Мы – не твои родные

Я кивнула, уже мысленно планируя, как доберусь до общежития. Нужно было позвонить Вике, попросить принести вещи. И как можно скорее покинуть эту клинику, где так легко нарушают все этические нормы ради денег и связей.

Через два часа, когда все формальности были улажены, я наконец оказалась на свободе. Благо, с меня не потребовали оплату за лечение, иначе пришлось бы закладывать почку.

Вика приехала со сменной одеждой и теперь мы вместе тряслись в маршрутке, по пути в общагу.

– Ты уверена, что тебе не стоило остаться в больнице? – беспокоилась она. – Все-таки обморок – это серьезно.

– Это был просто стресс, – отмахнулась я. – В больнице сказали, что со мной и с ребенком все в порядке. Просто нужно лучше питаться и избегать переживаний.

– Легко сказать, – хмыкнула Вика. – Особенно когда Воронцовы дышат тебе в затылок. Этот Ярослав тот еще тип, да?

– Высокомерный сноб, – согласилась я. – Уверен, что за деньги можно купить все, даже ребенка. Даже мою совесть. Сначала усомнился, что ребенок от Антона, а теперь, когда тест подтвердил отцовство, наверняка придумает что-то еще.

– Что ты собираешься делать? – спросила Вика.

– Буду жить своей жизнью, – пожимаю плечами, воображая, что могу просто сделать вид, словно семьи Воронцовых в моей реальности не существует. – Учиться, готовиться к рождению малыша. Не собираюсь я плясать под дудку Воронцовых, даже если они самая богатая семья в городе.

Моя комната в общежитии казалась еще меньше и скромнее после роскошного особняка Воронцовых и современной больничной палаты. Но это был мой угол, мое пространство. Здесь я могла быть собой, не чувствуя на себе оценивающих взглядов.

Вика помогла мне отвлечься от тяжёлых дум и приготовила чай.

– Отдыхай, – сказала она, собираясь уходить. – Я вернусь только вечером, но принесу что-нибудь вкусненькое. Ты совсем отощала. Кожа просвечивается.

– Спасибо, – я благодарно улыбнулась. – Не знаю, что бы я без тебя делала.

Когда Вика ушла на пары, я легла на кровать, закрыла глаза и позволила себе немного поплакать. Все напряжение последних дней, шок от смерти Антона, ужасная встреча с его семьей, унизительные тесты… это всё было слишком. Я чувствовала себя маленькой и беззащитной перед мощью этих бездушных людей.

Не удивлюсь, если они ради богатства, продали души.

Но ради нашего с Антоном ребенка, я должна стать сильной, даже если вся моя выдержка – напускная.

Не знаю, сколько времени я пролежала, погруженная в свои мысли, когда в дверь постучали. Я решила, что это вернулась Вика, и крикнула, не вставая:

– Открыто!

Дверь отворилась, и на пороге возник Ярослав Воронцов собственной персоной.

Ярослав

Я стоял в коридоре общежития, морщась от запаха дешевой еды и хлорки, и ждал, когда мне откроют. Майя крикнула "открыто". Я вошел, невольно оглядывая тесное помещение.

Комната оказалась крошечной. Две узкие кровати, письменный стол, шкаф, старый холодильник, несколько полок с книгами и учебниками. Чистая, с новыми уродливыми обоями, но убогая. И в этих условиях она собиралась растить ребёнка? О чём она вообще думает!

Майя лежала на кровати, и когда увидела меня, резко села, глаза расширились от изумления и возмущения.

– Что вы здесь делаете? – воскликнула девушка, поспешно вытирая следы слез. – Как вы вообще нашли меня?

– Найти кого-то в этом городе не так сложно, если знаешь, где искать, – я прошел в комнату, не дожидаясь приглашения. – Сбежать из больницы было неразумно. Доктор Савельев говорил, что вам нужен покой.

– Я не сбежала, а выписалась, – отрезала Майя. – И чувствую себя прекрасно. Что вам нужно? Пришли убедиться, что я не придумала беременность? Анализы ведь уже подтвердили, что ребенок от Антона, не так ли? Или вам нужны еще какие-то доказательства?

Её голос дрожал от сдерживаемой ярости, и я заметил, как она положила руку на плоский живот защитным жестом. Это почему-то тронуло меня, хотя я быстро подавил это чувство.

– Да, тест подтвердил, что это ребенок Антона, – признал я. – И я пришел, чтобы предложить решение проблемы.

