Демиург местного значения

Николай Баранов

Демиург местного значения

Глава 1

Из подводного тоннеля я выскочил, хоть едва и не порвал гидрокостюм о его стенки на последнем метре. Ликование торжествующим криком рвалось из груди, несмотря на то, что нужно было преодолеть еще неизвестное количество метров водной толщи до поверхности. Плохо, что не успел сделать полноценного вдоха – воздух обрезало сразу и теперь этого самого воздуха стало катастрофически не хватать. До вожделенной поверхности добрался на выдохе, в облаке воздушных пузырей.

Следующие минуты полторы я, не видя ничего вокруг, дышал. Чистый воздух после двух часов дыхания в акваланге, да еще после того, как несколько раз за эти два часа простился с жизнью – это нечто. Когда отдышался, начал воспринимать окружающее, а когда включились мозги, по этому окружению начали появляться вопросы. Самый основной вопрос – а куда меня, собственно, занесло? Ну, это ладно, выберемся из воды – разберемся. Второй напрягающий момент – время суток. Я, помнится, ушел под трясину где-то в начале одиннадцатого. Там, со всеми приключениями, могло пройти часа два с половиной – на большее просто не хватило бы воздуха. То есть, сейчас должно было быть не больше двух часов дня. Здесь же, по всем признакам, царило раннее утро. Серый рассветный воздух, сдобренный хорошей порцией утреннего же тумана, сужавшего видимость метров до десяти, не более. Ну и как объяснить сей феномен? Получается, я пробыл под водой часов пятнадцать. Но такого же, не может быть в принципе! Ладно, запишем это в непонятки, а пока вернемся к вопросу номер раз. А именно: куда я попал и как отсюда выбраться? Еще и не видно ни черта! Ладно, поплыли.

Плыть без акваланга было легко. Однако вскоре прямо по курсу из тумана выросла отвесная стена. Подобрался к ней вплотную, ухватился рукой за осклизлый от тины выступ, глянул вверх. Верхний край терялся в тумане. А это не меньше десяти метров. Стена была все из того же известняка с зелеными пятнами, то ли мха, то ли водорослей. Ни крупных уступов, ни приличных трещин. В общем, не забраться. Куда теперь? Вправо? Влево? Какая, в общем-то, разница. И я поплыл вправо. Плыл минут десять. Стена практически не менялась. Все так же ее верхний край скрывался в тумане, все такой же неприступной она оставалась.

Уцепившись за выступ, остановился передохнуть. Вымотался смертельно. Плюс переохлаждение: гидрокостюм у меня мокрого типа, а температура воды в подземном тоннеле вряд ли превышала пятнадцать градусов. Да и в водоеме, в котором теперь бултыхался, довольно прохладно. Начинало конкретно поколачивать. Двигаться надо! Двигаться! Собравшись с силами, замолотил ластами и двинулся дальше вдоль, кажущейся уже бесконечной, стены. Скорость развил приличную и через несколько минут меня начали терзать смутные сомнения. А именно, что я двигаюсь по кругу: чтобы плыть вдоль стены приходилось сильнее загребать левой ногой и вроде бы рельеф стенки начал повторяться. Для проверки этой догадки вытащил из-за пояса найденный Андрюхин нож и поскоблил стену на уровне глаз. Так, чтобы снять слой зеленой тины до чистого белого камня. Поплыл дальше. Уже не так быстро, поглядывая на стену более внимательно. Добрался до соскоба минут через пять. Что называется – приплыли.

Получалось, что я вынырнул в каком-то гигантском колодце, типа сенота, в который сбрасывали своих жертв индейцы майя. Надо же – вспомнилась книжка, прочитанная, по-моему, еще в детстве. Если так, стоит мне поплыть прочь от этой стенки, и я неминуемо должен уткнуться в противоположную сторону колодца. Что ж, проверим, чтобы уж совсем не сомневаться. Поплыл. Уткнулся. Диаметр водоема оценил метров в пятьдесят. Действительно – приплыли. Что называется, из огня, да в полымя. Что теперь? Лезть на стенку? В буквальном смысле? Вот только рельеф этой самой стенки к скалолазанию не располагал. Да и самочувствие мое стремительно ухудшалось, куда там лезть, на поверхности бы удержаться.

