Галстук и ромашка

– Тогда я вас поняла.

– Я пошел, раз ничего такого важного нет.

– До свидания, Дмитрий Сергеевич!

– До свидания, Мирослава.

Когда зал опустел, Мирослава нашла Оскара в узком коридоре, ведущем к служебному выходу. Он курил, прислонившись к стене, и его лицо было напряжённым.

– Почему ты не рассказал правду? Или ты шутил, когда говорил мне? – спросила она, стараясь звучать спокойно.

Он посмотрел вдаль, не глядя на неё:

– Я не хочу, чтобы они разорвали издательство и все остальные социальные сети. Потому что скажи, что это связано с редактором, новости бы заполнили все что только можно.

– Но ты уже дал намек? Ведь описание про свитер – отсылка на меня? Верно?

– Ты слишком умна и в то же время глупа, раз ничего не понимаешь.

– Что ты хочешь этим сказать?

Он наконец посмотрел на неё. В его глазах мелькнуло что—то болезненное.

– Ты – моя правда. Но правда – это не всегда безопасно. Когда поймешь все, ты узнаешь, что я хотел донести.

Оскар покинул издательство слишком быстро. Настолько быстро, что Мирослава ничего не поняла. Единственное что она поняла, что она еще раз перечитает рукопись, чтобы понять все.

Ночью Мирослава вернулась в офис. В ящике стола с рукописью Оскара она нашла папку с рукописью, помеченной как «Удалённые главы». Страницы были исписаны её именем. В одном абзаце он описывал, как она читала его текст впервые: «Её пальцы дрожали, не от страха, а от понимания. Она видела меня сквозь слова, как никто до неё». А после она увидела стихотворение:

«Цветок в броне»

Она – не муза, но не просто слово,

Её свитер – запах старых томов,

Где каждый лист – как её вздох,

Тихий, но громкий, как шепот в ночи.

Ромашка в тени – не просто цвет,

Это её свет, что пробил асфальт,

Она – не герой, но начало,

Чья правда сломала мои стены.

Галстук, что я снял на крыше,

Стал мостом между строк и сердцем,

Её рука – не правка, а ключ,

Который открыл замок моей боли.

Тени в музее – не страх, а путь,

Где мы, как витражи, сложили свет,

Она – не идея, а человек,

Чья правда – не роман, а начало.

Слёзы застелили глаза. Она вспомнила, как он сказал: «Ты – не просто правка. Ты – начало».

– Это он… Он вернулся в мою жизнь…

Мирослава сложила все пазлы в единую картинку. Ланской Оскар – её друг детства, с которым они дружили вплоть до окончания школы. Дело шло к отношениям, но Мирослава захотела начать новую жизнь. Без него. А он вернулся. Без предупреждения.

Она поняла, что он имел ввиду. Она поняла, что ИМ нужно ПОГОВОРИТЬ.

На следующее утро Оскар пришёл к ней домой. В руках он держал распечатку новой главы, где героиня не скрывалась за метафорами, а говорила напрямую: «Я не хочу быть вашей тенью. Я хочу быть вашим светом».

– Это не про меня, – с надеждой сказала Мирослава, пролистывая страницы.

– Это про нас, – ответил он. – Про то, как мы боремся с правдой, которую ты отрицаешь.

Она молчала, пока он не добавил:

– Завтра я скажу всем, что ты – мой соавтор.

– Но Дмитрий Сергеевич будет против. Не нужно говорить всем, что мы с тобой знакомы.

– Пусть Дмитрий поймёт, что книга – это не только мой голос. Это наша битва. И раз ты все вспомнила, то я не буду молчать.

Мирослава посмотрела на него, впервые не как на писателя, а как на человека, который боялся потерять себя в собственной истории.

– Зачем ты вернулся?

– Чтобы показать тебе, насколько ты мне важна.

– Оскар, не нужно…

– Мне плевать, я потратил слишком много времени и останавливаться не намерен. Первая моя книга посвящена тебе и все последующие тоже. Сколько бы не было слухов про меня, я всегда принадлежу тебе. Что тогда, что сейчас.

