Мой Тёмный Амур

– Что происходит? – спрашиваю я, стараясь не слишком глубоко вдыхать одуряюще сладкий аромат сирени.

– Лира, вечно ты все пропускаешь! Та скандальная кариатида расколдовалась, мы днем узнали. Сегодня в честь этого вечеринка, которая превзойдет все, что были у нас в этом году!

Я со стоном закрываю руками лицо. У нашей Коммуналки есть особенность, которая мне совсем не по душе: тут устраивают самые угарные вечеринки города. Здесь собираются атланты, кариатиды, ундины и сильфиды, которые в обычной жизни существуют в облике петербургских статуй, а также другие существа, которые тоже прикидываются каменными. Кстати, в городе их полно. А вы думали, почему тут так много статуй? Когда-то многим существам пришло в голову, что жить в здешнем холодном климате куда дешевле, если спать в каменном облике, и принялись нашептывать художникам и архитекторам секреты древних скульпторов. И статуи получились превосходные, и плата за пребывание в их облике нулевая.

Мы, амуры, как высшие существа, сразу сказали, что нас все это не интересует, и ничего художникам не нашептывали. Поэтому если нас и изображают на фасадах, то исключительно в облике пухлых голых младенцев. Капризная богиня Афродита тогда ведь просто пошутила, когда, захмелев от нового сорта шампанского, явила своему очередному смертному любовнику амуров в образе пухлых розовощеких младенцев, а тот, будучи поэтом, прославил нас, духов любви, именно в таком виде. После чего обычные смертные не могут забыть этих младенцев уже третью тысячу лет! Ладно, может, и к лучшему, что они не знают: покровители любви живут в облике вполне половозрелых молодых мужчин и женщин, а уж никак не сердитых малышей с крылышками.

Все вышеупомянутые существа отлучаются со своей каменной службы, когда им заблагорассудится, наведя морок, создающий для людей иллюзию, будто статуя на месте. Но сто пятьдесят лет назад жила прекрасная нимфа, которая до беспамятства влюбилась в смертного архитектора. А тот оказался злодеем и заключил сделку с одной древней химерой. Та подсказала ему, как сделать так, чтобы его любимая никому больше не досталась. Он смог навечно обратить ее в одну из статуй на фасаде своего здания, сделав кариатидой на полную ставку, и слепил еще три по ее образу. Вот, кстати, очередное доказательство, что не стоит ждать добра от любви. К счастью, магия старой химеры оказалась все-таки не вечной. Ходили слухи, что этого издевательства хватит всего на сто пятьдесят лет. Дом, который люди называют Домом Мальцевой, построили как раз тогда – и вот сегодня, видимо, срок проклятия истек.

Я вздыхаю. Конечно, желание несчастной нимфы поделиться своей бедой и рассказать, каково ей было светить голой грудью над Невским проспектом сто пятьдесят лет подряд, я понимаю. Как и всеобщее желание поздравить ее с освобождением. Но я ведь прекрасно знаю, во что превратится эта чудесная идея! Пьянка, секс, песни, танцы, спать будет невозможно.

Брианна читает эти мысли на моем лице и закатывает глаза.

– Ты скучная, Лира. Такая красивая и такая скучная, уму непостижимо! Выспишься в другой раз. Можно подумать, ты способна устать, как люди, если хоть разок попляшешь и повеселишься.

Мой угрюмый взгляд отвечает ей лучше всяких слов.

Я иду в свою комнату и, упав на кровать, тону в мягком матрасе. Надо сходить в душ. А еще лучше понежиться в ванне с пеной. Потом надеть маску для сна, заткнуть уши и не обращать внимания на все, что будет твориться в Коммуналке этой ночью.

Увы, плану не суждено сбыться. Раздается деликатный стук в дверь – хоть кто-то в этом доме вежливо стучит, а не врывается, словно вихрь! – и заглядывает моя лучшая подруга Аврора.

– Лира, это сенсация! – сообщает она.

Древние боги! О нет! Только не это! Опять она что-то предсказала, кто-то ей не поверил, а мне ее утешать. Похоже, ей пора пережить свою старую психологическую травму, связанную с Аполлоном, и наконец-то смириться.

