Бедные-бедные… генералы

***

А дальше произошёл редчайший случай в истории русской армии!.. Накануне сражения в голове главнокомандующего произошло помутнение, и он «банально» покинул войска! Написал: «Ранение не даёт мне невозможности ездить верхом, а следовательно, и командовать армией».

Генерал Беннигсен и остальные офицеры как могли убеждали командующего не изменять своему долгу, но безрезультатно. Узнав об этом, Александр Первый велел «бежавшего из армии» отдать под суд, однако не сделал этого, и повелел тому удалиться в своё имение и более на глаза не попадаться!

***

Граф был женат на княжне Анне Щербатовой, имел четырёх детей (младшая дочь умерла в младенчестве). Не раз она наблюдала жестокое отношение супруга к своим крепостным, высказывала ему своё негодование, но всё тщетно. А узнав, что граф, нисколько не стыдясь, да и не особо прячась, сожительствует с крестьянкой, навсегда покинула имение.

***

Случилось так, что его лакей по фамилии Фёдоров увидел свою тринадцатилетнюю сестру плачущей. Сарафан девочки был помят, а волосы распущены. Она не могла признаться, что над ней надругался сам хозяин. Но и так было всё ясно.

24 августа 1809 года

Насильник граф как ни в чём не бывало отправился на прогулку в лес. Велел Фёдору и двум кучерам сопровождать его. На безлюдном берегу реки лакей спрыгнул с запяток, распахнул дверцы кареты и выдернул графа на землю. После чего извлёк заранее припасённый топор и саданул фельдмаршала по голове. Смерть была мгновенной.

***

Слух об убийстве престарелого насильника потрясла жителей Орловской губернии. Но дворянское собрание не стало настаивать на суровом наказании Фёдорова, поскольку всем было известно о беспричинной жестокости и многочисленных прелюбодеяниях. Приехавшие следователи, произведя дознание, убедились, что все слухи не беспочвенны!

Дабы не допустить широкой огласки, публичного суда над виновными не назначили. По одной версии, в Сибирь на каторгу сослали лишь всю семью Фёдорова, однако по другим данным – туда отбыли все триста крепостных!

***

(Странно, но именно Михаил Фёдорович Каменский послужил прототипом старого князя Болконского в романе Льва Толстого «Война и мир». )

Любимый ученик Суворова – армейский вундеркинд: Каменский-младший

У сыновей фельдмаршала-самодура выбора не было. Они обязаны были стать военными. (И оба дослужились до генеральского чина!) Каждый из них испытывал на себе все особенности его неуёмного характера. Постоянно боялись его придирок и даже… взбучек. До самой его смерти не смели в его присутствии курить или даже просто нюхать табак. Известен случай, когда старшего сына – Сергея, уже имеющего офицерский чин, отец в присутствии посторонних жестоко избил арапником1. С младшим – Николаем, любимчиком матери, фельдмаршал себе такого не позволял, но всё равно выволочки устраивал регулярно!

***

Каменский-младший опередил брата. На целый год раньше получил первое генеральское звание. Более того, в Русско-Турецкой войне восемьсот десятого года был его командиром!

***

Военную науку он начал постигать в Императорском сухопутном шляхетском корпусе. Из которого был выпущен с присвоением чина корнета и был откомандирован для прохождения службы в Новотроицкий кирасирский полк.

***

Некоторое время Николай был адъютантом при штабе отца. Однако служба эта, зная вспыльчивый характер родителя, была совсем не простой.

1795 год

В этом году подполковника Каменского перевели в Симбирский гренадерский полк, затем откомандировали в Рязанский.

Четыре года спустя

Николаю исполнилось двадцать три года (!), и ему высочайшим указом присвоили звание генерал-майора, после чего отправили командовать полком. С 1801 года это воинское соединение стало именоваться – Архангелогородским мушкетёрским!2

***

Император вызвал Суворова в Санкт-Петербург и приказал, возглавив русское воинство, отправляться в Швейцарию. В соответствии с планом, составленным австрийцем Францем фон Вейротером, три отдельных армии (Суворова, Римского-Корсакова и австрийца Фридриха фон Готца) обязаны были разбить войска французского генерала Андре Массены. По непонятной причине предполагалось, что тот со своей армией будет стоять и ждать момента, когда все армии союзные армии соединятся и его победят!