Грустные размышления прервал голос, раздавшийся сверху. Женский голос. Молодой. И даже, вроде бы, смутно знакомый. Голос кого-то звал. Негромко. Я замер и прислушался.

– Посланник! – звал голос. – Посланник!

Звали, судя по всему, кого-то другого, но решил откликнуться.

– Эй, наверху! – позвал я. И сам удивился слабости своего голоса. Потом испугался, что меня не услышат, и попытался добавить громкости. Получилось плохо. Грудь разодрало кашлем.

– Посланник, – опять раздалось сверху, – лови.

Через секунду в воду шлепнулась веревка с привязанной на конце деревяшкой. Дрожащими руками ухватился за нее и, то ли крикнул, то ли просипел:

– Тащите!

Сверху потянули. Я попытался упереться ластами в стенку и соскользнул. Сорвал ласты. Попробовал еще раз – так было лучше. Ну же, теперь надо напрячься. Упираясь дрожащими ногами в стенку и цепляясь цепенеющими руками за деревяшку, я начал карабкаться вверх. Сверху активно помогали, подтягивая мою тушку вместе с веревкой. Если бы не эта помощь, вряд ли бы мне самому удалось вскарабкаться на такую высоту. А высота была метров пятнадцать, не меньше. Наконец, из тумана показался край выступа, над которым смутно белели два лица. Еще усилие и я, перевалившись через этот край, растянулся на ровной каменистой площадке лицом вниз. Вымотался настолько, что даже радоваться спасению сил не оставалось. Тело продолжала колотить крупная дрожь. Надо бы срочно согреться. В идеале в горячей ванне. Только где ее здесь взять?

Кто-то из спасителей ухватил меня за плечо и аккуратно перевернул лицом вверх. Сквозь пелену, застилающую глаза, увидел над собой огромное русобородое лицо. Лицо очень хорошо, по-доброму улыбалось. От такой улыбки мне даже стало чуток теплее. Сильные руки, должно быть принадлежащие этому лицу, приподняли мне голову и подложили под нее что-то мягкое. Потом укрыли чем-то теплым и мохнатым, пахнущим овчиной. Потом большое лицо исчезло из поля зрения и на его месте появилось изящное женское. Знакомое, надо сказать, лицо. Мозги работали с трудом. Пришлось напрячься. И тут я узнал. На какое-то время даже пропала дрожь. Я привстал на локте, чтобы рассмотреть свою спасительницу как следует и убедиться, что не ошибся. Теперь, когда пелена перед глазами слегка рассеялась, сомнений не оставалось – передо мной, присев на корточки, сидела Валька Синицина и смотрела на меня с выражением немыслимого обожания. Рядом с Синициной стоял на коленях здоровенный детина, которого я увидел первым. Смотрел он на меня примерно с таким же выражением лица, что и Валентина.

Прикид у моих спасителей оказался странным. На детине надеты широкие штаны из мягкой, по виду, кожи, сероватая рубаха из грубой, материи, перепоясанная широким кожаным поясом. Голову этого странного персонажа венчала плохо расчесанная копна волос, еще более светлых, чем борода. На вид мужику я дал бы лет тридцать-тридцать пять.

На Синициной было надето безрукавное, платье из такой же мягкой кожи, что и штаны на ее друге. Довольно длинное – ниже колен, расшитое каким-то сложным узором. На ногах изящные сапожки. Тоже из кожи, вроде замши. На шее болтались бусы из зеленого необработанного камня. Темные, расчесанные на прямой пробор, волосы схвачены вокруг головы, сплетенным из тонких кожаных шнурков, ремешком.

