Рождённый из пустоты. Хроники Чёрных Небес

Евгений Львов

Рождённый из пустоты. Хроники Чёрных Небес

От автора

Друзья, когда мой редактор дочитал черновик второй книги, на меня обрушился шторм. Не шквал, а настоящий ураган сообщений. Вердикт был жёстким, вторая книга должна стать первой. Третья второй. А та, что вы знаете как первую, – лишь приквелом к ним.

Редактор объяснил это просто: изменился стиль и написание.

Что-то изменилось во мне, пока я писал, и вторая книга, по его словам, – это бомба. Она написана иначе. Глубже, жёстче, динамичнее. И она не имеет права ждать своего часа, оставаясь в тени.

В пылу дебатов, ошеломлённый его напором, я согласился. Но к вечеру, когда буря в моей голове улеглась, я понял, что не могу просто так отказаться от той, первой истории. Не могу предать тех героев.

И тогда родилось решение. Не компромисс, а нечто большее.

Я предложил редактору свой вариант. Что, если это не ошибка, а возможность? Что, если одна и та же великая история может быть рассказана дважды, но совершенно по-разному? Увидена глазами разных бессмертных существ, стоящих по разные стороны баррикад?

Итак, друзья, готовьтесь. Наш мир расширяется.

Та первая книга, что сейчас живёт своей жизнью и участвует в конкурсе, останется. Она станет пересказом Высшего эльфа – альтернативным взглядом на события, полной и законченной историей, рассказанной благородным, и мягким свидетелем.

Эта книга по сути та же история, события немного изменились, добавилось две новых арки. И теперь написана в жёстком и динамичном стиле. И расскажет её тот, кто видел всё иначе, лич по имени Габриэль. Серия «Хроники Чёрных Небес». Книга первая – Рождённый из пустоты.

Всем тем, кто приобрёл первую книгу в варианте от «Высшего эльфа», я готов предоставить вариант от Габриэля бесплатно, напишите мне на моей странице в Вконтакте и я расскажу как её получить.

Часть 1. «Судьба безымянного странника»

«Хроники Габриэля»

Я бывший Хранитель Тлена, и уже много столетий как лич, имя мне Габриэль. Возможно вы уже слышали эту историю или её часть. Бродячие барды поют о тех днях в дымных кабаках, под звон кружек и смутный гул подвыпивших слушателей. Старухи шепчут её детям на ночь, приукрашивая, сглаживая острые углы, чтобы герои казались благороднее, подвиги – блистательнее, а победы – великими. Конечно, во всех тех пересказах нет всей правды! Там, где легенды прячут кровь под позолотой, а страх – под напускной отвагой, я начну свой рассказ. И поверь – мой рассказ стоит куда больше, чем те песни и сказки. Я не хочу, что бы перевирали и приукрашивали правду.

Глава 1. «Пленник красной пустоши»

Первым ощущением была влажная прохлада высокой травы на щеке. Утренняя роса. Голова раскалывалась от боли – тупой, всеобъемлющей, словно череп наполнили жидким свинцом. Внутри царила пустота и холод. Хотя, наверное, холод был везде, он проникал под кожу всё глубже и глубже, сковывая мышцы, и вызывал ломоту костей.

Он попытался приподняться на локтях, и всё потемнело в глазах. А потом…

Никакой травы. Никакой росы. Под ладонями были сухие, горячие камни, острые и неприятные. Вокруг, до самого горизонта, простиралась красно-коричневая каменистая пустыня. Мираж? Предсмертный морок? Память о поляне была такой явной, такой… настоящей. А жар пустыни – резкий, как пощёчина.

Он снова рухнул на спину, и камне впились в порванную ткань рубахи. Глаза отказывались фокусироваться, мир плыл в радужных разводах. Он попытался вспомнить. Кто он? Как здесь оказался? В ответ – лишь гулкое эхо в пустоте черепа. Ни имени, ни лица, ни одного прожитого дня.

Холод. Тот самый, что пробирал до костей в его видении, начал отступать, сменяясь сухим жаром, идущим от земли. Но боль в мышцах никуда не делась. Это была странная боль – отстранённая, будто чужая. Он осознавал её, как факт, но она не вызывала страдания. Просто сигнал.

«Если я не встану, я здесь умру», – мысль была ясной и логичной. Но она не вызвала страха. Он знал слово «страх», знал его определение, но не мог примерить это чувство на себя.

