Шаги по времени. Книга первая

Токи Нохито

Шаги по времени. Книга первая

История первая.

Череда одного и того же проходит передо мной уже много времени. Кто-то стремится к тому, чтобы найти философский камень, познать суть бесконечной жизни.

Вполне возможно, что и я была тем, кто к этому стремился.

В школе у меня было три подруги, мы были красивые, богатые, высокомерные.

Тогда мне нравилось, что взгляды, обращенные в мою сторону, выражали восхищение, зависть, преклонение, страх. Особенно страх.

Не знаю, почему, но это чувство из всех, делало мою жизнь хоть как-то живее.

Мне было всегда скучно. Хотелось сделать другому больно, услышать мольбу, увидеть слезы – все это меня успокаивало.

Моя комната в доме была наполненная розовым и белым цветом. Ее обрамление выбрала мама. Мама всегда считала свою дочь принцессой и хотела ее наряжать. По сути, я была куклой, которую одевали, красили и выставляли в общем зале для гостей.

Отец был высокий и худой. У него был очень сухой и хриплый голос. Мать его не любила, просто это был очередной брак по расчету, как принято в нашем кругу.

У меня было все: все, что я хотела, мне покупали. Да, я была избалована.

В школу перевели нового мальчика. И это было очень неприятно. Он не смотрел на меня, как другие. Я видела презрение. То, что обычно выражала я, теперь выражал другой человек.

Вечером, когда занятия кончились, мы с подругами искали себе очередную жертву, чтобы после окончания уроков, вдоволь насладиться ее мучениями.

В этот раз это была милая девочка из другого класса. У нее были большие светлые глаза. Мне не нравились они. Этими глазами она меня пронзала. Я начинала чувствовать себя паршиво.

А мне не нравилось это чувство.

И вот в час икс мы с подругами окружили ее в туалете.

Это было так просто. Моя подруга ее позвала в туалет, сказав, что мне стало плохо. И она пошла.

Она просто пошла. Просто потому, что нужна была помощь.

В этой жизни мне не приходилось кому-то помогать. Особенно делать что-то просто так. И, конечно, тогда мне было смешно, как же легко получилось ее заманить.

Облили ее водой, разрисовали лицо.

Но не били. Не любила, когда появлялась кровь. Не любила бить.

Сделали фотографии. Скинули в общий чат.

Было очень весело.

Я заболела. У меня была высокая температура и бред. В бреду я видела какое-то другое время и как я маленькая и меня зовут другим именем. Я бегу и смеюсь.

Через неделю пришла в школу. Подруг моих не было. В целом, атмосфера была какая-то гнетущая.

Мальчик, которого перевели, долго смотрел на меня. И мне не понравилось то, что увидела в его глазах.

Люди, которые против чего-то или за что-то – их я больше всего ненавидела.

Люди, которые говорили мне, что делать, вызывали волну отвращения.

Но я всегда молчала. Была вежливой, там, где это требовалось, и грубой, где могла себе позволить.

Очень давно, в детстве, у нас был садовник.

Он всегда меня водил в один старый музыкальный магазин, где продавались старые виниловые пластинки. Запах, что стоял там, ассоциируется со счастьем. Если я его когда-либо и испытывала, то это в то время.

Моя мать считала, что этот человек мешает моему воспитанию.

В семь лет, возвращаясь с няней после занятий, домой, увидела, как сбило машиной садовника.

Кровь на асфальте растекалась, являя причудливый узор.

Помню, как бежала к нему. Как у меня похолодело внутри. Как крик застыл и слезы, которые стояли в глазах, так и не вышли.

Меня оттащили.

Больше никто не вспоминал и не говорил об этом.

В тот день шел сильный дождь. Мне не хотелось идти домой, не хотелось никого видеть. И я пошла в старый магазин пластинок. Я не была там с тех самых пор.

После школы, переобувшись в свои красивые черные туфли, накинув накидку и, достав черный зонт из своего шкафчика, медленно поплелась в сторону магазина.

Шум дождя окутал меня. Капли падали на поверхность зонта. Ноги в черных туфлях промокли насквозь.

Я не заметила даже, как потекли слезы.

«Эй ты» – меня окликнули.