Мирослава молча смотрела на него, пытаясь понять суть его слов. Она боялась, но чего? Того, что её могут уволить? Или того, что хейт убьет ее морально? Никто не знает ответа.

– Завтра мне нужно отправиться в Париж. Сам знаешь причину. Так что после поговорим.

– Хорошо, Мирабель. После, так после. Но знай, я влюбляюсь в тебя, черт возьми. Каждый раз, когда вижу тебя.

Парень, молча проведя ладонью по ее волосам, покинул ее дом, оставляя её наедине со своими мыслями.

– Черт!

Повествование 6.

Мирослава сидела в купе поезда, направляющегося в Париж, с ноутбуком на коленях. За окном мелькали поля, покрытые утренним туманом. В голове всё ещё звучал голос Оскара: «Я влюбляюсь в тебя, чёрт возьми». Она закрыла глаза, чувствуя, как сердце сжимается. Их связь была ошибкой, но мысль о разрыве казалась невыносимой.

На экране появилось сообщение от Дмитрия:

Dmitry_Lira: «Проверьте главу 12. Студия дизайна заметила, что описание героини совпадает с вашим стилем одежды. Это совпадение? Или его ловкий трюк?»

Мирослава пролистала документ. В тексте Оскар описал её образ до мельчайших деталей: платье—рубашка, аккуратный пучок, даже «стремление быть идеальной». Она закрыла ноутбук, чувствуя, как дрожат руки. «Он сошёл с ума», – прошептала она.

В дверь купе постучали. Оскар. Он вошёл с бутылкой минеральной воды и книгой Ницше в руках.

– Я знал, что ты выберешь этот поезд, – сказал он, садясь напротив. – Ты всегда бежишь, когда боишься. Или, когда хочешь начать все заново.

– А ты всегда вставляешь в текст детали, которые добивают не только меня, но и других, – ответила она, стараясь говорить ровно. – Дмитрий подозревает. Если он поймёт, что героиня – я…

Оскар накрыл её ладонь своей, и она не отдернула руку.

– А разве это плохо? – спросил он. – Ты – моя правда. Почему бы миру не узнать это?

– Потому что правда – это не только романтика, – прошептала она. – Это увольнение, скандал, конец твоей и моей карьеры.

Он улыбнулся, но в его глазах мелькнула боль:

– Тогда давай убежим. Не в Париж, а в нашу собственную историю. И пошлем весь мир к черту. Помнишь, как в школе? Сидя на кухне, размышляли о том, что будет дальше?

– Что ты имеешь в виду?

– Напишем книгу, где ты – не муза, а автор. Где мы – не тайная пара, а равные. А после выпустим ее и покажем миру, что такое настоящая любовь?

Мирослава замялась. Мысль о совместной работе казалась безумием, но в то же время…

– А Дмитрий? А мое мнение? – спросила она.

– Книга уже готова. Остаётся решить, как её представить. А ты всегда за, хоть сама и не подтвердишь этого.

– К чему ты сказал про кухню?

– Я помню, что ты говорила, что станешь редактором. Но ты не говорила, что хочешь сбежать. Меня это ранило.

Мира опустила взгляд, понимая, что поступила глупо.

– Ответь на один вопрос: ты любила меня? – тихо спросил Оскар.

– Да, поэтому и сбежала.

– Ты глупышка, Мирабель…

– Почему Мирабель?

– Потому что «Мирабель» звучит как обещание, что наша история будет продолжаться.

– Оскар…

Парень молча придвинулся к ней и притянул к себе и нежно поцеловал. Показывая, что теперь она не сбежит.

– Почему ты не сказала лично про премию? – почти в губы говорил он.

– Потому что…

– Опять хотела сбежать?

– Возможно. Но на самом деле, я думала тебе другие передадут, а сама хотела побыть одной.

Парень обнял ее, прижимая к себе все ближе и ближе. Он долго ждал этого и дождался.

– Дурочка… Что сейчас, что тогда.

