bannerbanner
Самое обычное волшебство
Самое обычное волшебство

Полная версия

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 3

Сначала он увидел тетю Олю. Она выбралась из машины и выглядела так, будто ее только что достали из стиральной машины после самого долгого режима: помятая, бледная, с такими темными кругами под глазами, что казалось, будто она их нарисовала. Она крепко держала за руку свою дочь, словно боялась, что та улетит, как воздушный шарик.


А потом он увидел ее. Дашу.


Она была похожа на маленького испуганного зверька, которого вытащили из норы на яркий свет. Меньше, чем он ее помнил. В простом желтом платье, из-под которого торчали худенькие коленки. Но дело было не в одежде. Она была… выключенной. Ее голова была опущена, длинные волосы падали на лицо, и она смотрела куда-то себе под ноги, на гравий дорожки, будто там было написано что-то невероятно важное.


Его мама, Ира, вышла на крыльцо, и началась обычная взрослая суета: объятия, сумки, слова.


– Оленька, господи, ну наконец-то!


Тетя Оля, обняв маму, вдруг тихо всхлипнула ей в плечо.


– Спасибо, Ир… спасибо.


– Да ну что ты, все в порядке, – заворковала мама. – И тебе отдохнуть надо, и Митьке тоже нужно с кем-то общаться, а то он совсем одичал, все лето дома просиживает.


Митя поморщился. Это было неправдой. Он не «просиживал». Он проводил свое идеальное, тщательно спланированное лето. У него был свой личный, осознанный блэкаут. Друзья, Пашка и Серый, все поняли. Они пару раз заезжали на великах, но Митя честно сказал: «Пацаны, я в отпуске. От всего. Читаю, играю. Осенью увидимся». Они пожали плечами и уехали. В двенадцать лет такие вещи уже не требуют долгих объяснений.


Его план был идеален: вставать поздно, до обеда читать книжку про космос, после обеда – строить свой идеальный парк динозавров, а вечером смотреть сериал про выживание в лесу. Никаких обязательств, никакой суеты. Рай.


Но мама нагло вторглась в его рай. Сначала она выгнала его из прохладной комнаты на эту душную веранду под предлогом «подыши воздухом». А теперь привезла ему вот это.


Даша так и стояла, приклеившись к материнской юбке. Она не поздоровалась, не подняла головы. Когда мама попыталась ее обнять, она еле заметно дернулась, как от удара током. Не смотрит в глаза. Вообще. Будто его и мамы здесь не существует. Есть только она, ее мама и точка на земле.


Митя почувствовал укол раздражения. Это было неправильно. Нелогично. Когда приезжаешь в гости, надо говорить «привет». Надо смотреть на людей. Это же базовые правила, как в его игре: есть посетитель – есть приветствие. А она вела себя как сбой в программе. Как динозавр, который уперся в стену вольера и не двигается.


«Странная», – подумал Митя и снова уставился в свою приставку. Там, по крайней мере, все было понятно. Он демонстративно отгородился от них экраном, надеясь, что его оставят в покое. Но он уже знал, что его идеальный блэкаут, его личный, заслуженный отпуск, только что был безжалостно и нагло отменен.


Митя прошмыгнул мимо взрослых, пока они ворковали на кухне, и скрылся в своем убежище. Он закрыл дверь – не до конца, оставив крошечную щелочку, чтобы слышать, но не быть замеченным, – и плюхнулся в кресло. Его комната. Его крепость.


Это была территория абсолютного, выверенного порядка. Мальчишеского, но порядка.

Центральное место занимал письменный стол из светлого дерева. На нем стоял большой монитор, аккуратно протертый от пыли. Рядом – игровая клавиатура с подсветкой, мышь на специальном коврике и стопка дисков с играми, расставленная по алфавиту. Никаких лишних бумажек или крошек. Под столом гудел системный блок, похожий на черный монолит с синим огоньком-сердцем.


Слева от стола, вдоль стены, тянулся стеллаж. На верхней полке, как почетные трофеи, стояли собранные им модели: истребитель «X-Wing» из «Звездных войн», детализированный луноход и впечатляющая фигурка тираннозавра, которую он сам склеил и покрасил. На полках ниже царили книги. Не школьные учебники, а настоящие сокровища: толстые тома научной фантастики – Азимов, Кларк, Стругацкие, – энциклопедии про космос с яркими картинками туманностей и галактик, атлас животных мира и несколько книг по выживанию в дикой природе.