Собрав волю в кулак, он перевернулся и медленно, качаясь, встал на четвереньки. Комки сухой земли и острый гравий обдирали ладони и колени. Он посмотрел на руки. Кожа была неестественно бледной, а на свежих ссадинах почти не было крови – лишь тёмная, густая сукровица, острые камни как будто бы не могли её глубоко проколоть. Странно.

Он пополз. Куда – не имело значения. Главное – движение.

Он не знал, сколько времени прошло. Час? Десять? Жаркое солнце поднялось в зенит, но его лучи не обжигали кожу, лишь вытягивали из тела остатки воображаемой влаги. Жажда. Он знал, что должен её чувствовать. Это была базовая потребность любого живого существа. Но её не было. Как и голода. Тело, этот послушный механизм, продолжало работать, не требуя топлива.

Он встал на ноги. Походка была шаткой, но он держался. Длинная светло серая рубаха, его единственная одежда, превратилась в пыльную тряпку с рваной дырой на спине. Он пошёл, глядя под ноги. Ступни протестовали против каждого шага по каменной россыпи. Это было больно. Точнее, мозг получал сигналы, которые идентифицировал как боль. Он шёл, анализируя это ощущение с холодным любопытством.

Через некоторое время он остановился, чтобы осмотреть ноги. Ступни были покрыты сеткой порезов и ссадин. Он сел, оторвал рукава рубахи и принялся неумело, но туго обматывать ими стопы. Так стало лучше. Комфортнее. Продолжая путь, он поймал себя на мысли: откуда он знает про импровизированные портянки?

Мысли были похожи на мусор, выброшенный на берег после шторма. Обрывки знаний без контекста. Слова всплывали в сознании, чёткие и понятные, но лишённые личной истории. Он будто прочитал сотни книг, а потом их страницы перемешали в один бессвязный том.

«Я знаю, как выжить, – понял он, – но не знаю, зачем».

«Каменистая пустыня», раскинувшаяся до самого горизонта, выжженная временем и стихиями, окрашена в глубокий красно-коричневый цвет. Взгляд останавливается на безбрежном просторе, где земля потрескалась от жары и засухи, обнажая тёмные трещины, уходящие вглубь. В этом краю, кажущемся бесконечно далёким от жизни, нет буйной зелени или пышных лугов. Всё здесь покорено бесплодной и суровой средой, где даже камни, разбросанные по земле, кажутся немыми свидетелями многовековых испытаний.

Эти камни разнообразны по форме и размеру. Одни мелкие, разбросанные кем-то гигантские песчинки, другие – массивные валуны, возвышающиеся над поверхностью земли, создавая странные скульптурные формы. Их поверхность грубая и шероховатая, покрытая слоями времени – выветривания и эрозии, которые медленно, но верно разрушали их на протяжении сотен лет. Некоторые камни, несмотря на всё разрушительное воздействие природы, остаются целыми и монолитными, словно памятники прошлым эпохам. Их красноватые оттенки перекликаются с землёй под ними, и всё это вместе создаёт впечатление окаменевшего пейзажа.

Ветер – постоянный житель этих земель. Он дует практически беспрестанно, иногда сильный и порывистый, иногда лёгкий и едва ощутимый. Однако по ночам, когда температура резко падает, ветер становится прохладным иногда даже холодным. Именно ветер создаёт ощущение движения в этой кажущейся неподвижности. Он уносит с собой мелкие камни, перекатывает песчинки по земле, и порой кажется, что «каменистая пустыня» жива, но её движения настолько медленны и неприметны, что только ветер может уловить их.

Его апатия была почти абсолютной. Он перестал вести внутренние диалоги, перестал терзать себя вопросами. Он просто шёл. Инстинкт? Или что то иное? Заставляло двигаться вперёд, пока тело не откажет.

На исходе, кажется, второго дня пути он наткнулся на высохшие кусты. Сначала один, потом ещё несколько. Их скрюченные, почти чёрные ветви цеплялись за землю, доказывая, что даже здесь есть жизнь. А потом он услышал тихий шёпот воды.

Ручей. Узкая, едва заметная лента жизни, пробивающая себе дорогу между камней. Логика подсказывала: это спасение. Идти по течению – рано или поздно выйдешь к людям. Будет еда, вода, ответы.

Он опустился на колени и зачерпнул воду ладонями. Она была прохладной и чистой. Он поднёс её ко рту и сделал глоток. И ничего. Вода не имела вкуса. Она не утолила жажду, которой не было. Она ощущалась как… чужеродная материя. Как воздух, который он проглотил по ошибке. Он пил, потому что знал, что надо пить, но тело сейчас не отзывалось благодарностью.