Через неделю они стояли за кулисами церемонии «Литературный горизонт». Мирослава носила платье—рубашку, но без строгого пучка – волосы были распущены, будто она наконец решилась показать своё «истинное „я“ «.

– Ты уверен? – спросила она, глядя на Оскара.

– Да, – ответил он, передавая ей конверт. – Это твой текст. Ты писала главу 12.

Она раскрыла документ. Слова были её, но переработанные: «Её платье – не форма, а броня. Волосы – не знак подчинения, а символ скрытой силы».

– Ты убрал детали? И как ты это нашел? – удивилась она.

– Нет. Я изменил акцент. Теперь это не про тебя, а про нас. Про борьбу за авторство. А слова нашел в твоем дневнике, – с улыбкой ответил Оскар.

– Вот жук!

– Твой жук.

– Пока не мой, – с улыбкой ответила девушка и отвернулась от него.

Когда ведущий назвал «Тени страсти» претендентом на премию, зал взорвался аплодисментами. Мирослава вышла на сцену, держа в руках рукопись.

– Эта книга – результат сотрудничества, – сказала она в микрофон. – Не только писателя и редактора, но и двух людей, которые учились слышать друг друга.

Оскар стоял в тени, но его взгляд был полон одобрения.

«Как хорошо, что они сказали так, а не придумали чушь», – пронеслось в мыслях Оскара.

Вечером они оказались на крыше отеля, где городские огни мерцали, как звёзды. Оскар протянул ей бокал вина:

– Ты сегодня победила. Не в премии, а в себе.

– А ты? – спросила она, глядя на его тень, отражённую в окне.

– Я потерял контроль. Но, возможно, это к лучшему.

Она коснулась его руки, и он переплел пальцы с её.

– Мы больше не герой и муза? – прошептала она. – Мы просто Мирослава и Оскар?

– Просто? – усмехнулся он. – Ты никогда не будешь просто кем—то. Ты – мой контекст. Моя муза, моя жизнь и моя Мирабель.

Она не ответила. Вместо этого поцеловала его в щёку, чувствуя, как его дыхание сбивается.

На следующее утро Мирослава открыла файл «Теней страсти» и нашла новую пометку Оскара:

«Изменить финал. Героиня не скрывается. Она пишет свою историю».

Она улыбнулась, добавив в текст:

«Она не боялась быть найденной. Потому что истинная страсть – не в тени, а в свете, где слова становятся правдой».

Когда Дмитрий открыл финальную версию, он лишь вздохнул:

– Вы оба сошли с ума. Но это… великолепно.

– Я не думала, что так получится.

– Так все же вы знакомы?

– Оказывается.

– А я говорил тебе.

– Когда?

– В тот день, когда дал рукопись.

Девушка сидела в немом шоке. И правда, он ведь спросил ее…

Повествование 7.

Мирослава стояла среди высоких стеллажей с архивными рукописями, просматривая отзывы кандидатов на премию «Литературный горизонт». За окном шёл дождь, его капли стучали в стекло, будто кто—то настойчиво требовал внимания. В комнате было тихо – слишком тихо после недавних скандалов вокруг «Теней страсти». Дмитрий Сергеевич уже трижды звонил, требуя финальную версию, но Оскар исчез. Его телефон молчал, а в чате издательства не было ни одного сообщения.

Она закрыла глаза, массируя виски. «Где ты? Почему молчишь?» – думала она, но в голове снова всплывали строки из его романа: «Её дыхание было как стихи Рембо, разорванные на буквы». Она знала, что это про неё. Он описал её, не скрывая. И теперь весь мир мог узнать правду.

– Вы ищете меня?

Голос заставил её вздрогнуть. Оскар стоял в дверном проёме, в строгом сером костюме, с галстуком, аккуратно затянутым у горла. Его глаза были темнее обычного, почти чёрными, но в них мелькала странная мягкость.

– Где вы были? – спросила она, стараясь говорить официально. – Дмитрий требует финальную версию к вечеру.