Откуда-то сзади послышался топот многочисленных ног и возбужденные восклицания. Шум приближался, и вскоре из клубящегося тумана высыпала толпа народа примерно в том же прикиде, что и мои спасители. Снова навалились дурнота и слабость. Вернулся, и отступивший было, озноб. Я глянул на Вальку и спросил слабым до противности голосом:

– Вы чего тут, Синицина, в ролевые игры играетесь? Или это у вас клуб реконструкторов?

Ответа подруги детства уже не услышал. В голове зашумело, в глазах потемнело, и я элементарно вырубился.

Глава 2.

Вы спросите, кто же такая Валентина Синицина, почему я так удивился, встретив ее, и что, вообще происходит? Начну по порядку. И довольно издалека. Практически ab ovo, то бишь, от яйца, как говаривали древние римляне. Заранее прошу прощения, если получится слишком длинно, но постараюсь не развозить.

Так вот, с Валькой я и Андрей познакомились еще в детском садике. Стоп. Наверное, надо рассказать, вначале о моем друге детства Андрее? Да, наверное, сразу и о себе? Иначе читателю не понять, как я дошел до жизни такой. Хорошо. Я коротенько.

Как уже сказал, мы с Андреем Анюшиным были, что называется, друзьями детства – сидели в детском садике на соседних горшках. Родители наши познакомились, когда нам было года по три. Отец Андрея устроился на работу в конструкторское бюро, в котором трудился мой родитель. Соответственно, отпрыск его был определен в ведомственный детский садик, который имел честь посещать и я.

Помню, как в первый раз тетя Вера привела за руку Андрюшеньку – тощенькое, тонкошеее, напуганное существо. На тот момент я был шустрым и довольно крепким, для своего возраста, пацаном и, соответственно, верховодил в нашей возрастной группе. Чем-то мне новенький глянулся, видно почуял я в нем родственную душу. В общем, я взял Андрея под свое покровительство. Видно в благодарность за это следующие четыре года он ходил за мной пришитым хвостиком, с восторгом подхватывая все мои начинания, иногда весьма рискованные и чреватые основательной трепкой от родителей. В начальных классах Андрюха начал проявлять некоторую самостоятельность, но мой авторитет в принципиальных вопросах оставался непререкаемым.

В тех же начальных классах средней школы у Андрюшки вдруг проявилась какая-то безоглядная, отчаянная храбрость, учитывая его субтильное сложение, смахивающая на мазохизм. Впервые я это наблюдал классе во втором. В те времена мы активно осваивали самостоятельную жизнь во дворе нашего дома (выбираться за его пределы, было строго-настрого запрещено) и, соответственно, не обходилось без трений с его обитателями. Тут сыграли роль мой неугомонный характер и тяга к лидерству. Среди сверстников этот фокус (в смысле лидерство) как-то проходил. Хотя, случались и осечки.

Обитал в нашем дворе некий Сережка Ухов. Учился он в параллельном классе нашей же школы. Так вот, ему не по вкусу были эти мои командирские замашки. Какое-то время он их терпел, но однажды взбунтовался и получил от меня трепку (а пусть не спорит, если ничего не понимает!). От большой обиды, или общей вредности характера Серега рванул домой и наябедничал старшему брату, который был года на три старше нас. Три года в таком возрасте разница большая, да и сам по себе он парнишка был не хилый. В общем, шансов против серегиного брата у меня не имелось, но, чтобы не потерять лицо перед дворовой пацанвой пришлось драться. Мы сцепились. Братец, видно, хотел просто повалять меня в снегу (дело было зимой), чтобы неповадно было, но после пары полученных чувствительных тычков в физиономию осерчал и начал метелить меня всерьез. И вот тут, лежа в сугробе и почти прекратив попытки подняться на ноги, я услышал дикий визг и ощутил, что пинки, не дающие мне встать, прекратились. Стряхнув с физиономии снег, я увидел следующую картину: Андрюшка, пронзительно визжа, вцепился обеими руками этому жлобу в ногу, пытаясь его одновременно повалить и укусить за заднюю часть бедра. Серегин брат опешил от такой отчаянной атаки и тряс плененной конечностью, пытаясь освободиться. Получалось плохо: друг мой вцепился, как хороший бульдог.