Это была пустынная часть улицы, дорога заворачивала за угол и шла наверх. Фонарь еле светил.

Это был тот мальчик, которого перевели.

Видимо, он хотел отомстить за ту девочку. Я не знала, что у них за отношения, но чувствовала, что они близки. И он пришел по мою душу.

Я остановилась. Посмотрела на него. Он был без зонта, весь мокрый, глаза горели яростью.

Наверное, он хотел меня убить. Откинув зонт в сторону, бросила ему: чего тебе нужно?

Он сделал шаг мне навстречу, и началась какая-то возня. Пытаясь схватить меня за руки, я увернулась, треснула ему по подбородку. Он схватил меня за волосы. Было жутко больно, разозлившись, ударила со всей силы по голени. Он взвыл, и тут я стала его лупасить по всему телу.

В какой-то момент он начал терять равновесие и вышел на дорогу.

Все случилось очень быстро.

Свет фар ослепил меня. Помню только, что оттолкнула его от дороги, а дальше ничего не помню.

История вторая.

Свет, яркий, давит на глаза.

Запахи незнакомые.

Тело не слушается.

Не понимаю, что происходит.

Кто-то тянет ко мне руки, и почему-то эти руки какие-то большие. Меня взяли на руки. Я вижу женское лицо, оно улыбается и говорит кому-то: какая красивая, настоящая принцесса.

Тогда я еще не знала, что принцесса – это не фигуральное название, а фактическое.

Меня отдали на руки другой женщине. Резко заболела голова, и я отключилась.

Следующее воспоминание – мне уже лет пять, я бегу в красивом платье и смеюсь.

После этого я больше не забывалась и помнила все, что начало происходить со мной.

И помнила свою прошлую жизнь.

Сначала мне было неясно, как такое возможно. Мои чувства из той жизни были такие живые и настоящие, но эти чувства из этой жизни были такие же яркие, они были настоящие.

В этом мире все было по-другому. Время, в которое я родилась, явно отличалось от моего времени.

Тут не было ни дорог, ни вышек, ни телефонов, ни супермаркетов – это время прошлое. С прекрасным воздухом, чистым, нешумным пространством.

Тут моя мама была другой. Она была красавица. Не такая красавица, как я в прошлой жизни, а совершенно иного состояния.

Она меня любила, заботилась. Она была такой матерью, которую я так сильно хотела в прошлой жизни. Идеальной матерью.

Мне нравилось с ней проводить время. Она много читала. Сочиняла стихи. И как же она красиво говорила. Ее можно было слушать бесконечно.

Все говорили, что я копия матери.

Внешность – да. Но то, что внутри -точно нет.

Она была чистой душой. Она не врала. Она так искренне все делала. Наверное, такое возможно, только в другом времени. В современном мире таких людей не бывает.

Я была единственным ребенком этой богатой царской семьи.

Меня воспитывали, обучали манерам, образовывали, научили тем или иным вещам.

Удивительно, при всём таком богатстве, я была скромной, тихой, спокойной.

Но это было только на поверхности.

Я знала все протоколы, как, что и где отвечать. Как себя вести в любой ситуации.

У меня были четкие инструкции на все случаи жизни.

Это было очень удобно. И от этого было много проще жить.

Мне не нужно было самой решать какие-либо душевные терзания, у меня были ответы.

Но эти протоколы не могли ничего сделать с моей испорченной душой.

Сколько бы я ни натирала маслами учений в свое тело и мозг, душа у меня была уже тогда с гнильцой.

Конечно, я должна была выйти замуж по регламенту за какого-то принца.

И, о чудо, этот самый принц, мне понравился, я его полюбила.

Но любовь была моя эгоистична. Я хотела обладать. Владеть телом и душой.

К моему большому разочарованию принц любил другую.

Но брак по расчету есть брак по расчету. Чувства тут не играли никакой роли. Только правила игры.

Мне было двадцать лет, когда я стала королевой.

То место, куда в итоге меня увезли, стало моей могилой.

Я росла на юге, где все было в достатке, где солнце дарило много надежд и веры.

Мой новый дом был севером. Вечно холодно, снег круглый год. Все такое мрачное.

