Шаманка Нёраяна

Воспоминания вдруг резко прервались. Яна упала на кровать, сжимая в руке клык на кожаном шнурке. Во всём теле была такая усталость, будто девочка таскала мешки с картошкой, а потом дралась с соседом по парте. Даже просто встать и дотянуться до выключателя было физически невозможно.

Последнее, что Яна увидела прежде, чем провалиться в сон, был чёрный высокий силуэт в коридоре.

Глава 2

Нёраяне казалось, что она умирает.

Над головой простиралась нетронутая цивилизацией тайга, а под ногами зияло чёрное, усеянное незнакомыми звёздами небо. Девочка попыталась зацепиться хоть за что-то, но пальцы только скользили по пустоте.

«Я совершенно точно умираю, – проскользнуло в голове. – Папа говорил, что если снится, как падаешь, то это мозг пытается запустить остановившееся сердце». Мысль была отстранённой и не вызвала ни страха, ни паники. Странным образом Нёраяна понимала, что просто спит, и даже чувствовала спиной жёсткий матрас.

Зелёное море исчезло в невообразимой высоте. Колючие звёзды погасли. Во рту появилась горечь, как если бы Яна съела подгоревший хлеб. Что-то тяжёлое придавило грудь, и в чёрной тьме девочка увидела два красных глаза цвета угасающего пожара. Тяжёлые лапы сдавили рёбра, а шерсть щекотала кожу.

Нёраяна задержала дыхание, когда морда существа наклонилась к её лицу. Железные когти царапнули ключицу.

– Нёраяна, – прошептал зверь. – Дочь Содаяны, так? Или нет?

Девочка оттолкнула лапу, но животное хрипло засмеялось, жутковато вращая глазами. «Чёрная тень!» – вдруг осознала Нёраяна. Надо проснуться, надо позвать на помощь. Но тело парализовало, а кошмар не отпускал.

Зверь принялся рвать грудь Яны.

– Выпусти! Выпусти! – бормотало животное. – Не прячь! Не прячь!

Собрав последние силы, Яна отшвырнула тварь в сторону. В последний миг перед пробуждением в ушах зазвенело: «То место, где поют! То место, где поют!»

Яна сползла с кровати, тяжело дыша. Стояла глубокая ночь. За окном проехала машина, отбросив на стену свет от фар.

Девочка прижала руку к груди. Ни ран, ни царапин, ни крови. Но ощущение было настолько неприятным, настолько болезненным, что и не думало уходить. А стоило закрыть глаза, как в голове возникал образ вращающихся зрачков и чёрной бездны.

Нос заложило, и в горле возникло неприятное чувство тошноты. Нёраяна тихо выскользнула из комнаты на кухню. Дверь во вторую спальню была чуть приоткрыта – Алтан спал на неразобранном диване, накрывшись красным пледом.

Потянулась к выключателю – раздался пустой щелчок. Для верности Яна нажала на белую кнопку ещё несколько раз. Опять пробки выбило. Нащупав в темноте смартфон, девочка включила фонарик и, бросив взгляд на часы, показывающие половину третьего ночи, двинулась к входной двери.

– Да твою ж…. – выругалась она, споткнувшись о свои же кеды. Девочка замерла, вслушиваясь в тишину – из комнаты отца не донеслось ни звука.

Как можно тише девочка открыла щеколду и высунулась в подъезд. В нос ударил запах сырости.

Осторожно прикрыв дверь, Яна спустилась на пролёт ниже, к счётчикам. Открыла железную створку и нащупала пальцами тумблеры.

Мимо проскользнула тень.

Яна шагнула обратно по лестнице. В такие моменты обычно спрашивают «кто здесь» или «что вам надо», но горло девочки и так сдавливало от тошноты и боли, поэтому задавать вопросы непонятным силуэтам в ночном подъезде она побоялась.

Входная дверь в подъезд приоткрылась, и запах сырости разбавил пряный аромат летней ночи. На языке вдруг повился привкус железа, как если бы Яна растёрла десну слишком жёсткой зубной щёткой.