И вот в тот момент, когда наш противник наклонился, защемил двумя пальцами тонкую Андрюшкину шею и попытался его оторвать, я с разбегу врезался ему головой в живот. Удар получился славный. Серегин брат согнулся пополам и, хватая ртом воздух, рухнул в снег. Разозлился я страшно, поэтому остановиться сразу не мог и принялся сторицей возвращать пинки поверженному врагу. Андрюха, наконец-то отцепившийся от его ноги, прыгал вокруг с криками: «Дай, дай ему, Витек!» (Витек, то бишь Виктор Быков – это я). Старший Ухов, закрывая лицо от моих ударов, поднялся на четвереньки и вдруг с низкого старта рванул к своему подъезду под восторженное улюлюканье, сбежавшейся на зрелище местной детворы.

Авторитет наш во дворе после этого случая возрос необычайно. Мы, однако, не возгордились и «беспредельничать» не стали (да и кто нам соплякам это позволил бы). К тому же я и Андрей пришли к выводу, что суровая взрослая жизнь, в которую, как мы искренне верили, мы уже вступили, требует умения драться. Потому, после некоторого сопротивления в лице родителей, записались в секцию дико популярного в то время каратэ. Благо находилась она всего в двух кварталах от нашего дома. Пацан я был настырный до упертости и отнесся к тренировкам со всей ответственностью. Анюшин, глядя на меня, тоже втянулся и через пару лет с нами старались не связываться даже ребята хорошо постарше нас, тем более ходили мы везде вместе. Пацаны из соседних дворов, вообще, считали нас братьями.

Такой активный образ жизни весьма благотворно сказался на организме Андрюхи: к пятнадцати годам он перерос меня на полголовы, фигура его обрела рельефную сухую мускулатуру. Стал он гибким и пластичным, как молодой хищник из семейства кошачьих. Ангины и простуды, донимавшие его в детстве, оказались забыты.

В сочетании с жесткими золотистыми волосами, голубыми глазами, высокими скулами и правильными чертами лица, внешность его производила убойное впечатление на девчонок. Меня тренировки тоже не испортили, я и в детстве был парнишкой крепким, а теперь, нарастив мышцы (побольше андрюхиных), но имея меньший рост, казался немного массивным. Цвет волос ближе к темному, физиономия вполне среднестатистическая – не красавец, но и не урод. В общем, на фоне своего друга, с женской точки зрения, выглядел вполне себе серенько. Во всяком случае, весь наш опыт общения с девчонками свидетельствовал об этом.

Кстати, относительно девчонок. Интересоваться Андрюхой они начали еще классе в шестом (ну я же говорил про его внешность). Мы же в этом вопросе, в развитии как-то подзадержались. Правда, насколько я знаю, это касается всех пацанов, вообще. Сверстницы нас здесь опережают. Опять же интенсивные тренировки и почти полное отсутствие свободного времени… Так что все попытки представительниц прекрасного пола познакомиться с Андрюхой, ну и со мной, заодно, поближе мы пресекали. Иногда довольно грубо. До обид. Что поделать, молодые были, глупые. Однако к пятнадцати годам гормоны взяли свое. Осознав проблему, мы принялись ее решать с присущей нам энергией и пылом. Дефицит времени принял критический характер и, не смотря на горестные вопли и призывы одуматься нашего сэнсэя, мы покинули секцию каратэ.

