Пепел священных трав Алтая

Она обошла всех. Лена испуганно замотала головой: "Нет! Я бы такую гадость не брала!" Студенты клялись, что не при делах. Олег и Галина выглядели искренне озадаченными. Алексей, осмотрев пучок, заинтересовался именно синими цветами:

– Это… Это же аквилегия алтайская! Редчайший эндемик! Растет только на труднодоступных скальных уступах, высоко в горах. Как он здесь оказался? И кто собрал его? – В его глазах читалось не только научное любопытство, но и тревога. Такое растение просто так не найти и не сорвать.

Игорь, увидев пучок, лишь тяжело вздохнул:

– Местные дети балуються. Или кто-то из поселка решил пошутить. Знаете, у них свои причуды. Выбросьте и забудьте.

Но Арина заметила, как Бертек, проходивший мимо с ведром воды, замер, увидев пучок в ее руках. Его лицо исказила гримаса – не страха, а скорее… острого беспокойства? Его пальцы вцепились в кожаный шнурок с амулетом так, что костяшки побелели. Он бросил на Арину быстрый, непроницаемый взгляд, полный какого-то сложного, невысказанного послания, и молча отвернулся, ускорив шаг.

"Выбросить"? После реакции Бертека? Нет уж. Этот пучок был знаком. Но каким?

В поселке, куда Игорь иногда ездил за провизией, жила старая женщина, Галина Степановна. Местные шептались, что она знает травы не хуже любого городского фитотерапевта, да и кое-что еще… Арина решила рискнуть. Под предлогом купить местных трав для статьи, она уговорила Игоря подвезти ее.

Галина Степановна оказалась маленькой, сухонькой старушкой с лицом, изрезанным глубокими морщинами, и удивительно живыми, пронзительными глазами цвета темной речной воды. Она жила в аккуратной избушке на окраине, окруженной грядками с лекарственными растениями. Арина показала ей пучок.

Старушка взяла его осторожно, словно нечто хрупкое или опасное. Поднесла к носу, понюхала. Провела пальцем по синим цветочкам. Ее лицо стало серьезным, почти суровым.

– Дитя, – сказала она тихо, но так, что слова врезались в память. – Это не подарок. Не сувенир для журнала. Это знак. – Она посмотрела прямо в глаза Арине. – Знак, что тебя заметили. Они.

– Кто "они"? – спросила Арина, чувствуя, как холодеют пальцы.

Галина Степановна покачала седой головой, ее взгляд стал отстраненным, будто она смотрела куда-то далеко, за пределы избушки, в саму глубь гор.

– Те, кто в тени ходят. Кто старше камней. Кто помнит времена, когда люди были гостями, а не хозяевами. – Она коснулась обломка когтя. – Это – защита. И предупреждение. Любопытны они… или путь тебе указывают. А может… – она запнулась, – предупреждают. Что ты на тропе. На их тропе. И не всякому по ней идти дано.

Она протянула пучок обратно Арине. Та взяла его нерешительно.

– Что мне делать с ним?

– Храни. Или сожги с благодарностью. Как знаешь. – Старушка отвернулась, ее внимание привлекло что-то за окном. Разговор был окончен. Но перед тем как Арина ушла, Галина Степановна сунула ей в руку маленький холщовый мешочек. От него шел сильный, горьковатый запах полыни. – Это – от дурных снов. Под подушку. Чтоб не заглядывали туда, куда не надо.

Арина положила мешочек под подушку. Пучок со странным когтем она спрятала в рюкзак. Сны от полыни стали еще ярче, еще тревожнее. В них не было четких образов, только ощущение движения во тьме, шелест невидимых крыльев или шкур о камень, и навязчивый, негромкий шепот. Не ветра. Множественный, переливчатый, на странном, гортанном языке, который она не понимала, но чувствовала всем нутром – в нем были угроза, предостережение и… любопытство. Жадно-холодное любопытство.

Днем, на базе, ощущение незримого присутствия не исчезало. Особенно по вечерам и ночам. Арине все чаще казалось, что она улавливает движение краем глаза – темную тень, скользнувшую за углом барака, мелькнувшую между палатками. Но когда она резко поворачивалась – там никого не было. Только пустая степь, далекие горы и все та же, звенящая, настороженная тишина. Даже ветер с Белухи стих, будто затаив дыхание вместе со всеми.

