Я вопросительно посмотрел на старика, семенившего по правую руку от меня.
Захар нахмурился и в свою очередь многозначительно покосился на Прошку, топавшего слева. Взгляд старика непрозрачно намекал – барин, похоже, не совсем здоров.
Черт… Надо быть аккуратнее в высказываниях. Пока кто-нибудь особо впечатлительный не вызвал полкового священника для изгания бесов из ополоумевшего графского сына.
Прошка в ответ на молчаливые сигналы Захара испуганно вытаращил глаза, несколько раз моргнул ими, а затем торопливо, мелко перекрестился и тихонечко сдвинулся в сторону от моей новоиспеченной графской персоны. Не знаю, что его так впечатлило. Метеорит или говорящие лошади. Знал бы ты, пацан, правду, вообще бы охренел.
Захар снова издал свой фирменный тяжелый, как надгробная плита, вздох, от которого, казалось, завяли все цветы в округе, а потом все же ответил:
– Ох, батюшка Петр Алексеевич, опять вы за свое. Уж не в горячке ли бредите? Говорил я вам неоднократно, не читайте на ночь этих книжек, где про всякие чудеса да небылицы заморские пишут! До добра они не доведут человека православного. Обычный день вчера был, как и всегда в нашем полку. Вечером вы лекцию изволили читать господам офицерам о военной кампании Ганнибала. По совести сказать, они ее слушать-то не хотели, но когда вас это останавливало? Потом вот… в конюшню отправились, дух свой закалять да тяготы солдатские познавать. А утром петухи пропели, я вас и пошел будить. Глядь!
Захар резко остановился и выкинул вперед руку с растопыренными пальцами. Прошка тоже замер, вытаращив глаза еще больше. Потом старик понизил голос и громким шепотом произнёс.
– А нет барина нашего… Исчез…
Ну е-мое… Как же его тянет в драматические этюды.
– А молний, батюшка, никаких не было. Говорящих лошадей или этих… метеоритов…чем бы оно не было, прости Господи…так того не видали.
– Да-да, барин! – торопливо подхватил Прошка, глядя на меня с неподдельным ужасом и состраданием. – Может, лекаря полкового все же кликнуть? А то вы бледный какой-то сегодня, и говорите… так чудно. Словно и не вы это вовсе, а кто другой вашими устами молвит.
«Бинго!» – мысленно щелкнул я пальцами, – «Словно не вы это». Пацан, сам того не ведая, попал в самую точку! Он даже не подозревает, насколько прав.
– Лекаря, говоришь? Да нет, вроде не нужно… Просто… все так странно. Будто я… спал очень, очень долго, и все вокруг изменилось до неузнаваемости.
Захар и Прошка растерянно переглянулись с таким видом, будто без слов обсуждали, не пора ли бежать за верёвками, дабы связать барина. Или всё-таки пора звать священника.
Стало окончательно ясно: от этих двоих я правды о своем «путешествии во времени» не добьюсь. Для них единственное возможное объяснение моему состоянию – либо горячка от ночевки на сквозняке в конюшне, либо очередная несусветная блажь их барина Бестужева-Рюмина, начитавшегося непонятных и вредных для православной души книг.
– Барин, да вы не печальтесь, – шепотом заверил меня Прошка. – Если причина вашего состояния поручик Орлов, так дело известное, он тот еще забияка. Со всеми так. Прошлого четверга чуть не застрелил Глинского за то, что тот его лошадь «клячей» обозвал.
– Да уж, – вздохнул Захар. – Только вам, Петр Алексеевич, с ним связываться не след. Вы ведь и стрелять-то не умеете…
– Как это не умею?! – возмутился я, хотя понятия не имел, умеет ли графский сын обращаться с оружием. Чисто теоретически должен, раз в армию попёрся.
– Ну… – Захар покосился на меня. – В прошлый раз, когда батюшка ваш велел вам на охоту с ним отправляться, вы из ружья случайно в конюха нашего выстрелили. Хорошо он на землю плашмя успел лечь, иначе, не было бы конюха-то. А потом три дня жаловались, что ухо болит.