Нёраяна забежала в квартиру и закрыла дверь на все замки. Для верности подпёрла дверь табуреткой, хотя не очень понимала, от чего это вообще может помочь. Прикрывая рот рукой и мысленно рисуя картину выпадающих зубов, девочка заперлась в ванной. Включила свет, нагнулась над раковиной. Никакой крови. Не было и покраснений в глазах, хотя ощущения говорили об обратном. Нёраяна включила воду и вымыла лицо. Потом пошла на кухню и налила воды.

– Ты чего так рано?

Яна непонимающе уставилась на отца. Алтан прошёл к плите, щурясь от яркого света, и поставил на газовую конфорку железный чайник.

– Рано? – наконец выдавила она.

Настенные часы показывали без пятнадцати семь.

Яна моргнула, пытаясь прогнать морок. Четыре часа. Где она была эти четыре часа? Просто стояла, как памятник Ленину на городской площади? Или куда-то уходила? А если так, то где она была?

Девочка отставила стакан и почувствовала боль в затёкшем запястье. Придирчиво осмотрела ноги – на тапках не было следов уличной грязи.

Нёраяна шмыгнула носом.

– Да что ж такое, – пробормотала она, снова почувствовав железный привкус.

На линолеум упали крупные капли крови из носа, а белая футболка моментально стала выглядеть так, будто её обладательница дралась со школьными хулиганами.

Алтан подвёл дочь к раковине.

– Головой не шевели, – сказал он, доставая аптечку из ящика. Нёраяна догадывалась, что он смачивает ватные тампоны перекисью водорода. Красный фонтан из носа наконец-то прекратился, но от привкуса и запаха мутило.

– Повернись, – Алтан осторожно засунул вату ей в ноздри. – Всё нормально?

– Нормально, – прогундосила Яна.

– Точно? Слушай, ты меня знаешь, я ругаться не буду. Если кроме отвратительных оценок у тебя ещё какие-то проблемы, лучше расскажи сама.

Яна потупилась. Алтан давно дал ей понять: если что-то происходит, по вине ли девочки или нет, именно ему она может обо всём рассказать, не боясь наказания. Да, ругаться отец умел. Но не в режиме «внезапно, сам не знаю почему».

Но что она ему скажет? Что за ней ходит какая-то тень? Что Яна ночью выходила в подъезд, что, между прочим, строго запрещено? Что она несколько часов простояла то ли в трансе, то ли в оцепенении посреди кухни? Или вообще не здесь? Отцу явно не до этого. Мало того, что у него по несколько смен в больнице, так ещё и по вине самой же Нёраяны ему придётся весь вечер провести в разговорах с учителями. А в худшем случае ещё и с представителями социальных служб.

– Всё хорошо, правда. Не переживай за меня, – Яна вытащила вату.

– С последним ничего поделать не могу, извини. Перестало течь?

Нёраяна растерянно кивнула и выбросила вату в мусорку. Алтан жестом попросил Яну задрать голову, и школьница поморщилась, когда в нос попали сосудосуживающие капли.

– Давай так. Если плохо себя почувствуешь, отпрашивайся и возвращайся домой. Только мне напиши или позвони. А я часам к четырём зайду.

Нёраяна снова кивнула.

– И позавтракай нормально, – сказал он уже в коридоре. Сам Алтан по утрам никогда не ел.

Спустя час, так и не сумев засунуть в желудок ничего, кроме чая, Яна направилась в школу. Брать рюкзак девочка не стала. В расписании значился только классный час и физкультура. Но физрук точно будет рассказывать счастливо лежащим на матах школьникам, как прекрасно он проведёт лето на даче, сажая кабачки. А на классном часе будут вещать про опасности Интернета и лесные пожары. И ещё что-нибудь, в зависимости от свежей рубрики ЧП и количества несовершеннолетних, в ней упомянутых.

Как назло, к моменту, когда Яна подошла к школе, захотелось спать. Да так сильно, что пришлось делать усилия, чтобы банально передвигать ногами. Надо идти к классной или медсестре, говорить, что помираешь, и возвращаться домой, отсыпаться.

Но почему-то мысль о том, чтобы завернуться в одеяло, вызвала неприятную тяжесть в животе. Одной в квартире Нёраяна оставаться не хотела. Да ещё вчера на вопрос отца, насколько ей плохо, девочка бы сказала, что, во-первых, она помирает, во-вторых, не спала ночью. И уж точно бы уговорила его разрешить ей остаться дома. Но сегодня даже опостылевшие серые школьные стены показались приветливыми и безопасными.