Лучезарный бог Аполлон переменчив, а уж в древности, говорят, настроение у него вообще менялось, как типичная питерская погода. Кому-то он раздавал подарки за ночь любви – Брианне с ее магией весьма повезло, – а если кто-то его выводил из себя, мог и проклясть. Вот Авроре и досталось. Она хоть и амур, но обожала предсказывать людям судьбу. В те времена было модно гадать по руке, небесным светилам, полетам и пению птиц, и Аврора использовала свое невинное хобби в работе, сводя с его помощью парочки и верша судьбы.

До проклятия Аврора делала это весьма искусно, и молва о ее таланте дошла до того, кто, собственно, и наделил ее даром после очередной интрижки. Вообще для бога древности абсолютно нормально заигрывать и со смертными, и с духами, и с себе подобными демиургами. Вновь явившись к бывшей фаворитке и сверкнув белоснежными, как морской жемчуг, зубами, Аполлон решил узнать, что его ожидает в очередных отношениях. Как будто и сам не знал, что срок этого «великого и вечного чувства» для него – две недели максимум. Тут и к Авроре ходить не нужно, о чем она и заявила богу. Аполлон, в глубине души сам понимающий абсурдность своего вопроса, все равно, как и положено древнему божеству, вспылил. Но магия, несмотря на все капризы ее обладателя, подчиняется определенным правилам, а потому подаренный талант невозможно забрать. Хотя кто сказал, что его нельзя, например, немного исказить? Он изменил дар Авроры, сделав так, что все, кто получит ее абсолютно верные пророчества, даже зная о проклятии, не будут им доверять и воспринимать всерьез. А энергетически более слабые почитатели прорицаний и вовсе начнут прыгать в омут посланий Авроры с головой, а в случае амуров – с крыльями.

Сумасбродный бог Аполлон – это вам не какая-то хилая химера. Когда он говорит «навечно», это навечно. И вот теперь Аврора стоит в дверях моей комнаты, прекрасная, как утренняя заря, в честь которой Афродита выбрала ей имя, и подрагивает от нетерпения, желая что-то мне рассказать.

– Заходи, – вздыхаю я, решив, что ванна может и подождать. – Кто опять обидел мою красавицу?

– Никто. – Аврора заходит и энергично запрыгивает на кровать. Ее полуголая грудь подскакивает от движения. – Лира, у меня новое предсказание. И оно для тебя!

Только этого не хватало. Я прячу свое лицо за подушкой, но даже сквозь нее доносится голос Авроры:

– Правда, есть вероятность, что даже ты не поверишь. Но ты моя подруга, поэтому ты должна, нет, просто обязана мне поверить. Итак, внемли голосу величайшей из гадалок!

Глава 2. Предсказание со вкусом амаретто

Предсказания Авроры еще никогда не относились ко мне. Но вот, увы, момент настал.

– Сегодня с тобой произойдет нечто невероятное. Видение, которое ко мне пришло, было именно о тебе, я уверена. – Она картинно прижимает длинные тонкие пальцы к вискам и закрывает глаза. – Передо мной мелькнули твои рыжие волосы и маска из золотого кружева. Потом вспышка, и у меня возникло ощущение невероятного события. Темное, стремительное, с нотками амаретто, нотками безлунной ночи.

– Про нотки амаретто лучше с Инессой поговори, это она у нас знатная гурманка, – ворчу я. – Темное событие? Нет, спасибо. Слушай, я хотела принять ванну, так что…

– Погоди, ты мне не веришь? Так и знала! Ладно, слушай дальше. Буквально через полчаса после видения наши рассказывают мне новости об освобожденной нимфе и о вечеринке. А еще говорят, что это будет вечеринка-маскарад! Нимфа сама настояла. Она, бедная, так бледна после своих злоключений.

– Это все очень интересно, но знаешь, меня так манит ванна с пузырьками, и я…

– Ну сообрази: маска! Раз сегодня будет маскарад, значит, в моем видении ты была на нем. Лира, ты должна присутствовать! Уж поверь, судьба и так не даст тебе пройти мимо. Не гневи ее. Она все равно найдет способ затащить тебя туда, куда ей надо, но всегда лучше идти судьбе навстречу с гордо поднятой головой и на своих условиях. Я все об этом знаю.

Ох уж эта Аврора и ее фатализм!

– Хорошо, подумаю, – соглашаюсь я, чтобы поскорее ее сплавить.

Если честно, от ее предсказания становится не по себе. Что за день сегодня! Утешает одно: никакой маски из золотого кружева у меня нет и в помине. Аврора настаивает, я что-то бормочу. Ее обижает, что даже подруга ей не верит.

