Семейный фотоальбом

Ярослав плакал и сопротивлялся. Карина переживала и кричала на сына, муж хмурился и тоже повышал голос.

– Надо уметь добиваться своего, – слышал Ярик наставления матери.

– Доказывай, какой ты крутой, не дома, а на льду, – вторил отец.

– Не сдавайся, попробуй еще, – уговаривала Карина.

– Сходи, познакомься с новым тренером, – напирал супруг.

У Ярослава не было шанса. Его вели на новую тренировку как ведут животных на убой. Он притих, весь сжался, втянул голову в плечи, лицо было испуганным. Карина хотела разрыдаться и бросить эту затею, но муж настоял.

Первую тренировку Ярослав просидел на скамейке и ни в какую не согласился даже приближаться ко льду. К счастью, тренер отреагировал адекватно: перекинулся парой слов с Ярославом, сказал, что звезд в команде нет, и все будут ему рады. Потихоньку Ярослав втянулся, стал ездить на тренировки с удовольствием, не пытался отлынивать, даже радовался редким играм. Карина видела, что то, что раньше получалось с легкостью, теперь дается сыну сложнее. Многие ребята умели намного больше Ярослава, были быстрее, шустрее или настойчивее. Ярослав стал будто бояться шайбы и избегал идти в столкновение с противниками.

Но главное – исчезла любовь, азарт, страсть и увлечение. Это Карина видела в каждом движении сына. Дурацкое стечение обстоятельств, болезни, переломы, переезд – все сыграло свою роль не в пользу Ярослава. Но он снова ходил на секцию, пока это было главным.

Потихоньку Ярослав приближался к своим двенадцати годам, которые теперь считаются у психологов наступлением младшего подросткового возраста (старший ожидался с пятнадцати до семнадцати лет). Снова нет-нет да и появлялось «я не хочу играть в хоккей, мне надоел хоккей», время от времени Ярослав увиливал от тренировок, ссылаясь то на усталость, то на желание отдохнуть с друзьями. Вопрос спортивного будущего давно отпал, не ожидалось успехов даже на уровне района, но Карина и Саша даже слышать не хотели о том, что в жизни ребенка не будет спорта. Ярослав иногда заикался, не пойти ли ему на каратэ или борьбу, но родители каждый раз напоминали о его детском увлечении, хотя запрета на смену секции не ставили.

– Не пойду на тренировку. Не хочу.

– Да что ж такое! – в сердцах крикнула Карина. – Что опять не так?

– Ничего… – сразу поджал хвост Ярослав, отлично зная этот тон мамы.

– В смысле – ничего? Почему ты не хочешь на тренировку?

– Нипочему.

– В чем дело опять?

– Ни в чем.

Карина предприняла попытку разговаривать чуть мягче:

– Тебе нашли нового тренера, новую команду, все шло хорошо… Что вдруг опять случилось?

– Надоел хоккей.

– Опять начинается, – тон Карины стал выше. – Будешь сидеть на заднице перед компом?

– Лучше пойду на каратэ или самбо.

– И что там?

– Буду заниматься.

– Почему там будет лучше?

– Там никто не будет называть анскилдом[1].

– В смысле? Кто назвал тебя так?

– Никто.

– Тренер или ребята?

– Я дал передачу, там невозможно было дать по-другому, и Игорь придумал эту кличку, а все стали так здороваться: привет, анскилд…

Карина с усилием отключила внутреннюю переживательную маму, которая уже мысленно била злые рожи ребят, собралась, помолчала в поисках нужного объяснения.

– И что? Значит, надо поставить Игоря на место. Он что, суперзвезда, что ли, или его мнения спросили?

– Да не хочу я ходить, у меня ничего не получается. Я даю кривые пасы, шайбу теряю.

Карина впервые услышала такое объяснение от сына. Все прежние разговоры сводились к перепалкам и желанию увильнуть от темы, а сейчас Ярослав признавался, как все для него на самом деле, и Карине захотелось обнять его и защитить от всех несправедливостей и сложностей жизни.

– Сын, это нормально. Ты ходишь не ради побед или наград, а для себя, для собственного удовольствия. Знаешь, как мы с папой хотим просто покататься на коньках… или как я мечтаю снова начать заниматься танцами. Но у нас не хватает времени, иногда вырвемся – и счастливы. А перед тобой открыты все дороги. Ты можешь учиться, делать ошибки… и неважно, как ты играешь, тренер же всегда тебе говорит: нет звезд в команде, все играют ради игры. Просто играй в свое удовольствие.

– Не хочу.

