Больная Фантазия

Илья Водянников

Больная Фантазия

Улыбка на лице Джулии больше не могла его радовать. Шестнадцати лет от роду, она улыбалась так же мило, как когда только появилась на свет. Стефан смотрел на лицо дочери, застывшее в радостной гримасе и отчаянный вопль застрял у него в горле, так и не вырвавшись наружу.

После тяжелого рабочего дня на жаре, вечерний ветерок одарил Джулию долгожданной прохладой. Дочь, что пришла помочь в лавке, держала в руках кувшин с остатками молока, что отец не допил за день и ждала, пока он затворит все засовы. Старательно проверяя, что все замки и сундуки закрыты должным образом, он не слышал как к лавке подошли двое. Разобравшись с товаром, он вышел на улицу и видел только, как один из них возвращал за спину окровавленный двуручный меч. Кувшин выпал из рук Джулии и разбился, расплескав содержимое по мостовой и окрашивая ее в белый. Тело девушки повалилось на землю, а голова покатилась к ногам Стефана, и остановилась в метре от него. С земли на него смотрело жизнерадостное молодое лицо, что никогда больше не сможет удивиться, испугаться, заплакать.

Как через толстое стекло, до склонившегося над дочерью Стефана доносились глухие голоса и смех двоих парней.

– Видал, как я !? Одним махом под самый корень! Визгнуть не успела.

– С настоящим мечом ни черта бы у тебя не вышло. Он в три раза больше весит.

– А ты не завидуй. Сам кроме того, как дубиной махать, ничего не можешь.

– Чему завидовать-то? Нашелся герой. Мишаня вот на моих глазах троих одним ударом перерубил. И те еще в доспехах были.

– А чего ты меня с Мишаней сравниваешь? Ты с собой сравни; покажи, чего сам умеешь. То-то и оно, нечего тебе показать, только языком молоть горазд.

Занятые этой перепалкой, они дошли до перекрестка и скрылись за углом, так ни разу и не обернувшись на результат своих трудов.

Когда к Стефану вернулись силы, была уже глубокая ночь. Встав с колен, он двинулся вперед, не разбирая дороги. Ноги сами привели его в кабак. Внутри было пусто, только за столиком напротив в неестественной позе спал посетитель в грязной, но весьма недешевой одежде. В кабаке стоял крепкий хмельной дух, пол был усеян осколками кувшинов, деревянными обломками лавок и столов.

Стефан растолкал человека и попросил выпивки. Первый бокал осушил залпом, второй и третий постигла та же участь. Так он сидел до самого утра, пил, хмелел и иногда негромко всхлипывал.

Стефан не смог бы объяснить причину этих мыслей, но его никак не покидала странная уверенность в том, что завтра этот кошмар закончится. Стоит только быстрее закончить это страшное сегодня.

Часть I. Охотник за головами

Просыпаюсь от шума. Хозяин выпроваживает какого-то спятившего мужика. Тот упирается, распускает слюни и лопочет что-то нечленораздельное про свою дочь. Путем небольших усилий крепкий, выспавшийся хозяин вышвыривает доходягу за порог.

Утро – самая поганая часть дня. Мозг любезно подкидывает воспоминания о вчерашних свинствах. Ничего, зараза, не упускает, хоть бы малейшая деталь затерялась.

«Вот пожалуйста, ты в трактире нажираешься пивом и вином вперемешку». Ну, это еще не сама беда.

«Насмотрелся? А вот ты составил башню из грязной посуды и швыряешь в нее кружки». Городки, значится, решил затеять. Это что-то новое.

«Наскучило? Теперь смотри, как ты гонялся за бабами, норовя задрать им подол сарафана, ущипнуть за грудь или бедра». Эх, да был бы толк от этих баб.

«С этим закончили? Теперь вспоминай, как харкался в компанию за соседним столиком, затеял драку, а потом по очереди вышвырнул всех во двор». Да уж, ни за что мужики пострадали.

И ведь похмелья никакого, хотя вчера совсем лыка не вязал. Никогда я к этому не привыкну. Ежели бы как обычно, когда в голове гудит так, что не вспомнишь как маму родную зовут, тут уж было бы не до совести. И куда, спрашивается, она мне вперлась, эта совесть? Давно бы вырезать, как аппендикс, куда проще было бы жить.