– Из всех существ земли от тебя я такого не ожидала! – напоследок возмущается она, а после наконец-то спрыгивает с кровати и уходит так же стремительно, как пришла.

Я долго валяюсь в ванне с пеной, но даже любимый аромат вишни не помогает отвлечься. Чем ближе вечер, тем сильнее становится шум за дверью: по коридору кто-то пробегает, хлопают крылья, стучат каблуки, лапы и босые ноги. Потом начинается музыка.

Все это раздражает. Невероятных событий любого вида я стараюсь избегать, поскольку мне нравится спокойная жизнь. Да и что это может быть? Меня настигнет кто-то из людей-объектов, которых я однажды соединила неверно (если честно, пару раз ошибки мне исправить не удалось)? Явится сама Афродита и сделает выговор?

Перемещение из ванны в кровать успокоиться не помогает. Я лежу голая под одеялом и думаю, что зря обидела Аврору. Кажется, она правда расстроилась. Может, все-таки сходить на этот их маскарад? Альтернатива в любом случае не радует: весь вечер слушать топот и чьи-то крики, а потом лет десять – молчание обиженной Авроры.

Я выбираюсь из-под теплого одеяла и иду в свой банный уголок, огороженный шторой из деревянных бус. Смотрю в большое зеркало в попытке увидеть хоть какие-то предвестники странных событий, но глаза не меняют цвет, на теле не появляются родинки в форме кометы. Обычная картина: бледная кожа, зеленые глаза, длинные красно-рыжие волосы («словно свежая кровь», как однажды сказал мне земной поэт, но я так и не поняла, комплимент это или наоборот), маленькая грудь, длинные руки. В себе мне больше всего нравятся ступни: небольшие, аккуратные, с розовыми ногтями и круглыми пятками. При виде них мне на секунду вдруг искренне хочется пойти на вечеринку. Хотя бы для того, чтобы надеть открытые босоножки, которые лежат в коробке уже несколько лет. Конечно, свои ноги я ни для каких плотских утех использовать не собираюсь (а я слышала много историй о том, что такое вполне возможно!), так пусть они хотя бы доставят эстетическое удовольствие всем вокруг. Да и вдруг мое темное событие – сломанный каблук?

Чтобы не привлекать особого внимания, я надеваю длинное темно-лиловое платье. Оно на бретельках и по меркам тех нарядов, которые можно увидеть на наших вечеринках, вполне скромное. Зато обувь и вправду великолепна – не могу отказать себе в удовольствии, раз уж тащусь страдать ради Авроры. Они на шпильке, все из переплетения тонких ремешков. Подумав, я заплетаю волосы в свободную косу, чтобы их яркий цвет не бросался в глаза. Не желаю весь вечер слушать шуточки о том, что наша затворница решила повеселиться. Маски нет, но меня забавляет возможность доказать Авроре, что даже она может ошибиться. Ее предсказание не имеет шанса сбыться, пока на мне нет маски, так ведь?

И я выхожу из комнаты.

* * *

За ее пределами меня сразу накрывает волна запахов и звуков. Все помещения Коммуналки соединяет бесконечный коридор, из-за которого мы наше жилище так и прозвали. Коридор бесконечен в буквальном смысле, еще никому не удавалось пройти его до конца. Звуки веселья уже доносятся отовсюду, как перекличка птиц в лесу, и все же главное их средоточие в большом зале. Я шагаю туда осторожно, как лань по снежному лесу, – всего каких-то десять лет, и на шпильках идти уже непривычно.

Зал сияет кем-то наколдованными призрачными огнями, повсюду колышутся легкие занавески, образуя тюлевый лабиринт. Тут легко заплутать, поскольку все время приходится отодвигать с пути ткань, в воздухе висит сладкий дым, и наталкиваешься на существ, которые валяются на мягких диванах, целуются, танцуют с бокалами в руках.

Сатир Паныч, управляющий нашей Коммуналкой, любит игры с пространством. Когда-то он заставлял смертных плутать в лесах Греции под оглушительный стрекот цикад, насылал странные видения в лесу, о которых те слагали истории, но теперь чаще всего применяет свои способности для развлечения гостей.

Его мысль ясна: попав сюда, сразу теряешь ощущение реальности. Не представляешь, куда идешь и есть ли выход. Воздух вибрирует от страстной музыки, источник которой определить невозможно. Иногда существа приводят на вечеринки смертных, чтобы развлечься с ними, и те, говорят, сходят потом с ума.