***

Архангелогородцам Каменского предписывалось поступать в распоряжение старого Генералиссимуса. (Это было не последнее переименование полка. За бой в окрестностях Итальянской Требии полк был удостоен почётного звания «гренадерского марша». )

***

Молодой генерал принимал участие во всех сражениях Швейцарского похода:

Тринадцатого сентября – знаменитая битва на перевале Сен-Готарде.

На следующий день – сражение на Чёртовом мосту.

Побросав пушки в реку, неприятель отошёл на другой берег реки Рейс. Взорвали за собой мост. Неудачно. Рухнул только его центральный пролёт. Войска, стоявшие на противоположных берегах, расстреливали друг друга в буквальном смысле этого слова.

В этот момент полк под командованием Каменского (сюрприз Суворова) через селение Бетцберг обошёл французские позиции и появился в тылу врага. Николай чуть не погиб. Вражеская пуля пробила его шляпу. Позже в русских изданиях напишут: «движение полка графа Каменского совпало с решительным переломом боя в пользу русских». Позже за Чёртов мост генерал Каменский был награждён орденом святой Анны Первой степени!

Пятнадцатого сентября – бой при Альтдорфе.

Девятнадцатое сентября – битва в Мутенской долине.

После этой череды сражений Александр Васильевич и послал своему бывшему сослуживцу короткое послание: «Юный сын ваш – старый генерал»!

***

Николай Каменский – отдельными чертами своего характера походил на отца. Безусловно, он был храбр и решителен. Подчинённые офицеры считали (и не без основания) его высокомерным и даже заносчивым. Ни с кем из них молодой генерал панибратства не допускал, любимчиков не заводил. Держался обособлено, был требователен и даже жесток, если кто из них «имел нарушения по части обеспечения рядового состава!» Зато простые солдаты его боготворили, и было за что. Следуя указаниям Суворова, Каменский-младший первым делом тщательно заботился о солдатском довольствии и отдыхе. Не раз повторял: «Толку от голодного и уставшего солдата в бою – никакого! С такими победы не жди!»

***

После сражения на реке Рейс Суворов дал ему кличку – «Чёртов генерал», что было высшей похвалой от Генералиссимуса!

1808—1809 годы. Война со Швецией

Каменский-младший, назначенный командиром корпуса, впервые принимал решения совершенно самостоятельно. И одерживал одну победу за другой. За что, обойдя более старших и опытных сослуживцев, был произведён в генералы от инфантерии.3

Февраль 1810 года

Узнав, что очередной престарелый командующий Дунайской армией, ведущей бои с Турцией, в силу своего возраста «предстал перед всевышним», император решил: – Хватит! Далее так продолжаться не может! Не успеют подчинённые привыкнуть к одному старику, как на смену ему, кряхтя и охая, ковыляет другой! И, выполняя царскую волю, командовать армией отправился Николай Каменский. (Кстати, в этих местах он порой встречался со своим старшим братом – Сергеем, командиром отряда, стоящего в авангарде, близ местечка в Добруджа.) В скором времени от неприятеля были освобождены: Рущук, Никополь, и Силистрия. Войска усиленно готовились к походу на Балканы и в Стамбул. Победы молодого генерала сделали его популярным у столичного бомонда. Каменского-младшего стали восхвалять в стихах и эпиграммах, его с нетерпением ждали во множестве петербургских салонов. Отцы благородных семейств желали видеть его в качестве супруга для своих дочерей. Увы, никому из них стать тестем героя не удалось!

***

Ни в столице, ни в Москве – ни у кого не было сомнения, что кампания восемьсот одиннадцатого года завершится блестящей победой Каменского-младшего, и под натиском русской армии Турция подпишет акт о капитуляции!

Февраль 1811 года

Прошёл всего лишь один год с того момента, как Николай принял на себя командование Дунайской армией. И генерал от инфантерии заболел. Врачи считали, что где-то в походе он заразился малярией. Болезнь прогрессировала, начались осложнения. С каждым днём ему становилось всё хуже.

Месяц спустя

Понимая, что дальше командовать крупным воинским соединением не в силах, Николай передал свою должность преемнику и отбыл в Одессу на лечение. С великим трудом добравшись до этого города, генерал от инфантерии редко приходил в сознание.

***

За год до начала Первой отечественной войны тридцатичетырёхлетнего командующего армией не стало.