– Здесь нет никакой проблемы, – огрызнулась Майя. – У меня все под контролем.

Я окинул взглядом её жилище.

– Под контролем? – не скрыл скептицизма в своём голосе. – Доктор сообщил, что у тебя анемия и истощение. В этой конуре, где ванная и туалет в конце коридора? Где ты собираешься поставить детскую кроватку? На письменный стол или подоконник?

На её бледных щеках от гнева выступили красные пятна. Неожиданно поймал себя на мысли, что мне интересно изучать проявлении её эмоций. Таких живых и выразительных.

– Я справлюсь. Не ваша забота.

– Это ребенок моего брата, – выдохнул, на мгновение прикрыв веки. – Значит, моя забота тоже. Именно поэтому я пришел с предложением.

Я достал из внутреннего кармана пиджака конверт и протянул ей.

– Здесь ключи от квартиры в центре города. Она принадлежит мне, но сейчас не используется. Три комнаты, вся необходимая мебель и техника. Ты можешь жить там до родов и некоторое время после. Тебе будет выделено ежемесячное содержание на питание, одежду и медицинское обслуживание. Я выберу доктора, который будет наблюдать тебя до самых родов.

Майя уставилась на конверт, словно это была ядовитая змея.

– А взамен?

– Взамен… – я сделал паузу, тщательно подбирая слова. – Мы обсудим дальнейшую судьбу ребенка после его рождения. До тех пор ты поживешь в этой квартире, под наблюдением врачей. Это в интересах ребенка.

Майя прищурилась, мгновенно уловив недосказанность в моих словах.

– Что значит "обсудим дальнейшую судьбу"? – спросила она напряженно. – Мы уже все обсудили. Ребенок остается со мной.

– Майя, – я постарался, чтобы мой голос звучал рассудительно, – давай мыслить здраво. Сейчас главное – твое здоровье и здоровье ребенка. Время до родов ты проведешь в комфортных условиях, с лучшим медицинским обслуживанием. А потом… потом мы примем решение исходя из ситуации. И если ты проявишь разумность, то, конечно, получишь наиболее выгодные условия участия в жизни ребенка.

– Наиболее выгодные условия участия в жизни МОЕГО ребенка? – в её глазах вспыхнул гнев. – Вы все еще планируете забрать его! Ничего не изменилось!

– Я не прошу отдать ребенка прямо сейчас, – уточнил я. – Мы говорим о будущем. О том, что лучше для ребенка в долгосрочной перспективе. Наша семья может дать ему все – лучшее образование, связи, возможности. То, чего ты, при всем уважении, дать не сможешь.

– А любовь? – тихо спросила Майя. – Её вы тоже предоставите в "полном объеме"? Или это будет воспитание гувернантками и частными школами?

Ее вопрос застал меня врасплох. Любовь? Какая к чёрту разница! И что она вообще знает о воспитании детей в таких семьях, как наша?

– Ребенку нужно гораздо больше, чем просто… эмоции, – сказал я. – Стабильность, возможности, деньги, положение в обществе. Всё это имеет значение.

Майя встала с кровати, подошла ко мне почти вплотную, пыхтя от негодования. Несмотря на то, что эта пигалица мне едва достаёт до плеча, упрямства в ней было килограмм на сто.

– Тест подтвердил, что это ребенок Антона, – повторил я. – Я хочу, чтобы с ним все было хорошо. А для этого нужно, чтобы и с тобой все было хорошо. По крайней мере, пока ты его носишь.

– Вы – само великодушие, – иронично заметила Майя, подмечая намёк, прозвучавший в последней фразе. – И что произойдет после того, как я рожу? Вы снова начнете настаивать на том, чтобы забрать ребенка? Или тихо закатаете меня в бетон на окраине города?

– Это будет зависеть от многих факторов, – подарил ей хищную улыбку. – От того, как сложатся наши отношения за эти месяцы. От того, насколько ты будешь готова к материнству.

– Я буду хорошей матерью, – сказала она тихо, но твердо. – Явно лучше, чем вы дядей.

Возвёл глаза к трещащей под потолком лампочке. Вот наглая девочонка!

– Я не требую от вас сейчас таких решений, – холодно ответил, с трудом удерживая эмоции под контролем. Кажется, она нашла ключик, как выводить меня из себя. – Главное, чтобы беременность проходила в нормальных условиях. А после рождения ребенка мы вернемся к этому разговору.