Спал в кабаке прямо на скамье. Шея затекла ужасно, а правая рука совсем отнялась; от этого даже тут спасенья нет. Хозяин за стойкой заметил мое пробуждение, приветствует доброжелательно, улыбка до ушей.

– Здравствуй господин. Чего изволите? Выпить, покушать будете?

Вот ведь истукан. Нормальный бы дождался, пока оклемаюсь, взял денег за ущерб, а потом отходил как следует, да выпнул к чертовой матери. И путь сюда мне был бы заказан. А этому хоть бы хны, ничего уже не помнит.

– Пива давай, кувшин.

Хоть и нет нужды опохмеляться, а пива после гулянки выпить всё равно не откажусь.

После этого ритуала и жизнь веселее живется, и дело любое на лад идет. А дел у меня

сегодня – невпроворот.

Осушил кувшинчик, выхожу из трактира. Не пройдя и двух шагов, натыкаюсь на

посыльного. Тот спешно спрыгивает с лошади, путается в стремени, но чудом умудряется сохранить равновесие. Быстро придя в себя, достает из наплечной сумки свиток,

разворачивает его, а затем начинает вещать громко и торжественно. Оказывается, до его повелителя дошла молва о боевых подвигах благородного дона, а потому получателю сего сообщения, то бишь мне, оказана великая честь, ибо ему предложено принять участие в турнире по случаю женитьбы графа Эдуарда Доброго, где сойдутся прославленные рыцари со всего королевства и все такое прочее. Не дав горлопану договорить, прохожу мимо, заодно отталкивая недотепу одной рукой, а тот, знай, сел задницей прямо в грязь. Ничего, отмоют. Нечего подсылать ко мне такую халтуру. Что я им, пацан сопливый?

Выхожу на большак и двигаюсь в сторону города. Каждый шаг поднимает над землей облако пыли, солнце жарит вовсю. За почти два месяца здесь не выпало ни капли дождя, а в полях при этом полным ходом собирают урожай. И хоть бы один мужик пожаловался на засуху. Нет, брешешь, змеюка двухголовая, с такой жарой была бы у тебя здесь пустыня.

Натыкаюсь на какое-то сборище. Подхожу ближе, скоро становится понятно, в чем тут дело. Разбойничья шайка окружила пару путешественников с намерением хорошенько поживиться. Знаю, что будет дальше, тут сценарий всегда один. Круг, в котором оказались двое молодых парней, постепенно сужается. Главарь банды хищно щерится, отпускает шуточки, над которыми зычно ржут его довольные прихвостни. Давит, короче, эмоционально. Хотя, казалось бы, преимущество и так огромное; и больше их почти в четыре раза, и вооружены они до зубов. Вот они приблизились вплотную и столкновения уже не избежать. Один удар – и нахальной улыбки как не бывало. Путешественник возвращает руку к корпусу, а главарь, держась за голову, отходит в сторону, размыкая тем самым круг. Грабители, казалось, на секунду оторопели, но скоро пришли в себя и всей кучей набросились на парней. Тут же в стороны полетели острые мечи и кинжалы, дубинки, топоры, а еще гнилые разбойничьи зубы, и без того немногочисленные. Стыдно смотреть, как столь грозные и уверенные минуту назад, сейчас они превратились в неуклюжие куклы для битья. Ну вот что это за замах? Ты бы еще позавчера на него замахнулся. У двоицы же из потерь разве что пара литров жидкости. Хилые пареньки, лет по двадцать – не больше, стоят спина к спине, ухмыляются ехидно, а в глазах разгорается кровожадный азарт. Орудуют путешественники голыми руками, а у самих даже костяшки не сбиты. И ведь после десятка подобных побоищ, такие вот дохляки начнут верить, что на самом деле умеют драться. Это мы уже много раз проходили; грустно потом смотреть на то, как самооценка драчуна пикирует с высоты, на которую успела взобраться. И это хорошо, если вообще жив останется. Сам я спокойно прохожу мимо стычки, ни одной из сторон до меня дела нет.

Перехожу широкий каменный мост, и вот я уже у входа в город. Завидев меня, стражники у ворот втянули животы, приосанились и приняли вид страшно серьезный. Захожу в открытые ворота, не глядя ни на кого из караульных и не останавливаясь. Только поравнявшись с самым ближним ко мне, отвешиваю короткий кивок. Никакого ответа не следует, громила всем видом показывает, что я его нисколько не интересую. А оно и к лучшему. Вертухаи везде одинаковые, и пусть уж лучше им до меня совсем никакого дела не будет.