Отлично. Значит, я не только зануда, но ещё и полный профан с огнестрелом.
Мы свернули за угол и остановились перед небольшим, но аккуратным домиком с резными наличниками. Пожалуй, это строение больше всего напоминало сказочный теремок, но только немного увеличенный в размерах. Во дворе росли вишни, под ними стоял круглый стол и два кресла-качалки. Благодать, да и только.
– Вот мы и пришли, – объявил Прошка, распахивая калитку. – Будьте любезны, Петр Алексеевич. Пожалуйте. Да садитесь вон, в кресло. Я пока попрошу Антонину Митрофановну, чтоб баню истопить. Негоже вам в таком виде расхаживать.
Не успели мы войти во двор, как на крыльце появилась женщина.
Выглядела она, прямо скажем, очень колоритно. Лет тридцати пяти, не больше. Высокая, статная, с пышными формами, которые даже простое платье не могло скрыть. Густые каштановые волосы были собраны в тугую косу, но несколько непослушных прядей выбивались, обрамляя лицо с высокими скулами и тёмными, чуть раскосыми глазами. Взгляд у неё был умный, оценивающий, а в уголках губ пряталась лёгкая насмешливость. Красивая женщина, это факт.
– Антонина Мирофановна, – почтительно поклонился Захар. – Барина вот привели.
– Вижу, – ответила она, скрестив руки на груди. Голос у неё был низкий, чуть хрипловатый, но при этом очень приятный. – И в каком же виде, позвольте спросить? Что ж ты, Захар, за барином так плохо приглядываешь. Будто он и не барин вовсе. Смотри, нажалуюсь его светлости, будет тебе по первое число.
Я, честно говоря, даже немного смутился. Хрен с ним, с графским титулом, но для встречи с такой женщиной мой вид и правда не подходил. Грязная рубаха, сапоги на босу ногу, волосы, наверное, в сене…
– Ночью изволили в конюшне ночевать, – вздохнул Захар. В его исполнении эта фраза выглядела так, будто Петр Алексеевич и правда дурачок.
– Опять?! – Антонина Мирофановна подняла темные, красиво очерченные брови. – Ну отчего же сразу не в свинарнике? Петр Алексеевич, вы, кажется, решили переплюнуть самого Диогена с его бочкой.
Я промолчал. Во-первых, не ожидал, что Антонина Митрофановна окажется столь молодой. Мне казалось, что обладательница подобного имени должна быть ровесницей Захара.
Во-вторых, пока мы шли к дому, Прошка вскользь обмолвился, что хозяйка – вдова какого-то там поручика. Не запомнил фамилию, если честно. То есть, опять же, в моём понимании она должна выглядеть старше и трагичнее. Мне прежде с вдовами сталкиваться не приходилось, не знал, что они бывают такими привлекательными.
– Ладно, заходите, – Антонина Митрофановна элегантно указала рукой на дверь. – А вы, Петр Алексеевич… – она прищурилась, – …расскажете, зачем вызвали на дуэль поручика Орлова.
– Э-э… – Я замялся. – Простите, но вам-то когда донесли? Сие недоразумение случилось только что. И потом…
Хотел сказать, мол, это придурочный поручик меня вызвал, а не я его, но осёкся. Зачем? Пусть думает, что я, да. Я вызвал на дуэль напыщенного придурка Орлова.
– Петр Алексеевич, мы с вами находимся неподалёку от Вильно, а не в Петербурге. Здесь слухи распространяются со скоростью ветра, а еще и слышно было его вопли. – Ответила вдова, и в её глазах мелькнули веселые чертята.
М-м-м… А вот это мне нравится. Это я люблю. Красивая женщина под боком – то, что сейчас необходимо моему измученному организму. Жизнь начинает обретать краски.