Я пробираюсь сквозь все это, точно зная, что, если смотреть только прямо, никуда не сворачивать, не оглядываться – а у смертных с выполнением столь простой инструкции вечно проблемы, – рано или поздно попадешь в центр вечеринки. Здесь чуть поспокойнее: расставлены лежанки, диваны и кресла, столики с выпивкой, обычной и магической, даже пианино стоит, хотя в последнее время они вышли из моды. Тут я впервые обращаю внимание на то, что все гости и правда в масках. У кого-то они простые, закрывают только верхнюю половину лица, у кого-то лицо целиком, а у кого-то даже голову. Например, сейчас мимо меня проходит косматая башка чудовища, ниже которой деловой костюм.

Впрочем, вид существ чаще всего понятен и в маске, поскольку мы отличаемся строением тела, движениями и запахом. Нимфы миниатюрные, небольшого роста. Вон в уголке одна уже сидит на коленях у пана и рукой перебирает его шерсть. Однако меня таким не удивишь. Удивляет лишь то, что кому-то не лень таким заниматься. Парочка при этом ухитряется еще и страстно, мокро целоваться. У других существ запрета на поцелуи нет – только у нас, амуров, высших среди любовных созданий.

Я ищу взглядом Аврору и нахожу там, где и думала: в уголке между двух высоких, уходящих во тьму стен, расписанных древними знаками. Она с давних пор предсказывает под этими стенами, чей вид не менялся, наверное, уже несколько тысячелетий. Каждый раз, когда у нее возникает желание погадать, они появляются вокруг Авроры, словно руины древнего оракула. Как обломок проклятия, которое преследует ее век за веком. Каждый из вопрошающих у Авроры знает, что она окажется права, но упорно отрицает происходящую после пророчества цепочку событий. Мне на мгновение становится жаль ее, и я подхожу ближе, желая показать, что пришла, что я верю ей, что мы друзья.

Аврора сидит в своем уголке за маленьким столиком и предсказывает огромному атланту, за широкой спиной которого я не сразу ее замечаю. В способе предсказаний она шагает в ногу со временем. Прямо как Лео, который следуя моде, меняет стрижки как перчатки. За время нашего знакомства Аврора на чем только не гадала, и в последние пару лет остановилась на картах Таро. Она этим и зарабатывает, и развлекается на сборищах вроде сегодняшнего, искренне стараясь помочь любым существам, которые обращаются к ней с вопросами. Но самые важные, истинные, судьбоносные видения приходят к Авроре сами, как к сивиллам, для этого не надо никаких предметов. Мне становится холодно при мысли, что одно из таких предсказаний было обо мне. Бр-р-р, это точно какая-то ошибка. А может, Аврора просто пошутила надо мной?

Я приветственно машу рукой. Она расплывается в улыбке и возвращается к раскладу на картах, которые матово поблескивают под призрачными огнями. Что бы она там ни разглядела, атлант ей не поверит, но Аврора та еще оптимистка, в отличие от меня.

Я отхожу к ближайшему столику и беру бокал шампанского, а после начинаю покачиваться под музыку, биение которой отзывается во всем теле. Вокруг танцуют и смеются, целуются. На моих глазах один из сатиров проводит длинным языком по щеке девушки, вид которой я не различаю за дымом и грохотом. Смотрит он при этом мне в глаза, и я, залпом опрокинув в себя второй бокал шампанского, скрываюсь.

Но скрыться некуда, повсюду флюиды влечения. От них ведет голову, и я с непривычки чувствую себя не в своей тарелке. Мы, амуры, очень чутки к подобному. Как Аврора это выдерживает? Зачем я сюда пришла? Без маски я ощущаю себя голой. Ведь все остальные в них, и я жалею, что как следует не позаботилась о наряде.

Иногда дым и хаос прорезает бой часов. Все знают: когда они пробьют пять раз, пора будет расходиться. Жду не дождусь.

Внезапно меня за руку хватает Инесса – роскошный суккуб, при виде которой земные мужчины теряют дар речи. Один, собственно, здесь и уже потерял и дар речи, и часть разума. Я присматриваюсь и принюхиваюсь. Да, мужчина, которого она цепко держит второй рукой, определенно смертный.

– Лира, глазам не верю! Тебя слишком легко узнать. Ты плохо подготовилась к долгожданному выходу в свет! – восклицает Инесса. – Чудесно выглядишь, милая.

– Ты опять привела человека?