В городе, как всегда, не протолкнуться. Очень я люблю, когда многолюдно, только так и можно по-настоящему уединиться. Поглядишь вокруг: столько народу, и у каждого своя суета, свои радости и свой геморрой, и никто из них тебя не замечает. А вот когда никого вокруг: хоть в чистом поле ты, хоть в лесу, хоть в одиночной камере – тогда может показаться, что ты один, но на самом деле ты сам с собой, а это уже немало.

По правую руку от меня большая ярмарка. Там как обычно жрут, пьют и торгуются за безделушки. А вот кучка уличных артистов, у этих как всегда неполный состав, и срочно им нужен кто-то на замену: музыкант, актер, фокусник – не важно, для любого таланта найдут применение. На площади обязательно кого-нибудь вешают, надеюсь не последний, надо будет заглянуть на обратном пути. А вот в саду молодняк окружил своего старика и слушают какую-то лекцию; как-то я даже сцепился языками с такими вот пустословами. Затеял, значит, дискуссию. У казарм вербуют в охотников на ведьм и прочую нечисть. Никогда не забуду, как впервые почуял этот запах. Жареное мясо в сочетании с горелой тканью, пропитавшейся потом и мочой. Это ж каким больным на голову надо быть, чтоб до такого додуматься.  Как по мне, охотиться лучше на кабана или медведя, для этого здесь тоже все условия имеются, и совесть чище будет.

Скука все это, развлечения на один раз. У меня в этом городе давно один только маршрут. Покинув центральную его часть, попадаю в портовый район. Из культурного и исторического центра города – в криминальный. В подворотне массовая драка, это банды делят территорию в кровавых распрях. Кто-то обязательно орет с корабля, предлагает наняться матросом в плавание. Какая-то аристократка встала посередь улицы и ревет. Из ее мычания понимаю, что в толпе у нее стащили фамильную драгоценность (зачем только ты здесь с ней дефилировала?). Увы дамочка, не сегодня. Но не расстраивайтесь, помощников тут и без меня полно.

Наконец, вижу свой излюбленный темный переулочек. От таких мест как это, мамка с папкой говорили держаться подальше. А вышло так, что тут я как рыба в воде, и нет для меня на свете лучше места. Хмурые обитатели мельком оглядывают меня и, быстро потеряв интерес, возвращаются к своим делам. Чувствуют, урки, своего. Вместо стола здесь массивный деревянный ящик; такие же, но поменьше в качестве стульев. Вокруг расположилась грозная публика и увлеченно раскидывает картишки. Самое любимое мое развлечение, после выпивки, разумеется. Ну еще девки, да только здесь с этим совсем беда.

Подхожу к своему любимому месту, где сейчас сидит какой-то бугай. Тот, ощутив на себе мой взгляд, поднимает голову и смотрит в ответ. Рука его начинает медленно тянуться к ножу на поясе, я же просто продолжаю смотреть, не отводя глаз. Спустя несколько долгих секунд молчаливой дуэли, амбал встает, придвигая лицо впритык к моему, будто сейчас полезет целоваться. Затем он смачно плюет мне под ноги, разворачивается и переходит на другой край стола, а я неторопливо занимаю освободившееся место.

Местный бугор, что сидит во главе стола, теперь обратил на меня внимание и принялся внимательно изучать. Как только я жестом прошу дать мне карты, любопытство берет над ним верх, и он затевает разговор.

– Что, барин, не знаешь, как с золотишком расстаться? А оно у тебя вообще-то есть? Тут на семечки никто не играет.

Все дружно ржут. Молча достаю и подкидываю увесистый мешочек, тот звонко

приземляется на стол передо мной.

– О, вот это уже разговор. Так у нас дело хорошо пойдет.

Но деньги – ерунда, даже на большой земле они стоят немного, а тут и подавно. На кону здесь стоит кое-что поважнее. Главарь делает раздающему знак рукой, и мне достаются две, должно быть, самые паршивые во всем королевстве карты. Двойка с семеркой, еще и разномастные. Да, с такой раздачей много не наиграешь, если так дальше продолжится – сидеть мне где-нибудь в подвале, связанным по рукам и ногам.