– Антонина Митрофановна, матушка, позвольте барин вот тут, под вишнями присядет. А мы пока баньку истопим. Если вы, конечно, не против? – Вылез вперед Захар.
– Хорошо. – Хозяйка небрежно повела плечом. Жест у нее вышел простой, но очень милый. – Скажу тогда Марфе, чтоб стол не накрывала. Пусть подождёт, пока Петр Алексеевич изволят привести себя в пристойный вид.
Антонина Митрофановна окинула меня насмешливым взглядом, развернулась и исчезла за дверью.
Захар на пару с Прошкой, как только хозяйка удалилась, принялись хлопотать вокруг меня. Один подтянул кресло, хотя оно и так неплохо стояло. Второй пытался усадить мою персону поудобнее, будто я сам не в состоянии разобраться.
– А скажи-ка мне, Захар, какой сегодня день? А то я что-то… запамятовал. После вчерашнего… приключения, голова не совсем свежая. – Поинтересовался я мимоходом, стараясь при этом выглядеть вполне естественно. Хотя, конечно, вопрос странненький.
– Так пятнадцатое мая сегодня, барин, – с сомнением в голосе ответил слуга. – Тысяча восемьсот двенадцатого года от Рождества Христова. Как есть пятнадцатое мая, ей-Богу!
Я чуть не кувыркнулся от неожиданности с кресла. Оно еще, как назло, при малейшем движении начинало раскачиваться вверх-вниз.
Ма-а-а-ай… тысяча восемьсот двенадцатого?! Мозг лихорадочно заработал, прокручивая те крохи школьных уроков истории, которые остались в воспоминаниях.
1812 год… Наполеон… Бородино… Пожар Москвы… Так, стоп! До Бородино еще, кажется, было лето… Июнь? Да, точно, вторжение началось в июне! То есть, у меня… примерно месяц? Всего лишь месяц до того, как начнется полномасштабная заварушка с французами? Ни хрена себе, за хлебушком сходил… Отчего-то эта старая шутка показалась мне максимально подходящей ситуации.
Мои проблемы с налоговой стали вдруг такой мелочью, такой милой домашней неурядицей по сравнению с перспективой оказаться в эпицентре Отечественной войны.
А самое главное, никто ведь этого не знает. Ни Захар, ни Прошка, ни самодовольные гусары. Никто из них не подозревает, что всего через несколько недель их привычный мир рухнет и перевернется. А я – знаю. Я знаю, кто нападет. И когда. Я знаю, как будут развиваться события. Я знаю, чем все закончится.
Твою ж мать… Это ведь мой единственный реальный шанс не просто выжить в сложившихся обстоятельствах, но и, возможно, перестать быть Петром Алексеевичем Бестужевым-Рюминым – «занудой, душнилой и всеобщим посмешищем». Если я смогу правильно, грамотно распорядиться имеющейся в моей башке информацией… О, какие перспективы открываются!
Мои стратегические размышления о том, как наилучшим образом монетизировать знание будущего, были снова прерваны появлением того, кто сейчас по идее должен быть в другом месте. По крайней мере, я бы этого очень хотел.
Возле калитки, ведущей во двор вдовы, нарисовался поручик Орлов, чтоб ему обосраться раз несколько, и двое гусар, но уже не тех, которые были у колодца.
– Так… – Тихо буркнул я себе под нос. – Вторая часть марлезонского балета…
Захар и Прошка тут же, как два добермана, замерли по обе стороны от меня. Ясное дело, будучи крепостными, они дворянам ни черта не сделают, но слуги явно готовы были рискнуть собственной шкурой ради обожаемого барина.
– Ну как, Петр Алексеевич, выспались на сене? – подал голос один из сопровождающих поручика.
Судя по мерзкой интонации и самодовольной роже, такой же придурок, как и сам поручик.
Что интересно, никто из них заходить во двор не торопился. Так и разговаривали со мной, повиснув на заборе.