Он вошёл, закрывая дверь на замок. Его движения были медленными, почти театральными.

– Я прочёл отзывы, – сказал он, положив листок на стол. – «Мирослава Ковалёва – лучший редактор года. Без неё текст был бы мёртвым».

Мирослава замерла. Это были её слова, которые она сказала ему в конференц—зале.

– Это… – начала она, но Оскар перебил.

– Ты была права. Без тебя я бы не справился. – Он опустился на стул напротив, его голос звучал необычно серьёзно. – Твоя интуиция, твое понимание текста… Ты видишь то, чего не замечают другие.

Мирослава не знала, что ответить. Её сердце билось слишком быстро.

– Я не могу принять благодарность, – прошептала она. – Мы нарушили правила.

Он наклонился вперёд, его пальцы коснулись её руки:

– Иногда правила нужно ломать, чтобы создать что—то настоящее. – Он замялся, прежде чем добавить: – Пойдёмте со мной. Нужно обсудить финальные правки. И… кое—что ещё.

Они поднялись на крышу, где ветер шевелил бумаги на столе. Город расстилался внизу, огни машин мелькали, как светлячки. Оскар поставил на стол папку с документами, но Мирослава не спешила её открывать.

– Зачем ты привел меня сюда? – спросила она, глядя на его галстук. – Здесь тоже есть камеры. В курсе?

– Нет, – ответил он, расстегивая верхнюю пуговицу рубашки. – Здесь нас не услышат. Только мы и шум города. А камер здесь давно нет.

Он протянул ей лист:

– Это официальное признание вашей роли в книге. Я подал заявку в издательство. Вы – соавтор.

Мирослава замялась:

– Дмитрий не одобрит. Он скажет, что это скандал.

– Пусть говорит. – Оскар усмехнулся, но в его глазах мелькнуло что—то болезненное. – Текст – не моя заслуга. Это наша борьба.

Когда они вернулись в офис, Дмитрий ждал их в кабинете. Его лицо было напряжённым.

– Это правда? – спросил он, поднимая лист с заявкой. – Вы хотите, чтобы её имя было на обложке?

Мирослава почувствовала, как сердце сжалось.

– Да, – ответила она, прежде чем Оскар успел заговорить. – Потому что это не его текст. Это наш.

Дмитрий фыркнул:

– Вы оба сошли с ума. Но если это ваш выбор… – Он посмотрел на Оскара. – Тогда подготовьте заявление для прессы.

Вечером они оказались в парке, где скамьи были мокрыми от дождя. Оскар снял пиджак и накрыл ею её плечи.

– Почему ты не боишься? – спросила она, глядя на его галстук, который он, наконец, ослабил.

– Потому что правда – это не защита, – ответил он. – Это признание.

Она взяла его руку, чувствуя, как его пальцы дрожат.

– А если нас разрушат?

– Тогда мы разрушим их первыми. – Его голос был твёрдым. – Книга – не конец. Это начало.

Когда он поцеловал её в щёку, она не отстранилась. Их дыхание смешалось с шуршанием листвы, а капли дождя стекали по лицу, как слёзы.

На следующее утро в «Скандал—дайджесте» появилось сообщение:

«Оскар Ланской и Мирослава Ковалёва: не муза и писатель, а равные. Их книга – результат сотрудничества, а не мифа».

Мирослава закрыла ноутбук, чувствуя, как в груди возникает новая уверенность. Они не прятались. Они писали свою историю – вместе.

Кухня была залита мягким светом лампы, и в воздухе витал аромат ромашки, который Мирослава носила в волосах. Оскар стоял позади неё, его пальцы касались её запястья, где на браслете, подаренном им в школьные годы, ещё отпечатывалась её кожа. Она держала ручку, но не писала – просто листала страницы их совместной главы, как будто искала ответ в строках, которые они вместе создали.

– Ты не пишешь, – прошептал он, его дыхание щекотало её ухо. – Что—то не так?

Мирослава закрыла книгу, и её голос дрогнул:

– Я боюсь, что это всё превратится в… – она замолчала, не найдя слов.