Со временем я поняла, что быть королевой – это быть секретарем, чтецом, счетоводом, управленцем, оператором связи, дипломатом, и постоянно всем служить, угождать, выманивать, манипулировать, добиваться не своих целей, а целей королевства. Меня, как королевы не существовало. Был замок, была крепость, были люди, были земли – и это все была я.

Меня отдельно не существовало, меня как таковой не было. Я была просто комплексом, набором функций.

На фоне управления страной у меня не проходили мои чувства к королю.

Он меня не любил, даже презирал. Считал слишком избалованной, считал, что я не подхожу на роль правительницы.

Но я все равно хотела его любви.

Наследника родить я не могла, король ни разу не пришел ко мне.

Наверное, в какие-то моменты, я была несчастной. Но жить жизнью целой нации оказалось, с одной стороны, очень просто – ведь я олицетворяла правила, указания, списки дел, поручений – все это было у меня впечатано.

Я была человеком правил.

И в какой-то мере счастливой.

Когда это случилось, был солнечный день, миновал мой сороковой день рождения.

Вспомнилась изогнутая дорога, свет фар.

Очень отчетливо увидела события того дождливого вечера.

Я не вспоминала о них больше тридцати лет, а тут так ярко стали проноситься.

Запах дождя стоял в носу, мокрые капли на лице, зудящая боль в запястье.

Все как в замедленной съёмке: такой смешной силуэт мальчишечьей фигурки на фоне фар, у него было такие смешные движения, тогда отметила, как это забавно выглядело, но смеха не было. Помню, как тело само резко дернулось в сторону мальчика.

Как рука схватила другую руку, выдернув его из света фар. Глаза, что несколько минут назад смотревшие на меня с ненавистью, сейчас округлились и выглядят удивленными.

Откуда во мне было столько сил, мне так легко его удалось откинуть в сторону и как весь удар прошелся по мне. Было жутко больно. Просто перестала дышать, ощущение, что органы внутри оторвались и раскидались по всем уголкам вселенной. И слезы текли из глаз.

Моя служанка принесла мне напиток. Он был отравлен.

Когда, лежа на земле, смотрела угасающими глазами в высь неба, подумала, почему нельзя было яд сделать не таким болезненным, горло мое горело, хотелось умереть без боли.

История третья.

Часть первая.

Голова раскалывалась. Яркий свет ударил по слипшимся глазам.

Во рту пересохло. Тело ныло. Позвоночник ощущался, как мягкая веревка, никакой опоры.

Запах спирта и лекарств. Пиканье каких-то приборов. Где я? Снова не умерла, пронеслось в голове.

Открыла глаза, пошевелила пальцем. Боже мой, я в больничной палате, и походу, не могу двигаться. Этого еще не хватало. Услышала приближающиеся шаги. Кто-то зашел в палату и загорелся большой свет. Черт. Выключите его, бога ради, у меня сейчас глаза вытекут.

Врач и медсестры, что-то их так много. Что-то бормочут, тычут на экраны, кто-то ко мне подошел, стал щупать пульс, открывать глаза, светить фонариком.

И тут я провалилась в сон.

Очнулась я уже без прежней боли в глазах. Очень захотелось сесть. Стала вертеться. И тут вижу женщину. Что-то такое далеко знакомое, но никак не могу вспомнить. Она подошла ко мне, стала плакать, вытирать слезы, потом еще больше плакать, тем самым вызывая во мне раздражение: тут я не могу никак сесть, а не ты, чего ревешь-то – хотелось мне сказать, но открыв рот, он так и остался беззвучным. Черт, я что еще и немая. Похоже, я какой-то инвалид.

Как оказалась – это женщина моя мать. Разглядывая ее более пристально, стали появляться какие-то старые обрывки из фраз: да, вот тут стой, нет, это платье ты не можешь надеть, нет, с этим человеком тебе лучше не общаться. Что за дурацкие инструкции. В палату заходят еще два человека – девушка и парень. Мать резко оборачивается и говорит, чтобы они ушли.

Снова провал.

Кто-то гладит меня по руке, просыпаюсь, что-то мычу, хочу сесть и не могу. Сидит человек, девушка. Та самая, что приходила с парнем. Смотрю на нее, хочу заговорить и не получается. Как же бесит меня это невозможность что-то сделать самостоятельно. Она смотрит на меня и начинает тихо говорить: спасибо, спасибо, спасибо.