Кровать была застелена простым синим покрывалом. Над ней висел большой постер с картой мира. Но не обычной, политической, а физической, с рельефами гор и впадинами океанов. Митя любил перед сном водить по ней пальцем, представляя маршруты кругосветных путешествий. Рядом с картой на стене были прикноплены несколько его собственных рисунков – не людей или животных, а схем. Схема устройства солнечной батареи. Чертеж самодельного плота. Карта их дачного поселка с отмеченными «стратегическими точками»: колодцем, заброшенным сараем и самым высоким деревом.


Напротив кровати стоял старый, но крепкий шкаф, оклеенный наклейками с логотипами компьютерных игр. Одна дверца была слегка перекошена и закрывалась не до конца. Внутри на вешалках висели футболки и толстовки, а на полках лежали аккуратно сложенные джинсы. В самом низу, в картонной коробке из-под обуви, он хранил свои «инструменты»: хороший перочинный нож с множеством лезвий, подаренный отцом, мощный светодиодный фонарик, компас, моток прочной бечевки и лупу. Это был его набор на случай любого «приключения», в которое он, впрочем, не очень-то и стремился.


И еще одна деталь, спрятанная от посторонних глаз. На тумбочке у кровати, за стопкой комиксов, лежала старая, потертая музыкальная шкатулка. Деревянная, с выцветшим узором на крышке. Она давно не играла – механизм сломался. Это была шкатулка их с Дашей общей бабушки. Он и сам не знал, почему до сих пор хранит ее. Наверное, просто привык. Она была частью его комнаты, как и все остальное.


Воздух в комнате пах озоном от работающего компьютера, старыми книгами и едва уловимым ароматом древесины. Это был его мир. Логичный, понятный, защищенный. И он очень надеялся, что вторжение, которое только что началось в их доме, не доберется до этой последней цитадели.


Щелчок закрывающейся двери прозвучал как выстрел стартового пистолета. Гонка началась. Гонка на выживание длиной в несколько месяцев. Митя сидел в своем кресле, сжав в руках приставку, как оружие. Нянька. Прекрасно. Он всё лето мечтал стать нянькой для… для нее. Просто предел мечтаний.


Даша вошла не как человек, а как тень. Тетя Оля провела ее в центр комнаты, легонько подтолкнула в спину и, бросив на Митю виновато-умоляющий взгляд, вышла, тихо прикрыв за собой дверь.


И вот они остались одни. В его крепости. Враг прорвал оборону и оказался в самой цитадели.


Даша не стала осматриваться. Она не проявила ни малейшего интереса ни к его моделям на стеллаже, ни к постеру, ни к компьютеру. Она просто опустилась на ковер прямо посреди комнаты, поджав под себя ноги. Словно ее высадили на необитаемый остров, и она заняла первое попавшееся место.


Митя ждал. Что она будет делать? Плакать? Проситься к маме? Пытаться с ним заговорить?


Ничего из этого. Она просто сидела, уставившись в одну точку на синем покрывале его кровати, и начала что-то бормотать.


Это был не разговор. Не монолог. Это было похоже на инвентаризацию или заклинание. Тихий, монотонный шепот, который почти тонул в гудении компьютера. Митя выключил звук на приставке и прислушался. Он не хотел, но любопытство взяло верх.


– …границы нарушены… – донеслось до него. – Порядок чужой…


Что за бред?


– …стены из дерева… смотрят… – ее голос был ровным, безэмоциональным. – Карта на стене… неправильная. Не мои созвездия…


Митя посмотрел на свой постер. Что с ним не так? Обычная карта мира.


– …спящий зверь в углу… черный… с синим глазом… – она говорила о его компьютере. Спящий зверь. Ну, допустим. – Погасли огни… на полке… воины застыли…


Она говорила о его фигурках. Погасли огни. Воины застыли. Митя почувствовал, как по спине пробежал холодок. Это было странно. Не просто странно, а жутковато. Она не разговаривала с ним. Она не обращалась к воображаемым друзьям. Она просто перечисляла, каталогизировала его мир, переводя его на свой непонятный язык. Будто сканер, который считывает незнакомую территорию, отмечая угрозы и аномалии.