– А мне вот интересно… – Я сделал задумчивое лицо. – Вам что, господа, поговорить больше не о чем? Неужели в вашей прекрасной гусарской жизни нет других тем? Или завидуете? Так не переживайте. Сегодня конюшня свободна. Можете прямо втроем туда отправиться. К тому же, компания будет отличная. Вы и лошади. Уровень мышления где-то на одной ступени. Ах, нет… Простите…Что ж я так-то… Зачем лошадей обижаю?
– Вы слышали, Константин? – Моментально взвился поручик Орлов. – Слышали? До сегодняшнего дня можно было прощать чудаковатое поведение этого… этого человека. С убогих, как говорится, спросу нет. Но теперь же он просто откровенно оскорбляет! А совсем недавно, сапогом в меня… Как… Как в голодранца какого-то!
– Барин… – тихо простонал рядом со мной Захар… – Разве ж можно поручиков сапогами по морда́м… Куда вас занесло…Вы, конечно, будущий граф, но и он из знатного семейства…Батюшка не одобрит…
Естественно, слова слуги предназначались только мне и гусары их не услышали. Иначе, боюсь, Орлова вообще стеганул бы приступ падучей.
– Поручик, прошу вас! – Вмешался третий «гость». Он из всей этой троицы был самым взрослым. Пожалуй, лет за тридцать. – Раз уж вы мне предложили роль секунданта, так дайте я и обговорю все детали предстоящей дуэли. Петр Алексеевич, мы не знакомы. Позвольте представиться – поручик Лещин. Господин Орлов выбрал меня в качестве секунданта. Будьте любезны, объявите нам вид оружия, который выбираете для предстоящей дуэли и ее время.
Прошка испуганно охнул, а затем, прижавшись ко мне, зашептал едва ли не в самое ухо:
– Батюшка Петр Алексеевич, не связывайтесь вы с ним, умоляю вас! Поручик Орлов – он же первый дуэлянт в полку, самый злой и умелый! На его счету уж не одна душа загубленная, и все по пустякам, из-за слова неосторожного или взгляда косого! Он же вас… убьет! Пощадите себя, батюшка! Ему же, что сабля, что пистоль – все разницы нету. Какое орудие не выберите, плохо дело кончится.
Перспектива быть элегантно проткнутым острой, вероятно, не очень чистой железкой, во времени, где не существует антибиотиков, как-то резко охладила мой боевой пыл и всякое желание острить. Впрочем, перспектива сдохнуть от пули, выпущенной из доисторического пистолета, тоже не радовала. Или не пули? Чем они тут сейчас стреляю? В общем, нужно было срочно что-то придумать, и желательно что-то гораздо более умное и безопасное, чем размахивание собственным сапогом.
А потом меня вдруг осенило. Прямо как обухом по голове, честное слово.
– Позвольте уточнить, господа. – Начал я поднимаясь из кресла.
Хотел, чтоб мои слова, которые сейчас произнёсу, прозвучали достойно. А когда тебя мотыляет в этой чёртовой качалке вверх-вниз, как поплавок, сложно выглядеть гордецом.
– Вы только что сказали, выбор оружия за мной. Верно? – Спросил я, как только принял вертикальное положение. Для пущего эффекта, сложил руки на груди и прожигал гусар суровым взглядом. Ну… Мне казалось, что взгляд очень суровый.
– Да, Петр Алексеевич. – Кивнул поручик Лещин. – Все верно. По правилам, вы как вызываемая сторона имеете право выбора оружия.
– Да! – Тут же подвякнул Орлов. – Мое благородство заставило пожалеть вашего батюшку и дать вам хотя бы призрачный шанс.
Нет, какой же он всё-таки неприятный тип. Интересно, а дворяне бьют друг другу морду?
– Хорошо, господа. – Ответил я. – А насчет оружия…
Я, не удержавшись, расплылся довольной улыбкой. Эх, Орлов, Орлов… Какой же ты придурок… Сгубила тебя твоя самоувереность. Сейчас я тебе такое скажу, от чего ты просто охренеешь.