Он сидел у ручья, глядя на своё отражение в тёмной воде. Лицо незнакомца. И в этот момент его пронзила мысль, куда более страшная, чем амнезия.

Вместе с воспоминаниями он потерял что-то ещё. Что-то фундаментальное. То, что заставляет людей бояться смерти, радоваться воде, чувствовать боль и любовь. Он знал все эти слова, но они были пустыми сосудами.

«Что-то сломалось не только в памяти, – понял он, и от этой мысли по спине пробежал холод, который был реальнее любого жара или ветра. – Сломалось в самой сути восприятия мира и себя…»

Он пытался ухватить слово, вертевшееся на языке. То самое, что определяло человека.

«Душа»

Слово рассыпалось пеплом, не успев оформиться. И в наступившей внутренней тишине он впервые по-настоящему осознал, что пленён не только красной пустошью. Он был пленником самого себя. Или того, что от него осталось.

Звезды стали проявляться на небе, темнота медленно опускалась на красную пустыню, от этого она становилась ещё более мрачной и безжизненной. Ручей так шире и не становился, но ширина и углубление между холмами, где тек ручей, говорили о том, что, когда-то он был небольшой речушкой, по дну которой сейчас и бежал. «На сегодня мой путь закончен», – Подумал путник и решил сделать очередной привал.

Он опустил голову на сухой пучок травы, звезды расслабляли и убаюкивали, холодно мерцая. Путник медленно проваливался в сон, сверкающие огоньки звёзд переливались белым, голубым, жёлтым светом… Огоньки стали быстро увеличиваться в размере, очень быстро…

Глава 2. «Ночные гости»

Грубое прикосновение метала к шее стало ключом, повернувшимся в заржавевшем замке его сознания. Пока его тащили вдоль ручья, разорванные части картины сами собой сложились в единое, удручающе ясное полотно. Он спал на открытой местности. Один. Беззащитный. Как глупое дитя, оставленное в логове волков.

«Безрассудство. Непростительная глупость!» – Мысль была холодной, как сталь, лишённой эмоций, но от этого не менее весомой. Это был не страх смерти, а чисто логический вывод: он совершил ошибку, которая в любом мире, подчиняющемся законам выживания, должна была стать последней. Почему не стала? Этот вопрос пока оставался без ответа.

Его конвоиры – десяток молчаливых гигантов – перевели его на другой берег и, как ему показалось, двинулись почти перпендикулярно ручью. Он не понимал, как они ориентируются в этой монотонной темноте, но они шли с уверенной, пружинящей походкой хищников, знающих каждый камень на своей территории. И тут же его пронзила вторая, связанная с первой, мысль: точно так же, как они, его мог найти кто-то ещё. Кто-то, кто не стал бы утруждать себя пленом.

Путь оказался короче, чем он ожидал. Едва серый рассвет начал отвоёвывать у ночи небо, они подошли к селению.

Оно выросло прямо из большого холма, у подножия которого вился ручей, похожий на тот, что подарил ему ложную надежду. Жилища, слепленные из глины и камня, казались естественным продолжением ландшафта. Крыши из сухой травы, густо обмазанной той же глиной, почти сливались с красно-коричневой землёй.

И над всем этим возвышались несколько строений повыше, похожих на гигантские термитники или уродливые пирамиды. Слово «башни» вспыхнуло в сознании, и логическая цепочка выстроилась мгновенно: «смотровые посты». Широкие у основания и сужающиеся кверху, они идеально маскировались под окружающие холмы. «Конечно, – подумал он, – я не мог их увидеть. А они меня – могли». Анализ был таким же непроизвольным и отстранённым, как и осознание собственной детской глупости.

Его размышления об архитектуре прервал рыкающий голос одного из конвоиров. Они остановились у неприметного домика, и гигант тихо постучал в дверь костяшками пальцев размером с речные камни. Изнутри донёсся ответный рык, и его жестом пригласили внутрь.

Внутри было сумрачно и пахло дымом, сухой кожей и чем-то ещё, незнакомым и звериным. Два чадящих факела в настенных креплениях выхватывали из темноты детали скудного убранства: потемневшие от времени черепа каких-то рогатых тварей, соломенную подстилку, накрытую серой шкурой, грубо вылепленную печь.

