Шутки Богов. Питомец

Затем дело дошло до гравировки печатей подавления и фиксации. Когда поверхность была полностью подготовлена, Андрей взял тонкий пироглифический стилус, выкованный из серебра и метеоритного железа, и начал чертить на камне печати подавления в шести слоях. Внутренний круг – фиксация объекта в пространстве: чтобы артефакт не мог телепортироваться или “ускользнуть” в складки измерения, как пыталось уже однажды сделать копьё… Второй круг – контроль ауры. Для этого он создавал зону, в которой любая аура или волна энергии замедлялась в сотни раз и не выходила за пределы кольца… Третий круг – зеркальное отражение враждебных пульсаций. Если копьё решит “бросить” выброс силы, он отразится внутрь… Четвёртый круг – элемент подавления духовной воли. Именно сюда Андрей заложил ядро подавляющего камня, насыщенного эссенцией стеблей небесного болиголова… Пятый круг – экранирование от пространственного восприятия. Он блокировал обнаружение и сканирование извне… Внешний шестой круг – охранный. На тот случай, если всё же произойдёт прорыв предыдущих пяти.

Вся эта гравировка заняла у парня не один день. Он чертил медленно, шаг за шагом, подмешивая в линию гравировки порошок из толчёных костей обитателей Нижнего мира и застывшую слюду из пещерных кристаллов. Это были древние рецепты алхимической печати “четвёртого круга подавления”, когда сила не просто сдерживалась, а даже конденсировалась в каком-то объекте.

Чтобы не тратить зря энергию, которой всё равно нужна была какая-то цель, ему пришлось также установить и потенциальный объект фокуса. В центре круга он вбил в расщелину небольшой обелиск, сделанный из отшлифованного нефрита, в который он заранее вплавил пламя-осколок – фрагмент редкого минерала, вобравшего в себя дух огня. Этот обелиск был как игла, вшитая в пространство. Он пронзал любые сбои энергии, стабилизируя структуру поля вокруг. И теперь копьё Святого, даже если бы попыталось биться – не смогло бы высвободиться из его невидимого захвата. Рядом он установил резонансные приёмники, в которые он сможет сливать агрессивную силу артефакта, направляя её в отдельный накопитель из чёрного обсидиана.

Затем пришла пора для подготовки вспомогательных предметов. Прежде чем вернуться к копью, Андрей расположил рядом амулет временного подавления воли, созданный из застывшей крови зверя-бога, пойманного в ловушку на севере… Усиленную рунами костяную перчатку, на каждую фалангу которой нанесены глифы “отсекания воли”. Несколько малых пилюль восстанавливающего дыхания и укрепляющего сознание, тщательно уложенных в тень от обелиска. Свой основной нож, зачарованный на разрыв связей. Он мог пригодиться в том случае, если копьё начнёт захватывать его волю. Тогда именно этот нож и отсечёт внутренние каналы.

Всё это он закончил всё уже под вечер. Воздух был холоден, и по долине ползли густые тени. Над площадкой стояла тишина, странная, тяжёлая. Андрей отступил назад, оглядел ровную, тщательно выстроенную площадку. Она будто жила своей жизнью. Каждый резной знак, каждый шрам печати был готов. Он выдохнул, чувствуя, как его пальцы дрожат от усталости.

Завтра он принесёт сюда копьё Святого и начнёт. Возможно, это будет самый рискованный эксперимент в его жизни. Но чтобы разобраться в себе, в своей силе и своих границах – он должен посмотреть в лицо тому, что его почти убило. И теперь у него есть место. Место силы.

На следующее утро в долине наступило холодное, но безветренное. Сверху, с ледников, стекала холодная вуаль пара, и капли росы сверкали на камнях, будто глаза невидимых существ наблюдали за каждым движением. Андрей не спешил. Он знал – сегодня он сделает то, чего другие боялись бы даже коснуться. Вызовет на борьбу волю древнего артефакта, копья, некогда принадлежавшего Святому.

Сначала ему предстоял плотный завтрак. Тёплое мясо, вчерашняя похлёбка, пара свежих лепёшек, испечённых им самим из воды и муки, которой он успел запастись в подвалах обители секты, из которых он сделал подобие бутерброда, и горячий отвар из горных трав, укрепляющий сердце и очищающий разум. Но главное – не пища. Главное – эликсиры.