Глава 5
Я втянул побольше воздуха, чувствуя себя рок-звездой перед выходом на стадион. Вся эта компания – поручик Орлов, его секундант Лещин и третий, безымянный гусар – смотрели на меня с одинаковым выражением скучающего превосходства. Они ждали, что я назову шпаги или пистолеты, чтобы потом с удовольствием наблюдать, как меня элегантно проткнут или продырявят.
Наивные… Наивные гусары… Они уверены, что победа у них в кармане, а граф Бестужев-Рюмин снова станет посмешищем. Хрен там плавал, господа! Хрен там плавал!
– Итак, – начал я, стараясь, чтобы мой голос звучал как можно более весомо. – Вы великодушно предоставили мне право выбора оружия. Грех этим не воспользоваться.
Я сделал паузу, наслаждаясь моментом. Прошка рядом со мной практически перестал дышать, а Захар что-то беззвучно шептал, вероятно, молитву.
– Мы будем стреляться, – торжественно объявил я. – Но не свинцом. Мы будем стреляться… словами!
На повисших на заборе лицах гусар отразилось полное недоумение. Поручик Орлов даже слегка приоткрыл рот и стал похож на рыбу, которую выкинуло на берег. Этакая здоровая рыбина с усами и бакенбардами.
– Что, простите? – переспросил Лещин, явно решив, что ослышался или что слухи о странностях графского сына вовсе не преувеличены.
– Словесная дуэль, господа! – я расплылся в самой наглой из своих улыбок. – Поединок поэтов! Мы будем сражаться не клинками, а рифмами! Каждый из нас зачитает свой куплет, цель которого – как можно сильнее уколоть противника. Публика решит, кто был убедительнее.
Орлов сначала опешил, а потом громко, презрительно рассмеялся.
– Вы совсем из ума выжили, Бестужев? Какая еще дуэль рифмами? Вы трус, который пытается уклониться от справедливого отмщения!
– Напротив! – парировал я. – Предлагаю вам дуэль более высокого порядка, дуэль умов! Или вы боитесь, что ваш острый язык не сравнится с вашей острой саблей? Я слышал, вы мастер едких фраз. Так докажите. Или это вы стру-си-ли?
Последнее слово я произнес медленно, с издевкой. У Орлова дернулась щека, а потом глаз. Он попался. Для такого гордеца намек на трусость был оскорблением.
– Хорошо, – процедил он сквозь зубы. – Я принимаю ваш идиотский вызов. Но на моих условиях. Если я, по мнению секундантов, одержу победу в вашем балагане, то на следующий же день мы стреляемся по-настоящему. На пистолетах.
– А если победа останется за мной, – подхватил я, – то вы, поручик, на весь следующий день становитесь моим личным менестрелем. Будете следовать за мной и воспевать в стихах каждый мой шаг. Согласны?
Орлов смерил меня ненавидящим взглядом, затем кивнул своему секунданту.
– Я согласен.
– Прекрасно, – вмешался Лещин. – Условия приняты. Теперь о времени и месте. Полагаю, завтра на заре, у рощи.
– На заре? – я искренне ужаснулся. – Помилуйте, поручик, все приличные люди в это время самые сладкие сны досматривают. Какой рассвет? И по поводу места. Думаю, нам подойдет городская площадь. Оттягивать тоже ни к чему. Прямо сегодня встретимся.
Орлов побагровел еще сильнее.
– Вы и здесь хотите устроить балаган?! Дуэли не проводятся на городских площадях! – Прошипел он, едва не капая ядовитой слюной себе на грудь.
– А у нас дуэль не простая, а поэтическая, – парировал я. – Ей нужны зрители! Свидетели вашего, поручик, триумфа… или позора. Или вы боитесь выступать перед народом? Что такое? Детские страхи?
Орлов скрипнул зубами.