– Да, дорогая. – Она хищно приближает губы к моему уху. – Настоящее тирамису: такой кофейный, нежный, с горьковатыми нотками.

Лео как-то рассказывал, что в Риме Инесса сравнивала своих сладких, недолго живущих юношей с цидониумом и дульче доместика. Каждому времени свои десерты, и Инесса всегда готова пробовать новые.

– Не хочешь присоединиться? – спрашивает она, кажется, только чтобы полюбоваться на мое перекошенное лицо.

Потом смеется и исчезает из виду, увлекая за собой одуревшего юношу. Я со стоном падаю на ближайший диванчик. Не знаю, как забрела в этот закоулок среди тюлевых штор – пространство вечеринки бесконечно и хаотично, как всегда.

Что-то мешает мне сидеть. Я шарю под собой на диване и вытаскиваю мятый поясок, оставленный кем-то, сидевшим или лежавшим тут незадолго до меня. Сидеть по-прежнему некомфортно, я шарю снова, и… вытаскиваю из-под себя маску. Она причудливо соткана из плотного золотого шнура, который издали легко принять за кружево. Меня пробирает дрожь.

* * *

Наверное, у нас, амуров, чувство предопределенности в крови. Мы несем людям судьбу, соединяем узами с теми, кто им предназначен. Но когда дыхание рока касается тебя самой, такие мысли не очень-то утешают. Мое первое желание – сунуть маску под диван и забыть о ней. Но потом я надеваю ее покорно, как смертные принимают свою судьбу, а Аврора приняла проклятие Аполлона. Маска садится как влитая, закрывая верхнюю половину моего лица.

Я встаю и иду гулять по дымным закоулкам, освещенным потусторонними огнями. Время от времени свет вспыхивает ярче, выхватывая из полутьмы парочки. И отчего живых существ постоянно тянет соединяться друг с другом? Босоножек на каблуках я уже не замечаю, просто бреду, не разбирая дороги.

Наконец становится почти тихо. Я в каком-то дальнем углу созданного Сатиром Панычем лабиринта. Здесь прохладно, воздух влажный и пахнет морем. Как будто если бы волшебный дым рассеялся, я увидела бы побережье. Я прислоняюсь спиной к стене и смотрю на единственный предмет, который тут есть: хрустальную люстру, подвески которой слабо позвякивают от свежего ветра с ароматом моря. Куда на этот раз Сатир Паныч растянул свой лабиринт? Неужели до самого залива?

Люстра тускло светит, хотя потолка, на котором она могла бы висеть, из-за сладкого магического дыма не видно, так же как и стен.

– Не обращайте на меня внимания, – раздается негромкий мужской голос. – Просто вышел подышать.

Я устало смотрю на какого-то высокого брюнета в черной полумаске. Его силуэт проявляется из дыма, но ко мне не приближается. Незнакомец останавливается шагах в пяти, спиной ко мне. В такой позе встают полюбоваться видом из окна, только вот никаких окон тут нет. Что он видит сквозь дым? Я прищуриваюсь, но не вижу там, куда направлен его взгляд, ровным счетом ничего. Уходить из-за того, что мое уединение нарушили, не хочется. Я слишком устала, а тут хотя бы тихо. Этому типу на меня, к счастью, наплевать.

За свою жизнь – по человеческим меркам довольно долгую – я не так уж часто испытываю нечто хотя бы похожее на сдержанное удовольствие от пребывания в чьей-то компании. С Авророй – да, но с другими редко. Я, как сказали бы люди, интроверт. Но сейчас это… забавное чувство, похожее на облегчение. У нас все любят вечеринки, надо же как-то развлекаться в нашу многовековую жизнь. Встретить кого-то, кто тоже забрался в дальний угол, чтобы его оставили в покое, – это… ново. Незнакомец разделяет мое одиночество, не нарушая его.

– Люблю воду, – сообщает незнакомец, будто и правда способен что-то разглядеть, хотя по всем правилам человеческой архитектуры за дымом должна быть стена. Впрочем, измерение Коммуналки поддается не физическим, а магическим законам. – Людям пришла отличная идея построить город, который будет пропитан ею насквозь.

– Они от этого не всегда в восторге, – замечаю я, хотя мне и самой нравится вода. – Как и от долгих зимних ночей.

– Таков налог этого города на красоту.