– Всё, последний день, и я вас больше не увижу! Потому что я увольняюсь! – Физрук счастливо улыбнулся и пнул футбольный мяч. Снаряд громко отскочил от стены и улетел в дальний угол зала.

Нёраяна лежала на мате, уставившись в потолок. Трещины в побелке формировали узоры, как реки на карте Сибири. Девочке даже казалось, что она различает очертания Енисея где-то между второй и третьей лампой.

Оля, Туяра и две их подружки перешёптывались, сидя на скамейке. Внезапно Николаева резко развернулась и встала над Яной.

– Встань, – приказала она Нёраяне.

– С чего бы?

– Мы сюда сесть хотим, – подружки Оли выросли за её спиной, как телохранительницы.

Яна приподнялась на локтях и оглядела зал. У противоположной стены лежали точно такие же маты.

– Сядьте там, – отмахнулась Нёраяна, ложась обратно.

– Ты что, оглохла?! Встань, я сказала!

Интуиция подсказывала Яне, что оно того не стоит. Да и лежать на грязном старом мате такое себе удовольствие. Поэтому, немного подумав, Нёраяна всё же встала.

– Видите, послушная, как олень! – воскликнула Оля. Её подружки мерзко захихикали.

Яна застыла, не успев завязать до конца шнурок на кроссовке. Подняла взгляд на Туяру. Бывшая подружка стыдливо отвернулась. И Нёраяна легла обратно.

– А не пойти бы вам подальше? – выругалась девочка.

Вокруг них уже стали собираться другие одноклассники. И только физрук о чём-то оживленно разговаривал по телефону и, кажется, находился в спортзале только физически.

– Ты чего сказала, косоглазая?

– Что слышала!

Оля схватила Нёраяну за воротник и стащила на пол. Одноклассники захохотали. Яна приподнялась на локтях и поднялась на ноги. В груди неприятно жгло, будто там загорелся огонёк.

На задворках сознания кто-то вкрадчиво прошептал, что лучше встать и уйти. Да, остальные будут мерзко хохотать, а от чувства глубокого унижения не отделаться ещё неделю. Но всё лучше чем то, что планировала сделать Нёраяна.

Весь этот мыслительный процесс пролетел фоном, и Яна даже успела подумать, что насилие – не выход.

Однако крепко сжатый кулак ударил главную красавицу класса в глаз. Туяра завизжала.

– Ты что творишь?! – рявкнул наконец пришедший в себя физрук.

– Она неадекватная! Её надо за полярный круг выслать, пусть с оленями живёт! – верещала Оля.

Кто-то из мальчишек заломил Яне руку, но девочка легко вырвалась и вцепилась в ревущую от боли Николаеву. Жжение в груди стало таёжным пожаром, а в пальцах появилась сила, как в когтях твари из ночного кошмара. Яна никого не слышала, она была один на один с собственной яростью и злостью.

И это чувство ей понравилось.

Глава 3

Политые зелёнкой костяшки пальцев гудели. Морок ярости отпустил Яну почти сразу, сменившись жгучим стыдом.

Девочка сидела на кровати, поджав ноги. На город давно опустился вечер, и события утра то казались дурным сном, то представали перед глазами во всей ясности.

Громко хлопнула входная дверь.

– Пап… Прости меня! – выпалила Нёраяна, не глядя на отца.

– Ян, ты совсем с ума сошла?! – Алтан, не разуваясь, зашёл в комнату дочери. – Как ты могла?! Хорошо, там, кроме синяков, ничего нет! Ты бы чуть выше ударила, на миллиметр, зрение в правом глазу могло бы никогда не восстановиться!

– Прости меня, – прошептала Яна. Она никогда не видела отца таким рассерженным. На мгновение ей показалось, что он сейчас впервые в жизни думает о том, как бы её наказать посерьёзнее. Или хотя бы отшлёпать.

Но вместо этого Алтан опустился на стул и устало провёл рукой по лицу.

– Нёраяна, это всё не шутки. Как ты этого не понимаешь?

– Её родители заявление напишут?

Алтан покачал головой.

