Сквозь свет Луны

ВИКТОР КОЛЕСНИК

Сквозь свет Луны

На струнах уныния былого

пускай зазвучит торжество.

Скажите мне доброе слово,

а я приумножу его!

Людмила Щипахина

***

Замолвите доброе слово

В космическом долгом пути,

Где дней нам отпущено много,

А счастья вовек не найти.

И путь человеческий труден

В словесном потоке чужих.

И знал я, что люди – как люди,

И слово – подобие их.

Как часто, добра ожидая,

Внимая делами судьбе,

Порхал я: душа оживает

В невзрачной холодной толпе.

А люди – как люди. Повсюду

На синей планете молвы

Нет места – простейшему – чуду –

Земной настоящей любви.

Вся глупость – в безумии плоти,

Которой ничто не воздаст.

Томление духа при взлете –

Нет слуха, нет пульса, нет глаз.

Тень зверя в пустующей клетке –

Свободы никто не отдаст:

Не птица свободы на ветке –

Крылатый наш Екклесиаст.

Но нет в тебе, племя гордыни,

Умения слова добра.

Подайте воды мне в пустыне,

Иначе умру до утра.

На добро отвечаю добром

Леониду Латынину

У дороги бушует спорыш,

Ветра летнего след заметая.

То ли ласточка в небе, то ль стриж

Вслед за юностью в осень влетает.

Мне не страшно ночною порой:

Всё спокойней природа и строже.

Сад живёт для людей – тишиной.

Сад живёт в тишине. И я – тоже.

«На добро отвечаю добром»…

Тонкий сборник в ладони сжимаю –

И луну над садовым двором,

И её серебро принимаю.

На добро отвечаю добром,

Принимая погрешность любую.

Я делюсь её каждым стихом,

За неё я пою: аллилуйя!

Не спешу – опоздал я в былом,

И мой голос дрожит поневоле.

За вечерним погасшим стеклом

Звёзды небо прожгли, прокололи.

Но над садом притихшим моим

Новой осени жаркие зори,

И под небом горящим стоим

Я и сад мой, молчащий до боли.

Лёгкий дым над безмолвным костром

Поднимается к звёздам несмело.

На добро – отвечаю – добром!

Это сердце запомнить успело…

Пушкину

Слева – прикованный к морю Гурзуф,

Справа – прибитая к небу Авинда:

Крыма извилистый воздуходув,

Неба и моря откуда не видно.

Ты поднимался по этой тропе,

Лёгкой походкой ступая по тени,

Чтобы замёрзшей столичной толпе

Виделись крымского неба ступени.

Ты поднимался и к этой стене,

С горною пылью в немом разговоре,

Чтобы огромной и рабской стране

Виделось вольное крымское море.

Ты оглянулся… И тихий Гурзуф,

Небо и море, Авинду – всё это

Через столетия – воздух вдохнув —

Мы восхищаем глазами поэта.

***

Пока не наступит лето —

Останься в душе зимой.

Не требуй от солнца света -

Свети для себя самой.

Колдуньей укройся в доме

(печали всегда горьки):

Все тайны прекрасны, кроме

Горячей твоей тоски.

Горит посреди планеты

Больное твое окно:

Мелодии не допеты,

Не сыграна роль в кино.

Среди суеты манежной

Есть полюс зимы в тебе.

И бродит в судьбе мятежной

Мелодия о тебе.

Все в жизни твоей дается

Для роли в твоем кино,

В котором так много солнца

Цветком занесет в окно.

***

Полегчало тебе, юный друг,

Среди боли душевной и вьюг?

Как живется тебе, мой дружок,

Получил ли сегодня ожог?

Ну, а если обжёгся опять –

Постарайся во тьме воссиять,

Белой птицей над Доном лететь

В предзакатную тихую медь,

И войти в окоём голубой

Под мерцающей тихо звездой.

Вспомнишь тополь у старой скамьи

И веселые песни свои,

Чей-то тонкий и чувственный смех

И неведомый в юности грех.

Ты вернешься под тополь опять,

Пролетишь над историей вспять,

Полегчает тебе, юный друг,

Без печали душевной и вьюг,

И не ведая страха, дружок,

Ты любовный получишь ожог…

***

Бессонница. Гомер. Тугие паруса.

О. Мандельштам

Тугие паруса бессонниц

Размером в дачный потолок.

Стих Мандельштама в рамах звонниц

Кровавый вычернил клинок.

Клин парусов в чужие дали,

Где море, белое в ночи,

Несется к азиатской стали

И пеной алою молчит.

Но равнодушно поглядела

Богиня на Париса. Мол,

Какое ей до Трои дело?

Эриду пригласи за стол.

***

Я пленник сегодня в дождливом саду,

И черная сила стреляет в меня,

И я в эту полночь смотрю из окна.

На самую бездну.

В беду.

Нет детского страха в промокшей душе,

Но в прядки играют со мною дожди,

И мне все равно никуда не уйти.

И мир мой все у́же.

Уже'.

Как совестно жить, не желая дождя,

И совестно видеть, желая узреть,

Как осень мечтает с дождем умереть

И смотрит сквозь стекла.

В меня.

***

Луна колдует над дождями,

Дожди идут ночами-днями.

Дожди идут луну смотреть.

Луна стекает влагой в твердь.

Что будет с миром, будет с нами?