Он снова попытался погрузиться в игру, но не мог. Ее бормотание стало фоном, тихим, но назойливым саундтреком к его летнему провалу. Он не понимал ни слова, но чувствовал суть: она в его мире, и он ей не нравится. Он для нее чужой, неправильный, враждебный.


И самое раздражающее было то, что она его совершенно игнорировала. Будто его, хозяина этой комнаты, этого «спящего зверя» и «застывших воинов», здесь просто не было. Он был частью пейзажа. Предметом мебели. Это бесило. Он откашлялся, чтобы привлечь внимание.


Даша вздрогнула, но головы не подняла. Ее бормотание на секунду прервалось и возобновилось с новой силой, но уже тише, почти неслышно. Она просто поставила «звуковой барьер» еще плотнее.


Митя сдался. Он снова включил звук на приставке, сделав его погромче. Если она собирается жить в своем мире, то он останется в своем. И пусть ее «погасшие огни» не мешают ему кормить его анкилозавра.


Вечером, когда взрослые окончательно обосновались на кухне, а дом наполнился запахом жареной картошки и тихими разговорами, Митя закрылся в своей комнате для главного ритуала дня. Он включил монитор, надел наушники, отрезая себя от всего мира, и запустил новую серию «Нимп. Этажи».


Это был не просто сериал. Это был его личный Эверест, который он покорял каждую неделю.

Заставка была медленной и гипнотической. Камера плавно скользила вверх по стволу Великого Древа, такого огромного, что его крона терялась в облаках. Под тревожную, тягучую мелодию на коре Древа появлялись вырезанные руны – имена Этажей: «Этаж Вечной Зимы», «Этаж Зеркал», «Этаж Забытых Богов».


И вот появился он. Нимп. Не герой-красавчик, а мужчина, которому всегда сорок. Усталый, с сединой на висках и щетиной, которую он то ли забыл, то ли не захотел сбривать. Его доспехи из темной кожи были потерты и поцарапаны в сотнях битв, но глаза… В его глазах была вся тяжесть мира. Взгляд человека, который видел, как рушатся цивилизации и умирают звезды.


Рядом с ним всегда были его спутники. Ксенос – волшебный кот, огромный, как лев, с шерстью такой черной, что она, казалось, всасывала свет. Он двигался с ленивой грацией хищника, и в его изумрудных глазах плескался не звериный, а древний, осмысленный интеллект. И Лиамма. Когда-то Нимп выкупил ее, маленькую девочку, в деревне на «Этаже Шелковых Цепей». Теперь ей было лет шестнадцать. Она выросла в тени Великого Древа, научившись у Нимпа сражаться, но сохранив в себе искру жизни, которую он давно потерял.


Серия, которую ждал Митя, была одной из самых тяжелых. Они попали на «Этаж Десятилетия». Пустынный, тихий мир под двумя солнцами, где им нужно было вырастить из одного семечка лунный цветок. Только когда он расцветет, откроется портал на следующий Этаж. А цвел он ровно десять лет.


Борьба с врагами здесь была фоном. Раз в год, в день равноденствия, из песка восставали Стеклянные Скорпионы, и троица давала им отпор. Нимп – своим тяжелым мечом, Лиамма – быстрыми стрелами, Ксенос – когтями, способными расколоть кристалл.


Но главное было не в этом. Главное было во времени. Серия показывала, как проходят эти десять лет. Вот маленькая Лиамма, едва дотягиваясь, поливает росток из фляги. Вот Нимп учит ее читать по звездам, которых она никогда раньше не видела. Вот она, уже подросток, сидит с Нимпом у костра и спрашивает: «Ты ведь никогда не постареешь, да?». И Нимп, глядя в огонь, молча кивает.


В этой серии Лиамма находит в скалах маленькое поселение таких же «застрявших» путников. Она влюбляется в парня-гончара. Митя видел, как они смеялись, как он дарил ей глиняную фигурку Ксеноса. А потом, в следующей сцене, этот парень уже был взрослым мужчиной с сединой в волосах. А Лиамма оставалась прежней. В финале серии она стояла у его могилы.


Нимп подошел и просто положил ей руку на плечо. Никаких слов не было нужно. Она впервые по-настоящему поняла его трагедию. Трагедию бессмертия. Терять всех, кого ты любишь, снова, и снова, и снова.

В этот момент лунный цветок раскрыл свои серебристые лепестки, и в воздухе замерцал портал. Нимп, Лиамма и Ксенос, не оглядываясь, шагнули в него, оставляя позади еще одну прожитую и потерянную жизнь.