– Нет-нет, – поспешил я его «успокоить». – Никаких рощ и комаров. Исключительно на площади. Сегодня скажем, часа в четыре. Чтобы и публика собралась, и солнце красиво светило. Для драматизма.
Лещин посмотрел на Орлова, тот кивнул, давая согласие.
– Быть по-вашему, граф, – с тяжелым вздохом произнес Лещин. – Сегодня, в четыре часа пополудни. Скажу честно, более странных дуэлей в моей жизни еще не случалось.
– Вот и договорились, – я лучезарно улыбнулся. – А теперь можете удалиться. Мне нужно подготовиться к выступлению.
Гусары, переглянувшись, развернулись и двинулись в сторону, откуда недавно явились.
Несколько секунд стояла тишина, нарушаемая лишь удаляющимся топотом сапог по пыльной улице. Я чувствовал себя победителем, только что взявшим первый раунд. Как говорится, если драка неизбежна, бей первым. Ну или – не можешь остановить революцию, воглавь ее. Любая поговорка подойдет. Главное, что инициатива перешла в мои руки.
Внезапно из-за спины раздался женский голос.
– Поэтическая дуэль… – медленно произнесла Антонина Мирофановна, которая, оказывается, все это время стояла на крыльце, прислонившись к резному косяку двери. Она скрестила руки на груди, и ее темные глаза с лукавым прищуром изучали меня. – Должна признать, Петр Алексеевич, вы сегодня решили удивить весь город. Это какая-то новая петербургская мода – вызывать противников на рифмы?
– Можно и так сказать, – я позволил себе легкую ухмылку. – Дуэль умов, Антонина Мирофановна. Более цивилизованный способ решать споры, не находите?
– Цивилизованный?! – взвыл Захар, который до этого момента стоял столбом, переваривая произошедшее. Он подскочил ко мне, в его глазах плескался неподдельный ужас. – Батюшка, да вы в уме ли?! Какой цивилизованный способ?! Он же вас на смех поднимет, а потом, по уговору, на пистолетах застрелит!
– А по-моему, барин здорово их уел! – вмешался Прошка. Он стоял чуть позади, выкатив грудь колесом, в глазах горел щенячий восторг. – Видали, Захар Семеныч? Как они лица-то вытянули! А наш-то барин! Одним словом всех на место поставил!
– Молчал бы ты, щенок! – прикрикнул на него Захар. – Глупый ты еще, не понимаешь! Барин наш с рифмами никогда не дружил! – он снова повернулся ко мне, его голос дрожал от отчаяния. – Петр Алексеевич, голубчик, я ж помню, как вы в прошлом годе графине Нарышкиной в альбом писали! Три дня мучились, свечей извели на рубль, а выдали: «Ваши глаза как бирюза, а под глазами слеза»! Так над вами же весь уезд потом хихикал! Опомнитесь, пока не поздно!
– А я говорю, барин – молодец! – не унимался Прошка, глядя на старика с вызовом. – Зато не струсил! А вы, Захар Семеныч, только и умеете, что причитать!
Я поднял руку, прекращая их спор.
– Спокойно. И ты, Захар, не паникуй. И ты, Прошка, попридержи восторг. – Я посмотрел на старика. – С тех пор, Захар, мой поэтический талант значительно вырос. – Затем я перевел взгляд на заинтригованную Антонину Мирофановну и подмигнул ей. – Вы еще не видели, как я умею.
Хозяйка дома в ответ не улыбнулась, но ее взгляд стал более внимательным и оценивающим. Она смотрела на меня так, будто видела впервые. Будто перед ней не занудный граф Бестужев-Рюмин, а совершенно другого, непонятный, но определенно интересный человек.
И тут меня осенило. Секундант! У Орлова был Лещин, а у меня – никого. Для такого шоу совершенно точно нужен кто-то с моей стороны «ринга».
