bannerbanner
Дьявол в отражении: выпускницы Смольного института
Дьявол в отражении: выпускницы Смольного института

Полная версия

Дьявол в отражении: выпускницы Смольного института

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
9 из 12

– Я назначила Андрея Кирилловича своим наследником. После их свадьбы с Ириной Алексеевной, граф получит в качестве свадебного подарка моё имение, с условием, что я смогу свободно проживать в нём.

Александра Егоровна развернулась и посмотрела мне прямо в глаза. Больше в них не было злости или каких-либо других эмоций. Она словно посвящала в свои планы слугу или управляющего: лаконично, твёрдо, не видя необходимости давать какие-либо пояснения.

– После моей смерти граф и его супруга унаследуют всё оставшееся имущество. Более того, спешу тебя уверить, дорогая Аннушка, что год назад твой отец переписал все свои владения на меня. Так что они тоже перейдут к Мещерскому, хочешь ты этого или нет.

В голове стало пусто. Не было мыслей, идей, эмоций. Я не понимала, о чём говорит мадам. Видела, как шевелятся её губы, слышала слова, но не осознавала их.

А потом всё накатилось за раз, будто ушат ледяной воды.

– О чём вы говорите? – собственный голос дрожал. – Отец не мог так поступить.

– Увы, спешу тебя расстроить, – тётушка говорила уверенно. – На бумагах мой брат абсолютно нищий, за исключением разве что парочки лошадей да экипажа.

– Почему он так поступил?

На лице женщины впервые за весь диалог пробежала эмоция. Отвращение. Не успела я ухватиться за неё, как мадам снова напустила на себя безразличный вид.

– Об этом он расскажет сам, – отрезала Александра Егоровна. – Единственное, что тебе нужно знать: он во всём виноват. Один его выбор погубил всю семью и твоё будущее. Надеюсь, ты окажешься смышлёнее, чем мне кажется, и твоя красота позволит достойно выйти замуж. Иначе ходить тебе в любовницах али в компаньонках, пока юность позволяет.

– Но почему так поступили вы?

– Я исполняю последнюю волю покойной подруги – присматриваю за её сыном. Разговор окончен.

Не дав мне ни секунды на обдумывание, тётушка направилась в дом.


***


– Тётушка, вы позволите мне взять коляску? – спросила я, как только мы въехали за наши ворота.

Женщина, сидящая рядом с Андреем Кирилловичем, окинула меня вопросительным взглядом.

– Зачем она тебе?

Я почтительно склонила голову и объяснила:

– Душа просит полюбоваться окрестностями. Я ведь так долго не видела настоящих просторов.

В моём голосе лилась болезненная печаль, как мелкие камушки в горном ручье, пока в сердце искрился гнев.

Несколько часов мы провели в гостях у Шепелёвских. Несколько долгих часов я слушала о том, как щедрая Ирина Алексеевна после замужества позволит мне погостить в их доме. Вишенкой на торте стали хвалебные речи графской четы о своей любимой дочурке. Не представляю, как смогла выдержать всё это.

Поэтому сейчас мне меньше всего хотелось провести вечер в компании тётушки и Андрея Кирилловича. После нашего разговора, родственница на меня не смотрела, а если и проявляла внимание, то только с целью одёрнуть или упрекнуть. Граф же молчал, полностью игнорируя мир вокруг. Тишина угнетала, а известие о том, что мой отец переписал почти всё имущество на Александру Егоровну, а она – на Мещерского, убивало.

Женщина долго смотрела на меня, прежде чем ответить.

– Боюсь, я вынуждена тебе отказать, Аннушка, – притворная забота засквозила в её голосе. – Сегодня был насыщенный день, ты очень устала. Думаю, будет полезнее, если ты прогуляешься по саду или около пруда.

Было ясно две вещи. Первая – мадам явно не хотела выпускать меня за границу имения. Вторая – она пытается убедить, что это пойдёт мне на пользу. Ни с тем, ни с тем мириться не хотелось.

Тем не менее я покорно кивнула.

– Как скажете, мадам.

Коляска остановилась. Андрей Кириллович спустился первым и помог тётушке, а затем и мне. Граф завёл непринуждённый разговор о погоде и повёл женщину в дом, а я осталась стоять на улице, кутаясь в новый облегчённый салоп. Платье оказалось не только очень откровенным, но ещё и холодным. Несмотря на это, я не спешила идти в тепло.