Митя снял наушники. В комнате стояла тишина. Он чувствовал, как внутри у него все сжалось. Вот это – настоящие проблемы. Не то что его дурацкое лето и странная сестра, сидящая в углу. Нимпу было по-настоящему тяжело. И от осознания этой вымышленной, но такой реальной трагедии, его собственные мелочи казались почти незначительными. Он посмотрел в угол. Даша сидела все там же, раскачиваясь, в своем собственном «Этаже», куда ему не было входа.


– Митя, Даша, ужинать! – голос мамы с первого этажа прорвался сквозь тишину, как сигнал тревоги.

Митя вздохнул. Ритуал окончен, пора возвращаться в реальность. Он встал и подошел к Даше. Она все так же сидела на полу, но теперь не бормотала, а просто медленно раскачивалась, глядя в пустоту.


– Эй, – негромко сказал он. – Пошли есть.


Никакой реакции. Она словно не слышала его. Он вспомнил слова тети Оли, сказанные на кухне шепотом, пока Даша была наверху: «Она редко приходит в себя… особенно в чужом доме… может, со временем привыкнет… Главное, Митенька, никаких громких звуков и резких вспышек, пожалуйста. Играешь в приставку – отворачивай от нее экран».


Митя почувствовал себя так, будто ему вручили инструкцию к очень сложному и хрупкому прибору, который он не просил. Он снова вздохнул и, помедлив, протянул руку.


– Даш, надо идти.


Он ожидал, что она отдернет руку, но ее пальцы, тонкие и прохладные, неожиданно сомкнулись вокруг его ладони. Не крепко, а просто легли сверху, как будто она доверила ему что-то ценное. Он почувствовал себя нелепо. Вести ее за руку, как маленькую. Но другого выхода, кажется, не было.


Они спускались по лестнице медленно, шаг в шаг. Ее рука в его руке была странным, непривычным ощущением.

На кухне царил мир и запах лазаньи. Мама Мити, тетя Ира, улыбалась, раскладывая по тарелкам дымящиеся квадраты из теста, фарша и соуса. Для нее это был праздничный ужин. Она обожала лазанью, считая ее верхом кулинарного искусства.


– Садитесь, садитесь, мои дорогие!


Митя усадил Дашу на стул и сел сам, поскорее высвободив свою руку. Перед ним поставили тарелку. Он смотрел на нее без всякого энтузиазма. Слои теста, мясная начинка, расплавленный сыр – это все было нормально. Но между ними прятался главный враг – соус бешамель. Для Мити он был квинтэссенцией кулинарной скуки. Белый, безвкусный, склизкий. Он не добавлял блюду ничего, кроме пресной вязкости. Просто кулинарный шум, который забивал вкус всего остального.


Он неохотно подцепил вилкой кусочек. Даша же к своей порции даже не притронулась. Она сидела, уставившись в узор на скатерти.


– Заенька, покушай, – мягко сказала тетя Оля. – Смотри, как вкусно.


Даша медленно подняла взгляд на тарелку, посмотрела на нее, как на незнакомый, потенциально опасный предмет, и так же медленно снова опустила глаза на скатерть.


– Она не будет, – констатировал Митя, ковыряя свою порцию и пытаясь отделить мясо от белой жижи. – Она не ест незнакомое.


Обе женщины посмотрели на него с удивлением. Тетя Оля – с благодарностью за то, что он это озвучил, а его мама – с легким раздражением.


– Откуда ты знаешь? – спросила мама.


– Логично же, – буркнул Митя. – Она всё незнакомое не любит.


Он и сам не знал, откуда это взял. Просто сложил два и два. Если она боится чужой комнаты, то почему не должна бояться чужой еды? Это было так же очевидно, как то, что динозавру-хищнику не нужен вольер из сетки-рабицы.


Тетя Оля встала, достала из своей сумки контейнер и выложила на Дашину тарелку знакомое, безопасное яблоко, нарезанное дольками, и три круглых печенья. Даша, не поднимая глаз, взяла дольку яблока и начала медленно, очень медленно ее грызть.


Ужин продолжался в тишине. Митя давился безвкусным соусом, Даша хрустела яблоком, а взрослые делали вид, что все идет по плану.


