Тебя больше нет. Меня тоже

Ты начинаешь ненавидеть собственное тело за его память. Ты злишься на свои руки, которые помнят чужие плечи. Ты злишься на свои губы, которые помнят чужие поцелуи. Ты злишься на свои уши, которые все еще ждут звука ключа в замке. Ты пытаешься переучить себя. Ты заставляешь себя спать на другой стороне кровати. Ты сознательно покупаешь другой сорт кофе. Ты удаляешь их номер из телефона, чтобы пальцы не могли машинально его набрать. Ты пытаешься провести насильственную ампутацию своих воспоминаний и привычек. Но это не работает. Это все равно что пытаться силой воли заставить фантомную ногу не чесаться. Чем больше ты на этом концентрируешься, тем сильнее становится зуд. Память не живет в разуме, она живет в мышцах, в нервах, в самом воздухе твоего дома.

Иногда ты пытаешься говорить об этом. Ты пытаешься объяснить кому-то, каково это. Ты говоришь: «Знаешь, это как будто часть меня все еще там, болит». И видишь в ответ вежливое, но пустое сочувствие. Они кивают. «Да, я понимаю, тебе очень тяжело». Нет. Ты не понимаешь. Ты не можешь понять. Для тебя это метафора. Для меня – физическое ощущение. Для тебя это «тяжело». Для меня – это пытка 24/7. Они не понимают, что когда ты говоришь «я скучаю», ты имеешь в виду не сентиментальную грусть. Ты имеешь в виду физическую ломку, как у наркомана. Твое тело требует дозы – дозы присутствия, голоса, прикосновения. И не получая ее, оно корчится от боли. Это биохимия, а не поэзия.

Эта фантомная боль меняет твое восприятие мира. Ты смотришь на счастливые пары на улице, и это не зависть. Это физическая боль. Ты видишь, как кто-то держится за руки, и твоя собственная фантомная рука начинает гореть огнем. Ты видишь, как кто-то целуется, и твои губы немеют. Их счастье – это соль на твою невидимую рану. Оно подчеркивает твою ущербность, твою неполноценность. Они целы. А ты – нет. И между вами пропасть. Ты смотришь на них, как смотрит ветеран войны без ноги на танцующих подростков. Смесь горечи, тоски и бесконечного, отчуждающего одиночества.

Со временем, говорят они, мозг адаптируется. Фантомные боли могут утихнуть. Может быть. Но что это значит – «утихнуть»? Это значит, что твоя нервная система наконец смирится с потерей. Она перестанет посылать сигналы в пустоту. Она примет ампутацию как новую норму. И знаешь что? Эта мысль пугает тебя еще больше. Потому что пока боль есть, это значит, что связь еще не до конца разорвана. Боль – это последнее, что у тебя осталось от них. Это извращенная, мучительная, но все же связь. Боль доказывает, что то, что было, имело вес. Оно было настолько реальным, настолько вросшим в тебя, что его удаление вызвало вот такую чудовищную реакцию организма. Боль – это памятник вашей любви. Уродливый, кровавый, но памятник.

А что будет, когда боль уйдет? Что останется? Просто гладкий, безжизненный рубец? Просто пустота, которая уже не болит, а просто… пустует? Это забвение. Это окончательное признание того, что их нет и никогда не будет. И ты не уверен, что готов к этому. Ты цепляешься за свою боль, как утопающий за обломок мачты. Она причиняет страдания, но она же держит тебя на плаву в этом океане безумия. Она – твой якорь в реальности произошедшей катастрофы. Без нее ты боишься просто раствориться в апатии, превратиться в ходячую оболочку, которая даже не помнит, чего ей не хватает.

Поэтому ты иногда сам провоцируешь эту боль. Ты слушаешь «вашу» песню. Ты пересматриваешь старые фото. Ты идешь в то самое место, где все началось. Это как ковырять рану, чтобы убедиться, что она еще кровоточит. Чтобы почувствовать хоть что-то, кроме всепоглощающей серости. Ты сознательно прижимаешь электрод к оголенным нервам своей фантомной конечности и нажимаешь на кнопку. Разряд боли, который пронзает тебя, на мгновение делает мир ярким и реальным. Он доказывает: «Да, это было. Да, это было важно. Да, это все еще болит, а значит, я еще жив».