Вот уж не знаю, сразу эти ребята такими хитрыми были сделаны, или со временем

приспособились. В один из первых своих визитов, совсем одуревший от пьянства, я шатался по городу и случайно забрел в этот закуток. Сел за стол, взял карты, начал играть. А эти молодчики, не будь дураки, обобрали меня моментально; да так, что последний проигрыш оплачивать было нечем. Карточный долг – дело святое, но это ведь только настоящих людей касается. Ну, значится, поиграли и хватит. Собрался было надавать болванчикам по зубам и ретироваться, но не тут-то было. Один из них, самый шустрый, как понял, к чему все идет, прыгнул мне в ноги и повалил, а пока я пытался от него отделаться, еще один накинул на меня веревку и крепко-накрепко стянул мне руки и туловище. И вот тут-то я впервые за долгое время по-настоящему протрезвел. Понимаю, никак они меня не покалечат, ни кулаком, ни клинком, ни огнем не смогут ранить, но ведь и отпускать меня никто не собирается. Сейчас захомутают по полной программе, спустят куда-нибудь в подвал, и буду я там жрать объедки и смотреть в стену, пока время к концу не подойдет.

Э нет, думаю, я этого добра и так прилично хлебнул, больше никто меня в неволю не затащит. Поленились они меня нести, подняли на ноги, сказали, чтобы сам шел. Ну а я, пройдя немного, того, что сзади был, лягнул как следует промеж ног, а второму, который впереди шел, как он начал оборачиваться, заехал головой в переносицу, да так, что у бедолаги там что-то хрустнуло.

Пока до третьего дошло что к чему, я уже удирал со всех ног.

Когда остановился перевести дух, понял, что стою за чертой города, и что никто за мной не гонится. В тот вечер даже не пил; все оглядывался по сторонам, ждал погоню. Вон как перепугался.

Тогда этот мир показал мне, как он может оскалить зубы; дать отпор так, что мало не

покажется. Все-таки есть в этом королевстве кривых зеркал хоть что-то настоящее. С тех пор я все визиты провожу в любимом гадюшнике. Натуральный азарт подстегивает играть в полную силу, заставляет максимально концентрировать внимание и всегда быть начеку. Это я заметил благодаря тому, что проигрываю все реже. Вот и сегодня, несмотря на неважное начало, я в итоге забираю со стола мешочек тяжелее, чем положил. Встаю и отправляюсь восвояси. Отморозки смотрят недобро, но не рыпаются. Понимают: карточный долг – дело святое.

Когда он нашел меня в таверне, я уже прилично выпил, но еще мог мыслить трезво. Заприметил его, как только он вошел внутрь. Даже когда отдыхаю, не могу сидеть спиной к двери. Ничего не поделать с привычкой; какой бы пьяный ни был, всегда держу вход в поле зрения и отмечаю мысленно каждого, кто заходит.

Только он зашел, а сразу по нему видно – не местный. Одет-то как все, тут по-другому не получится, но вот по повадкам, по манере держаться сразу можно сказать – настоящий человек, не липа. Гляжу – точно ко мне идет, но виду не подаю, что заметил. Как сидел боком к нему, так и остался сидеть. В конце концов, это он ко мне пришел, а не я к нему, так что и карты пускай раскрывает первым. А как чуть приблизился ко мне, так я его сразу узнал. Старый приятель Земцов.

– Здравствуй, Маркин. И не надоело тебе пить? Скоро место в тебе закончится, совсем полный будешь.

– И тебе не хворать, начальник. Ты бы лучше за себя так переживал, а у меня тут все в

ажуре.

И ведь, действительно, есть о чем ему переживать. Смотрю на него и вижу: не старый товарищ передо мной стоит, а бледный призрак Земцова вернулся с того света.

Осунувшийся, постаревший, да еще и прихрамывает на одну ногу. Нет, такой Земцов меня никогда бы не поймал. Он вообще ничего кроме простуды сейчас поймать не в состоянии.

– Сразу к делу, Марк. Есть для тебя работа.

– Что, по борделям некому ходить? Подмога понадобилась?

– Давай серьезнее.

– Да я бы с радостью, начальник. Но ты же видишь – я отдыхаю. На пенсии я. И что ж это за работа такая, ради которой надо было тащиться за мной сюда? Не мог потерпеть, пока погружение закончится?

– Очень правильный вопрос. Нет, Марк, ждать нельзя. Во-первых, ты и сам, после того, как узнаешь, какая будет работа, больше не сможешь беззаботно заливать шары, думая, что ты тут в безопасности. Потому что никто здесь больше не в безопасности.