– То есть вы всё-таки планируете забрать моего ребенка, – сузив зелёные глазища, смотрела на меня Майя.

Вдох. Выдох.

– Я планирую обеспечить лучшие условия для ребенка моего брата. Все остальные детали будут обсуждаться позже. Сейчас важно, чтобы вы переехали из этого общежития в нормальное жильё.

Майя крепко сжала конверт с ключами, словно это была её единственная защита. Я наблюдал за тем, как в ней происходит внутренняя борьба. И мне хотелось бы узнать, что она ставит на чашу весов.

Деньги и наше состояние или долг и чувства к моему погибшему брату.

– Хорошо. Я согласна на… на ваше великодушное предложение, произносит с издёвкой. – Но вопрос о том, с кем останется ребенок, для меня не стоит. Он будет со мной.

Я не стал спорить. Пусть сейчас думает, что победила. Время на нашей стороне.

– Я пришлю людей помочь с переездом, – сказал я, направляясь к двери. – И, Майя…

Она подняла на меня вопросительный взгляд.

– Подумай о будущем. Не только своем, но и ребенка. Что ты сможешь ему дать, кроме… любви? – последнее слово я произнес с легкой иронией.

С этими словами я вышел, не дожидаясь её реакции. Уже на улице, садясь в машину, я задумался, что же заставило меня сделать это предложение, вместо того чтобы продолжать давление. Тест на отцовство подтвердил, что она не лгала насчет Антона. Но главное – мать подкинула верную мысль. С этой дерзкой девчонкой прямое давление не сработает. Нужен был другой подход.

"Дайте ей почувствовать безопасность и благополучие," – сказала родительница. – "Пусть привыкнет к хорошей жизни. Тогда будет легче договориться. И, в конце концов, очаруй её".

Я набрал номер матери.

– Она согласилась на квартиру, – сообщил я. – Переедет на этой неделе.

– Ты молодец, Ярослав, – голос матери звучал довольно. – Я знала, что ты сможешь её убедить. Это первый шаг. Дальше будет легче.

– Она очень упряма насчет будущего ребенка, – заметил я. – Дала понять, что не собирается его отдавать.

– Время всё расставит по своим местам, – уверенно сказала мать. – Главное, что она будет под нашим присмотром. И ребенок тоже. За месяцы беременности у тебя будет возможность… повлиять на её решение.

Меня насторожила особая интонация, с которой мать произнесла "повлиять".

– Что ты имеешь в виду? – напрямую спросил я.

– Просто покажи ей, что в нашей семье ребенку будет лучше, – ответила мать. – У тебя есть свои методы убеждения, Ярослав. Используй их.

Я закончил разговор и задумался.

Майя была просто еще одной бизнес-задачей. Сложной, но решаемой. Если нужно будет проявить терпение – я проявлю. Если придется использовать финансовые рычаги – воспользуюсь. Если ситуация потребует запугивания или шантажа – я не побрезгую и этими методами. Я не заработал репутацию безжалостного бизнесмена, испытывая моральные терзания при достижении цели. Если нужно будет её соблазнить… что ж, я подумаю и над этим вариантом.

Девочки, не забывайте, пожалуйста, добавлять книгу в библиотеку и лайкать, если книга нравится))

Глава 4

Майя

Как только дверь за Воронцовым закрылась, я рухнула на кровать, бессильно суча в воздухе ногами. Внутри бушевал настоящий ураган эмоций: гнев, страх, обида, растерянность… и что-то опасное, похожее на неуместное восхищение.

Какой же он невыносимый! Я никогда в жизни не встречала никого настолько холодного и расчетливого. Настоящая рептилия. Хладнокровный и скользкий. Даже стоя в шаге от меня, он словно источал арктический холод. У него, наверное, в груди спрятана не душа, а морозильная камера. Про скудный диапазон эмоций я и вовсе молчу.

Кажется, она у него только одна – презрение. И все же что-то мелькнуло в глубине этих ледяных глаз, когда он говорил о ребенке. Что-то почти человеческое.

Я встала и, покусывая ноготь на большом пальце, нервно мерила шагами комнату, пытаясь справиться с противоречивыми чувствами. Желудок снова предательски сжался от тошноты – моя верная спутница последних недель не отпускала меня даже в моменты стресса. Или усиливалась из-за него.

Он говорил о ребёнке, как о какой-то собственности, как о чем-то, что можно забрать, передать, отнять. Будто мой ребёнок – это просто ветвь их семейного древа, а не живой человек.