Для начала он разложил перед собой три стеклянных флакона. Первый – мутно-зелёный, густой, как настой из болотной травы – укрепляющий волю, глушащий страх, сомнение, усталость. Второй – серебристый, искривляющий отражение – концентрирующий разум, защищающий от вторжения в сознание. Третий – багровый, едва теплится, будто пульсирует в руке – резерв духовной силы, на случай если копьё попытается высосать его жизненную суть.

Андрей выпил первый, глубоко вдохнул. Потом второй, на вдохе ощущая, как разум проясняется, мысли становятся чётче, как грани кристаллов. И лишь потом – третий. Ведь он уже знал о том, что для него обратной дороги уже нет.

Потом он шагнул в центр поляны из подавляющих печатей, в ту самую зону, где сила, даже его собственная, казалась чуть тише, сдержаннее. И когда остановился в самом центре – время замедлилось. Андрей протянул руку к браслету-хранилищу.

– Пора…

Копьё Святого вышло не сразу из хранилища. Его пришлось вытянуть оттуда силой, словно оно сопротивлялось самому факту выхода. Из вспышки пространственного разрыва вырвался длинный, тёмно-золотой остов. Резное древко, увитое гравировками. А затем – лезвие, похожее больше на клык чудовища, чем на металл. И как только оно коснулось воздуха, даже само окружающее парня пространство задрожало. Поляна вздохнула. Словно что-то старое и забытое снова проснулось. Копьё вспыхнуло светом. И пронеслось по кругу вокруг парня с силой урагана, как если бы его кидали в бой. Оно попыталось вырваться из круга… Но сразу же столкнулось с внутренней преградой. Линии печатей вспыхнули синим, и энергия артефакта ударилась в стену, словно хищник – в стену клетки.

Но артефакт не сдавался. Копьё закрутилось в воздухе, мечась по кругу, словно зверь, который в ярости рвёт цепь. Даже воздух внутри круга начал искрить и шипеть от напряжения. И всё же… оно так и не вырвалось из этой ловушки, специально построенной именно для того, чтобы удержать его.

– Теперь… Моя очередь… – Хрипло выдохнул Андрей. Он протянул к копью руки. Его собственная духовная энергия, сгустки ауры, потекли вдоль пальцев, затем по ладоням и развернулись в виде нитей сознания, направленных на артефакт. В тот же миг он ощутил, как воля копья ударила в ответ. Этот удар ощущался, как острое ледяное лезвие, что входит прямо в разум. Как если бы кто-то чужой, огромный, холодный и полный ненависти, начал вгрызаться прямо в его душу.

– Нет… Ты не возьмёшь меня… – Андрей упёрся. Он вливал свою силу в артефакт, погружая в него своё намерение, свою личность, свой приказ: "Ты будешь моим!"… Копьё содрогнулось, и вспыхнуло. Внутри него запульсировал огненный зрачок, как глаз существа, что не желает умирать. Оно дернулось раз, другой – и метнуло в него импульс боли, из разряда тех, что могли свести с ума. Андрей вскрикнул и рухнул на одно колено, ладонью упёршись в пылающий круг. Из носа и ушей пошла кровь. Но он не отступил.

– Я не твой враг… Но и рабом я не стану… Подчиняйся! – Слово прозвучало, словно молния в горах. Печати снова вспыхнули – и один из внутренних кругов перехватил выброс копья, сдержав его пульсацию.

Волна прошла. Но Андрей, тяжело дыша, уже стоял на обеих ногах. Взгляд – прямой. Губы – сжаты. Руки – как якоря. Он вливал в копьё свою силу, снова и снова. Это была не битва. Это было воспитание дикого зверя.

Прошёл час… Может два… Копьё уже не дергалось. Оно дрожало, вращаясь в воздухе, словно пыталось понять, почему оно не победило? Андрей подошёл ближе, теперь уже не боясь. Протянул руку, и коснулся древка. Никакой вспышки. Никакого отторжения.

– Ты будешь моей рукой. Не господином. Не проклятием. Ты станешь оружием, а не судьбой. – Лезвие копья едва заметно дёрнулось – и замерло. Андрей почувствовал, что оно, хоть и сопротивляется, но всё же подчиняется. Как волк, который признал силу другого вожака. Он с трудом выдохнул, почти упав на колени от напряжения. Сердце било в висках, дыхание рвалось из горла. Но битва была выиграна.

Копьё Святого – больше не дёргалось. Оно медленно опустилось к земле, и легло на каменную плиту, окружённую шепчущими печатями, как если бы сам воздух признал, что эта воля была сильнее. Андрей вытер кровь с подбородка, снова достал лечебную пилюлю и проглотил её всухую.