Запрокинув голову, взглянула на небо. Солнце только-только начало клониться к горизонту – облака ещё не успели окраситься золотом. Несколько часов до заката точно есть.

В голове созрел план. В конце концов, тётушка запретила мне брать коляску, но не запретила одалживать лошадей. Несмотря на жгучий страх перед этими могущественными животными, прямо сейчас я была согласна заключить сделку с самим дьяволом, лишь бы оказаться подальше отсюда.

Не давая себя возможности одуматься, я обогнула дом и направилась дальше. Прошла полукруглый мостик, поплутала по каменной тропинке и наконец пришла к зданию конюшен. Изнутри доносился голос Архипа.

Стоя за углом постройки, я ждала, когда крестьянин выйдет. Спустя несколько минут старичок оказался на улице, громко хлопнув за собой дверью, и пошёл в мою сторону. Я вжалась светлыми одеждами в бревенчатую стену конюшни, когда седой извозчик прошёл мимо, а через несколько мгновений юркнула в здание.

Спёртый воздух тут же ударил в нос. Пахло сеном, опилками, животным потом и кожаной амуницией. В первых стойлах стояли только что начищенные лошади, которые везли нас до имения Шепелёвских. Тётушка себе не изменяла: перед сегодняшней поездкой приказала Архипу выбрать шесть лучших коней, как очередное подчёркивание дворянского рода.

Пройдя мимо загнанных лошадей, я направилась дальше по проходу. С опаской обошла стойло с крупным белоснежным жеребцом и едва не отшатнулась, когда он угрожающе ударил ворота задними копытами. Шишка под браслетами неприятно заныла.

В самом дальнем деннике располагалась спокойная на вид кобыла. Свет сюда практически не проникал, а единственное окно в этом углу постройки оказалось закрыто ставнями. Из темноты на меня с любопытством смотрели два карих глаза, расположенных на гнедой морде. Тёмная грива обрамляла два торчащих вверх ушка, и только маленькое белое пятнышко на лбу разбавляло мрачный окрас. Я опасливо протянула левую ладонь. Животное обнюхало мои пальцы и отвернулось.

– Не нравлюсь? – спросила я, с интересом следя за кобылой.

Лошадь вела себя спокойно и даже отстранённо. В углу помещения, рядом с мешками овса, нашлось корыто, полное вялых, начавших гнить овощей. Выбрав среди них самую свежую морковь, я протянула фрукт лошади и с замиранием сердца ощутила на коже касание мохнатых губ. Заметив это, белоснежный жеребец с другого конца постройки протестующе ударил копытами по ограждению. Неприятный звук соприкосновения подков о металлические воротца раскатами грома заполнил помещение. Я против воли сжалась.

Словно почувствовав мой страх, гнедая кобылица, оторвавшись от угощения, подняла голову и громко заржала. Шум тотчас прекратился.

– Спасибо, красавица.

Я отдала животному остатки угощения и ещё раз протянула ей руку. У самой морды остановилась, так и не коснувшись большого носа.

– Позволишь?

Большие, словно хрустальные глаза продолжали молчаливо смотреть на меня. Восприняв её реакцию за согласие, я скороговоркой произнесла молитву Деве Марии и, едва касаясь, провела пальцами по широкой переносице. Страх постепенно уходил, оставляя на месте себя настороженность, но спокойный вид кобылицы, её умиротворяющее дыхание и гладкая шерсть помогали расслабиться.

– Не хочешь устроить небольшой promenade? – спросила я, совсем осмелев: моя ладонь уже гладила сильную шею животного. – Давай поищем амуницию.

Стеллаж с сёдлами оказался расположен в противоположном углу здания. Пришлось с замиранием сердца несколько раз пройти мимо белоснежного жеребца, но больше возмущений с его стороны не последовало. Особых усилий стоило дотащить женское седло до небольшого пространства около двери. Туда же я принесла подпругу, уздечку, расшитый вольтрап и многие другие элементы, необходимые для седлания.

Не найдя чумбур, я взяла первую попавшуюся верёвку и направилась к стойлу гнедой. Лошадь встретила меня изучающим взглядом.

– Господи, спаси и сохрани дуру грешную, что бы не случилось, – прошептала я и открыла воротца.