Так вот, возвращаясь к девчонкам. В этом вопросе Андрюха захватил бесспорное лидерство. Для нашего тандема такая ситуация была непривычной, хотя, в остальных вопросах мой друг продолжал довольствоваться ролью ведомого. Ну что ж, язык у него был подвешен лучше моего, а в трепе с девчонками он разворачивался во всей красе. Ну и внешность, само собой. В общем, я добровольно, ушел в тень. Тем не менее, даже пребывая в тени такого плейбоя, получал толику внимания от девиц, крутившихся вокруг Андрюхи, как бабочки вокруг огня свечи.

Несмотря на то, что мы окунулись с головой в любовные приключения, серьезных отношений ни с одной из прелестниц ни у меня, ни у моего друга до самого окончания школы не завязалось. Видимо, в связи с тем же замедленным развитием, еще не дозрели до таковых. Так мы дожили до выпускного класса школы. Вот здесь эта приятная легкость бытия начала сбоить. Во всяком случае, у меня. Как там у Пушкина: «Пришла пора, раскрылись очи….» Ну и так далее. Правда, сказано это, кажется, об особи женского пола, вроде бы Татьяне, насколько я помню школьную программу. Ну да мою ситуацию эта фраза характеризовала очень точно. А может так со всеми случается. Все же Пушкин, говорят, был большой дока в этом вопросе.

Ну вот, наконец-то дошел в своем рассказе и до Вальки. И не только Вальки. Вернее сказать, Валентина в дальнейшем рассказе будет играть роль второстепенную. Речь пойдет об Ирке – новом персонаже. Еще обо мне и Андрюхе. Вот так вот начинает ветвиться мой рассказ.

А началось все в сентябре, когда мы торжественно вступили в выпускной класс средней школы. Надо сказать, что с Иринкой Курченко мы познакомились в том самом ведомственном детском садике, который с Андрюхой посещали. Ирка в те времена была этаким мелким белобрысым бесенком, от которого стонали все воспитатели, и была первой заводилой в разных авантюрных затеях. Я, опираясь на свой авторитет, иногда удерживал ее от совсем уж безумных предприятий, но далеко не всегда. Курченко, имея хорошо подвешенный язык, и весьма развитый для своего возраста ум, умела меня обвести и добиться своего. Злиться на нее долго было невозможно – когда попадалась, она смотрела в глаза с таким искренним раскаянием, что хотелось простить ее за все прошлые, да и будущие грехи заодно.

Была у Ирки подружка, с которой дружили они примерно, как мы с Андрюхой. По характеру, да и по внешности полная ее противоположность. Темненькая скромная молчунья, имеющая храбрость, впрочем, поддерживать все ее авантюры. Наверное, догадались. Да, ее звали Валентина Синицына. У меня и Андрюхи с этими девчонками имело место что-то вроде взаимной симпатии. Не тяга к противоположному полу, упаси бог – слишком мелкими мы тогда были. Вроде бы дружба, но не совсем такая, как между пацанами. В общем, сложно все это. Всякие хулиганские выходки, по крайней мере, мы часто устраивали вместе.

С приключениями, но в целом благополучно мы завершили свой воспитательный процесс в садике и приступили к обучению в средней школе. Там все продолжалось примерно в том же духе вплоть до второй четверти третьего класса. А потом обе наши боевые подруги перевелись в другую школу в связи с переездом их родителей на новое место жительства – расселили, наконец-то, ветхий дом, в котором они обитали. Тут наша дружба и закончилась. Новый дом, в который девчонки переехали, и школа находились на другом конце города и кататься туда, чтобы их навестить было далековато, тем более в неполные десять лет (банально не пускали родители).