– Ты будешь моим… Теперь и навсегда…

И долина замерла, наблюдая за тем, кто подчинил себе артефакт, который веками считался неподвластным никому…

……….

Прошло шесть дней. После того как Андрей подчинил себе Копьё Святого, его тело будто превратилось в пустую скорлупу, в которой едва теплится жизнь. Даже простые движения вызывали головокружение, мышцы гудели от внутреннего напряжения, а разум периодически впадал в то полусонное состояние, в котором границы между миром и сном размывались. Он знал, что это была плата. Каждая победа над древней силой требует расплаты. Даже если ты победил не мечом, а волей. Именно поэтому он и не стал сразу же приступать к новым тренировкам. Так как его обострённый инстинкт подсказывал сейчас парню, что ему нужно восстановиться, заземлиться, стать снова живым, а не только сильным.

Именно поэтому, в утренние часы, когда ледяной туман только начинал подниматься с земли, Андрей садился у входа в пещеру, повернувшись лицом к солнечному востоку, и погружался в тихую, холодную медитацию. Он дышал медленно, сдержанно, ощущая, как энергия природы медленно вливается в его тело. Воздух гор был прозрачен, как вода из родника, и наполнен духом неторопливости.

В этом состоянии он лечил себя изнутри. Закрывал микротрещины в меридианах. Направлял энергию туда, где она застыла после перенапряжения. Каждую чакру, каждое энергетическое кольцо он очищал, шлифовал, восстанавливал, как стекольщик полирует хрусталь.

Днём он исследовал окрестности. Не спеша, осторожно, с тем самым вниманием, которое было свойственно выжившим, а не победителям. Он срывал мох с северных камней, отламывал наросты лишайников, выкапывал сине-зелёные корешки и находил в трещинах скал жёлтые минералы, пригодные для смешивания с укрепляющими эссенциями. Иногда встречались и ядовитые цветы, которые он осторожно заворачивал в пропитанные маслом ткани и хранил отдельно, подальше от зелий.

Однажды он даже заметил след лесной чернолапой куницы, очень редкого зверя, печень которого в засушенном виде считалась основой для эликсира, способного подавлять безумие. Но Андрей не стал её искать. Он не охотился ради коллекции – лишь ради необходимости.

На шестой день, когда тело стало вновь отзываться на команды, а сознание – перестало вязнуть в тумане усталости, он решил проверить, что же стало с теми, кого он однажды пощадил?

Он спустился с горного склона осторожно, используя травяные тропы и ложбины, скрытые от глаз. Под покровом редкого березняка он вышел к той самой торговой дороге, где однажды подложил спящих разбойников, опоив их дымом и вином. И тогда он замер.

На дороге всё было тихо. Слишком тихо. И только запах, запах крови и гари, подсказал ему, куда смотреть. Справа, на краю поляны, где росло несколько старых, кривых деревьев, теперь висели тела. Шестеро. Все из той самой группы. Уже немного усохшие, измождённые, с вытянутыми шеями, закатившимися глазами. На ближайшем стволе было наспех вырезано что-то вроде предупреждения:

"За нападение на караваны и обитель – смерть без суда."

Он узнал одного из них. Именно этот, после его усыпляющего дыма, спал у дороги, и даже камень обнимал. Остальные были рядом. Видимо, их нашли, опознали, и решили не церемониться. Андрей стоял, не двигаясь. Его лицо было спокойным, почти безэмоциональным. Но внутри медленно двигалась тяжёлая мысль:

– Если бы они проснулись вовремя… Сбежали… Затерялись в лесу… Могли бы выжить? – Ответа на этот вопрос он не знал. Он не считал их друзьями. Но и не врагами. Он по-своему их пощадил. Но в этом мире даже пощада может обернуться приговором. Он тихо поклонился мёртвым. Без сожаления, но с уважением. И прошептал:

– Да покинут ваши души цепи, что держали вас в этом мире…

И затем ушёл, не оставив следов. Долина ждала его. А тени прошлого остались на дороге, где прощение не всегда означает спасение.

Вернувшись в долину уже ближе к полудню, Андрей не спешил ни есть, ни отдыхать. Внутреннее напряжение, накопившееся после увиденного на тракте, не отпускало, и требовало выхода. И, как часто бывало прежде, он нашёл его в работе руками – строгой, сосредоточенной, лишённой эмоций, почти ритуальной.