Могила Николая Каменского

Лишь по этой причине его портрета нет в военной галерее Зимнего дворца в Санкт-Петербурге.

***

Ну, а как сложилась судьба его старшего брата?.. Сергей Каменский много воевал, но выжил – и прошёл долгую жизнь. После окончания войны 1812 года попросился в бессрочный отпуск «для излечения болезни». В имении он вёл себя почти так же, так же, как отец. Создал «театр», фактически – гарем из крепостных девушек! Но печальной участи отца сумел избежать и скончался от старости, в своей постели.

Примечания:

1 – Длинный охотничий бич или кнут с пеньковым, волосяным или шёлковым навоем, размещённый на коротком кнутовище, к псовой охоте по зайцу, лисице и волкам.

2 – До этого года все полки в русской армии называли по фамилии их командира. «Генерал-майора графа Каменского 2-го полк».

3 – То есть ему было присвоено воинское звание – генерал-полковник!

ГЛАВА 3

Антиподы

А. С. Пушкин. 15 ноября 1826 года. Село Михайловское

На официальный заказ от императора Николая Первого:

«Чины сделались страстию русского народа. Озабоченный лишь продвижением по службе, дворянин входит в свет безо всяких основательных познаний, <…> всякая мысль для него нова. Он не в состоянии ни поверить, ни возражать». <…> «В России домашнее воспитание есть самое недостаточное, самое безнравственное; ребёнок окружён одними холопами, видит одни гнусные примеры, своевольничает или рабствует, не получает никаких понятий о справедливости, о взаимных отношениях людей, об истинной чести». <…> «А так как в России всё продажно, то и экзамен сделался новой отраслию промышленности для профессоров».

***

1831 год. В Государственный совет записка от императора Николая Первого

«О некоторых правилах воспитания молодых людей…»

«Детей от 10 до 18 лет обучать только в России, а за нарушение лишать возможности поступать на государственную службу. Исключением может быть только разрешение самого Николая I по очень веским причинам. <…> С отъезжающих за границу брать подписку, что их дети не будут обучаться за пределами России».

21 апреля 1832 год. Зимний дворец

Сенатор Сергей Семёнович Уваров уже в который раз измерял шагами приёмную императора Николая Превого, дожидаясь своей очереди. Перебирал в уме все возможные прегрешения, за что мог быть вызван «на ковёр». Таковых не прослеживалось. Разве что некоторые стычки с поэтом Пушкиным, но ведь было за что. Нельзя же всё как есть спускать с рук пииту, пусть даже и первому в Империи! Незаметно мысли перенесли его в далёкую юность. Вспомнилось, как он, сын одного из адъютантов самого легендарного Григория Потёмкина, однажды взял да изложил русскую национальную идею, состоящую всего из трёх слов: «Православие. Самодержавие. Народность». Много лет тому назад именно он стал инициатором создания общества «Арзамас». Тогда в него вошли самые что ни на есть вольнодумцы, некоторые из которых позже примкнули к декабристам. И совсем ещё юный Пушкин не раз бывал на их заседаниях, помнится, читал сказку «Руслан и Людмила». А почему мы тогда назывались «Арзамасцы»? Ах да, вспомнил. В конце наших жарких споров всегда на стол подавали жареного гуся «По-арзамаски». Жаль, конечно, что в восемнадцатом году «Арзамас» развалился… – Извольте-с пожаловать в кабинет! Его высочество вас ожидает – прервал его воспоминания секретарь, распахивая огромную дубовую дверь.