Посреди комнаты на циновке сидел ещё один представитель этой расы. Он был стар, его лицо напоминало растрескавшуюся от зноя землю, но в его осанке и ширине плеч всё ещё угадывалась та же мощь, что и в его стражах. Тени от пламени плясали на его лице, скрывая и тут же обнажая глубокие морщины.

Он жестом велел пленнику подойти ближе.

Когда мужчина остановился в паре шагов от него, старец поднял голову. Массивная нижняя челюсть немного выдавалась вперёд, и была заметна пара небольших оголившихся над губой клыков. Достаточно массивный нос был под стать брутальному несколько выступающему лбу, как и другие части лица, хотя, возможно, так казалось из-за массивного носа и развитых надбровных дуг. Его глаза, глубоко посаженные под тяжёлыми надбровными дугами, оказались на удивление ясными. В них не было старческой мути – лишь острый, оценивающий ум, который, казалось, проникал под кожу, пытаясь нащупать то, чего у пленника не было.

Старец произнёс несколько гортанных, рычащих слов, а затем сделал паузу, вопросительно глядя прямо в глаза мужчине.

Вопрос повис в пропитанном дымом воздухе. И впервые за всё это время пленник ощутил нечто похожее на дискомфорт. Он не знал ответа. Он не знал даже языка, на котором был задан вопрос. Он не знал ничего. И этот старец, казалось, понимал это лучше, чем он сам.

Глава 3. «Орк-шаман. Вспомнить всё!»

– Здравствуй, достопочтенный. Я потерялся в пустыне, а ваши люди меня нашли и привели в ваше селение.

Мужчина попытался изобразить поклон, но его измученное тело ответило лишь жалким, судорожным движением. Он смотрел на старого орка, сидящего посреди комнаты, и видел, как за маской невозмутимости промелькнуло и тут же скрылось удивление. Подняв руку, он продолжил говорить, и мужчина вдруг осознал, что отчасти понимает смысл его речи.

– Твои слова похожи на язык древнего леса, но не все я могу понять. Ты сам не из лесного народа, что живут за большой водой, ты похож больше на людей, но ты тоже не из их народа. Кто ты?

– Достопочтенный, я не знаю, кто я и как очутился в пустыне. Несколько дней назад я очнулся среди камней, но что произошло до этого, и как я там оказался, я не помню. Я пытался вспомнить, но не смог. Расскажи мне – где я, кто вы?

Старик молчал. Его глаза, глубоко посаженные под тяжёлыми надбровными дугами, были похожи на два тёмных колодца. Он не просто слушал – он взвешивал каждое слово, искал в нём ложь, как ищут яд в вине.

– Мы – свободный клан орков Пустоши. Я – шаман этого клана. Это всё, что тебе нужно знать, – наконец произнёс он, и от его голоса по коже побежали мурашки. – Я не знаю, кто ты. Возможно, ты говоришь правду. А возможно, ты – змея, приползшая в наше гнездо. Шпион враждебных кланов. Разведчик людей. Раненый волк, притворяющийся ягнёнком. В любом случае, я не могу тебе доверять. А вот как пленник… как источник информации… ты можешь оказаться весьма ценным.

Орк замолчал. Мужчина никак не ожидал оказаться в такой ситуации, мысли вихрем завертелись в голове. «Похоже, я был слишком наивен, предполагая, что встретил мирных созданий. Меня не атаковали потому, что я был без оружия и внешне сам не проявлял никакой агрессии, может, они за мной давно следили, и моё поведение выглядело вполне безобидным. Поэтому меня решили взять во время сна и привести на допрос для выяснения, кто я, и зачем брожу рядом с их селением». Пауза, которую сделал орк, было недолгой, и он прервал быстрые размышления пленника.

– Я понимаю, – продолжил шаман, и в его голосе появились вкрадчивые, почти ласковые нотки, от которых стало ещё страшнее. – Ты не захочешь говорить. Будешь всё отрицать. Но у нас есть способы. Способы, которые развяжут язык даже мертвецу. И если ты не захочешь обменять свою жалкую жизнь на правду добровольно… мы возьмём её силой.

Он пристально взглянул на пленника и, увидев в его глазах то что хотел увидеть, удовлетворённо хмыкнул. Затем он что-то коротко рыкнул своим стражам.

Его выволокли наружу. Грубые верёвки впились в запястья. Ноги тоже связали, оставив ровно столько слабины, чтобы он мог семенить, как калека. Его впихнули в один из домов, похожих на гигантские термитники.