Медленно зашла в стойло. Кобылица следила за каждым моим движением, но не двигалась. Тогда я потянулась к её шее, чтобы обвязать вокруг импровизированный поводок, но большая морда вдруг повернулась. Лошадиный нос ткнулся прямо в моё левое запястье. Нащупав браслеты сквозь белоснежный салоп, животное низко фыркнуло. Повинуясь внутреннему голосу, я сдвинула рукав и украшения вверх к локтю, обнажив шрам и выступающую костяную шишку. Мягкие губы несколько раз коснулись старой травмы, а затем гнедая опустила голову в смиренном поклоне.

– Буду звать тебя Целительницей, – прошептала я и ласково погладила большой бок.

Кое-как мне удалось вывести кобылу в коридор и оседлать её. Пришлось вспоминать уроки верховой езды в Смольном, когда нам несколько раз показывали, как именно нужно закреплять все эти многочисленные ремешки и упряжки. После этого мы с Целительницей вышли на улицу.

Самым волнительным моментом оказалась посадка. Я подвела кобылу к специальной ступеньке, с которой было бы легче забраться к ней на спину, и начала безумно бояться, что животное отойдёт в самый последний момент. Но этого не случилось: лошадь терпеливо простояла всё то время, пока я пыталась сначала залезть, а потом и устроиться в дамском седле.

Кое-как расправив подол выходного платья, я чуть пришпорила Целительницу, и мы двинулись в путь. Цели у меня не было. Единственное: хотелось хоть какое-то время провести в далеке от вечно недовольной тётушки и невыносимого графа Мещерского. И, желательно, не оказаться при этом в Смольном.

Плавным шагом мы покинули пределы имения через ворота для слуг и пошли в сторону леса, через поле. По правую руку ближе к горизонту простиралась деревушка. Даже издалека от неё доносились голоса крестьян и гогот домашней птицы.

Наслаждаясь такими простыми вещами, как хруст жухлой травы под копытами Целительницы, завываниями прохладного ветра и теплом послушной кобылы, я не заметила, как небо заволокло плотными тучами. Опомнилась только тогда, когда деревушка и поле остались далеко позади, лес расположился могучей стеной передо мной, а солнце перестало освещать его тёмные тайны. Стремительно холодало. Леденящий ветер пробирался под новенький салоп, совсем не рассчитанный на такую погоду. Начал накрапывать дождь.

– Бога ради, не бывает такого! – в сердцах воскликнула я, когда небеса разверзлись ливнем.

Оглушающий шум воды перекрыл все остальные звуки. Целительница подо мной испуганно гарцевала на месте. С усилием натянув поводья, я развернула лошадь. К моему испугу, за спиной не оказалось ни деревеньки, ни поля, ни следов кобылы. Ливень размыл тропу, перемешав её в вязкую кашу.

Не успела я запаниковать, как пасмурное небо разразилось ослепляющей молнией, а через несколько мгновений раздался оглушительный гром.

Целительница встала на дыбы.

Глава №21. Посланник денницы

Кобыла громко заржала. Передние копыта замельтешили в воздухе. Не помня себя от страха, я со всей силы вцепилась в мускулистую шею животного и завизжала. Бёдра потеряли опору. Единственное стремя выскользнуло из-под туфли. Я оказалась висящей почти вертикально.

В следующее мгновение, показавшееся целой вечностью, Целительница тяжёлым ударом о землю встала на четыре ноги и понеслась вдоль кромки леса. Голени, так и не успевшие занять правильное положение на луках, начали съезжать. Холодный дождь летел прямо в лицо. Не понимая, что делаю только хуже, я навалилась на шею кобылы, продолжая кричать.

Вдруг справа от меня мелькнула большая тень. Не в силах оторвать взгляд от прижатых ушей гнедой, я испугалась, когда чья-то тёмная рука подхватила брошенные поводья и с силой потянула. Целительница дёрнулась, мотнула головой, но скорость сбавила. Мускулистые бока животного вздымались от частого дыхания. Мои ноги заскользили вниз по промокшей ткани подола. Ладонь незнакомца сильнее натянула поводья.

Рядом мелькнула чья-то большая фигура. Всадник на коне. Животное и наездник были полностью чёрные, из-за чего их силуэты сливались в единый. Не помня себя от новой волны страха, я закричала пуще прежнего. В голове крутилась лишь одна мысль: «Упаду под копыта – костей не соберу!».

Из последних сил я вцепилась в шею кобылы. Скользкие шелка и кружева лишь приближали неминуемое падение. Краем глаза я заметила, что поводья натянулись ещё сильнее. Целительница начала притормаживать.