***

– Есть несколько вопросов, на которые я желал бы услышать ваш ответ, – при этих слова Самодержец поднялся с кресла и подошёл к окну, взглянув на площадь и людей, снующих внизу: – Итак, первое. Признайтесь честно, как вы относитесь к господину Пушкину и его сочинениям? – Весьма положительно, – без раздумья ответил Уваров, – год назад я перевёл на французский язык его поэтические творения: «Бородинская годовщина» и «Клеветникам России». За что получил от автора благодарность следующего содержания: «Мне остаётся от сердца благодарить вас за внимание, мне оказанное, и за силу и полноту мыслей, великодушно мне присвоенных вами», – Сергей Семёнович хотел ещё что-то сказать, но Император его перебил: – Достаточно, перейдём к следующему вопросу. Сколько лет мы с вами знакомы? – Давненько, ещё ваш покойный брат нас знакомил, – нерешительно ответил Уваров, лихорадочно соображая, зачем Император затеял этот разговор и куда он клонит. Меж тем самодержец продолжал: – Карамзин и Сперанский, и многие другие. Все, все горячо рекомендуют именно вас на эту должность. – Кка-ку-ю?! – почему-то заикаясь, поинтересовался сенатор. – А разве я не сказал?! Сейчас поясню. Вся наша система образования ориентирована на запад. Учат из рук вон плохо! Настало время с этим что-то делать! Вот вам записка господина Пушнина шестилетней давности, почитаете на досуге. Там очень дельно всё изложено. Посему я желаю, чтобы в нашей империи образование, наконец, стало системным и… патриотическим! Кому, кроме вас, сей воз тащить, не знаю. Подумайте и соглашайтесь. Ныне министр народного просвещения в летах, немалых. С годик послужите его товарищем1, а потом с божьей помощью и возглавите всё ведомство! С чего начнёте? Поделитесь с царём? – Николай Павлович подошёл к растерявшемуся Уварову и по-отечески его обнял. – Надобно резко увеличить количество государственных гимназий. Далее – пришло время в Киеве открыть университет. Город развивается, следовательно, нужны местные образованные кадры. А в действующих университетах надобно увеличить штат профессоров и в первую очередь наших, русских, но прошедших стажировку в лучших учебных заведениях Европы! Стране также надобны различные технические училища, коих по пальцам перечислить можно. И ещё обсерваторию, оборудованную по последнему слову техники… – Ну, это вы уж лишку загнули, – Николай Первый улыбнулся, – казённые деньги да на заморские стекляшки?! Звёзды, что ль считать?! Впрочем, готовьте реляции, будем рассматривать. А сейчас ступайте с богом, я рад, что вы согласились взвалить на себя этакую ношу. Уже стоя в дверях, Уваров обернулся: – И ещё цензура. Она должна быть закреплена за министерством. – Но ведь есть же – Бенкендорф с его третьим отделением?! Или вы считаете, что он не справляется? – хорошее настроение государя стало улетучиваться, и он, насупив брови, бросил: – Пишите! Всё пишите. Если убедите – передадим и цензурный комитет в ваше ведомство. Была бы только от этого польза.

3 декабря 1832 года. Кабинет Уварова в Министерстве просвещения

Сергей Семёнович в который уж раз перечитал письмо, пришедшее накануне:

«Президент Российской Академии А. С. Шишков обратился к членам Академии с предложением избрать в действительные члены Академии пять человек:

Титулярный советник А. С. Пушкин,

отставной гвардии полковник П. А. Катенин,

директор московских театров М. Н. Загоскин,

протоиерей А. И. Малов,

археограф Д. И. Языков».

В голове всплыла недавняя обида, заключающая в том, что этот кандидат в академики, минуя его ведовство, добился-таки разрешения на издание своей газетёнки «Дневник» в Министерстве внутренних дел! Взял перо, макнул его в чернильницу, да так и застыл с ним. Решил ещё раз прочитать документ от начала до конца:

«Так как в голосовании этого предложения приняло участие менее двух третей членов Академии, в соответствии с Уставом остальным членам Академии были посланы извещения о произведённой баллотировке с просьбой „дабы благоволили прислать в Академию свои голоса в особой запечатанной записке“».

***

«15 декабря 1832 года», – на этом документе всё же появилась лаконичная подпись Уварова: «Согласен», благодаря которой поэт Александр Сергеевич Пушкин стал действительным членом Российской Академии Словесности!

Четыре месяца спустя

Из распоряжения по Министерству народного образования:

«Первое. Творения академика Пушкина цензурировать „на общем основании“ без всяких на то привилегий! Второе. Исключить из поэмы данного автора восемь стихотворных строк. Без разъяснения причины!»

***

Поэт негодовал. И причина этого заключалась не столько в министре, сколько в издателе, которому текст был уже продан и за него получен нешуточный гонорар – по десять рублей за строчку! Творчество Александра Сергеевеча оценивалось весьма недёшево!