Не пытайся лечить свою фантомную боль. Не слушай шарлатанов с их зеркалами и аспирином. Твоя задача сейчас – не исцелиться. Твоя задача – научиться жить с этим. Признать, что ты теперь другой. Ты человек с ампутацией. Ты никогда не будешь прежним. Ты никогда не будешь «целым» в том смысле, в котором был раньше. Принять это – не значит сдаться. Это значит проявить уважение к масштабу своей потери.

Твоя фантомная конечность – это не патология, которую нужно исправить. Это честная реакция твоей души и твоего тела на невосполнимую утрату. Она болит, потому что то, что отрезали, было живым, теплым и твоим. Она чешется, потому что желание прикоснуться было естественным, как дыхание. Она дергается, потому что вы были единым организмом, двигавшимся в унисон. Не проклинай эту боль. Попробуй к ней прислушаться. Она рассказывает тебе историю вашей любви на языке нервных импульсов. Она говорит тебе: «Мы были настолько близки, что даже после смерти этой близости, тело отказывается в это верить».

И когда в следующий раз ты поймаешь себя на том, что готовишь две порции ужина, не ругай себя. Просто посмотри на эту вторую порцию. Посмотри на нее, как на подношение призраку. Призраку, который живет не в твоем доме, а внутри тебя. В пустоте на месте ампутированной части твоей души. И скажи этой боли, этому зуду, этому спазму: «Я тебя слышу. Я знаю, почему ты здесь. Ты – доказательство. И пока ты есть, часть него/нее тоже есть. Со мной». Это не сделает боль меньше. Но это может придать ей смысл. А в твоем аду найти хоть какой-то смысл – это уже почти победа. Ты не вылечишься. Но ты можешь научиться носить свою пустоту, как носят боевые шрамы. С тяжелой, мрачной, но честной гордостью. Потому что этот шрам – свидетельство того, что ты когда-то был в великой битве. И неважно, что ты ее проиграл. Важно, что ты любил так сильно, что потеря смогла вырвать из тебя кусок плоти. И теперь то, чего нет, болит. И это самая жестокая и самая честная правда в твоей вселенной.