Решившись в конце концов прибраться в пещере, разобрав всё то, что не уничтожил, он прошёл в глубь пещеры, туда, где в первые дни после зачистки даже не стал тратить время на осмотр. Там всё ещё громоздились какие-то мешки, горшки, кувшины и баулы – всё это тогда казалось лишним. Но теперь, когда долина стала его временным убежищем, каждый отдельно взятый ресурс имел вес.

Андрей вытащил из браслета простой светильник-артефакт, заполнив пещеру мягким, ровным сиянием. Под светом заиграли пыль, паутина и серебристый налёт времени. Запахи здесь были странные. Весьма своеобразная смесь сухих трав, старого вина и звериной шкуры. Он сел на корточки, начал разбирать склад медленно, методично, словно анатом разбирает мёртвое тело.

Первым делом он нашёл два небольших бочонка – добротных, дубовых, с коваными обручами. Один был в полсилы полон светлого вина, кисловато-медового, скорее всего дешёвого, но пригодного и для питья, и для изготовления зелий. Второй – с более густой жидкостью, пахнущей терпким виноградом и дубильными нотками. Вино старое, но не испорченное.

По соседству стояли глиняные кувшины с маслом, запечатанные сургучом. Один – оливковый. Второй – с жиром диких зверей, скорее всего топлёный барсучий или волчий – он часто использовался для бальзамов и мазей.

Далее пошли ткани и кожа. Которые нашлись, когда он перебрался к сваленным в сторону тюкам с тканями. Полотно тоже тут было разное. Плотный лён – грубый, местами порванный, но в целом пригодный. Окрашенный хлопок – явно с юга, несколько свёртков ярко-синего и охряного цветов. И даже немного парчи, потёртой и выцветшей, но всё ещё дорогой на ощупь. Рядом, в отдельном кожаном мешке – рулоны выделанной шкуры. Серо-бурые медвежье шкуры, тяжёлые и плотные… Более мягкая кожа кабана, пригодная для сумок и ремней… И даже тонкая, тёмная шкура дикого кота, гибкая и крепкая – из неё делали рукавицы и футляры для артефактов… Нашлась также небольшая связка меха – скорее всего, остатки, аккуратно уложенные. Здесь была лисица, заяц, и нечто похожее на мелкого зверя с серо-голубым ворсом.

В отдельном, покрытом пылью сундучке с железными углами, Андрей нашёл рассыпанные монеты. Медные – в потрёпанном мешочке, явно использовались для торговли с деревенскими лавками. Серебро – более чистые, в отдельной сумке, запечатанной узлом. И десяток золотых, сложенных в шёлковый мешочек, завязанный на узел, который мог бы развязать только очень терпеливый человек. Монеты имели разные клейма. Знаки нескольких княжеств, включая южные и пограничные. Это явно была добыча с караванов. Воры собирали валюту, а не только вещи. Последнее, до чего добрался парень, это были мешки с травами и благовониями. Пыльные, но не испорченные. Но этот факт парень собирался изучить как можно подробнее. Он аккуратно раскрыл мешки. Один наполняли листья чая и сушёные ягоды, терпкие и ароматные, с примесью дымных нот. Другой – сухие лекарственные травы. Сушёный корень элеутерококка, измельчённый тысячелистник, крошки лунного мха.

А вот третий… Тут состав был уже интереснее. Порошки благовоний, свёрнутые в тканевые конверты. Там были и смолы, и высушенные лепестки, и даже немного древесного ладана, который использовали в ритуалах концентрации.

После всего этого Андрей сел у выхода из пещеры, сложив всё найденное в сторону, где уже хранил свои основные запасы. В его глазах не было радости – только спокойная деловитость. Всё это не было богатством. Это был ресурс, инструмент, запас на будущее, которое он пока не мог предсказать. Он подумал:

“Всё, что создаётся руками… Можно отобрать. Но знание, как этим пользоваться – это уже сила. И сейчас я обрастаю не столько вещами, сколько возможностями. А значит – живу правильно.”

Вскоре он зажёг светильник, налил себе немного вина и взял один из свёртков с порошками – пора было подготовиться к следующему этапу работы. Теперь, когда место укреплено, а ресурсы собраны, он мог начать новую работу с алхимией.

Солнце клонилось к горизонту, и мягкий свет проникал в пещеру только косыми, почти невесомыми лучами, освещая пыль, поднятую шевелящимися тканями. Андрей, сосредоточенно перебирая сложенные рулоны кожи и груды плотной материи, внезапно наткнулся на что-то жёсткое, прямоугольное, скрытое под свёрнутой вчетверо шкурой кабана.