Министерство народного просвещения

– Ваше сиятельство Сергей Семёнович, как можно-с целых два катрена исключить из самого Пушкина, – невысокого роста цензор переминался с ноги на ногу и заискивающе заглядывал в глаза грозного начальника: – Господи помилуй, ведь скандал будет аж на восемьдесят рубликов. Поэт такого ни за что не простит, до Царя-батюшки самолично дойдёт… – Угомонитесь! – оборвал его Уваров. В этом здании за всё отвечаю я! И таково моё последнее слово. Коль он у нас первый поэт Империи, то так уж и быть! Разрешаю публиковать сей опус, но только без этих строк. Так и передайте… Пушкину. Не нравится, пусть идёт жалуется… хоть, – при этих словах хозяин кабинета недвусмысленно поднял палец вверх.

***

Александр Сергеевич встречаться с министром не стал, но придя к цензору потребовал, чтобы вместо вычеркнутых строчек там были проставлены точки в количестве, равном исключённым буквам. Пусть издатель заплатит мне за эти точки, коль я их сочинил, а вы вымарали!

***

Издатель выкладывать кровные рубли за знаки препинания – отказался. Александр Сергеевич на попятную не пошёл и своего добился. При помощи и поддержке друзей и поклонников его таланта поэма была напечатана, причём в первоначальном варианте без какого-либо вымарывания неугодных цензору сток! Но после этого вяло текущая вражда между Уваровым и поэтом вышла на новый уровень. Из дневника А. С. Пушкина: «10 апреля (по новому стилю). О проведённом накануне вечере у Уварова: скука смертная!»

***

В светских салонах шушукались:

– Несмотря на всяческую неприязнь, наш Пушкин снизошёл до очередной встречи с министром. Хлопотал за Гоголя, хотел, чтобы тому предоставили кафедру всеобщей истории во вновь открывавшемся Киевском университете. – И представляете, кафедру таки предоставили, и даже в самой столице. – А писатель, неблагодарный, маленько попреподавал, а потом взял да и уехал.

***

Пушкинскую «Историю пугачёвского бунта» Николай Павлович прочитал лично, откорректировал некоторые моменты и одобрил к публикации. Книга вышла в свет. Но Уваров где только мог критиковал это издание: – Как можно такое публиковать? Это же форменное безобразие! Вот ежели бы сей опус проходил через мой цензурный кабинет, то я бы ни за что! Невзирая на все прошлые заслуги автора.

Из дневника А. С. Пушкина:

«Февраль 1835 года. В публике очень бранят моего Пугачёва, а что хуже – не покупают! Уваров – большой подлец. Он кричит о моей книге как о возмутительном сочинении… Он не соглашается, чтоб я печатал свои сочинения с одного согласия государя! Царь любит – да псарь не любит!»

Год спустя

В провинциальном Воронеже тяжело заболел один из богатейших людей империи – граф Дмитрий Николаевич Шереметев. В светских салонах начались пересуды на тему: – Дни его сочтены, и кому же достанется несметное богатство вельможи? – У бедняги наследников по прямой линии не просматривается!

***

Уваров, женатый на одной из сестёр Разумовских, мать которой доводилась родной тёткой Шереметеву, посчитал себя претендентом на огромное состояние и приказал незамедлительно опечатать Петербургский дом Шереметева. Рассуждал примерно так: – Мало ли что! Пока будут хоронить покойного графа да поминки устраивать, так и из имения вынесут всё самое ценное. С этой челяди – станется! Однако граф Шереметьев внезапно взял да и… поправился. Этим тут же воспользоваться Александр Сергеевич, сочинивший и опубликовавший оду «На выздоровление Лукулла»:

А между тем наследник твой, Как ворон к мертвечине падкий, Бледнел и трясся над тобой, Знобим стяжанья лихорадкой. Уже скупой его сургуч Пятнал замки твоей конторы; И мнил загресть он злата горы В пыли бумажных куч.

В обществе новое сочинение Пушкина произвело эффект разорвавшейся бомбы. И без того натянутые отношения между поэтом и министром перешли в разряд открытого противостояния.

Министерство народного просвещения

– Вызовите ко мне этого… Пушкина! Желаю объясниться с ним лично! – приказал Уваров стоящему по стойке смирно секретарю. – Осмелюсь поинтересоваться, – может быть, всё же послать бумагу с приглашением посетить наше ведомство. Человек ведь известнейший, как бы чего дурного не подумал. – Чиновник много лет служил в министерстве и боялся, что в случае чего крайним могут сделать именно его. – Делай как велено! Или забыл, что за всё, что здесь происходит, перед Императором отвечаю лично… я!