– Скажи спасибо своей классной, что она их отговорила. И физкультурнику, который подтвердил, что она первая тебя за ворот схватила.

Если бы в тот момент на городскую площадь высадись НЛО, Яна бы удивилась гораздо меньше.

– Так классная же меня терпеть не может!

– Я не знаю, с чего ты это взяла.

Нёраяна встала с кровати и подошла к отцу.

– Пап, я обещаю. Я возьмусь за ум, на все отработки отхожу. С первого сентября всё буду делать вовремя, оценки исправлю. Хочешь, в секцию какую-нибудь запишусь? Да даже в музыкалку.

– Да уж постарайся учиться лучше. В новой школе, где тебя никто не знает.

Так вот почему классная заступилась, догадалась Нёраяна. Статистику портить не захотела, раз проблемный ученик и сам уходит.

– А куда ты меня переводишь? – поинтересовалась Нёраяна. – В первую или в третью?

– Мы переезжаем, – коротко ответил отец.

«Вот это новость!» – подумала Яна. В глазах защипало, как накануне, во время выволочки от классной. В сознании тут же возникли разобщённые образы: долгие разговоры отца с кем-то по телефону, карта Красноярского края. Городки и посёлки, теряющиеся в бесконечной тайге вдали от междугородних дорог.

И Яна откровенно запаниковала.

– Только не говори, что в какой-то посёлок! Я же помру там от скуки!

– Не в посёлок. В небольшой город, Темногорск. Хоть на виду будешь.

– Пап, ну я исправлюсь! – Мысль о том, чтобы уехать, вызывала у девочки откровенный ужас.

– Раньше надо было думать, – неожиданно зло ответил Алтан. – Там неукомплектованная больница, нужен офтальмолог хоть на половину ставки. Город маленький, безопасный. И я не буду дёргаться каждый раз.

Нёраяне на мгновение показалось, что он едва не добавил «из-за тебя».

– Погоди. Мы же не можем уехать. А если мама вернётся? Кто ей скажет, где мы?

Алтан ничего не ответил, но в его глазах вдруг мелькнула почти физическая боль, будто Нёраяна и его ударила кулаком по лицу.

– Пап? Что случилось?

Он горько усмехнулся.

– Восемь лет прошло. Она не вернётся.

Девочка всхлипнула. Она никогда не считала себя плаксой, но сейчас у неё ручьём потекли слёзы, как с утра кровь из носа.

– Но мы же не можем просто так уехать!

– Можем. – Алтан обвёл глазами комнату и на несколько мгновений остановился взглядом на углу над шкафом, где под потолком паук сплёл паутину, слишком большую для жилого помещения. – Нам с тобой надо… Надо многое поменять.

Снова образы, будто Яна нечаянно залезла отцу в голову. Отвращение, страх, неприятие. Слишком много воспоминаний. Слишком много горя. Ему было тяжело возвращаться домой, туда, где всё напоминало о пропавшей жене. Потом городской шум – и Нёраяна вдруг услышала гомон мегаполиса чужими ушами. Алтан так и не смог привыкнуть к Красноярску, даже спустя шестнадцать лет.

А потом она ощутила и свои подавленные эмоции, ясно, словно их вырезали из сердца и выложили на операционный стол. Собственное одиночество, кошмары. Запах сырости. Нёраяне было не с чем сравнивать, но она почувствовала, как давит низкий потолок, услышала, как растёт в стенах плесень, а на чердаке застаивается дождевая вода.

Нёраяна вытерла нос, и образы исчезли.

– Темногорск – это вообще где? – спросила Яна. – За полярным кругом?

– До полярного круга там ещё ехать и ехать, поверь моему опыту.

Больше в тот день они не разговаривали. Как и на следующий. Каждый был погружён в свои мысли.

А через неделю в дом начали приходить незнакомцы. Они с не слишком большим энтузиазмом осматривали жильё и задавали скучные взрослые вопросы: «А зимой здесь холодно?», «А крыша не протекает?», «А какого года постройка?», «А расселять будут в обозримом будущем?»…

Чужаки даже не снимали обувь. Презрительно морщили носы. Открывали шкафы и дверь на балкон. Садились в кресло, на котором в какой-то другой жизни вязала крючком баба Таня. Бесцеремонно двигали отцовский диван.