Он разворачивается ко мне, и я понимаю, что это один из наших, из амуров, вот только незнакомый. Высокий брюнет в черной полумаске, сквозь которую он холодно, недружелюбно взирает на меня. Острые скулы, четкая линия челюсти, которую подчеркивает скупой свет. Мгновением позже я обнаруживаю в его волосах седую прядь. Интересно, она настоящая или тоже элемент маскарада? Я пытаюсь сличить все эти детали с амурами, которых знаю, но увы.

– Вряд ли мы знакомы, – говорит он. – Я недавно в городе.

Я собираюсь представиться, но он качает головой. Мы удивительно легко понимаем намерения друг друга. По всей видимости, он тоже интроверт.

– Давайте без имен? В этом суть маскарада, да и вряд ли мы встретимся еще.

Когда живешь долго, мысль «мы больше не встретимся» успокаивает, поскольку обычно приходится жить бок о бок со всеми знакомыми сотни лет подряд. Похоже, незнакомец завтра вернется в свой Будапешт, Прагу или Мадрид. Амуры редко отлучаются из дома, потому что работа может возникнуть в любой момент. А Петербург последние триста лет является их негласной столицей. Говорят, сама Афродита зачастую живет именно здесь, но где-то там, в странах, где я не бывала, есть и другие сообщества.

– О чем обычно беседуют на сборищах вроде этого? – интересуется гость. В нем и правда есть что-то экзотическое. – О поэзии? Погоде? О смерти?

Меня почему-то это смешит. Искренне, как давно уже ничего не смешило.

– Нет, о смерти – это вам не сюда.

Всех, кто здесь присутствует, убить достаточно сложно. У каждого вида собственные способы, все как один сложные и маловероятные. Разве что у нас простой поцелуй, но, зная такую особенность, каждый амур имеет в своем арсенале миллион способов его избежать.

– Мне сказали, что вечеринка в честь нимфы, которая провела полторы сотни лет в каменном обличии. Звучит вполне смертоносно. Каково это: все понимать и чувствовать, но быть неспособным изменить свое положение?

Да уж, своеобразное, конечно, у него чувство юмора, если это вообще можно назвать юмором. Обычно у амуров характер полегче. Лео, Брианна, Аврора и прочие живут себе в свое удовольствие, это я слыву разочаровавшимся в любви аскетом. Приятно знать, что есть второй такой, даже если он где-то в Будапеште.

– Вы уже поздравили виновницу торжества? – спрашивает он.

За все это время незнакомец не сделал ко мне ни шагу, разговаривает вполоборота. Не очень-то вежливо, но по сравнению с бойким вниманием моих собратьев, которые родились задолго до понятия «личные границы», это кажется освежающим.

Ох, а я ведь и правда забыла поискать бедную кариатиду…

– А вы? – в свою очередь интересуюсь, чтобы об этом не думать.

– Из нас обоих плохие гости.

Незнакомец сразу сообразил, что я тоже не потрудилась ее найти. Видимо, интроверты понимают друг друга с полуслова.

– Идемте поищем ее, – предлагает он. – Если честно, я понятия не имею, как она выглядит. Слышал только, что ее голые груди отлично смотрелись над Невским проспектом, но по этому признаку мы долго будем ее искать.

Уверена, Лео и большинство наших на его месте сказали бы: «Ее груди отлично смотрелись. Это, случайно, не ты?». Я почти слышу эту реплику, все ее интонации. Становится приятно, что незнакомец хоть и амур, но сторонится дешевых подкатов. Я вовсе не злюсь на остальных, амуры, считай, сотканы из любви, она выплескивается из них сама – кстати, Лео обсмеял бы даже это слово и рассказал бы, что еще он бы с удовольствием выплеснул, – но здорово, что среди нас есть еще одна черная овца.

Я делаю незнакомцу знак следовать за мной и ухожу в дым, туда, где звуки кажутся громче. Все дальше от морской прохлады, туда, где дым пахнет слаще, где его подсвечивают вспышки магических огоньков. Гость, не приближаясь, шагает за мной. Мы бродим по закоулкам в поисках нимфы. Спрашивать бесполезно, поскольку повсюду уже сплетенные парочки, им не до поздравлений. Сколько времени я провела на вечеринке? Силюсь вспомнить, когда в последний раз били часы, и не могу. Музыка больше не бьет по ушам, она стала протяжной, как для медленных танцев.

В конечном итоге мы оказываемся в центральном пространстве, где стоят столы с выпивкой, пианино и расположен угол двух полуразрушенных стен, в котором прорицает Аврора. Сейчас ее нет. Похоже, тоже где-то веселится.