Бертек стал еще мрачнее и замкнутее. Он словно метался в невидимой клетке, его темные глаза все чаще блуждали по холмам, к роднику Серебряных Рогов, а пальцы почти не выпускали амулет на груди. Когда Игорь объявил, что завтра группа едет на Калбак-Таш смотреть петроглифы, Бертек лишь кивнул, но в его взгляде мелькнуло что-то похожее на обреченность.

Арина понимала, что это не просто "мистический туризм". Что-то реальное, древнее и не всегда доброе, проснулось или было потревожено. И база "Перекресток Миров" оказалась на самом острие этого пробуждения. Ночные гости не шутили. Они наблюдали. И ждали. Чего? Ответа на свое предупреждение? Или просто удобного момента? Она крепче сжала в кармане мешочек с полынью. Предстоящая поездка на Калбак-Таш, к камням, которые "помнят всё", теперь казалась не экскурсией, а шагом в неизвестность.

Глава 4: Камни помнят

Утро встретило Арину ослепительным солнцем, заливавшим степь золотом, и пронзительным холодом, пробирающим до костей, несмотря на июль. Воздух был хрустальным, звонким. И все же – тишина. Птицы не спешили заполнять ее трелями. Только ветер, вечный спутник Курая, гудел в проводах да поскрипывал старыми досками барака.

За завтраком в тесной столовой пахло дымком, топленым маслом и крепким чаем. Группа оживилась. Пенсионеры, Олег и Галина, листали путеводитель с картой петроглифов. Студенты – Витя, Катя и Сережа – шутили, делясь впечатлениями от «сортира под открытым небом». Лена делала сторис с видом на горы из окна. Алексей сидел чуть в стороне, сосредоточенно ковыряя кашу и украдкой поглядывая на Бертека, который молча расставлял тарелки. Его лицо, обычно скуластое и замкнутое, сегодня казалось еще мрачнее, словно он провел ночь без сна. Темный амулет на шнурке был на виду.

– Сегодня едем на Калбак-Таш, – объявил Игорь, заходя с картой. – Древние рисунки на скалах. Тысячи лет истории. Арина, ваш хлеб – мистика, духи предков и все такое. – Он бросил взгляд на Бертека, но тот отвернулся, грохнув стопкой тарелок. – Бертек поедет с нами, помощником. Место специфическое, лишние руки не помешают.

Напряжение от него исходило почти физически.

Дорога вдоль Чуйского тракта была захватывающей и пугающей одновременно. Асфальт вился змеей меж гор, то взмывая на перевалы, откуда открывались головокружительные виды на долины и ледники, то ныряя в теснины, где река Чуя ревела пенными валами, выгрызая себе путь в каменных жерновах. Арина прилипла к окну «УАЗа». Мощь. Это было единственное слово. Древняя, неумолимая мощь камня и воды.

Калбак-Таш встретил их полуденной жарой и тишиной, еще более глубокой, чем в степи. Урочище – гигантская каменная «стена» вдоль дороги, усыпанная темными, отполированными временем валунами. На них – петроглифы. Тысячи изображений, выбитых рукой неизвестных мастеров: олени с ветвистыми рогами, всадники на конях, сцены охоты, странные солярные знаки, фигуры людей с поднятыми руками, будто застывшие в вечном танце или молитве.

– Вот она, летопись в камне, – Игорь повел группу по тропе вдоль скал. – От эпохи бронзы до тюркских каганатов. Видите этого оленя? Считается, духи так изображали путь в верхний мир. А вот солярный знак – символ жизни, солнца. А эти воины… Говорят, шаманы переносили сюда души павших, чтобы они охраняли перевал.

Арина включила диктофон, фотографировала. Материал шикарен. Но ее внимание привлекло нечто другое. Бертек. Он шел позади всех, не слушая Игоря. Его пальцы сжимали тот самый кожаный шнурок с амулетом. Он подошел к одному из крупных камней, не с самыми яркими, а с какими-то странными, угловатыми символами – спиралями, переходящими в зигзаги, напоминающими трещины или молнии. Он положил ладонь на холодный камень. Закрыл глаза. Его губы шевелились, беззвучно повторяя что-то. На лбу выступил пот, несмотря на прохладу тени.

– Бертек! – резко окликнул Игорь. – Не отставай! И руки убери с исторического наследия!

Бертек вздрогнул, отдернул руку, как от огня. В его глазах мелькнул испуг, быстро сменившийся привычной угрюмостью.

– Просто смотрел, – пробурчал он.