На следующую тренировку Ярослав не пошел. Беседа с отцом не помогла. Разговор с двумя родителями сразу – тоже. Угрозы отнять телефон и «Плейстешен» не сработали.

– Забирайте, – сказал Ярик.

* * *

– Что будем делать? – спросила Карина у мужа.

– Менять секцию – чего зря деньги платить.

– При чем тут деньги, это же то, что он любит. Он сейчас отказывается от того, что ему интересно из-за трусости.

– И что нам теперь сделать? Заставить его? Ты то предлагаешь ему выбор и говоришь, что нельзя давить, то настаиваешь, что нельзя бросать. Сколько можно трепать себе нервы и уговаривать?

Карина была в отчаянии, когда написала тренеру. Тот обещал поговорить с Ярославом перед тренировкой. Сына на беседу с тренером кое-как уговорили.

– Ну и что с тобой, Ярослав? – такое неудачное, по мнению Карины, начало выбрал тренер для разговора. Ей казалось, следовало начать с общих тем, спросить про дела и медленно подвести к хоккею.

– Ничего… надоел хоккей.

– Как это надоел? Играл-играл – и надоел?

– Да.

– Так не бывает.

Ответом было молчание.

Карина попробовала помочь сыну и тренеру зацепиться за проблему.

– Ярославу кажется, что у него ничего не получается.

– Если себя с кем-то сравнивать, то да – не получается, например, по сравнению с ребятами, которые ко мне четыре года ходят. А ты не сравнивай, работай.

Снова молчание.

– Если не тренироваться, ты нигде ничего не сможешь.

– Я знаю.

– Ну вот.

Разговор ничего не поменял в Ярославе. Карине тренер показался неубедительным и не сильно вовлеченным, а на материнском языке – и вовсе бездушным тупицей. Да и с чего ему быть теплым и душевным: одним человеком больше, одним меньше, да и много ли сейчас настоящих тренеров, которые и психолог, и наставник, и друг в одном лице.

На обратном пути домой Карина и Ярослав попали в сильную метель. На календаре был май, а на улице два градуса тепла и снег с дождем вперемежку с сильным ветром в лицо. Они шли в угрюмом молчании против ветра, не видя ничего перед собой. Метель закрыла Карине рот и возможность наговорить Ярославу гадости и наставления, которые лезли наружу. Пока она шла, вдруг подумала, что уже больше года идет вот так против ветра и желания сына, зачем-то бьется и мучается, тратит силы и нервы.

* * *

– Может, сходишь еще на пару тренировок и решишь для себя окончательно? – сделала последнюю и заведомо обреченную на провал попытку Карина в следующий понедельник.

– Нет. Не пойду.

* * *

Ярослав больше не вернется в хоккей. Он окончит школу, поступит в университет, станет айтишником. Однажды познакомится с девушкой по имени Арина и на первом свидании (она сама пригласит сходить вместе на каток) сразит ее своей уверенностью на льду. Он будет легко и красиво кататься, обгонять других, делать виражи, шутить и болтать, двигаясь на коньках спиной вперед. Тайная детская мечта Арины – быть девушкой спортсмена – окажется реальностью. Через пару лет они поженятся. Дочку Ярослав отдаст на фигурное катание, как будто по просьбе жены, на самом же деле от желания чаще бывать на льду и вдохновлять дочь справляться с трудностями… а еще – чтобы быстро кружить ее на коньках к восторгу малышки и зависти окружающих. Сам Ярослав будет придерживаться жизненной стратегии: брать то, что само идет в руки, и так и не научится добиваться чего-то большего…

Нет не так.

* * *

– Нет. Не пойду.

Ярослав больше не вернется в хоккей. Он окончит школу, поступит в университет, но учеба будет идти сложно, друзья не найдутся, профессор упрекнет Ярослава в тугодумии, и тот плюнет на «дебильный» универ и пойдет работать. По выходным, уставший и раздраженный, что зарабатывает не столько, сколько ему хотелось бы, он будет брать пару банок пива, включать телек и смотреть хоккейные матчи, зло комментируя каждое действие спортсменов, считая их всех «неумелым говном». Сам он больше никогда не выйдет на лед, а в душе навсегда поселится печаль по чему-то несбывшемуся…

Нет, не так.

* * *

– Ладно, пойду.

Ярослав вернется в хоккей – в конце концов, какая разница, куда ходить. Без горящих глаз, но чтобы прекратить надоевшие разговоры дома и нудные беседы тренера, он продолжит играть до шестнадцати лет, потом начнется долгая и скучная подготовка с репетиторами к экзаменам и поступлению в университет, времени не останется. Он справится, в учебе не станет лучшим, зато будет уверенным середнячком. Работу найдет легко.