Внутри было не так, как у шамана. Стены и даже куполообразный потолок были выложены камнем. Ни одного факела. Лишь клочок сухой травы на полу. Дверь за ним захлопнулась с глухим, финальным стуком, и он остался в абсолютной, непроглядной тьме.

«Конец, – подумал он без всякой жалости к себе. – Короткая, нелепая жизнь. Может, орк прав? Может, я и вправду какой-нибудь разведчик? Отсюда и боль в теле, и провалы в памяти…» Он вспомнил слова шамана о людях и народе из-за большой воды. «Кто же я? И какая теперь разница?»

Ситуация была безвыходной. Шаман хотел получить сведения, которых у него не было. Это было хуже, чем если бы он был шпионом. Шпион мог бы солгать, выдумать что-то. А что мог он? Предложить свою пустоту?

Мысли метались, как стая обезумевших птиц. Придумать историю! Торговец, монах, беглый каторжник… Он даже усмехнулся в темноте. В критический момент его чужое сознание, подбрасывало ему десятки ролей, как актёру в бродячем театре.

Дверь распахнулась, вырвав его из этих лихорадочных размышлений. В проёме стоял шаман и двое его подручных.

Его руки развязали лишь для того, чтобы развести их в стороны и туго прикрутить к железным кольцам, вбитым в стену. С ногами проделали то же самое. Он висел, распятый, беспомощный.

Шаман, не обращая на него внимания, деловито раскладывал на подносе, который держал один из орков, свои инструменты: пучки сушёных, дурно пахнущих трав, глиняные горшочки с вонючей жижей.

– Думаю, мы готовы услышать твою историю, – сказал он, даже не взглянув на пленника.

Мужчина попытался что-то сказать, но один из орков с силой запрокинул ему голову и, зажав нос, разжал ему челюсть. Шаман плеснул ему в рот что-то тёплое, горькое и омерзительно-сладкое. Он рефлекторно сглотнул.

– Не переживай, – промурлыкал шаман. – Ты всё успеешь рассказать.

В него влили вторую порцию. Помощники вышли. Шаман поджёг травы, и комната наполнилась густым, удушливым дымом. Он начал что-то бормотать на своём гортанном языке, и мир поплыл. Стены, дым, фигура шамана – всё смешалось в тошнотворный, дёргающийся круговорот. А потом наступила тьма.

И из этой тьмы хлынули они – видения. Замки, устремлённые в небо. Горящие города. Реки, красные от крови. Лица, искажённые болью. Бескрайние снежные поля. Горы, подпирающие небосвод. Картины сменяли друг друга с бешеной скоростью, вбиваясь в его мозг, как раскалённые гвозди. Он чувствовал холод снега, жар огня, боль чужих ран. Как долго была эта пытка, из круговерти событий было непонятно. В голове было много какой-то чуждой и непонятной информации, которая появилась как будто из неоткуда!

Он очнулся в той же тьме, вися на стене. Голова раскалывалась. Его тошнило, во рту стоял привкус крови и той мерзкой жижи. Его сознание было завалено мусором – обрывками, каких то знаний, непонятной информацией, мириадами лиц и судеб, пейзажами, которые он никогда не видел. И всё это смешалось с той информацией, которую он и так не понимал. Но себя, своего лица, он так и не нашёл.

Он снова провалился в забытьё. И на этот раз ему приснился сон. Или воспоминание. Яркое солнце. Зелёная поляна. Дерево с развесистыми ветвями. Гладкая поверхность озера. И чувство… тоски. Невыносимой, всепоглощающей тоски по чему-то безвозвратно утерянному. Он чувствовал запах травы, воды и… чей-то знакомый аромат. Ему так хотелось остаться там, лежать на траве и смотреть в голубое небо.

Он очнулся от ледяного холода. Шаман и его помощник обливали его водой из ведра.

– Ты не так прост, как кажешься, – в голосе шамана не было разочарования, только азарт исследователя. – Мои травы не развязали тебе язык. Но это было только начало.

Его клыки обнажились в улыбке, от которой по спине пробежал холод.

– Что ты хочешь? – прохрипел пленник. – Я… я всё расскажу!

Орк как будто бы немного удивился, от слов пленника.

– О, конечно, расскажешь, – прошипел орк. – Всю правду. Всю!

«Мне показалось, или шаман и вправду улыбается? Это выглядит странно, и этот нездоровый блеск глаз… Похоже, ему просто нравится мучить других».