Не успела лошадь полностью остановиться, как тень резво соскочила со своего скакуна и за долю секунды оказалась подле стремени Целительницы. Животное замерло. Лёгкие сжались от нехватки кислорода. Силы покинули меня, и тело тряпичной куклой соскользнуло вниз прямо в руки незнакомца.

Широкие ладони подхватили за локти. Ноги ослабли, и я практически повисла на своём спасителе. Прямо перед глазами возник коричневый бок Целительницы. Я зажмурилась. Сердце стучало в ушах, шишка на левом запястье отдавалась немыслимой болью.

– Вы в порядке? – раздался мужской голос прямо над ухом.

Я отрицательно покачала головой. Постаралась сделать несколько глубоких вдохов, но вместо этого из груди вырвались судорожные всхлипы.

– Ну что вы, тише-тише.

Сильные руки сомкнулись в объятия вокруг моих плеч. Не справившись с эмоциями, я прильнула к незнакомцу, продолжая всхлипывать без слёз. Ткань чужого редингота пахла терпкой сосной, сандалом и кожей.

Паника начала отступать. Только сейчас я почувствовала, как потяжелела от дождя высокая причёска, как прилипло к телу муслиновое платье, как разболелись обветревшие щёки. Но были и хорошие моменты: больше не раздавался гром, ливень превратился в морось, и где-то сквозь облака начало пробиваться солнце.

Полностью в себя я пришла, когда Целительница, перебирая ногами по грязи, стала отходить. Мой спаситель среагировал быстрее: за два шага он оказался подле кобылы и, схватив поводья, мягко погладил животное по шее. Мне же предстала возможность разглядеть широкую спину того, кто так виртуозно спас меня от самого большого страха.

Шерстяная ткань редингота плотно обтягивала плечи, поднятый воротник скрывал шею. Фигура незнакомца была полностью чёрной, начиная от бридж для верховой езды, заканчивая выглядывающими из-под невысокого цилиндра мокрыми кудрями. Даже жеребец, спокойно стоящий неподалёку, выглядел так, словно впитал в себя всю ночную мглу. Редкие капли воды стекали по его хорошо прошитой амуниции, подогнанной специально под наездника. Около крепления стремени поблёскивала небольшая металлическая табличка с именем мастера, создавшего такой шедевр.

Я была наслышана про этого человека: год назад моя знакомая в Смольном получила на День Рождения от родителей дамское седло, вышедшее из-под руки этого ремесленника. Оно было таким красивым, что остальные девушки, включая меня, долгое время не могли оторваться от него, а именинница с гордостью расхваливала руки мастера, которые создали её подарок.

Сам же жеребец был ухоженным и явно дорогим. Его грива, заплетённая в ажурную «французскую косу», блестела в редких лучах солнца, словно ручей, спускающийся с высокой горы. Чёрная амуниция из выделанной кожи элегантно обхватывала чуть вытянутую морду. На коне не было ни единого светлого пятнышка. И если бы не его спокойное поведение, я бы точно решила, что он – посланник денницы.

– Вы в порядке?

За разглядыванием великолепного, хоть и пугающего скакуна, я не заметила, что мужчина обернулся и принялся с интересом изучать меня. Стоило нашим взглядам пересечься, как моё дыхание перехватило от неожиданности. Я определённо не так представляла себе нашу первую встречу после долгой разлуки.

Полностью промокший, посреди недавно засеянного поля, передо мной стоял младший сын четы Бакиевых – граф Евгений Васильевич.

Или мой дорогой Геша. Друг детства и юности.

Глава №22. Друг

Время замерло. Забыв все правила приличия, я таращилась на человека напротив, словно он восстал из мира мёртвых, а не из прошлого. Друг совсем не изменился: всё те же чёрные кудри, которым я когда-то завидовала, серо-зелёные глаза – такие же как у брата – и озорной взгляд.

Единственное, что бросалось в глаза: пепельная прядь, тянущаяся от чёлки до самой макушки. Седые волосы вились, сплетались с остальной шевелюрой, словно сама Марена коснулась своей волшебной рукой головы Эжена, оставив на ней полосу инея. Мужчина был слишком молод, поэтому эта особенность сильно выбивалась на общем фоне.

Возмужавшее лицо тронула счастливая улыбка, и я ответила взаимностью. Сдерживать радость становилось всё сложнее, а нормы приличия спешно отходили на второй план. В конце концов кто может увидеть нас за лесополосой посреди поля? Эти размышления привели к тому, что, когда Эжен раскрыл руки в приглашающем жесте, я совсем забыла про этикет: влетела в его объятия, как крестьянская девка, крепко обхватив за рёбра.