Он замер, взгляд стал внимательнее. Шкура была уложена с определённым намерением – словно пытались скрыть, но не просто спрятать, а оставить на будущее. Осторожно развернув её, он увидел три небольших ларца, каждый размером с книгу, но заметно утяжелённых содержимым. Их внешность не оставляла сомнений – магические пломбы, замки и охранные гравировки украшали тёмное дерево, опалённое временем.

Один за другим он подвигал ларцы ближе к светильнику. Сосредоточенно провёл пальцами по линиям печатей, чувствуя слабое пульсирование чужой духовной энергии. Магия была грубая, кустарная, и явно не свежая. Судя по структуре печатей, это был защитный узел на основе плетения, как минимум, третьего ранга, применявшийся чаще всего в сектах среднего уровня.

“Разбойники их не вскрыли. Возможно, даже боялись. Или не умели. Значит – содержимое важное.” – Мелькнуло в голове парня, когда он аккуратно вложил в этот запирающий узел собственную энергию, подстраиваясь под старую формулу печати, как ключ входит в изношенный замок. Замок ответил – вибрацией и шипением, словно неохотно признавая превосходство. С лёгким щелчком первая крышка откинулась.

Внутри первого ларца, уложенный на подложку из истлевших от времени тряпиц, лежал корень женьшеня – не обычного, а того самого, что иногда называли Корнем Ветра. Форма у него была похожа на танцующую фигурку, с закрученными отростками и прожилками янтарного золота. От него шёл медовый, терпкий аромат, согревающий даже без отваривания. Андрей практически сразу узнал его – сто лет роста, не меньше. Такому корню цена была выше многих артефактов.

Второй ларец содержал нечто, что сперва показалось обычным куском окалины. Но когда он вытащил находку на свет – вспыхнул изумрудный отблеск. Тяжёлый, шершавый на ощупь, необработанный фрагмент зелёной бронзы – редкий металл, который использовался только для создания особых, “дышащих” и даже “живых” артефактов. Он прекрасно проводил духовную энергию, при этом не перегревался и не требовал сильной привязки к крови владельца.

“Это… редкость. Артефакт из него будет не просто сильным, а долговечным. Возможно, даже живым.” – Подумал он с лёгкой дрожью в пальцах.

Но самый странный был третий ларец. Печать на нём была другой – не на замок, а на подавление. Открывая его, Андрей почувствовал лёгкий щелчок в висках, словно что-то “дёрнуло” сознание. Крышка приоткрылась, и изнутри повалил мягкий, еле уловимый запах – похожий на смесь лилии, нагретой смолы и едва-едва поджаренной карамели. А внутри находился мешочек из плотной чёрной ткани, завязанный красным шёлковым шнурком. Парень развязал его осторожно. И не ошибся. Внутри был чёрный, как пепел, порошок, по структуре напоминающий тончайшую золу. Этот дурманящий запах стал резче. Андрей знал его. Когда-то старик-алхимик, увидев подобный след в горах, строго-настрого запретил своему ученику даже приближаться к этому месту. Ведь это была Чёрная Пыльца. Легендарный наркотик, сжигаемый для вдыхания. Его дым вводил разум в иллюзию, столь живую, что граница между вымыслом и реальностью стиралась. Один вдох – и ты божество. Второй – ты раб этого ощущения. Третий – и ты уже не человек.

Обнаружив подобный “подарочек”, парень некоторое время задумчиво помолчал. Ларец остался открыт, но он не дышал – только смотрел. Слишком опасная находка. Слишком ценная, чтобы выбросить. Слишком редкая, чтобы продать. Слишком гибельная, чтобы использовать самому.

“Но… Если использовать грамотно, в микродозе… то можно отвлечь кого-нибудь. Обмануть врагов. Напугать потенциального противника. Ввести в транс. Или —… завести врага в ловушку. Это оружие. Хрупкое, коварное, но – оружие.”

Тяжело вздохнув, он аккуратно пересыпал порошок в керамический кувшинчик, закупорил крышкой с восковой печатью, обмотал тканью и спрятал в отдельный отсек браслета-хранилища.