– А это что за знаки? – Арина подошла к камню, указывая на угловатые петроглифы. – Не похоже на оленей или солнце.

Игорь нахмурился.

– Споры идут. Кто-то говорит – знаки шаманов, обозначающие места силы или… ловушки для злых духов. Кто-то – просто геометрические фигуры. Дед Семен, наш вечерний сказочник, божится, что это печать Хранителя Горы. Говорит, трогать их – плохая примета. Особенно тем, кто… – он многозначительно посмотрел на Бертека, – кто лезет не в свое дело.

Бертек сжал кулаки, губы побелели. Он резко отвернулся и зашагал прочь, к машине.

Алексей, наблюдавший эту сцену, подошел к камню.

– Интересно, – прошептал он, рассматривая знаки. – Смотрите, Арина, здесь, в центре спирали… – он осторожно провел пальцем над поверхностью, не касаясь, – как будто изображен тот самый мох, что я нашел. Пучок из тонких линий.

Арина присмотрелась. Действительно, среди угловатых линий угадывалось что-то растительное, стилизованное.

– Совпадение? – спросила она.

– На Алтае? – Алексей усмехнулся без веселья. – Здесь совпадениям не верят. Здесь верят знакам. – Он взглянул в сторону, где скрылся Бертек. – Игорь шутит про «плохую примету», но… тот мешочек с мхом. Бертек видел его вчера. И вид у него был… нехороший.

Тревога Алексея была заразительна. Арина почувствовала легкий холодок по спине, не от ветра. Она вспомнила его слова: «Горы видят. И помнят всё». Камни Калбак-Таша, покрытые древними посланиями, казалось, действительно смотрели на них. Молчаливо. Всевидяще. А где-то в кармане Бертека лежал амулет, а в палатке Алексея – мешочек с растением, нарушившим какой-то древний запрет.

Возвращались на базу под вечер. Настроение в группе было приподнятым после впечатляющей экскурсии, только Алексей был задумчив и молчалив. Бертек сидел на заднем сиденье, уткнувшись лбом в холодное стекло. Он не проронил ни слова за всю дорогу.

После ужина, когда солнце скрылось за хребтами, окрасив небо в багровые и лиловые тона, у большого костра на краю степи собралась вся группа. Запах дыма смешивался с вечерней свежестью и все тем же, неуловимым запахом полыни и старой золы. Принесли пледы, термосы с чаем. Пришел и дед Семен – сухонький старичок с седой бородкой и глазами, казавшимися невероятно молодыми и острыми в морщинистом лице. Он курил самокрутку, поглядывая на языки пламени.

– Ну что, москвичка, – обратился он к Арине, прищурившись. – Приехала страшилок наших послушать? Про духов да шаманов?

– Материал собираю, дед Семен, – ответила Арина, включая диктофон. – Для журнала.

– Материал, – старик усмехнулся, выпуская колечко дыма. – Материал… Он тут везде. В камне. В воде. В ветре. Вот только записать его в твою штуковину, – он кивнул на диктофон, – не выйдет. Его чуять надо. Сердцем. Да духом.

Он помолчал, глядя на огонь. Бертек сидел чуть поодаль, в тени, лицо его было скрыто капюшоном. Но Арина видела, как он напрягся, услышав слова старика.

– Вот возьми Калбак-Таш, – начал дед Семен тихим, но четким голосом. Гул разговоров стих. – Камни помнят. Помнят каждую каплю крови, пролитую тут в битвах. Помнят молитвы шаманов. Помнят страх путников. И… помнят договор.

Он выдержал паузу, давая словам проникнуть в сознание.

– Люди давние, мудрые, договорились с Духами Места. Хозяевами гор, рек, лесов. Ты уважай – и тебя не тронут. Не ломись в святое – и пройдешь с миром. Не бери лишнего – и будешь сыт. А святое – оно везде. Вот камень особый. Родник заповедный. Дерево вековое. Или… травка невзрачная. – Старик посмотрел прямо в сторону Алексея, сидевшего рядом с Ариной. Биолог невольно съежился. – Священная травка. Ключик она. Печать. Держит что-то… сильное. Темное, может. Или светлое, но не для чужих рук.

Костер треснул, выбросив сноп искр. Бертек в тени вздрогнул.