На этот раз на подносе, помимо трав, лежали другие инструменты. Крючки. Длинные, тонкие иглы. Ножи причудливой формы. Шаман предвкушал.

Его начали резать. Неглубоко, но методично. Втыкать иглы под ногти. Вводить под кожу крючки и медленно поворачивать их. Он не задавал вопросов. Он просто работал, как скульптор, создающий из человеческого тела статую боли. Пленник кричал, пока не сорвал голос, перейдя на хрип.

– Думаю, всё готово, – наконец сказал шаман своему помощнику. – Выпускай насекомых.

«Шаман специально говорит орку на языке древнего леса, или как он его назвал при нашей встрече, чтобы я понял и испугался», – мелькнуло в голове у мужчины. Орк нагнулся к одному из горшков, снял крышку и всё содержимое высыпал пытаемому на голову.

Через мгновение он почувствовал их. Тысячи крошечных, юрких лапок, разбегающихся по его телу. Они находили свежие раны и устремлялись в них. Это была не боль. Это было безумие. Живой, копошащийся ковёр, пожирающий его заживо. Он дёргался на верёвках, но не мог потерять сознание. Какое-то из зелий шамана держало его в этой дикой агонии.

Наконец, шаману, кажется, это надоело. Он вышел, не сказав ни слова. Помощник собрал «инструменты», насекомых и тоже ушёл. Мужчина остался один, вися в темноте, его тело было одной сплошной, кровоточащей раной.

«Чего всё-таки добивался шаман? Развязать мне язык или сломить мою силу воли? А может, процедура пыток просто ему нравилась?», – гадал мужчина. Мужчина остался один наедине со своими мыслями и быть может обрывками воспоминаний или иллюзий – как та трава с росой. Всё, что ранее показал ему его мозг под воздействием шаманского напитка – все эти картины лесов, рек, людей – всё было так же чуждо ему, он не мог это сопоставить с собой. Но что если это и правда фрагменты воспоминаний, это когда-то было с ним, сейчас он видел это наяву и ощущал своей кожей, участвовал в войне… Может, он многое вспомнил, но всё равно не вспомнил самого главного – себя! Он очень долго прокручивал в голове увиденную мозаику из образов людей и существ, каких-то пейзажей, но лишь отчасти это ощущал, но не видел себя на тех равнинах, горах, на бескрайних снежных полях. Возможно он и не должен был видеть себя, потому что он сам на всё это смотрит. Он медленно проваливался забытьё.

Сколько прошло времени было не понятно, когда он очнулся и дверь открылась снова. Шаман подошёл к нему с факелом.

– Ну, здравствуй, Шин, – сказал он, и от этого имени пленника передёрнуло. – Ты оказался крепче, чем я думал. Ты мало мне рассказал, но этого хватило, чтобы я понял, кто ты. Ты сильный противник. На твоих руках много крови. Но ты так и не сказал, зачем ты здесь. Думаю, мы продолжим нашу увлекательную беседу.

Скорее всего слова о том, что под пытками мужчина что-то сказал, были блефом или полуправдой. Может, он что-то и узнал, например, имя пленника и то, что он сильный противник, но ему этого было мало. А может быть, он всё это придумал. Но даже если в первый раз у него получилось что-то выведать, сейчас его методы не работали.

Он поднёс факел к груди пленника. Запахло палёными волосами и жжёным мясом. Боль была невыносимой. Собственный крик стоял у него в ушах, когда ему снова запрокинули голову и влили в глотку очередную порцию жижи.

Он потерял сознание. Его снова приводили в чувство ледяной водой. Снова зелья, травы, вопросы…

– Откуда ты пришёл? Сколько вас? Где главные силы?

Шаман был в ярости. Его методы не работали. И тогда пленник, понимая, что следующей будет снова боль, решил сыграть. Он собрал остатки воли и начал говорить, на ходу выдумывая историю, сплетая её из обрывков воспоминаний, что роились в его голове.

– Нас было пятеро… мы отряд наёмников, наниматель мне не известен… всю информацию мы получали через посредников… Первое задание было определить в пустоши количество лагерей и поселений, кто и где находится… Второе задание,.. было ликвидировать лидера одного поселения, когда он будет передвигаться в военный лагерь, кто он, нам неизвестно,.. сказали только, когда и где он будет. Информация оказалась недостоверной… его сопровождало гораздо больше воинов… весь наш отряд перебили, меня похоже так же посчитали мёртвым, забрали всё оружие и доспехи.