– Никогда, – прошептала я, машинально поглаживая плоский, даже впалый живот. – Никогда я не отдам тебя им. Обещаю.

Но внутренний голос предательски напоминал, что у меня не так много вариантов. Я стояла в крошечной комнате общежития, слыша, как за стенкой ругаются соседи, а из коридора доносится запах подгоревшей лапши быстрого приготовления. С работой в клинике скоро придется распрощаться – тяжелые смены с каждым днем становились все более невыносимыми, а токсикоз только усиливался. А ведь еще учеба, которую нельзя было бросать…

Конверт с ключами от квартиры мозолил на столе глаза.

Разумный выход был только один. И он меня пугал.

Оказаться под полным контролем Ярослава Воронцова. Чувствовать на себе его холодный, оценивающий взгляд. Знать, что за каждым моим движением наблюдают, каждое решение анализируют. Что он просто ждет момента, когда сможет забрать моего ребенка.

На миг перед глазами возник образ Антона – его улыбающееся лицо, теплота в глазах, когда он смотрел на меня, то, как он прижимал меня к себе, обещая, что все будет хорошо. "Моя мама немного поворчит, но в конце концов примет тебя," – шептал он. Как же он ошибался! И как мало мы знали друг друга. Всего полгода. А теперь мне приходится иметь дело с его бездушным братом.

Я вздрогнула, вспомнив, как Ярослав нависал надо мной своей мощной фигурой. Его глаза, голубые, как зимнее небо, и такие же холодные. Его идеально сидящий костюм, запах нишевого парфюма, который мне раньше посчастливилось бы вдохнуть только в магазине косметики, падая в обморок от чудовищных ценников. Во всем его облике читалась сила и власть – качества, которыми он привык пользоваться, не задумываясь о чувствах тех, кого затаптывал своей дизайнерской обувью.

И все же… все же каждый раз, когда я видела его, меня охватывали до безумия противоречивые чувства. Я знала, что необходимо держаться от него подальше, но что-то тянуло меня к нему. Хотела скрыться от его пронзительного взгляда, но не могла отвести глаз. Это было почти как магнетическое притяжение – пугающее, неправильное, опасное.

– Нет, нет, нет! – я яростно замотала головой, словно пытаясь вытрясти из нее эти мысли. – Прекрати сейчас же.

Это было предательством. Предательством памяти Антона, предательством моей собственной гордости и здравого смысла, в конце концов! Я не могла – не имела права – испытывать что-то кроме неприязни к человеку, который фактически угрожал отнять у меня ребенка. Который относился ко мне как к… инкубатору, способному воспроизвести в себе часть генов высокомерных Воронцовых.

Дверь комнаты распахнулась, вырывая меня из дум, и на пороге появилась Вика с тяжелой сумкой учебников.

– Ты не поверишь, какой зверь этот новый преподаватель по физиологии, – выпалила она, бросая сумку на свою кровать. – Задал столько, что… – она осеклась, заметив выражение моего лица. – Что случилось? Ты выглядишь так, будто тромбоциты на нуле.

– Хуже, – вздохнула я. – Ярослав Воронцов был здесь. Собственной персоной.

– И что было нужно этой ледышке? – Вика застыла на полпути к шкафу.

Я глубоко вздохнула и рассказала ей о предложении Ярослава. О квартире, содержании, медицинском обслуживании. И о его планах на ребенка.

– Так, погоди, – перебила меня Вика, присаживаясь рядом со мной на кровать. – Он предложил тебе квартиру и деньги, а ты еще думаешь? Майя, ты в своем уме? Конечно, соглашайся!

– Но ты не понимаешь, – возразила я. – Он не просто так это делает. Он хочет забрать ребенка.

– Много хочет – мало получит, – фыркнула Вика. – Послушай, сейчас важно, чтобы ты и малыш были в порядке. А в этой общаге, прости, но в таком темпе ты долго не протянешь. Особенно с твоей анемией. И так и сяк рискуешь потерять ребёнка.

– Я знаю, – устало соглашаюсь я. – Просто… я боюсь, что если приму их помощь, то уже не смогу вырваться. Они затянут меня, опутают обязательствами…

– Так не давай себя опутать, – просто ответила Вика. – Ты же не глупая девочка, Майя. Ты сможешь постоять за себя. Пользуйся тем, что они предлагают, но держи границы. Ребенок – твой. Точка.