Я не понимаю, за что она меня благодарит, я и не помню ее совершенно. А она продолжает гладить и почти беззвучно говорить слова благодарности.

Потом она уходит, и я остаюсь в тихой, почти без света, палате. Смотрю в окно и вижу, как месяц выходит из-под облаков. И воспоминания начинают приходить ко мне.

Моя бело-розовая комната, запах пластинок, рисунок крови на асфальте, две подруги, садовник, мальчик и яркие фары, девочка с большими глазами. Вот черт, походу я вернулась туда, откуда свалила – подумала я. А потом пришла мысль, что все, что было – это просто сон, очень длинный и глубокий сон. Почти как настоящая жизнь. Начинаю скрипеть зубами. И шевелю ногой. Мне нужно встать, мне нужно встать с этой чертовой кровати. Я не собираюсь на ней торчать всю свою жизнь, лучше уж умереть, чем быть прикованной к койке. С такими бодрыми мыслями я падаю на пол. Лежать на полу холодно, кафель пахнет антисептиком, под койкой небольшой островок пыли, который мне очень сильно хочется протереть. Не знаю, сколько прошло времени, наверное, целая жизнь, но я делаю нечеловеческое усилие и переворачиваюсь немного набок. В этом положении все еще хуже, чем на спине, оказывается, моя правая рука умеет испытывать жгучую боль, и надо срочно менять положение, иначе я снова грохнусь в обморок. Помучившись так еще немного, я оказываюсь на животе. Правая рука еще отдает болью, но зато левая намного лучше двигается. Я поднимаю левую руку, цепляюсь за ножку кровати и пытаюсь себя немного приподнять. Дело – дрянь, силы ушли, и теперь я лежу на полу, на животе, в задранной больничной одежде, смотрю на чертово пыльное пятно под кроватью и не имею возможности ни сесть, ни встать, ни даже крикнуть. Но одно радует, когда-то же случится обход, и вот тогда меня увидят. Меня увидят. Нет, такого я не хочу, не хочу, чтобы меня видели такой никчемной. Нужно встать, нужно встать. Просто встать. Люди и не такое могут. Чем я отличаюсь от них. Да, ничем. Я вон целым царством правила, а тут всего лишь какое-то немного парализованное тело.

Таракан. Я вижу таракана. Вообще, каким образом, в такой дорогой больнице с полом, покрытым всего лишь небольшим островком пыли, пахнущим антисептиком, может оказаться этот разносчик антисанитарии.

Начинаю вспоминать, боялась ли я тараканов в этой жизни. Не могу ничего припомнить. Когда была королевой, тараканы в моем царстве без моего прямого указа, не могли передвигаться. Но тут не мое королевство, тут дорогая больница, с дорогим полом, по которому ползает таракан.

Что вообще я знаю про тараканов. Да, в общем, ничего. Есть мадагаскарские тараканы, они большие и могут летать, есть обычнее тараканы, такие рысаки. Немного коричневые, но с небольшим блеском. Иногда они выглядит как многослойное нечто, а иногда как что-то плоское с усиками. Этот был самый стандартный, по госту таракан. Он очень резво полз в мою сторону.

Так, надо испугаться, и тогда от такого испуга вся моя нервная система заработает, и я резко встану – хотелось мне верить в это, но, увы, как оказалось, тараканов, я не боюсь.

Ни на полу, ни на себе. Таракан продолжил свое путешествие по больничной палате. И я была не больше, чем элементом этой палаты, как койка или пол.

Прямо как когда, я была королевой. Не более, чем элемент от чего-то, принадлежность к чему-то.

Таракан залез на меня, полез в сторону лица и оказался у меня на щеке. Он немного щекотал меня своими ножками. Таракан так и не ушел с меня.

Я услышала звуки шагов. Медсестра зашла, увидела, что койка пустая, и забежала внутрь. Там она меня и обнаружила. Но только меня, таракан убежал.

Охала и ахала, что как такое могло случиться, и как же я так упала. Я была, конечно, рада ей ответить, но могла только что-то нечленораздельное мычать.