Совсем осмелев, я прижалась к мужчине так сильно, как только могла, а он в ответ с лёгкостью приподнял меня над землей и покружил. Страх после поездки верхом, гром, встреча с близким после двенадцати лет молчания – всё это слилось в огромную волну, которая смела остатки стеснения.

Где-то на задворках подсознания мелькнула мысль, что это игра моего спятившего в долгих годах одиночества воображения и Эжена тут нет. Но аромат сандала и соснового масло щекотал нос, а тёплые руки крепко и бережно обнимали мои плечи. Он словно удерживал меня в реальности, не позволяя поглотиться сомнениями.

– Не так я представлял нашу встречу, – признался мужчина, аккуратно ставя меня на землю.

Голос – вот что изменилось. Глупо было предполагать, что тембр двенадцатилетнего мальчика и взрослого мужчины останется одинаковым, но это новое звучание сводило с ума. Низкое, плавное, с чересчур твёрдыми согласными, оно текло как расплавленная карамель, приправленная солью для пикантности.

Мы, не сговариваясь, отстранились друг от друга, но объятий не разорвали: его ладони приятной тяжестью лежали на моей спине, чуть ниже лопаток, а мои пальцы ухватились за складки мокрой ткани на сгибе его локтей. Я боялась отпустить Эжена, словно он мог раствориться в воздухе, если наше касание разорвётся.

– Так ты всё-таки представлял её? – игриво переспросила я.

– Конечно, – признался друг и ехидно добавил. – Особенно часто после того, как Олег рассказал, что видел тебя около нашего имения.

Что-то согревающее и светлое разлилось в душе, отчего кончики пальцев закололо. В крови будто разом взорвались тысячи фейерверков, даже в животе защекотало. Я не сдержала широкой улыбки.

– Почему ты не заехала тогда?

Укол вины пришёлся куда-то под рёбра около края укороченного корсета. Я не знала, что ответить, ведь сама не понимала своего поступка.

– Мне было… страшно? – интонация вышла скорее вопросительной, нежели утвердительной, и я мысленно отругала себя за это.

Ситуация вышла волнительной, но от этого не менее счастливой. Я чуть ли не подпрыгивала на месте, а вот Эжен, напротив, был спокоен, как удав. Мне даже захотелось его немного треснуть, чтобы он тоже выказал свою радость от встречи со мной, и я бы так и сделала, но его широкая уверенная улыбка и пара ладоней, всё ещё лежавших на моей спине, выражали чувства лучше всяких слов.

– Тебя испугало лицо Олега? Не говори, он стал чудовищен за последние годы! То ли дело я.

Сарказм и ехидство так и играли на его притворно серьёзном лице, но, в конце концов, и они отступили перед обезоруживающей улыбкой. Шутки про схожесть двух близнецов всегда были в почёте в семье Бакиевых. Ими даже часто пользовались родители невыносимых братьев, не стесняясь ни гостей, ни родственников.

– Вы абсолютно разные, – с полной уверенностью заявила я и тут же дополнила ответ. – Но нет, меня испугал не Олег. Я… не знала, как себя вести. К тому же я была без компаньонки.

– А сейчас другое дело, – парировал Эжен и красноречиво огляделся. – Твоей чести совсем ничего не угрожает.

– Это что угроза?! – я приложила ладонь костяшками ко лбу и ахнула. – Как вы можете на такое намекать, Евгений Васильевич?!

Мужчина рассмеялся, а я, воспользовавшись заминкой, собрала в кулак всю свою волю и разомкнула объятия.

– Более того, я Вас уверяю, граф, в мои планы не входил променад с кем-либо под дождём.

Эжен с широкой улыбкой покачал головой, словно не мог поверить, что я действительно играю с ним, а затем закатил глаза.

– И поэтому вы, Анна Павловна, приехали прямо во владения моей семьи? – ирония в его голосе была настолько сильной, что при желании я могла бы порезать её ножом.

– Твоей семьи? – я даже огляделась, не в силах справиться с шоком. – Но я ехала вдоль деревушки тётушки.

Дождь закончился, но промокший салоп продолжал холодить кожу. Более того тяжёлая ткань никак не спасала от ветра.