Когда ужин был закончен, а взрослые остались на кухне вести свои тихие, бесконечные разговоры, настало время для самого неловкого этапа – подготовки ко сну. Мама принесла раскладушку и поставила ее в углу, между стеллажом и дверью.


– Ну вот, – сказала она с натянутой бодростью. – Будет твой личный наблюдательный пост, Митя.

Он промолчал. Отличный пост. Прямо на линии фронта.


Дашу снова привели в комнату. Она уже была в пижаме – просторной футболке и штанах с рисунком из маленьких звездочек. В руках она сжимала свое Одеяло-Кокон, как щит. Тетя Оля уложила ее на раскладушку, подоткнула одеяло и поцеловала в лоб. Даша не отреагировала.


– Спокойной ночи, дети, – сказала мама Мити из дверного проема и, щелкнув выключателем, погрузила комнату во тьму.


Единственным источником света остался синий огонек «спящего зверя»-компьютера и прямоугольник окна, в котором виднелось беззвездное питерское небо.


Митя лежал в своей кровати и ждал. Он приготовился к худшему: сопению, храпу, разговорам во сне, хождению по комнате. Он уже представлял, как не сможет уснуть из-за посторонних звуков, как будет ворочаться и злиться. Его крепость была захвачена, и теперь ему придется терпеть ночные шумы оккупанта.


Он лежал пять минут. Десять. Двадцать.


Из угла, где стояла раскладушка, не доносилось ни звука. Абсолютно. Ни сопения, ни покашливания, ни скрипа раскладушки от ворочания. Если бы он не знал, что она там, он бы решил, что в комнате по-прежнему один.

Он осторожно приподнялся на локте и вгляделся в темноту. Он мог различить только темный силуэт, укрытый одеялом. Силуэт был совершенно неподвижен. Она не спала. Она отключалась. Словно компьютер, переходящий в спящий режим: все системы заморожены, экран погас, кулеры не шумят.


Митя снова лег на подушку. Напряжение, которое он испытывал весь вечер, начало понемногу отпускать. Это было странно. Днем она была источником постоянного, тихого хаоса, а ночью превращалась в воплощение покоя.

Он повернулся на бок, лицом к стене со своей картой мира. В темноте он не видел контуров материков, но знал, что они там. Он думал о Нимпе, который, наверное, никогда не спит спокойно, всегда ожидая нападения. А у него… у него было тихо.


И Митя, к своему собственному удивлению, признал: это ее большой, жирный плюс. Может быть, единственный, но очень весомый. Она не мешала ему спать. В этом компоненте их вынужденное сожительство было идеальным. Он закрыл глаза и, убаюканный тишиной, которая была даже глубже, чем его обычное одиночество, провалился в сон.

Глава 3. Архипелаг затерянных сокровищ 2

Прошло три дня. Три бесконечных, тягучих дня, похожих один на другой. Митина комната превратилась в замкнутую экосистему. Он был ее главным обитателем, а Даша – странным, фоновым элементом, вроде редкого растения в углу, которое не требует полива, но постоянно издает тихий, едва уловимый гул.


Он уже привык. Привык к ее тихому бормотанию, которое стало таким же естественным, как гудение компьютера. Привык к ее ритуалам: утром она выстраивала на ковре спираль из своих Кристаллов Спокойствия, а днем сидела, обхватив колени, и смотрела в одну точку. Он больше не уходил на веранду. Его крепость, хоть и с нарушенными границами, оставалась его крепостью.


Утром он лежал на кровати, дочитывая книгу о черных дырах. Слова «горизонт событий» и «сингулярность» завораживали его. Это была настоящая, великая тайна, идеальный порядок, доведенный до абсолюта. Он оторвался от страницы и посмотрел на Дашу. Она сидела на своем обычном месте и раскладывала на полу веточки и сухие листья, принесенные с улицы. Еще одна ее сингулярность. Непонятная и недоступная.


Днем, когда он рубился в свой симулятор, он краем глаза заметил, как его мама и тетя Оля сидят на веранде. Тетя Оля выглядела не лучше, чем в день приезда. Даже хуже. Она держала в руках чашку, но не пила, а просто смотрела в лес усталым, загнанным взглядом. Она ведь приехала «отдыхать»? Отдыхать от Даши. Но сейчас она была здесь, а Даша – там, с ним. И почему-то казалось, что расстояние не принесло тете никакого облегчения. Наоборот, между ней и дочерью будто выросла невидимая стеклянная стена, и от этого тете Оле становилось только тяжелее. «Странные они, эти взрослые», – подумал Митя и снова сосредоточился на постройке нового вольера для трицератопсов.