Настало утро. Как выяснилось, оказаться почти голой, с тараканом на лице, не смертельно и даже больше, никак. Когда лежала, думала, что не переживу такого позора, что это такое большое унижение. Но, когда медсестра меня поднимала и закончила со своими комментариями насчет моего падения, она сказала, что ничего страшного. Так бывает. И все. Просто так бывает. Ни тебе пространственного философского экскурса за пределы трансцендентного, ни уничижительные вставки насчет моего парализованного тела, а просто так бывает.

Так что да, так бывает – теперь стало моим кредо на эту жизнь.

Через полгода меня выписали. Была реабилитация. Было долго, больно, нудно, скучно – хотелось все бросить. Но потом я вспомнила таракана на моём лице и голую задницу на кафельном полу и продолжала делать упражнения.

А что же мой голос? Его не стало. Врач сказал, что это чудо, что я осталась в живых после такого удара. От удара меня сильно отбросило в сторону. Отлетела в сторону фонаря, фонарь, итак, там висел на честном слове и не выдержав веса моего тела, свалился на меня, там была какая-то перекладина, которая прошлась по моему горлу. И так хорошо прошлась, что лишила меня голоса. Теперь я стала немой. Может это и к лучшему. В этой жизни ничего, кроме яда и вранья, не выходило из моего рта, так теперь даже если захочу, то не смогу.

У меня был разрыв селезенки, ребра впились в легкие с двух сторон, удалось спасти только одно легкое. Случился разрыв мочевого пузыря. Сердце и мозг не были задеты, права рука была полностью раздроблена, в нее вставили что-то железное. Ноги не сильно пострадали. Глаза тоже.

И мой позвоночник был сломан в районе грудной клетки. Поэтому, когда я проснулась, было ощущение веревки. Но все теперь у меня работает. Я, считай, новый человек. Человек-киборг, у меня много железа и нет голоса.

В коме пролежала год. Оказывается, только год прошел, а в той жизни целых сорок лет.

И так началась моя новая старая жизнь.

Я ушла из той школы. Перешла в частную. Изучала историю и археологию. Очень хорошо разбиралась в старом времени, в котором когда-то жила.

Перестала общаться со всеми, с кем когда-то была близка. А была ли вообще хоть с кем-то близка?

Тот мальчик и та девочка.

Мы с ними встретились. Оказалось, что они брат с сестрой. Он жил с мамой, а она с отцом, потом мать заново вышла замуж, и новый муж невзлюбил мальчика, и мальчик переехал жить к отцу.

Ему совершенно не нравилось, что издевались над его сестрой, и он хотел проучить меня.

Но он очень жалеет о том, что случилось. Он просил прощение, и сестра просила прощение.

А мне казалось, что это не моя история и что не нужно просить ни у кого прощения.

У меня не было злости на них. У меня эта жизнь все равно была намного короче, чем моя жизнь королевы.

Они все были в прошлом. Я не могла больше испытывать тех чувств, у меня не было ни желания издеваться, ни желания получить страх от другого.

У меня была моя совершенно неясная для меня жизнь.

Часть вторая.

Раздался звон телефона. Выдернул меня из бредового сна. Какие-то травы, лес, руки в цепках, старик с длинными седыми волосами, тихо зовет меня посмотреть на какое-то чудо.

Проснулась, голова гудит. Три часа ночи. Потусторонний час. Именно в это время, где бы я ни находилась, я вижу мир немного иначе: граница перестает быть такой четкой, время становится нелинейным, и я слышу звуки другого мира, вижу силуэты, не принадлежавшие этой планете. Так было и сегодня, резкий звонок выдернул из сна, но сон не ушел, и я продолжила видеть чудесного старика, который смотрел в мою сторону очень ласково, на сердце стало так хорошо. Я знала, что увижусь с ним. Просто знала.

Звонить могли только те, кто не знал, что я не говорю.

Так и было. В трубке кто-то громко кричал, потом резко перестал, и я услышала всхлипы, такие звуки могут издавать только дети. Сердце сжалось. Что делать. Я не могла ничего сказать, только стучала по трубке, в надежде, что скажут адрес. Но резко все звуки оборвались.

Зазвенел будильник. Вот черт, что это такое. Сон во сне. Такого у меня еще не было. А может это просто мои провалы в памяти или я что-то перепутала.