Глава 2. Синдром фантомной конечности: когда болит то, чего нет

Тебе говорят, что ненависть разрушает. Они правы. Но они не понимают одного: ты уже разрушен. Твой мир в руинах. Твоя душа – выжженная земля, усеянная воронками от взрывов. И на этом пепелище единственное, что еще может расти, – это черные, ядовитые цветы ненависти. И знаешь что? Пусть растут. Пусть они покроют все это уродство своим колючим, непроходимым ковром. Это лучше, чем голая, безжизненная пустота. Ненависть – это не проблема. Это твое решение. Это твой выбор в ситуации, где у тебя не осталось никакого выбора. Это последнее топливо, когда все остальные баки пусты. Тебе говорят, что нужно простить, чтобы освободиться. Какая грандиозная, чудовищная ложь. Прощение – это роскошь для тех, кто не был распят. Прощение – это амнезия, на которую ты не имеешь права. Простить сейчас – значит предать единственного человека, который остался на твоей стороне. Себя. Простить – значит обесценить свою боль, сказать, что все то, что с тобой сделали, было не так уж и страшно. Сказать: «Ничего, я справлюсь». Но это было страшно. И ты не справляешься. И ненависть – это честное признание этого факта. Она – твой крик в пустоту, который утверждает: «То, что вы сделали, непростительно. То, что вы сделали, имеет значение. Моя боль реальна». Ненависть – это не яд, который ты пьешь, надеясь, что умрет другой. Нет. Это противоядие. Противоядие от смертельной дозы безразличия, с которым твой мир был уничтожен. Это яростный, отчаянный ответ твоей иммунной системы на вторжение вируса, который грозил превратить тебя в безвольную, апатичную тень. Апатия – вот настоящий враг. Апатия – это тихая смерть души. Это состояние, когда тебе уже все равно. Когда ты больше не чувствуешь ничего – ни боли, ни злости. Просто серая, вязкая, бесконечная пустота. Ненависть – это то, что стоит между тобой и этой пустотой. Она – огонь. Да, он коптит, он обжигает, он опасен. Но он дает свет и тепло в ледяной тьме. Он заставляет тебя чувствовать. Он доказывает, что ты еще жив. Посмотри на себя. Ты лежал в руинах, не в силах пошевелиться. Ты смотрел в потолок и ждал, когда все закончится. Дни сливались в один серый, бесформенный ком. И потом, в какой-то момент, на самом дне этого колодца отчаяния, что-то шевельнулось. Маленькая искорка. Мысль. Желание. Желание, чтобы ему или ей тоже стало больно. Чтобы они поняли. Чтобы они хотя бы на секунду почувствовали одну сотую той агонии, в которой ты существуешь. И эта мысль, эта уродливая, «неправильная» мысль, вдруг дала тебе силы. Она заставила твое сердце биться чуть быстрее. Она прогнала туман из головы. Это был первый осмысленный импульс за долгое время. Это и была ненависть. Твое последнее топливо. Твой аварийный генератор, который запустился с оглушительным ревом, когда основная электростанция твоей души взорвалась. Не глуши его. Не бойся его рева. Позволь ему работать. Он сейчас единственное, что питает твою систему жизнеобеспечения. Ты закрываешь глаза и видишь их. Не те счастливые моменты, которые раньше подсовывала тебе память-палач. Нет, сейчас ты режиссер другого кино. Ты прокручиваешь сцены возмездия. Не грубого, физического. Это было бы слишком просто. Ты жаждешь другого. Ты хочешь, чтобы они проснулись однажды утром с таким же ощущением расколотого мира. Чтобы они потянулись за телефоном и поняли, что некому писать. Чтобы они услышали песню и их скрутило от боли. Чтобы их мир, такой уютный, такой правильный, такой полный, вдруг дал трещину, и в эту трещину хлынул весь тот ледяной ужас одиночества и потери, который стал твоим воздухом. Ты хочешь не мести. Ты хочешь справедливости. Ты хочешь, чтобы они поняли. Поняли не умом, не из вежливого сочувствия. Ты хочешь, чтобы они поняли это на клеточном уровне. Чтобы их тело испытало ту же ломку, ту же фантомную боль, тот же зуд. Эти фантазии не делают тебя монстром. Они делают тебя человеком. Это твоя психика отчаянно пытается восстановить баланс во вселенной, которая оказалась чудовищно несправедливой. Это твой внутренний трибунал, который выносит приговор, потому что внешний мир остался глух к твоему преступлению. Погружайся в эти фантазии. Они – твой морфий. Они притупляют острую боль потери, заменяя ее горячей, пульсирующей яростью. В них есть логика. В них есть цель. В отличие от бессмысленной, хаотичной боли, которую тебе причинили. Ненависть упорядочивает хаос. Она дает ему имя и лицо. У твоей боли появляется враг. И пока у тебя есть враг, у тебя есть и цель – выстоять. Выжить. Хотя бы из чистого упрямства. Хотя бы для того, чтобы однажды они увидели, что не смогли тебя уничтожить до конца. Это жалкая, мелкая, недостойная мотивация? Да. И что с того? Сейчас тебе доступна только такая. Высокие идеалы и благородные цели сгорели в том же пожаре, что и все остальное. Ты сейчас работаешь на самом грязном, самом низкооктановом топливе. Но оно работает. Оно заставляет поршни твоего сердца двигаться. Оно толкает тебя утром из кровати. Не потому, что тебя ждет новый прекрасный день. А потому, что ты не хочешь доставить им удовольствие своей смертью. Даже если они никогда о ней не узнают. Ты делаешь это для себя. Для той части себя, которая отказывается лежать и умирать молча. Твоя ненависть – это твой позвоночник. Когда все остальные опоры рухнули, именно она держит тебя вертикально. Она не дает тебе согнуться, скукожиться, исчезнуть. Люди вокруг, те самые «доброжелатели», будут пытаться отобрать у тебя это топливо. Они будут говорить тебе: «Не держи в себе зла». «Отпусти обиду». «Будь выше этого». Они не понимают, что просят тебя совершить самоубийство. Быть «выше этого» сейчас – значит воспарить над руинами и окончательно потерять связь с землей, с реальностью. Они просят тебя отрезать последний канат, который держит твой воздушный шар на этой проклятой земле. Они хотят, чтобы ты улетел в стратосферу благородного всепрощения, потому что вид твоей ярости пугает их. Твоя ненависть – зеркало, в котором они боятся увидеть собственную тень, свою способность быть жестокими, свою уязвимость. Они хотят, чтобы ты поскорее стал удобным, простившим, «исцелившимся». Чтобы твой пример не нарушал их уютную картину мира, где все всегда кончается хорошо. Не иди у них на поводу. Твоя ненависть – это твоя правда. Не предавай ее ради их комфорта. Они говорят: «Злоба съедает тебя изнутри». Возможно. Но что они предлагают взамен? Пустоту? Тихую, благостную пустоту на месте ампутированной души? Спасибо, нет. Лучше пусть меня съедает злоба, чем тишина. Злоба – это процесс. