ветра, ворвавшийся в беседку, чуть растрепал её волосы.

– Барбара, милая, побежали скорее отсюда.

Она молча покачала головой, отрешенно глядя на темнеющие деревья расширенными и неподвижными зрачками.

– Господи, Барбара, да не пугай ты меня так. У тебя перед грозой сейчас точно змеиный взгляд. Теперь я верю, что ты из породы рептилий. Ты не мигаешь ведь совсем.

Он протянул к ней руки и попытался обнять, но она резко отстранилась от него.

– Не надо, Михаил Алексеевич.

– Ну, что с тобой? Что? – он опустился на деревянный пол и обнял её за колени. – Я не могу есть, спать, ходить. Варя, я даже дышать без тебя не могу.

– Она поубивала лопатой всех моих змей, – прошептала Барбара.

– Кто? Зачем? Что ты такое говоришь?

– Пока я была с тобой, мать Натальи убила всех моих змей.

– Как? Зачем? Разве они ей мешали?

– Они не могли ей мешать. Они жили в закрытой клетке. Они едят раз в две недели. Перед уходом я их покормила. Наташа должна была их только изредка поить водой. И всё! Чем они ей помешали? А эта старая гадина выпустила их из клетки на заднем дворе и порубила лопатой. Всех!

Она посмотрела на Гладышева глазами, полными слёз.

– О, господи, как это чудовищно! Но, зачем она так?

– Ей показалось, что они все выберутся из клетки и приползут к ней в кровать. И она решила их убить. Но, на самом деле, она сделала это лишь потому, что просто напросто ненавидит меня. Если бы ты знал, как она глядела на меня, когда я вернулась утром.

– Зачем же ты ушла?

– Так было надо… Не спрашивай, Миша.

– Я схожу с ума без тебя…

– Анна Генриховна не уйдёт от возмездия.

После этих её слов потемневшие деревья озарились первой стрелой молнии, криво распоровшей пространство. А через мгновение ударил раскатистый гром.

– Она не уйдет от возмездия… – злым шепотом повторила Барбара.

– Ну, хорошо же. Пойдём сейчас ко мне. Зачем ты написала ту глупую записку? В ней всё неправда…

– Я бы и сейчас ушла, куда глаза глядят, но мне некуда идти, – казалось, она не слушает его. – Казимир велел мне дожидаться его в доме Борисовых.

– От него пришла телеграмма? – Михаил напрягся, с тревогой глядя на её точеный профиль.

– Нет. И это меня тревожит ещё сильнее.

– Почему?

– Потому, что он может приехать совершенно неожиданно. Это в его духе. Нагрянуть, словно гром среди ясного неба.

– И пусть! – с жаром возразил он. – Мы уже будем далеко от этих мест. Я всё продумал. Слышишь?

В ответ она вновь с грустью покачала головой:

– Ты не понимаешь, о чём говоришь.

– Ну, отчего же? Я поеду в Петербург и сниму со счёта деньги. Мы встретимся на Варшавском вокзале и сразу же уедем в Париж. Мы поедем на самом лучшем поезде. Знаешь, туда сейчас ходит тот самый, знаменитый «Норд-экспресс». В нём купе сделаны, как комнаты. Есть своя уборная, спальня и гардероб. Есть там, говорят, и ресторация. На колесах! Варенька, мы будем ехать с тобой и смотреть на темный лес за окном. И нам уже не будет страшно, как сейчас. Нас никто не догонит. Мы всюду будем инкогнито. А может, возьмем на время чужие фамилии. Я что-нибудь придумаю. Мы затеряемся в Европе. И лишь спустя несколько лет потребуем у наших бывших спутников официального развода.

– Ты не понимаешь, о чём говоришь… Он никогда не даст мне развода. Он не отпустит меня. И он… Он очень страшный человек. Поверь мне. Он просто выследит нас и уничтожит. Пойми ты!

– Ничего подобного. Руки коротки. Земля большая. Нас никто не найдёт.

Молния вновь ударила где-то совсем близко с беседкой, а далее раздался трескучий удар грома.

– Варенька, милая, я люблю тебя. Люблю больше жизни. Вся жизнь без тебя мне уже не мила, – он протянул руки, стараясь её обнять.

Тьма в беседке сгустилась. Очередной разряд упал на землю, сверкнув так, что воздух вокруг словно бы наполнился электричеством. И в эти минуты ему показалось, что вполне себе осязаемая плоть его возлюбленной вдруг стала медленно таять и превращаться в пустоту, в лёгкий дым, струящийся со скамьи на пол. У Гладышева перехватило дыхание, и закружилась голова. Он отпрянул в сторону, чуть не свалившись со скамьи. А когда дым растаял, то лавка, на которой сидела Барбара, оказалась пустой. Он медленно перевел глаза на стол. Извиваясь гибким телом, по деревянным доскам столешницы ползла чёрная змея.

Он не сумел сдержать брани, сорвавшейся с языка. Но этот крик растворился в новом раскате грома. А за беседкой образовалась стена проливного дождя.

* * *

– Опять эти фокусы, вашу мать! – он высунул голову из беседки и попытался всмотреться в бушующую за порогом стихию.

Ливень лил как из ведра, а пространство вокруг казалось таким чёрным, что невозможно было разглядеть ни одного предмета, даже на расстоянии вытянутой руки.

– Барбара! – крикнул он в темноту, но его крик заглушил шум отвесного дождя. – Барбара, ну куда же ты делась?!

Он стукнул кулаком по столу и ещё раз от души выругался.

* * *

Домой он вернулся часа через полтора, когда ливень окончательно успокоился, и небо над Никольским просветлело. Дождевая тьма сошла на нет, уступив место Белой Гатчинской ночи. Летний костюм его промок до нитки. Часом ранее он бегал прямо под дождём и искал пропавшую Барбару.

«Зачем ты так со мной? Чем я заслужил подобные мистификации? Я же не полицейский, чтобы исчезать передо мною со всей помпой – с дымом и змеями, – от обиды у него выступили на глазах слёзы. – Видимо, твой муженек научил тебя таким подлым трюкам. Вам бы обоим только в цирке выступать. Как же всё гадко…»

Ночью он спал довольно скверно – ворочаясь с боку на бок. Ему показалось, что он подхватил простуду, и началась лихорадка. Так или иначе, но в темноте, прямо на постели, ему всюду мерещились чёрные змеи, либо куски, порубленных лопатой змей. И всё это жуткое непотребство извивалось у него прямо на подушке и простынях. А он силился поднять голову, чтобы пойти и принести непрошеным гостьям блюдце с молоком.

Утром он чувствовал себя ослабленным – сильно болела голова. С трудом переборов немощь, он всё же заставил себя подняться, чтобы попить крепкого чая с мёдом.

– Я определенно захворал, – с унынием думал он. – Только бы сама Варвара не подхватила вчера простуду.

Почти до обеда он провалялся в постели, лишь прислушиваясь к шуму летнего дня за окном.

«Как же мне уговорить её, ехать со мною в Париж, – думал он. – Ведь медлить совсем нельзя. Мы должны с ней и вправду поторопиться, пока не вернулся её „пожиратель эктоплазмы“».

При мыслях об этой мистической субстанции его затошнило.

«Барбара, я должен тебя украсть. Ты будешь всю жизнь несчастна с этим стариком. Вы с ним совсем не пара…»

Ближе к вечеру он с трудом поднялся на ноги и пошёл одеваться.

«Я должен её увидеть, – думал он. – Мне бы только остаться с ней наедине. Нам нельзя медлить. Скорее бы прошла моя простуда. Как не кстати-то всё».

Подходя к дому Борисовых, он слышал шум, смех и радостное веселье. Из открытого окна звучал граммофон.

«Как же я забыл, – вспомнил он. – Ведь сегодня к Борисовым должна была приехать какая-то их родственница. Чья-то племянница… То ли Натальи, то ли Юрия. Бог её знает. Да и какое мне, в сущности, дело? Мне бы только улучить хоть несколько минут и позвать Барбару в лес или на реку».

Вся знакомая компания сидела на двух лавках, выставленных возле дома. Но Барбара вновь отчего-то отсутствовала. Зато, вместо нее, прямо напротив святого семейства стояла юная девушка, одетая в розовое платье и кокетливую соломенную шляпку. Гладышев сначала скользнул по ней довольно равнодушным взглядом, а после отчего-то не смог слишком быстро отвести от гостьи своих любопытных глаз.

Это была совсем молоденькая и стройная шатенка с густыми волосами, спадающими вольными локонами на грудь. Да, это была очень миловидная девица, если не сказать более – она казалась именно прекрасной. Тонкие черты породистого лица выглядели очень правильными, почти классическими, если бы не чуть вздернутая форма маленького носа. Поражали красотой и её яркие, светло серые глаза, осененные густыми ресницами и летящими бровками. Завершали сие безукоризненное творение маленькие, почти детские губы, которые постоянно растягивались в смешливой улыбке, открывая ряд белоснежных зубов.

По-видимому, девица отлично знала, что она прехорошенькая, и что все мужские взгляды прикованы к её подвижному и яркому образу. Стараясь не засматриваться на её лицо, он бегло оглядел и контуры её стройной фигуры, отметив про себя невообразимо тонкую талию и маленькие груди.

– Ага, – услышал он голос Юрия. – Ага… – повторил он, глядя на Гладышева радостными глазами. – Вы всё-таки явились к нам, к вечеру. И это хорошо. А я ждал вас ещё к обеду.

– Занят был я, – ответил Гладышев и кашлянул.

– Вы, часом, не захворали? Не попали вчера под ливень?

– Нет, – соврал Гладышев. – Я сильно устал и сразу пошёл домой. А как вы? Никто не промок?

– Нет, слава богу. Тёща успела вернуться до грозы, да и Барбара лишь чуточку намокла.

– Вот и славно, – вновь повторил он и снова кашлянул, с тревогой глядя на дверь, ведущую в дом.

– Тогда пойдёмте, я вас представлю своей племяннице.

Он взял Гладышева за руку и подвел к подвижной девице, бойко рассказывающей нечто веселое Наталье Павловне и старухе.

– Познакомься, Раечка, это наш сосед. Помнишь, я тебе о нём рассказывал. Михаил Алексеевич Гладышев. Он у нас горный инженер и пишет научную работу.

Михаил поклонился.

– А это наша красавица Раиса. Лучшая ученица в Мариинском институте.

– Дядя, ну перестань. Я далеко не самая лучшая, – ответила девушка приятным голоском и очаровательно смутилась, глядя на красивого соседа.

По яркому и чуть кокетливому взгляду Гладышев понял, что понравился этой девице. После знакомства с ним, она стала ещё более оживленно что-то рассказывать Наталье Павловне и Анне Генриховне. Свой рассказ она сопровождала милой жестикуляцией и непринужденным смехом. А Гладышев смотрел на неё ровно так, как смотрят на диковинную птичку с ярким оперением. Не более. Он отлично понимал, что если бы увидел эту девушку ещё до знакомства с Барбарой, то наверняка бы мог увлечься и даже немного поухаживать за ней, строя смелые, но нереальные планы по соблазнению этой миленькой кокетки.

«Да, что я себе вообразил? – тут же осёкся он. – Не столь уж она ветрена, чтобы гулять и близко разговаривать со взрослым женатым соседом. Видно, что она очень богата, и наверняка родители берегут её для какого-нибудь ещё более состоятельного господина…»

Пока эти мысли лишь мимоходом проносились в его голове, а на губах гасла робкая улыбка, которой он невольно отвечал на яркий смех Раисы, он почувствовал на себе чей-то взгляд. И поднял глаза. В дверном проёме, ведущем в дом, стояла строгая Барбара с бледным лицом и зачесанными назад волосами, заплетенными в одну косу. Ее взгляд был направлен прямо на него. Немигающий взгляд чёрных глаз. Он вздрогнул, увидев её на пороге, и сделал едва заметное движение рукой. Он хотел позвать её в сад, а оттуда в рощу. Только бы где-то остаться наедине. Но она сделала вид, что не поняла его намёков и скрылась в коридорном сумраке распахнутого от жары дома.

Его вновь стало знобить. Незаметным движением он потрогал собственный лоб. Он показался ему горячим.

«Сейчас бы мне лечь, – подумал он. – Но как я уйду? Мне надо с ней поговорить. Но как же вызволить её из этого проклятого дома? Неужто она не понимает, что мы оба преступно медлим? Отчего же она так упряма?»

Он ощутил сильную слабость и присел на стоящую рядом скамью. Его тревожные мысли прервал смех Раечки. Она хохотала так задорно, что он невольно поворачивал к ней голову. Яркая мимика то и дело меняла её лицо. Оно становилось то смешливым, то задорным, то удивлённым, то искренне восхищенным… то, бог знает каким. И он рассеянно смотрел в её сторону, хотя его мысли были слишком далеки от этой красавицы из Мариинского института. От небольшой лихорадки его мысли рассыпались на мелкие осколки, и он с трудом собирал их воедино.

– Я, пожалуй, пойду, – он приподнялся со скамьи. – Мне кажется, что я всё-таки немного захворал.

– Куда же вы, Михаил Алексеевич? – встрепенулся Борисов. – Сейчас я напою вас чаем с липовым цветом и мятой. А наша кухарка в честь Раечкиного приезда зажарила нам огромного гуся с капустой и напекла пирогов. Скоро будем ужинать. И, кстати, где же Барбара?

– Она в доме, – сухо отозвалась Наталья.

Пока Гладышев раздумывал, оставаться ли ему здесь, либо убираться поскорее восвояси, Борисов принёс новый иллюстрированный альбом с репродукциями картин Репина и увлёк его беседой о живописи. Они сидели и разговаривали о передвижниках. Но бойкая речь Раечки и её заливистый смех не давали возможности сосредоточиться и говорить о чём-то серьезном. В эти мгновения ему стало казаться, что девица злоупотребляет своей показной веселостью.

А после, не смотря на слабое сопротивление, Борисовы пригласили его всё-таки на ужин. Барбара долго не спускалась. Наталья пошла за ней и позвала её к столу. Барбара села почти напротив Михаила и за все время ужина вела себя слишком отстраненно. Время от времени он старался перехватить её взгляд, но она с упорством уводила глаза. Её бледное лицо казалось ему печальным и надменным.

В отличие от Барбары, родственница Борисовых продолжала болтать и за столом. Она все время мило улыбалась и слегка жестикулировала. И даже опрокинула на стол вазочку с вареньем. А потом мило оконфузилась, но тут же извинилась по-французски и с откровенным очарованием посмотрела на Гладышева. Он отметил, что без соломенной шляпки её роскошные волосы выглядели ещё красивее. Очень яркая красавица, думал он, мимоходом рассматривая её удивительные черты. За время ужина он несколько раз ловил на себе Раечкины взгляды, но думал о своём. Он мечтал лишь о том, как улучить момент и остаться с Барбарой наедине.

– Вы точно нездоровы, – вывел его из раздумий голос Юрия Владимировича. – Гуся почти не ели.