Нёраяне хотелось закричать и выгнать всех этих людей прочь. Это был её дом, её комната, в конце концов, её кресло и её диван. Девочка с омерзением представляла, как будущие жильцы замусорят всё своими вещами и будут тупо смотреть телевизор вечерами напролет.

Наконец покупатели нашлись. Вещей у них было мало, так что въехать они решили сразу.

Яна в последний раз прошлась по опустевшей комнате. Посидела за учебным столом, потом взяла табуретку и заглянула на верхние полки в шкафу.

В самом углу сиротливо стояла толстая книга на эянкийском. На выцветшей обложке едва читалось название «Мифы, легенды и история». Нёраяна достала книгу и открыла случайную страницу.

«И тогда достал шаман чёрный меч и разрубил буусу на дюжину частей. Одну часть бросил в Енисей, вторую в пламя, а остальные разбросал по другим мирам, чтобы никогда чудовище не воскресло».

Иллюстрация изображала шамана, воздевавшего руки к красному солнцу. Его лицо скрывала бахрома.

«Мы, эянкийцы, верим, что наши предки жили в мире за облаками, куда не могли добраться буусу. Истории о Ханке-Гор передаются из поколения в поколение вот уже сотни лет».

Нёраяна убрала книгу в рюкзак, потом в последний раз огляделась и вышла из квартиры.

Отец уже ждал дочь в машине, старенькой зелёной «ладе», сменившей до Алтана трёх владельцев.

– Ну что, готова, оленёнок? – спросил он, садясь на место водителя.

Девочка, пристёгиваясь, кивнула. Ехать им было чуть больше шести часов. В Темногорске хозяйка квартиры ждала маленькую семью после полудня. Дорога быстро убаюкала Нёраяну, и девочка провалилась в сон.

Во сне она больше не падала. Просто висела в бездне, как подвешенная за верёвку кукла. В черноте горели колючие звёзды, а уши закладывало от ветра.

Кошмар держал девочку в невидимых тисках. Нёраяна осознавала, что спит, но проснуться и вырваться из ужаса не могла. Над девочкой склонилась безликая тень. Яна чувствовала потустороннее дыхание на лице. Тень коснулась живота девочки, и она скорчилась от боли, будто разом сломав все рёбра. А в ушах прозвучал жуткий, потусторонний шёпот на эянкийском языке:

– Я за тобой приду!

Глава 4

А потом тьма сменилась ярким светом. От долгого сидения на одном месте свело поясницу.

– Приехали, оленёнок, – сказал Алтан.

Яна моргнула и осмотрелась. Почувствовала, как ободок наушников давит на голову, как в живот упирается ремень джинсов. Несколько секунд Нёраяна пыталась понять, почему она не у себя в комнате или, на крайний случай, не за школьной партой. И почему снаружи такая мёртвая, незнакомая и непонятная тишина.

– Проснулась? – спросил Алтан, вытащив ключ зажигания.

– Пятьдесят на пятьдесят, – наконец ответила Яна.

– Ну, тогда вылезай.

Девочка отстегнула ремень и вышла наружу. Вокруг – ни души. Три серые пятиэтажки, скрытые летней листвой. Гаражи-ракушки. Детская площадка с ржавыми качелями. Деревянные скамейки у подъездов. На углу улицы Яна заметила ларёк с настежь распахнутой дверью.

Воздух, непривычно холодный для лета, щекотал ноздри, и Яна чихнула.

Их новая квартира также была на втором этаже, но не под крышей, а в пятиэтажке. Нёраяне показалось, что верхние этажи давят на голову.

Вещей с собой было немного, и Тайаховы в четыре руки быстро всё расставили по местам.

Ужасно хотелось спать. Голову будто набили тяжёлой ватой. Но Яна знала, что стоит головой коснуться подушки, как сон уйдёт. И это в лучшем случае. В худшем – она снова будет умирать.

– Ян, сходи погуляй, – Алтан заглянул к ней в комнату.

– У меня горло болит!

– Ничего у тебя не болит.

– У меня вообще всё болит!

– А ты в телефоне сиди поменьше.

– Ладно! Но если меня здесь загрызут бешеные собаки, сам будешь виноват!