К конькам он будет относиться спокойно, как к любому другому занятию в своей жизни: есть время и компания – почему нет. Людей и работу Ярослав научится терпеть, но так и не поймет, откуда его неумение и страх бросить то, что не нравится…

* * *

Карина могла придумать еще сотни сценариев будущего своего сына, чтобы найти там правильный ответ на свой вопрос, позволить ли сыну бросить хоккей. Но правильного ответа не было, а будущее еще не настало. Ее заклинило. Словно то, бросит сын хоккей или останется в спорте, должно было решить всю дальнейшую судьбу Ярослава. Карине последствия казались далеко идущими и принципиально важными: сын либо научится справляться со сложностями и неуверенностью, или привыкнет пасовать и прятать голову в песок. Она никак не могла отпустить ситуацию, ее преследовало чувство вины, будто именно она что-то не доделала, не додала, не настояла.

Как ей поступить и не совершить ошибку – дать ребенку полную свободу? Но в чем свобода для двенадцатилетнего мальчика, который сам не знает, чего хочет, и еще не скоро научится это понимать… Или настоять, сломить, заставить – и показать тем самым, что желание и чувства ничто, важнее научиться подчиняться психической тирании более сильных?

Верного ответа она так и не нашла. Ни умные книги, ни тренер, ни муж – никто не знал этого ответа. Карине пришлось, как и всем остальным искателям истины, просто продолжать жить и учиться доверять жизни не только себя, но теперь и взрослеющего сына.

* * *

Ярослав не пошел на хоккей. Вместо этого он выбрал бассейн, потом самбо, параллельно увлекся трюками на велосипеде и скалодромом. Как и всех в его возрасте, Ярослава не беспокоило собственное будущее, он жил настоящим.

Дети из девяностых

В девяностые не было детей, были тети и дяди в валенках и колючих шерстяных штанах. Каждое утро эти маленькие тетечки и дядечки шли на работу в садик, где работали послушными детьми и день за днем повышали свой уровень хорошести. Я слышала о паре тройке счастливчиков, чьи мамы были достаточно ленивыми, а папы достаточно шустрыми, чтобы их дети провели детство дома. Но даже они не были избалованы вниманием, кроме внимания к развитию их мозга. Спрос на хорошесть с них тоже был высок.

И вот мы, дети из девяностых, выросли еще раз спустя детство. Сняли колючие шерстяные штаны, надели джинсы и вместо валенок влезли в угги. И что мы сделали для себя? Пошли на работу работать послушными работниками и прокачивать свой уровень хорошести до совершенства. И вдруг в сорок обнаружили, что новому начальнику двадцать шесть и он, к нашему ужасу и стыду, не сынок депутата, а самарский паренек, который «просто любил с детства программировать».

И тут приходит понимание, что мы родились и выросли в какое-то абсолютно другое время, когда заявить о себе или даже просто проявить себя было чем-то запретным. Что теперь можно решить со своим психотерапевтом, к которому отправляют подруги помоложе и модные журналы? Отменить мое детство в девяностых?.. Правильно прожить? А это как?.. Сказать в четыре года (это вообще конец восьмидесятых) маме с папой, что я на фиг не пойду в ваш сад, я буду программировать (ту самую игру в яйца и волка) или, ну ок, писать книги или там танцевать. Им на завод к восьми утра, они запихнут меня, если надо, в камеру хранения на вокзале, потому что знают, что я хорошая девочка и никуда не денусь, дождусь их там с работы.

Я чувствую голос девяностых, когда между прогулкой и уборкой выбираю уборку и отправляю всю семью гулять, а сама со скоростью света начищаю для всех квартиру, хотя хочу тоже беспечно наслаждаться жизнью. Детство девяностых отпечатано в моем стремлении быть славной и ответственной, когда я работаю сверхурочно без причины и необходимости. И я все еще в своем взрослом несовершенном детстве, когда боюсь сказать «нет» – и неважно кому: мужу, маме или учителю ребенка.

Что делать с такими нами? Ничего. Это детство просто было. Оно уже случилось. Выбирать сейчас. Менять то, что не нравится, тоже сейчас. Но самое главное – не пытаться восполнить все эти пробелы для своих детей. Не пытаться дать им все, чего не было у нас, чтобы залечить травму. У них нет травмы, они не жили в девяностых и не знают, как печально ходить в сад пешком три остановки или надевать шерстяные штаны. У них нет никакой нехватки. Они родились в другое время.

Дайте себе. И побольше. И если уровень хорошести начнет резко падать, пока будете себе давать, значит, вы на верном пути, и та тетечка из садика счастлива, потому что постепенно превращается обратно в малыша.