С самого начала меня этот разговор заинтересовал, но я успешно, как мне казалось, делал вид, что выпивка меня занимает больше. После этих слов я перестал притворяться, полностью повернулся в сторону Земцова и вперил в него чуть косящие глаза.

– О, вижу ты уже готов расстаться с отдыхом. Так вот, во-вторых, работать будем в

условиях жесткой конкуренции. За голову цели назначена награда. А точнее, за две головы.

– Да иди ты.

– Я тоже не сразу поверил. Но задача именно такая: надо найти А’биса, и как можно скорее.

Часть II. Сыщик

1

Дмитрий Земцов проснулся раньше звонка будильника от громкой соседской ругани. Из криков соседей получилось разобрать причину скандала: Колька из пятой обвинялся в

пьянстве с самого утра, а обвинительнице в ответ вменялись давние эпизоды супружеской неверности. «Мало мне на работе этого», – с досадой думал Дмитрий. Он хотел было настоятельно попросить соседей решать свои проблемы потише, но вспомнил, что ни разу еще это не возымело должного эффекта, а куда ему идти он знал и так.

Встав с кровати, он залил кипятком дешевый растворимый кофе и направился с ним на балкон. Там он пару минут возился со старенькой бензиновой зажигалкой, прежде чем смог прикурить сигарету. Вид с балкона открывался на серый лабиринт из брежневок, хрущёвок и сталинок, выход из которого искали маленькие разноцветные человечки и грязные машины. Первая весенняя оттепель вместе с мелким дождем приготовили густую кашу из снега и химикатов, а затем вывалили свое блюдо на дороги и во дворы. На горизонте виднелись плотные ряды полосатых заводских труб, что всегда выходили покурить вместе с Земцовым. Затушив сигарету, он направился было обратно в комнату, но неловко развернулся и задел плечом ржавую стремянку, которая с грохотом упала на пол. Тихонько ругнувшись, Дмитрий поставил лестницу на прежнее место и в стотысячный раз пообещал себе разобрать бардак на балконе. Формально препятствовало этому то, что часть вещей принадлежала хозяйке квартиры Людмиле Павловне, а значит Земцов рисковал по ошибке выкинуть чужой хлам вместо своего. Пожилая женщина очень ревностно относилась к своему имуществу, поэтому такая ошибка могла бы привести к скандалу. Людмиле Павловне нравилось использовать квартиру в качестве своей кладовки, ведь помимо очевидных плюсов можно было в лишний раз проинспектировать холостяцкое жилище под предлогом «мне там кое-что нужно забрать». Но Дмитрий в последнее время все больше склонялся к другой версии, что нашептывал ему скрипучий внутренний голос; он твердил, что балкон не разбирается из-за охвативших Земцова лени и апатии.

Облаченный в старый черный пуховик Дмитрий ждал своего автобуса. По швам и

заплаткам на этом предмете одежды, который за столько лет, казалось, прирос к Земцову, можно было прочитать историю его неудачного брака. Вот здесь, на правом рукаве, невеста Лида аккуратненько и почти незаметно зашила дыру,

полученную во время паркура через забор; опергруппа Земцова тогда гонялась за

маньяком в частном секторе. Начальник Дмитрия за поимку негодяя получил повышение, а сам Земцов был награжден тридцатью секундами славы в телесюжете криминальных новостей. А вот этот шрам на второй коже Земцова буднично штопала уже набившая руку жена милиционера, когда ее супруга полоснули по плечу ножом. Ну а эту неровную заплатку в месте, где куртку прожег сигаретный бычок, разведенный Земцов приделывал уже самостоятельно.

Через заднюю дверь Дмитрий зашел в выцветший желтый пазик с кучей пассажиров и

взялся за ближайший к двери поручень. В общественном транспорте он старался передвигаться как можно меньше, боясь, что кто-то успеет заметить его хромоту и надумает уступить свое место, чего Земцов терпеть не мог. Даже когда рана была еще свежей, Дмитрий артачился и не хотел брать в руки костыль; но если по больничной палате ему худо-бедно удавалось перемещаться, держась за стены и койки, то на улице без этого приспособления он обойтись не мог. Как только ноге вернулась подвижность,

ненавистная палка, минуя перевалочный пункт в виде балкона, моментально отправилась на свалку.