И так, в тот последний школьный сентябрь мы с Андрюхой после уроков решили прогуляться по нашей знаменитой Верхневолжской набережной. Вид оттуда на Волгу открывался изумительный. После недели затяжных, типично осенних дождей, поливших почему-то в конце августа, пришли солнечные теплые дни, бабье лето, что ли? Солнце грело во всю, теплый южный ветерок шелестел пока еще зеленой листвой деревьев, растущих ниже набережной по крутому склону, сбегающему к голубеющей на солнце воде великой реки. Купив по мороженому, мы не спеша фланировали по разноцветной брусчатке, трепались ни о чем и пытались приставать к симпатичным девицам, надевшим, благодаря солнышку, снова летние платья, может быть последний раз в этом году. Приставали, впрочем, вполне вежливо, можно сказать, интеллигентно, как умел это делать Андрей, поскольку сейчас первую скрипку играл он. Зато у меня был зоркий глаз, и первым, еще издалека, засек особенно симпатичную парочку – блондинку и брюнетку я. Дернул друга за рукав. Тот глянул, одобрительно кивнул и ускорил шаг, догоняя приглянувшихся девчонок. Одна из них, та, которая блондинка, оглянувшись на нас, что-то прощебетала своей черненькой подруге и обе залились жизнерадостным смехом. В тот момент, когда Андрей открыл рот, чтобы произнести первую фразу, девчонки остановились, обернулись и хором пропели:

– Здравствуйте, мальчики! Здравствуй, Андрюша! Здравствуй, Витя!

И изобразили книксен. Я не сразу узнал наших подружек детства – изменились они с момента нашей последней встречи основательно. В лучшую, надо сказать, сторону. Андрюха сориентировался быстрее, можно сказать, мгновенно. Я еще хлопал глазами, а он уже на правах старого друга полез к нежданно обретенным подругам с объятиями и поцелуями. Когда и я завершил процесс узнавания, меня, что называется, замкнуло: стоял дурак дураком, не сводя глаз с Иринки.

Повторюсь, до сих пор Любовь, вот такая, с большой буквы, меня, как-то обходила, хотя почти все мои ровесники переболели этим недугом. Некоторые даже не по разу. А у меня, да и у Андрюхи, насколько я знал – ни в одном глазу. Ну, Анюшина пару раз легкая влюбленность, посещала. Меня минуло даже это. А тут буквально накрыло. Прямо все, как в книжках: смотрю на эту «белокурую бестию» и чувствую – пропал. Главное, чем больше в нее вглядываюсь, тем больше подмечаю черточки, жесты, манеру разговора – все знакомое с детства. И, в то же время, все это воспринимается совершенно по-новому и меняет знакомый образ радикально. Ну и выросла она, приобрела все, что положено привлекательным девицам.

Ирка, похоже, это мое состояние просекла сразу, на мгновение посерьезнела, внимательно глянула своими бездонными, серо-зелеными глазищами мне в глаза и, вроде бы усмехнулась, не губами, а теми же глазами – эдак понимающе и, где-то даже торжествующе. Но, в следующую секунду, превратилась в легкомысленную, радующуюся встрече с бывшими однокашниками, девчонку.

В общем, дальше пошли гулять вчетвером. Зашли в недорогую кафешку на набережной, посидели, повспоминали прошлое. Я немного отошел от первого впечатления и, по мере возможности, пытался поддерживать разговор. Потом еще гуляли. Начало смеркаться и девчонки засобирались домой. Как истинные джентльмены мы вызвались проводить. Ехать нужно было на окраину города. Андрюха, как самый богатый, предложил поймать такси. Подруги отказались, и пришлось ехать на автобусе. Жили они в одном квартале, в домах, стоящих напротив друг друга, и разделенных маленьким уютным сквериком. Мы не спеша дошли до этого сквера. Дальше надо было разделяться: кому-то провожать Ирину, кому-то Валентину. Тут вышла неловкость – и я и Андрюха предложили себя в качестве провожатых Ирке: на Андрюху она, как видно, тоже произвела впечатление. Иринка, зараза такая, сделала паузу, вроде бы выбирая достойного. У меня, буквально, как в книжках пишут, замерло сердце. Если бы она выбрала моего друга, я не знаю, что бы сделал. Ирка, насладившись ситуацией, хихикнула и, подхватив меня под руку, сказала:

– Пусть сегодня Витя проводит.