К вечеру его терпение иссякло. Книга была дочитана. В игре наступил нудный этап накопления ресурсов. Делать было абсолютно нечего. А тихий шорох и бормотание из угла начали действовать на нервы.

Он встал и подошел к ней. Она как раз закончила свою композицию: в центре лежал самый большой камень, а от него лучами расходились дорожки из веточек, листьев и прошлогодних желудей. Это было похоже на какую-то дикарскую карту.


Митя решил пойти в наступление. Он уже пробовал молчать, игнорировать, отгораживаться музыкой. Теперь он попробует сарказм.


– Что, королева, владения обходишь? – спросил он, стараясь, чтобы голос звучал как можно более насмешливо.

И тут произошло невероятное. Она не вздрогнула и не проигнорировала его. Она медленно, очень медленно подняла на него глаза. Он впервые увидел их так близко. Большие, серьезные, орехового цвета. Она смотрела не прямо в его глаза, а куда-то на переносицу, но это все равно был взгляд. Она серьезно кивнула.


Митя опешил. Он ожидал чего угодно, но не этого.


Даша запустила руку в карман своего платья и достала сложенный в несколько раз, мятый листок из школьной тетради. Она протянула его Мите. Он взял его с опаской, будто ему передавали секретное донесение. Развернул.


Это была карта. Детская, нарисованная цветными карандашами, но невероятно детальная. Он сразу узнал их двор. Вот квадрат песочницы с подписью: «Пустыня Шепчущих Песков». Вот мамина клумба с розами, обведенная красным: «Багряные Джунгли, где живут шипастые звери». Старая, перевернутая лодка у сарая была помечена как «Флагманский корабль „Тихая Заводь“». А весь их участок был обведен синей линией и назван «Архипелаг Затерянных Сокровищ».


Он поднял взгляд от карты на композицию на полу. И вдруг понял. Она не просто раскладывала мусор. Она строила трехмерную модель своей карты.


Даша снова посмотрела на него своим серьезным, немигающим взглядом. Она указала тонким пальцем на рисунок лодки.


– Корабль не может плыть без курса, – сказала она тихо, но отчетливо. Это была самая длинная фраза, которую он от нее слышал.


Она помолчала, а потом добавила, и эти слова перевернули все.


Слова повисли в воздухе комнаты, тихом и спертом. Они не прозвучали как гром или откровение. Они были простыми, почти будничными, но именно их простота и сбивала с толку.


– Капитану нужен штурман.


Митя стоял с ее картой в руках, чувствуя себя полным идиотом. Его план с сарказмом провалился. Она не просто отразила его атаку – она перехватила инициативу и предложила ему роль. Роль в ее странном, непонятном спектакле. Он мог бы фыркнуть, бросить карту на пол и уйти в свой угол к приставке. Это было бы логично. Это было бы правильно.


Но он не сделал этого.


Вместо этого он снова посмотрел на карту. На «Пустыню Шепчущих Песков». На «Багряные Джунгли». Это было по-детски, конечно, но… в этом была система. Была логика. Ее собственная, перевернутая с ног на голову, но логика. Это не было бессмысленным бредом. Это был мир со своими правилами. А Митя любил правила.

Он посмотрел на Дашу. Она ждала. Терпеливо, не моргая. Она не просила, не умоляла. Она констатировала факт. Кораблю нужен штурман. У нее есть корабль. Она – капитан. А он… кто он? Просто скучающий пацан, который сидит в четырех стенах.


– Ладно, – выдохнул он, чувствуя, как неловкость обжигает щеки. Он сунул карту в задний карман джинсов, как будто это секретный документ, который нужно спрятать. – Так… что нужно делать, штурман?


Он ожидал, что ошибся. Что она скажет: «Нет, ты штурман». Но она поняла его правильно. Она поняла, что он принял правила игры.


Даша поднялась на ноги. Она подошла к его столу и взяла с полки обычный школьный карандаш. Затем она вернулась к своей трехмерной карте на полу.


– Нужно проложить курс, – сказала она так же серьезно. – Мимо Багряных Джунглей. Там спят шипастые звери. Их нельзя будить.


Она указала на мамину клумбу с розами. Шипастые звери. Розы. Логично.

На страницу:
2 из 3