Земцов зашел в офисное здание и сразу был встречен обширной пятой точкой уборщицы Зинаиды. Старая женщина была не в своем уме, но с нехитрой работой справлялась без нареканий и платить ей можно было меньше, чем более уравновешенным соискателям. От нее всегда несло потом и чем-то кислым, об источнике этого запаха Земцов старался не думать. Зинаида обожала общаться с офисным планктоном и уже спустя пару месяцев после трудоустройства обладала информацией чуть ли не о каждом обитателе здания. Узнав о милицейском прошлом Земцова, она взяла в привычку, находясь рядом с ним, мелодично воспроизводить строчки из блатных песен как бы себе под нос, но чтобы окружающие могли ее слышать. Опасаясь пройти по мытому и услышать очередное: «что ты гонишь, мусор, шнягу не по делу?», Дмитрий вместо лифта, на пути к которому находилась фея чистоты, выбрал лестницу.

Поднявшись на четвертый этаж, красный запыхавшийся Земцов прошел мимо кучки риелторов, арендующих соседний офис, а уже зайдя за угол, услышал разговор вполголоса.

– Гляди, хромой опять не в духе.

– Ага, пешком, похоже, шел. И для кого только бодрится?

Затем сплетники вспомнили, что Дмитрий разведен, а значит для показной его бодрости всё-таки есть причины; потом они начали предполагать, ради кого бы Земцов мог так стараться.

Не узнав всего списка кандидатур, Дмитрий зашел в свой офис. Фирма «Куртаев и партнеры», где работал Земцов, занималась частным сыском. Специализировалось

агентство на так называемом сборе информации по гражданским делам, что непременно предполагало копание в чьем-то грязном белье и сование носа в чужие дела. Чаще всего

необходимо было поймать цель за нелицеприятным занятием, зафиксировать это и

предоставить доказательства заказчику. Как правило, все дела сосредотачивались вокруг измен или наркотиков. Поводами для сбора информации о цели обычно служили деньги, бизнес, имущество. И куда реже такой причиной была любовь. Дмитрию за пять лет работы встретился всего один случай, когда она заставила человека обратиться в его фирму. Тогда Земцов с особой старательностью работал над делом несчастной свекрови, которая наняла детективов для слежки за распутной невесткой, пытаясь вытащить недотепу сына из неудачного брака. После того, как Дмитрий увидел результат своих трудов, он еще долго корил себя за рвение, с которым вел расследование. Женщина эта, несмотря на свои догадки, до последнего отказывалась верить в худшее, а получив доказательства, вконец утратила надежду.

После того, как Земцов добегался на прошлом месте работы, чуть не лишился ноги и его «попросили», бывший сослуживец замолвил словечко, и подбитую птицу устроили в детективное агентство. Поначалу он пробовал работать «в полях» наряду с остальными детективами, но был для этого слишком приметен и маломобилен. Со временем Земцов все чаще стал обнаруживать себя за бумажной работой и постепенно полностью в ней погряз. Он перебирал материалы, полученные в результате многочасовых слежек: фото, видео и диктофонные записи, изучал документы и их копии, получал сведения от бывших коллег и старых информаторов, составлял отчеты о проделанной работе или, если клиент попадался крупный, делал целые презентации. Коллеги за это дали ему полушутливое прозвище Штаб, Земцов не возражал.

Изо дня в день Дмитрий наблюдал за тем, как рушатся семьи и отношения, сталкивался с людской алчностью, глупостью и равнодушием, что не могло не сказаться на его и без того непростом характере. Помощник детектива Миша Ступорев, что ежедневно доставлял сыщикам материалы и корреспонденцию, направляясь к Дмитрию, заметил, что тот сегодня злее обычного и попытался было его подбодрить.

– Привет, Штаб. Чего такой смурной? Встал не с той ноги?

Земцов шутку не оценил и ответ его звучал сердито.

– Техничка проклятая взбесила с утра пораньше. На всем экономят. Гнать надо в шею эту полоумную. И тебя, шутника, вместе с ней. А еще эти прохиндеи через стенку. Надо чтоб у них весь чай и все сплетни закончились, тогда может быть делом займутся.

– Будь твоя воля, ты бы, поди, один здесь работал. Ладно тебе сердиться, старик, вот

держи, тут какое-то письмо на твое имя, может хоть оно тебя порадует. Плясать не прошу, все понимаю.