Я огляделся. Вокруг были лишь дома, похожие на «теремок» Антонины Митрофановны, и все. Выбора, прямо скажем, не наблюдается. Идти по городу, разыскивая кого-то из гусар, совершенно не хотелось. Да и кого? Похоже мой предшественник не пользовался уважением однополчан.
Затем мой взгляд переместился на хозяйку дома. Я на пару минут завис, переваривая возникшую в голове мысль. А что, если…
– Антонина Митрофановна! – расплылся я довольной улыбкой. – Не будете ли так любезны уделить мне минуту?
– Слушаю вас, граф.
Она, не торопясь, спустилась с крыльца и направилась в мою сторону.
– Ой, барин… Что-то вы задумали, чую, нехорошее… – То ли простонал, то ли прорыдал Захар. – Когда у вас взгляд задорный становится, точно жди беды. Крайний раз вы с таким взглядом опыты свои эти ставили, когда то ли из жабы камень хотели сделать этот… философский. То ли из камня жабу. Заставили девок дворовых по болотам лазить в поисках материалу.
– У меня к вам предложение, от которого, как говорится, невозможно отказаться. – Обратился я к хозяйке дома, игнорируя страдания Захара, – Будьте моим секундантом в этом… представлении.
Антонина Митрофановна сбилась с шага, не дойдя до меня пары метров. Ее лицо вытянулось от удивления, а в глазах мелькнуло сомнение: не сошел ли с ума графский сынок окончательно.
– В представлении? Граф, дуэль – это дело чести, а не театральный фарс! Это серьезно! Вы можете себе представить в роли секунданта женщину?! Да вы что! Вас же… – Начала вдова.
– Нас же, что? – не дал я договорить Антонине Митрофановне. – Позвольте уточнить, разве где-нибудь написано, что секундантом не может быть прекрасная дама?
– Конечно не написано, конечно не написано… – Забубнил рядом Захар. – Такая блажь никому в голову не приходила, вот ничего подобного и не писали. Барин… Христом богом прошу…
– Цыц! – Прикрикнул я на Захара, а затем снова перевел взгляд на Антонину Митрофановну. – Душа моя, соглашайтесь. Представьте, какое презабавное приключение у нас с вами получится.
Мне показалось, что слова «душа моя» и «презабавное» были очень к месту. Мне вообще нужно, кстати, следить за своим языком, чтоб не выдавать фразочки из очень далекого будущего.
– Обязанности простые: постоите рядом для солидности, проследите, чтобы мой оппонент не читал по бумажке, и, самое главное, громко объявите меня победителем. – Продолжил я убеждать вдову.
Она посмотрела на меня так, будто ей предложили явиться на площадь, где пройдет наше соревнование, в чем мать родила.
– Но долг секунданта – попытаться примирить дуэлянтов! Уладить конфликт миром! Как я, по-вашему, буду усмирять поручика Орлова? Он же… – Антонина Митрофановна запнулась, подбирая эпитеты для моего оппонента.
– Идиот? – Подсказал я ей. – Антонина Митрофановна, не стесняйтесь называть вещи своими именами. Вижу, вам он тоже сильно не по душе. Так давайте не просто накажем Орлова за дурное поведение, но и посмеемся над ним. И потом, помилуйте, душа моя, какой мир? Господин Орлов хорошего разговора не понимает. Это очевидно. А так – мы его отлично проучим.
Вдова тяжело вздохнула, нахмурилась, а потом вдруг весело рассмеялась, блеснув глазами.
– Граф, вы ставите меня в неудобное положение… Но с другой стороны… Есть правда в ваших словах. Если поручик проиграет, да еще при таком секунданте с вашей стороны…Весь полк будет смеяться…
– А представьте, – я перешел на заговорщический шепот, – как выглядите вы! Как секундант-женщина первой в России поэтической дуэли! Конечно, будь между мной и поручик обычная, классическая дуэль, тут и разговору быть не может. Однако, ситуация нестандартная. Зато вас в столичные салоны наперебой будут звать, чтоб только из первых уст услышать эту историю! Вы станете легендой!