После разговора с Викой я почувствовала себя немного увереннее. Она была права. Я не могла позволить гордости или страху помешать мне сделать то, что будет лучше для ребенка. А сейчас лучшим вариантом была эта квартира и медицинская помощь.

– И кстати, я не прочь иногда навещать тебя в этой шикарной хате. Будем устраивать девичники вдали от коменданта и соседей!

Её энтузиазм был заразительным. Возможно, всё действительно будет не так плохо, как я опасалась.

Глава 5

На следующий день, ровно в десять утра, в дверь постучали. Я открыла, ожидая увидеть грузчиков, которых обещал прислать Ярослав. Но вместо них на пороге стоял пожилой, солидного вида мужчина с портфелем.

– Леонид Аркадьевич Мельников, – представился он, протягивая сухопарую руку. – Юрист семьи Воронцовых. Могу я войти?

Растерянно пожала, пропуская внутрь.

Воронцов всё же делец до мозга костей! Без подписанного договора никаких грузчиков и переезда не будет.

– Ярослав Михайлович поручил мне подготовить все необходимые документы, – сказал юрист, доставая из портфеля папки. – Здесь договор о предоставлении вам квартиры на время беременности и первых месяцев после родов, соглашение о финансовом обеспечении и медицинском обслуживании, а также…

Бегло увидев суммы, которые предполагалось на меня потратить, сделалось дурно.

– Такая щедрая помощь предполагает какие-то обязательства с моей стороны? – уточняю, ожидая подвоха.

– В документах, разумеется, прописаны ваши обязательства, – сказал он с легким кивком. – В частности, в случае нарушения условий договора вы обязуетесь выплатить неустойку в размере всех понесенных Ярославом Михайловичем расходов на ваше содержание, медицинское обслуживание и проживание.

Мои брови взлетают вверх.

– Что означает "нарушение условий"?

– Например, если откажетесь от предложенного медицинского наблюдения. Или воспрепятствуете участию Ярослава Михайловича в принятии решений, касающихся ребенка.

Ах ты ж чёрт рогатый, Воронцов!

– Покажите, – забираю бумаги не дожидаясь, пока юрист сам их протянет.

Следующий час я провела, вникая в текст договора. Ну ничерта же не ясно. Хуже почерка врача на рецепте, честное слово. Что за птичий язык? Будто специально создан, чтобы люди платили юристам за перевод на человеческий. С каждой новой страницей мое лицо всё больше вытягивалось, а руки начинали дрожать от нарастающего гнева.

Сути документа я до конца не уловила, но чутьё провинциальной девчонки подсказывало мне, что там не пункты, а ловушки.

– Что это? – я подняла глаза на юриста, мой голос дрожал от возмущения. – Вы серьезно рассчитывали, что я подпишу это недоразумение?

Леонид Аркадьевич, к моему сожалению, сохранял олимпийское спокойствие. А мне до боли хотелось на кого-то выплеснуть свой гнев.

– Это стандартный договор, – сказал он. – Семья Воронцовых несёт значительные траты. Вполне естественно, что они хотят гарантий выполнения и ваших обязательств.

– Гарантий? – завелась я, как старые Жигули. – Здесь нет никаких гарантий! Только размытые формулировки, которые можно трактовать как угодно! Я могу оказаться должна миллионы просто потому, что Ярослав Михайлович решит, что я "недостаточно учла его мнение"!

Юрист смотрел на меня растерянно и моргал. Будто его убедили, что я дурочка, которая с трудом выучила азбуку, а потому подпишу не глядя.

– Меня не устраивает весь этот документ! – я вскочила на ноги, сжимая бумаги до боли в пальцах.

В этот момент в дверь постучали, и, не дожидаясь ответа, вошел Ярослав. Высокий, холодный, в безупречном костюме, с выражением легкого недовольства на лице.

– Я слышал голоса, – сказал он. – Какие-то проблемы, пчёлка Майя?

Что-то внутри меня сломалось. Я даже пропустила мимо ушей прозвище, преследовавшее меня всё детство.

Всё напряжение, весь страх и гнев последних дней вырвались наружу. Я схватила стопку документов и со всей силы швырнула их Ярославу в лицо.

– Проблемы? – мой голос сорвался на крик. – Да, есть проблемы, господин Холодильник! Это! Вы принимаете меня за идиотку? – я наблюдала, как листы разлетаются, как конфетти, опадая у ног бизнесмена.