– А коли сорвал кто печать эту… – голос деда Семена стал жестче, – коли полез самоучка, силы захотел, да не по разуму… Тогда просыпается то, что спало. Гнев Места. Хранитель просыпается. Или… то, что Хранитель стерег. – Старик выпрямился, его тень гигантской искаженной фигурой заплясала на камнях за костром. – И идет Оно. По следу. Запах чужака чует. Запах страха. Запах… святотатства. И не уймется, пока не заберет свое. Или пока кровью не омоют ошибку. Не своей, так чужой.

Тишина повисла густая, звенящая. Даже ветер на мгновение стих. Лена ахнула, прижав руку ко рту. Студенты переглянулись. Олег и Галина придвинулись друг к другу. Алексей побледнел. Арина почувствовала, как по спине пробежали мурашки. Это была не просто сказка. Это было предостережение. Густо замешанное на древней вере и знании.

Бертек резко встал. Его лицо, освещенное снизу отблесками костра, было искажено немым ужасом. Он бросил короткий, полный отчаяния взгляд в сторону Алексея, потом – на деда Семена, и молча, быстрыми шагами скрылся в темноте, за бараком.

– Бертек! – крикнул ему вдогонку Игорь. – Ты куда?

Ответом была только глубокая, всепоглощающая тишина, внезапно снова сомкнувшаяся над костром. И запах полыни, смешанный с дымом и… сладковато-горьким запахом тлеющих трав. Как будто где-то совсем рядом уже разгорался тот самый священный костер, пепел которого должен был или искупить вину, или стать ее вечным знаком.

Дед Семен сплюнул в огонь.

– Ну вот, напугал я вашего помощника – сказал он с какой-то странной, невеселой усмешкой. – Али правду испугался? Кто его знает. Ночь, однако, нынче тревожная будет. Спите чутко, гости. Горы не дремлют. И духи… они злопамятны.

Арина выключила диктофон. Материал был шикарным. Но циничная броня треснула окончательно. Где-то в темноте метался напуганный самоучка-шаман. В палатке у биолога лежал мешочек с растением-ключом. А древние камни Калбак-Таша, озаренные багровым светом костра, казалось, молчаливо подтверждали каждое слово старика. Камни помнили. И ждали.

Глава 5: Ночные шепоты.

Тишина после слов деда Семена повисла не просто густая – она была тяжелой, вязкой, как смола. Костер догорал, отбрасывая прыгающие тени, которые казались теперь не просто игрой света, а свидетелями невидимого судилища. Группа расходилась по палаткам и комнатам быстро, без обычных вечерних шуток. Лица были напряжены. Лена, девушка в лосинах, даже попросила Арину проводить ее до палатки.

– Вы же журналистка, вы ничего не боитесь? – прошептала она, цепляясь за рукав Арины.

– Боюсь дедлайнов и плохого кофе, – отмахнулась Арина, но внутри подкатывал холодный комок. Цинизм уже не работал. Слова старика, панический побег Бертека, мертвая тишина степи – все это складывалось в тревожную мозаику. – Спи спокойно, Лен. Это всего лишь легенды.

Но легенды, подкрепленные запахом тлеющих трав, который витал в воздухе даже здесь, у палаток.

Арина вернулась в свою комнатку в бараке. Маленькое окно глядело черным квадратом в ночь. Она не стала включать свет, присела на кровать. За стеной слышалось бормотание студентов, скрип кровати пенсионеров. Обычные звуки, но сегодня они казались искусственными, бутафорскими, натянутыми на звенящую пустоту ночи.

И тогда она услышала. Сначала едва различимо, сквозь стекло. Потом яснее, навязчивее.

Шепот.

Не человеческий. Не ветра. Что-то среднее – множественные, переливающиеся друг в друга голоса, сливающиеся в один странный, вибрирующий гул. Он шел не сверху и не снизу. Он шел из-под земли. Из-под самого барака. Из глубин степи. В нем слышались обрывки звуков, похожих на слова, но на незнакомом, гортанном языке. Шепот то нарастал, становясь угрожающим рычанием, то стихал до едва слышного шипения, как змеиный клубок. Он нес в себе холод, пробирающий до костей, и древнюю, немую ярость.

Арина вжалась в подушку. Сердце колотилось как бешеное. Это ветер. Просто ветер в щелях. Или студенты дурачатся за стеной. Но рациональные мысли разбивались о физическое ощущение этого звука. Он вибрировал в груди, заставлял зубы стучать. Галлюцинация? Но нет. За стеной внезапно стихли голоса студентов. Наступила мертвая тишина, в которой шепот звучал еще отчетливее.