Три ларца. Три дара. Словно своеобразная насмешка судьбы. Три разных направления. Лечение… Созидание… И искушение… Он аккуратно закрыл ларцы, вытер руки и вышел из пещеры, вдыхая прохладный воздух долины. Теперь он знал, что даже в остатках обиталища грабителей иногда можно найти ключи к будущей победе. Главное – суметь не спутать дар с ядом…

Секреты Артефактов

Солнечный свет мягко скользил по склонам, отражаясь в хрупкой глади ручья, лениво бегущего вдоль долины. Лёгкий ветер носил по воздуху запах трав, золы и далёких горных сосен. Андрей сидел у каменного выступа, внимательно осматривая обитый знаками древний артефакт – котёл Святого. Его форма была простая, почти грубая. Толстые бронзовые стенки, покрытые тончайшими линиями узоров, отлитые из металла, чья природа уже давно утеряна большинством школ. Однако стоило ему сосредоточиться, как под ногтями едва ощутимо заныло – это был не просто сосуд. Это была печать. Хранилище. Оболочка. Сдерживающий сосуд.

Система печатей, что защищала долину, к этому моменту была почти доведена до совершенства. Именно благодаря ей Андрей решился на работу с таким мощным артефактом. Он аккуратно и внимательно выровнял площадку, обложил её камнями с закреплёнными рунами поглощения энергии, а вокруг активировал вторую цепь замкнутых печатей, специально заточенную на подавление духовной воли предметов с древними отпечатками сознания.

Ведь он уже и сам знал о том, что котёл Святого не был живым, как копьё, но в нём обитала память, которая могла подавить или даже разрушить того, кто решит вторгнуться в его сущность без должной подготовки. Андрей встал напротив котла, вдохнул глубже, медленно выдохнул и провёл ладонью по изгибу стенки, оставляя след из своей духовной силы.

“Я не твой враг. Но и не твой раб.” – Мысленно передал он, запуская первую волну подчинения. В отличие от копья, котёл не отвечал агрессией. Но и не откликался с покорностью. Вместо того, чтобы взорваться выбросом силы или плоти враждебных образов, он начал давить – тяжело, вязко, будто каменная гора легла на плечи Андрея, медленно выжимая из него силу. Это была проверка. Безмолвное и непреклонное испытание на выносливость и решимость.

И теперь, буквально до скрежета, парень сжимал зубы, продолжая вливать свою волю, направляя её по кольцу печатей, одна за другой подчиняя защитные плоскости котла. Каждая из них требовала просто невероятного усилия. Память о сражениях, тени прошлых владельцев, запах благовоний и крови, всё это вихрем крутилось в сознании.

Котёл держался. Он не желал раскрываться перед тем, кого не считал достойным. Но парень не отступал. Он знал, что если этот артефакт можно покорить не битвой, а терпением – значит, это путь для него. Он вливал силу волнами, поочерёдно, как учили древние трактаты. Потом – ещё… Потом… Просто провалился в тьму, когда кровь пошла носом, а тело дрогнуло…

Он не помнил, как упал без сил, и без сознания. Только как очнулся, лёжа на боку, обессиленный, с пустым внутренним резервуаром духовной энергии. Всё нутро гудело, как после бурь и огня. Пальцы тряслись, но, когда он поднял взгляд, котёл больше на него не давил. Его поверхность стала иной, словно гладкой, податливой. А на боковой стороне проступил новый знак, будто прикосновение самого Андрея было признано и вписано в его матрицу.

Котёл Святого ему всё же подчинился. И с этим подчинением пришло раскрытие. Внутренние структуры артефакта раскрылись перед ним, словно цветок, что прятал сердце во льду. Резервуары с настройками температуры, ячейки для духовных катализаторов, внутренние печати дистилляции. Он увидел, что этот котёл мог не просто варить пилюли или эликсиры – он мог усиливать и преображать их, добавляя в них отпечатки духовной воли и стихийной сущности. Это был инструмент мастеров, последний рубеж между алхимиком и богом ремесла. Но радость была отдалённой. Андрей еле держался на ногах, буквально волоча себя через силу к матрасу в углу пещеры. У него было такое ощущение, будто бы у него всё нутро выгорело. Он пил зелья, медленно, осторожно. Он еле мог говорить, но успел прошептать:

“Твоё имя теперь – Моё…”

И, не разжигая костра, провалился в сон, из которого не просыпался почти двое суток. А когда проснулся то увидел, что котёл, тихо стоявший в центре очищенной площадки, впитывал утренний свет. Он был теперь не просто найденной древностью. Он был орудием, откликнувшимся на зов нового хозяина.