Его глаза мгновенно потемнели от ярости.

Челюсти сжались, желваки заиграли на скулах. В его взгляде я прочитала все, что он думал в этот момент, как будто это было написано крупными буквами: "Как смеет эта нищая девчонка в поношенных тряпках, которой мы предлагаем помощь, так себя вести?"

Но я даже не успела уловить момент, когда его привлекательное лицо вновь превратилось в непроницаемую маску. Хотя в голубых глазах все еще полыхал холодный огонь.

– Леонид Аркадьевич, – спокойно сказал он, не отводя от меня взгляда. – Будьте добры, оставьте нас.

Юрист поспешно собрал свой портфель и, коротко кивнув, вышел из комнаты, едва ли не пятясь. Словно опасаясь меня, как мифической фурии. Я осталась один на один с Ярославом, все еще дрожа от ярости.

– Это была проверка, – сказал он после долгой паузы, наклоняясь, чтобы подобрать один из листов.

Его голос внезапно изменился – стал ниже, мягче, обволакивая меня, как сахарная глазурь. В нем появились вкрадчивые, убеждающие нотки, словно он был восточным заклинателем змей, пытающимся усыпить мою бдительность своей мелодией. Его взгляд заметно потеплел, в глазах появилась почти искренняя заинтересованность.

– Я хотел увидеть, насколько внимательно вы читаете документы. Насколько серьезно относитесь к судьбе ребенка, – продолжил он тем же гипнотическим тоном.

Я была настолько возмущена этой ложью, что невольно открыла рот. Неужели кто-то на эти сладкие речи клюёт?

– Что? – я не скрывала своего презрения. – Это не проверка, это… Да вы просто издеваетесь надо мной, проверяя, можно ли вытирать об меня ноги или нет!

– Если бы вы подписали, – голос Ярослава был ровным, без тени эмоций, – это показало бы, что вы недостаточно заботитесь о ребенке. Что вам важнее комфорт и деньги, чем его будущее.

Я смотрела на него в полном недоумении. Он серьезно пытается выдать свою подлость за какой-то благородный тест?

– Выметайтесь, – тихо сказала я, указывая на дверь. – Вы и ваши… проверки. Я не игрушка для ваших манипуляций.

– Майя, – он сделал шаг ко мне, его голос стал немного мягче. – Я понимаю ваш гнев. Но поймите и вы: ребенок Антона – это все, что у нас осталось от него. Я должен быть уверен, что вы действительно заботитесь о малыше, а не о наших деньгах.

– Я не доказываю вам ничего, – выплюнула я. – Это мой ребенок. Мой. И я буду защищать его от всех, включая вас и вашу семью, если потребуется.

Ярослав внимательно смотрел на меня, и на его лице мелькнуло так тщательно сдерживаемое раздражение. Несколько мгновений я буквально наблюдала его внутреннюю борьбу. Словно он был готов силой заставить меня подписать документы, макнув носом в договор.

– Давайте обойдёмся без бумажек. Чуть позже к вам приедут грузчики, помочь собрать вещи, – он вновь мазнул взглядом по комнате, словно оценивая, стоит ли отсюда что-то забирать в его дом или эту комнатку лучше сжечь со всем содержимым. – Берите только близкие сердцу вещи. Всем остальным я вас обеспечу.

– А что после родов? – кровь в висках буквально пульсировала от напряжения.

– Решим после родов, – его голос звучал обманчиво спокойно. – Когда ребенок появится на свет, мы сможем более детально обсудить условия его воспитания. Сейчас важнее обеспечить вам комфортные условия и наблюдение врачей.

Он говорил так, будто его цель – забота обо мне и здоровье ребенка. Но кожей ощущала, что он так просто не отступится.

– Хорошо, – сказала я наконец. – Но никаких скрытых пунктов и подводных камней. Я хочу, чтобы все было предельно ясно.

– Разумеется, – Ярослав слегка склонил голову.

Телефон Ярослава зазвонил, он достал его из кармана, глянул на экран и нахмурился.

– Мне нужно ответить, – сказал он. – Я свяжусь с вами позже насчет новых документов.

Когда он вышел, я бессильно опустилась на кровать. Адреналин схлынул, оставив после себя опустошение и легкую дрожь в руках. Что это было сейчас? Действительно ли Ярослав Воронцов проводил какую-то извращенную проверку? Или просто выкручивался, когда его поймали на откровенном обмане?