Это был щелчок по самолюбию Андрюхи – обычно всегда выбирали его, я в нашем дуэте шел вторым номером, и никогда, надо сказать, не комплексовал по этому поводу, понимая, что объективно для девушек мой друг более привлекателен. Но вот тут случилось такое исключение из правил, которому я был несказанно рад. Анюшин же – явно обескуражен. Таким растерянным и даже, как-то по-детски обиженным я его не видел ни разу. Тем не менее, он быстро взял себя в руки и, принужденно засмеявшись, сказал:

– Тогда я с Валентиной, – и, подхватив Иринину подружку под руку, повлек ее к родному подъезду.

В общем, с того знаменательного дня я начал, встречаться с Ириной. Отношения у нас с самого начала складывались не простые. Характер у моей подруги остался тот же, что и в детстве – склонный к безумствам и авантюрам. Я излишней рассудительностью то же никогда не страдал, но тут был явный перебор. Причем, тяга к приключениям у Ирки возникала, похоже, только в моем присутствии. Без меня, со слов знакомых, она вела себя вполне адекватно, ну с поправкой на холерический темперамент. Складывалось впечатление, что при каждой нашей встрече неугомонная девчонка меня, таким образом, испытывает. На прочность, что ли? Плюс к этому – тяга к лидерству. А я, как вы помните, то же страдал этой болезнью. В общем, каждая наша встреча превращалась, в своего рода, поединок с атаками, контратаками и отступлениями. Иногда имели место компромиссы. Причем, отступать и искать эти самые компромиссы, как правило, приходилось мне. Не любовь, а какая-то война, однако. А может это у всех так? Не знаю. Вряд ли.

Кстати, у Андрюхи с Валентиной то же закрутилось, что-то более серьезное, чем обычно бывало с другими его пассиями. Или мне это просто казалось? Впрочем, в серьез увлечься иринкиной подружкой было не мудрено. Во-первых, она была красива. Не кричащей, бросающейся в глаза красотой, а спокойной, утонченной, которую начинаешь понимать при близком знакомстве и достаточно долгом общении. При каждой встрече в таких девчонках открываешь что-то новое – во внешности, характере, поступках и мыслях. В каком-то смысле, Валентина была, пожалуй, интереснее своей подруги. Теперь я это понимаю. Анюшин понял это еще тогда. Как относилась к нему Синицына? Затрудняюсь ответить. Она, вообще, была человек закрытый и чувств своих демонстрировать не любила.

Тем не менее, я то и дело ловил взгляды Андрюхи на мою Иринку. И взгляды эти мне не очень-то нравились. Вожделенные какие-то взгляды. Но дружба для него, как и для меня была делом святым и никаких попыток отбить у меня девчонку, Анюшин не предпринимал. Не уверен, кстати, что это у него получилось бы – Иринка это давала понять вполне недвусмысленно.

Глава 3

Вот так вот мы закончили выпускной класс. Дружно всей четверкой поступили в мед. Окончили первый курс. Пережили каникулы и в сентябре должны были приступить ко второму году обучения. Все случилось первого сентября. Две недели во время каникул мы провели в Египте на Красном море вместе с девчонками. День мы с Андрюхой посвящали дайвингу. Подруги, не смотря на все наше старание, этим занятием не увлеклись и примитивно валялись на пляже, изредка окунаясь в теплые зеленые волны. Вечером все вместе тусовались в прибрежных кафешках. Вторую половину каникул Андрей и я провели на нашем заветном озере. О нем я расскажу чуть позже. Оно в нашей истории занимает очень важное место. Девчонки по отдельной программе отправились в какой-то молодежный лагерь на Селигер. Черт бы его взял, этот лагерь! Почему? Сейчас объясню.