Такое от себя я могла ожидать. Я была странной. Иногда замирала, словно видела что-то перед собой. Иногда слышала звуки и шла на них, а потом оказывалось, что уснула в кафе.

Сегодня у меня особых дел не было. Нужно было съездить в институт, забрать напечатанные листы исследования одного не очень удобного для научного общества ученого, который изучал прошлые жизни.

С ним я познакомилась, когда летала на научную конференцию историков пять лет назад.

Это был чудаковатый человек, возраст, который говорился в его профили, составлял пятьдесят пять лет, но, если не эти формулярные данные, я бы дала ему все сто лет.

Он плохо слышал на одно ухо и хромал периодически на две ноги.

На правой руке у него не было большого и среднего пальца.

Как он рассказывал, что их потерял в Крестовом походе, который был как минимум тысячу лет назад.

Этим он меня и зацепил. Не спорю, что есть куча шарлатанов, которые придумывают теории заговоров и что видят прошлое словно пришли на сеанс в кинотеатр.

Но мне он не казался таким. Может быть, потому, что я сама не сильно от него отличалась. Когда он рассказывал, что было тысячу лет назад, я слышала свои рассказы. Конечно, он мог быть просто талантливым рассказчиком, но мне хотелось верить, что я не одна такая, которая сорок лет жила в другом времени.

Мои первые исследования в этой области вызвали кучу отторжения со стороны моих родственников, в результате чего, все связи с ними естественным образом сошли на нет.

Отец только на каждое мое день рождение высылал мне открытку, где каждый раз было одно и то же поздравление: Дочь, я верю, что ты вернешься к нам. С днем рождения.

Довольно-таки странное поздравление, с учтённом того, что он первый сказал, что моя деятельность сомнительная и создает очень неоднозначную репутацию вокруг семью.

Иногда, когда шел дождь, все мои железные части, начинали нещадно скрипеть, и казалось, что это какое-то древнее чудовище запело своим глухим голосом.

Что ж, голоса у меня не было, но тело мое звучало как расстроенное пианино.

Сегодня как раз шел дождь, моя правая рука немного скрипела и ныла.

На мой телефон пришло сообщение от чудаковатого ученого, что сегодня он не сможет быть в институте, но ему нужно срочно со мной увидится и передать очень важные материалы на временное хранение, пока он будет отсутствовать.

Значит, у меня появились новые планы в этот дождливый день. Внутри было чувство, чтоб должно что-то случиться.

Заходя в кафе, где мы договорились встретиться перед самым порогом, я зацепилась за какой-то шнур и со всего размаху звезданулась об пол. Лежа на полу, я посмотрела под стол и увидела такой же островок пыли, какой когда-то видела на полу в больнице. Посмотрела повнимательнее, ища взглядом таракана, но не обнаружили. Что ж, в кафе лучше следят за нашествием тараканом. Наверное, я лежала довольно-таки долго, но почему-то никто ко мне не подошел, и тут я понимаю, что открываю дверь в кафе и захожу, не было никакого падения. Просто мне это привиделось.

Но я была уверена на сто процентов, что тараканов тут нет.

Зайдя внутрь, пройдя немного вперед, я увидела ученого и еще рядом с ним одну светлую голову. Она была не самой большой и могла принадлежать кому-то, кому было порядком около десяти – одиннадцати лет.

Без каких-либо приветствий ученый сказал, что это его внук, что мать у него больная алкоголичка, а отец бьёт и что он забрал пацана себя. Забрал сегодня утром. И сегодня днем выяснилось, что ему надо лететь туда, куда детей брать не рекомендуется и что он сразу понял, что ребенка можно оставить только мне.

Хм, мне, только мне – подумала я.

– Это и есть те самые важные материалы, которые ты хотел оставить мне на временное хранение? – написала я не телефоне.

– Да, – ответил он и замолчал.

Пацан сидел тихо, смотрел куда-то вниз, волосы у него были светлые, почти белые, торчали в разные стороны, футболка какая-то подранная. И руки тощие, как ветки.

Я заказала себе сок и спросила у пацана, что он хочет есть.

– Он не умеет читать, – с тяжелым вздохом сказал ученый.

Тогда я включила озвучку на телефоне. Современный мир, боже, как я тебя за это люблю.