Оскар обнял её за талию, его ладонь скользнула к её ключице, оставляя тёплый след. Он не говорил, но его пальцы дрожали, как будто он тоже боялся.

– Дмитрий думает, что мы – миф, – сказал он наконец, его голос был хриплым. – Но ты – не миф. Ты – начало. И я не позволю ему разрушить это.

Она обернулась, и их губы встретились. Поцелуй был медленным, но глубоким, как будто они пытались передать друг другу всю боль, которую скрывали годами. Его руки обхватили её лицо, а её ногти впились в его спину, будто она боялась, что он исчезнет.

– Прости, – прошептал он, когда они разъединились. – Прости за те годы, пока меня не было рядом. Прости, что не сказал, что пишу о тебе. Прости, если ты начнешь считать себя выдуманной героиней.

Мирослава улыбнулась, но в её глазах мелькнула слеза:

– А ты не выдумал меня. Ты просто не знал, как сохранить меня настоящей.

Оскар сжал её руку, его палец скользнул к её ладони, где лежал высушенный лепесток ромашки. Он осторожно вставил её обратно в её дневник, как будто возвращал часть её души.

– Теперь знаю, – прошептал он. – Ты – не муза. Ты – начало. И я не уйду, даже если Дмитрий попробует превратить нас в скандал.

Мирослава сжала его палец, её пульс бился быстрее:

– А если он начнёт писать, что я использовала тебя? Что я соблазнила?

Оскар усмехнулся, и в его глазах мелькнул сарказм:

– Пусть пишет. Но он забудет, что ты – не его «героиня». Ты – не его история. Ты – наша. И даже если он попробует превратить нас в символ, мы будем писать правду.

– А если он начнёт писать, что ты «слабая женщина, которая не выдержала давления»? – спросила Мирослава, её палец коснулся его губ.

– Тогда я напишу, что он – слабый редактор, который не смог устоять перед ромашкой, – ответил Оскар, его голос был низким, почти шёпотом. – А ты? Ты не боишься, что он назовёт нас «неправильной парой»?

– Нет, – ответила она, прижавшись к нему. – Потому что наша история – не про правильность. Это про то, что мы не прячемся.

Оскар взял её за руку и провёл пальцем по строке в книге: «Её взгляд – не тревога, а сила. Её имя – Мирослава. Не герой, а свет».

– Это не метафора, – сказал он, его дыхание стало тёплым. – Это ты.

Мирослава улыбнулась, но в её голосе прозвучала решимость:

– Тогда давай бороться. Но не через текст. Через нас.

На следующий день Дмитрий ждал их в издательстве, его лицо было красным от злости. В руках он сжимал папку с письмами, которые писал Мирославе в старших классах.

– Вы оба безумны, – процедил он, но в его голосе скрывалась тревога. – Это конец карьеры.

Мирослава шагнула вперёд, её палец указал на его папку:

– А ты – человек, который не мог любить. Только обожествлять.

Оскар встал рядом с ней, его голос был твёрдым:

– Пусть пишет. Мы уже написали нашу историю. Не в тексте. В каждом дне. В каждом нашем поцелуе.

Повествование 8.

Мирослава стояла перед полотном в музее, где витражные окна преломляли свет, создавая иллюзию танцующих теней. Оскар подошёл сзади, его дыхание коснулось её уха:

– Вы когда—нибудь думали, что мы могли бы быть кем—то другим? Не редактором и писателем, не коллегами, а… просто двумя людьми, которые встретились, потому что судьба так решила?

Мирослава задумалась. Она вспомнила день, когда вошла в издательство, сжимая портфель до побелевших костяшек. Если бы тогда она знала, что этот молодой писатель с седыми висками станет её слабостью…

– Я думала об этом, – прошептала она. – Но мы не можем.

– Почему? – Его пальцы коснулись её запястья, оставляя горячий след. – Потому что это опасно? Или потому, что вы боитесь, что я правда влюблён?