Какие бури и цунами?

А ты в окно свое смотри,

Что будет с миром изнутри.

***

Любому ветру буду только рад:

Листом лететь по городу родному,

Дарить проспектам взгляды наугад

И к твоему примчаться дому.

Баюкаю под сердцем свет окна,

Придумаю ему святое имя.

Пусть будет ночь бездонна и темна

Над переулками, к любви глухими.

***

Где дружба – там любовь ступает осторожно,

А если нет любви – и дружбы быть не может.

Но вдруг горит любовь – и сердцу непригоже

Хранить законы дружб, и всяк в любви низложен.

Любовный лёгок взрыв – и кажется возможным

Носить любовный крест и в сложном быть несложным.

О плен горящих глаз, горячая отрава:

Дай одинокость фраз, дай на безумье право…

***

Мир первобытен и еще не бел,

И – к сожаленью – это не предел:

Нет света над мои Ершалаимом,

От света тьмы никем не отделимым.

– Прекрасные пииты славных дел!

Так отчего ж наш белый свет не бел

И всё трагичнее печали века?

– Есть недочитанность – читай: калека…

Цветаевой

К тебе, судьбой воспетой, – воспевавшей,

К твоим словам – бессонницам моим –

Я обращаюсь сутью, я – восставший

И пригвождённый голосом твоим…

И сколько б ни звучало это скерцо,

И сколько б ни горел огонь стихов –

Не перестанет биться моё сердце

В плену твоих рябиновых оков.

***

Настоящие стихи случайны чаще

Летящих к смерти листьев чащи.

Светлое войско жарких слов

Сгореть не может в сказках снов.

Не может строк святая рать

Листвой осенней умирать.

Вот желтый лист летит к огню –

Былое сгинет на корню.

Ты понимаешь, почему

Иду я к слову твоему?

Я слышал, как земная твердь

Просила листья умереть.

И я прощал деревьям всё:

Им было в смерти хорошо.

Ты понимаешь, почему

Иду я к сердцу твоему?!

***

С утра снег таял. А потом

Ростов опять холодным пеплом

Накрыло в полдень. Каждый дом

Казался в воздухе некрепком

Небрежным контуром зимы,

Нависшим над печалью тьмы.

И робость снежной тишины

Приобретает звук закона,

И я скучаю в мире тьмы,

По белым лестницам затона,

Печаль скрывающим. Теперь

С лихвой хватает мне потерь.

Сон листопада

Где-то зима кочует

В северной дымке дня.

Осень еще ночует

В теплом стекле окна.

Нет, – говорю ненастьям, -

Горе сейча́с пришло:

Тихим стихам и басням

В осень цвести назло.

Легче с листом сродниться

И умереть с костром,

Пеплом лететь до Ниццы

Стынущем ноябрем.

Можно устроить Ниццу

В теплой ладони сна

И листопаду сниться,

Словно и нет меня…

***

Всегда казался мне ребенком желтый лист,

И этот танец с призрачною смертью

Даёт непризрачной кончине ясный смысл,

Иное объясненье лихолетью.

Березовый мне виден остов бытия:

В тишайший час крушенья листьев желтых

Есть миг паденья одного в душе листа

Средь черноты холодных парков мертвых.

В свободное паденье вознеси меня,

Всегда осенний, неподкупный Боже.

В ночи кипящая пустынная луна

Пройдется пеплом по дымящей коже.

И осень тихо посмеется надо мной:

Я безнадежный пессимист вселенной.

Осенний лист под мертво-желтою луной –

Ирония природы неизменной.

***

Слова излишни и – пусты.

Хотя – «сначала было слово».

Но если ангел вдруг не ты,

То слово каждое не ново…

Не смейся над самим собой –

Довольно спеси и отваги.

Не надо рваться в шумный бой,

Отбрось оружие и флаги!

Уйди – по сути – в никуда,

Оставь людей, не мучай словом.

Молчать, поверь мне, – не беда,

Всё лучшее – в листе кленовом.

Всё лучшее – в ночном саду,

В шептанье ветра тонкой иве,

В признанье бабочки коту,

В предутреннем часу дождливом.

Слова излишни и пусты,

Лишь чистота нетороплива.

И я не ангел, и не ты:

Давай молчать трудолюбиво…

Я люблю человеческий голос

Dulce y lejana voz por mi vertida.

Dulce y lejana voz por mi gustada.

Lejana y dulce voz amortecida.*

Federico Garcia Lorca

Далёкий голос, нежный и неверный, затерянный, затихший дрожью в теле,

Такой далёкий, словно из-за гроба

Перевод А. Гелескула

Я люблю человеческий голос

И его пробирающий звук.

В каждом есть Паваротти, Долорес

И потребность слияния рук.

В каждом есть и порыв неохотный

И нечаянно сброшенный лик.

В каждом шёпоте – вздох донкихотный

И – отчаянный Фауста крик…

Зеркало августа

Август горячий остынет в заре,

В искрах небесных костров расставаний

С садом, лежащим на смертном одре,

С утрами всех неземных расстояний,

С солнцем, сосущим небесную душу,

С ветром, грызущим разверстую сушу.

Август давно перешёл в зеркала,

За рубежи рокового стекла.

Всё, что бурлило и пело, цвело, -

Всё позабылось для осени скорой,

И по лучам молодое перо

С неба слетает в замученный город,