Идеальные родители: до и после

Алёна сидит с книгой на маленьком уютном балконе в глубоком персиковом кресле. В ее голове идет мозговой штурм: она одновременно читает книгу, осмысляет прочитанное, сверяется с собственными ощущениями и накидывает себе идеи на будущее. Ее муж Артём напротив за небольшим письменным столом перед включенным ноутбуком заканчивает работу, лениво листая новости. За окном поздний весенний вечер.

– Представляешь, что прочитала! – отрываясь от книги, восторженно сообщает Алёна.

– Ну?

– Чем сильнее ребенок привязан к родителям, тем быстрее он становится по-настоящему самостоятельным. По моим ощущениям, так и было, но оказывается, это признанный психологами факт.

– Интересно.

– Потому что ребенок напитывается любовью мамы и папы, и ему проще делать самостоятельные шаги, а еще такие дети более уверенные в себе.

– У Вари все шансы, – говорит Артём и захлопывает ноутбук.

– А для девочек вообще близость с родителями, особенно с отцом, – это билет в счастливую жизнь.

– Кто будет оплачивать счастливый билет? – Артём обольстительно улыбается и подходит к креслу молодой жены.

– Ну хватит, я вообще-то о серьезном.

– Я тоже более чем о серьезном, – продолжает соблазнение молодой муж и страстно целует Алёну.

* * *

Алёна с подругой общаются на детской площадке, пока их дети, Варвара и Матвей, покоряют горки и качели. Две подруги – две противоположности. Алёна – тонкая, спортивная, темные волосы, яркие карие глаза, просторное темно-зеленое худи и серые брюки. Вика – яркая блондинка, с выдающимися округлыми формами в кожаной мини юбке и кофте с большим вырезом, в сабо на высокой платформе.

– Осенью Матвей в школу, а Игорь так и не отпускает меня работать.

– Может, тем лучше, поможешь Матвею адаптироваться.

Алёна постоянно следит за дочерью, не теряет ее из виду, пока Вика блуждает взглядом по окружающей обстановке и проходящим мимо людям.

– Я уже не могу сидеть дома. Я хочу выйти в люди, мне надоел этот быт и общение с ребенком круглые сутки.

– Ну слушай, сыну нужно время. Школа – это огромный стресс. Читала, что детям проще, когда мама рядом и помогает освоиться. Подожди, он уже скоро вырастет, и ты будешь предоставлена сама себе.

– Когда он вырастет – через десять лет? Игорю, по-моему, главное, чтобы я сидела дома всегда.

– Мама, смотри, – Варвара демонстрирует своей маме, как ловко она скатывается с горки.

– Смотрю, солнышко. Ты молодец, только будь осторожна… – Алёна поворачивается к подруге. – Игоря можно понять: тебе главное – вырваться из дома, а ему главное – семья.

– Да какая семья, Алён, он просто ревнует. Бесячий характер, ревнует меня к каждой палке, достало уже.

– Вик, ты же помнишь, как вы познакомились, у него есть основания ревновать.

– Да, блин, я сто раз уже доказывала, что не собираюсь никуда. Да и где нам с Матвеем жить, он ни за что нам квартиру не отдаст.

– Видишь, как ты рассуждаешь.

– Мам, раскачай!

– Иду, малыш… Ты рассуждаешь уже в понятиях «отдаст не отдаст квартиру».

– Да, потому что так невозможно тоже жить, я молодая женщина, я хочу выходить из дома, общаться, а не вечно супы готовить… Матвей, играй здесь, никуда не убегай! Услышал меня?

– Мам, сильнее! – требовательно просит Варвара.

– Хочешь до неба, мой космонавт в юбке?

– Да, высоко-высоко. Когда папа придет?

– Скоро, дорогая, уже едет. – Алёна снова поворачивается к подруге. – Поговори с Игорем, можно поискать работу на удаленке, тоже вариант.

– Ага, нет уж – мне нужна нормальная работа, куда я могу одеться, нарядиться, где можно общаться с людьми.

– Ты неисправима. О, привет, родной!

– Папа-а-а!

– Привет, принцессы!

Стильно одетый, высокий и симпатичный Артём по очереди целует выпрыгнувшую с качелей дочь и свою жену.

– Привет, Вик, как дела?

– Приветик, Артём. Да ничего, нормально. Как у тебя, красавчик?

– Она еще спрашивает, почему Игорь ее не пускает на работу. Она в каждом мужчине видит красавчика, – шутит Алена.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Unskilled – «неумелый» (англ.).