– Моя семья расширяет свои земли, даже я кое-что приобрёл, – не без гордости ответил мужчина. – Наши границы подошли почти вплотную к имению твоей тётушки. Неудивительно, что ты оказалась здесь.

– В любом случае, это вышло случайно, – честно призналась я и в шутку добавила. – В моих планах не было набега на Ваши земли, граф.

– Но Вы, Анна Павловна, как истинная разбойница его совершили, – Эжен в очередной раз закатил глаза, всё так же улыбаясь. В следующее мгновение его голос стал серьёзен. – И как я погляжу, не совсем удачно. Ты же с детства хорошо сидела в седле. Помню, Павел Егорович обучал тебя едва ли не с рождения.

Волшебство встречи растаяло, стоило мне вспомнить про неудачную конную прогулку. Целительница стояла неподалёку абсолютно спокойная, как когда я вывела её из стойла. Но теперь в моей душе затаились страх и небольшая обида на животное. Можно же была так меня не пугать?

– Да, батюшка обучал меня верховой езде, но потом…

Не удержавшись, я обхватила пальцами здоровой руки шишку на левом запястье. Она ответила ноющей болью, которые часто мучали меня в особо холодные месяцы, либо когда я перенапрягала сустав. В голове пронеслись не самые приятные картины: ипподром, громкое ржание, удар о землю, мой крик, доносящийся словно со стороны, а потом запах спирта и больничное крыло.

Сквозь рукав салопа прощупывались два браслета: мой жемчужный и золотой Олега. Только в голове промелькнула мысль показать украшение другу, как я сразу её отмела: слишком рано.

Неизвестно, что Эжен ещё подумает про это. В конце концов, я нарушила обещание и выкопала клад раньше времени. Более того, одна.

– … случилась то, что случилось. Так что теперь я не очень люблю кататься верхом, – спешно закончила я и усилием воли заставила себя перестать баюкать покалеченную конечность.

Эжен несколько мгновений внимательно изучал меня, но я не позволила ему увидеть больше нужного. Чему меня хорошо обучили в Смольном – так это держать лицо перед собеседником, скрывая от него все то, что ему знать не положено.

Мужчина последний раз внимательно оглядел меня и, кивнув своим мыслям, отошёл к Целительнице.

– Хорошо, Лесавка, когда захочешь поделиться – с радостью послушаю твой рассказ за чашечкой горячего чая.

Я даже поперхнулась воздухом, услышав своё детское прозвище. Лесавками крестьяне называли мелких лесных духов – детей лешего и кикиморы. Братья Бакиевы, услышав глупую легенду от крепостного мальчика об этих странных созданиях, тотчас решили впредь именовать меня именно так. Видите ли, в детстве я не любила причёсываться и вообще вела себя как сорванец, поэтому они посчитали, что во мне течёт кровь лесных бесят. Сначала меня это жутко раздражало, но потом я начала называть друзей уменьшительно-ласкательными формами их имён: Геша и Олежка. Они злились, а я чувствовала себя отомщённой. Так и повелось.

Но сейчас это прозвучало нахально и так дерзко, что я даже растерялась. В конце концов, мне не пять лет, и я больше не похожа на взбесившегося лесного духа с листьями в волосах!

– Да как ты…

– Где ты раздобыла этого красавца? Он же великолепен! – воскликнул Эжен, поглаживая широкий бок кобылы.

– Красавица, – поправила я, наблюдая за тем, как ласково Бакиев обращается с животным. – Её зовут Целительница. Одолжила у тётушки на время.

– Нет, это мерин. Сама погляди, если не веришь, – уверенно заверил меня граф и обошёл коня с другой стороны.

Я последовала его примеру и присмотрелась к животному. На свету мне действительно стали заметны особые черты, присущие представителям мужского пола.

– Так ты… Целитель? – шокировано спросила я, гладя коня по носу.

– Бог мой! Чепрачная масть!

– Что?

Такое слово я слышала впервые. Глаза мужчины восторженно горели, глядя на бок мерина прямо перед собой. С моего ракурса не было видно причины радости спутника, поэтому я обошла скакуна спереди и встала плечом к плечу с Бакиевым. Взору открылась удивительная картина. Мало того, что Целительница оказалась Целителем, так ещё и на половине её бедра, красовалось огромное белое пятно. Внутри него находились пятнышки поменьше коричневого цвета. Со стороны казалось, словно треть лошади была срисована с далматинца, а остальное тело – с ничем не примечательной гнедой.

На страницу:
9 из 12