Она не ответила. Вместо этого провела ладонью по раме картины, где изображена женщина, стоящая на перепутье.

– Вы не можете быть влюблён, – сказала она. – Вы не знаете, что это такое.

Он усмехнулся, но в его глазах не было насмешки:

– А вы? Думаете, любовь – это когда ты понимаешь, что не можешь дышать без человека? Когда каждый его вздох становится частью тебя?

Мирослава замерла. Его слова были слишком близки к тому, что она чувствовала.

Они оказались в библиотеке, где стеллажи скрывали их от посторонних глаз. Оскар держал в руках том Ницше, но читал не философию, а её взгляд.

– Почему ты описал меня? – спросила она, указывая на новую главу.

– Потому что ты стала частью текста, – ответил он, его пальцы коснулись её ключицы. – Без тебя он был бы мёртвым.

Мирослава закрыла глаза, чувствуя, как его дыхание обжигает кожу.

– Тогда давай писать дальше, – прошептала она. – Но будь осторожен.

Он поднялся, открывая ноутбук:

– Помнишь, как ты спорила со мной из—за библиотеки? Ты сказала, что это слишком откровенно.

– А ты всё равно оставил это, – усмехнулась она.

– Потому что правда – не в откровении, а в выборе, – ответил он. – Ты – мой выбор.

На улице усилился дождь. Оскар снял пиджак и набросил его на Мирославу, его рука легла на её талию.

– Куда мы? – спросила она, чувствуя, как сердце бьётся слишком быстро.

– Куда—нибудь, где нас не найдут, – ответил он, открывая дверь чёрного такси.

В номере отеля он закрыл дверь на замок, но не прикасался. Вместо этого протянул ей лист:

– Это официальное заявление. Ты – соавтор.

Мирослава замялась:

– Дмитрий не одобрит.

– Пусть не одобряет, – сказал он. – Но ты – не моя муза. Ты – начало.

Утром Оскар расстегнул галстук, оставив его на столе.

– Это защита, – прошептал он. – Но сегодня я её снимаю.

Мирослава взяла ткань, ощупывая узел:

– Почему?

– Потому что доверяю тебе больше, чем себе.

Он открыл ноутбук, пролистывая роман:

– Ты – не просто героиня. Ты – голос, который я не мог найти до тебя.

– Но если нас поймают…

– Тогда пусть мир знает, что мы – не скандал, а борьба за честность.

Когда они вернулись в издательство, Дмитрий ждал с документами:

– Вы оба сошли с ума, – сказал он, глядя на заявление. – Но если это ваш выбор…

Мирослава посмотрела на Оскара. Его галстук остался в отеле, а в глазах мелькала новая решимость.

– Книга – не конец, – прошептала она. – Это начало.

Повествование 9.

Мирослава вошла в старый театр, где стены были украшены витражами, переливающимися в свете свечей. Оскар ждал у сцены, держа в руках потёртый том Набокова. Его голос прозвучал почти шёпотом:

– Вы когда—нибудь думали, что мы могли бы быть кем—то другим? Не редактором и писателем, не коллегами, а… просто двумя людьми, чьи тени переплетаются, как в этих окнах?

Мирослава коснулась витража, где изображена пара, стоящая на грани света и мрака. Она вспомнила день, когда впервые вошла в издательство, сжимая портфель до побелевших костяшек. Если бы тогда она знала, что этот писатель станет её опорой…

– Я думала об этом, – прошептала она. – Но мы не можем.

– Почему? – Его пальцы скользнули к её запястью, оставляя горячий след. – Потому что это опасно? Или потому, что вы боитесь, что я правда влюблён?

Она не ответила. Вместо этого провела ладонью по странице книги, которую он держал. Там, в уголке, карандашом было написано: «Без тебя текст мёртв».

Они оказались в узком книжном лабиринте, где запах старой бумаги смешивался с ароматом дождя. Оскар держал в руках экземпляр «Лолиты», но не читал. Его взгляд был прикован к Мирославе, которая рассматривала том Тернер – ту самую, чьи строки он цитировал в романе.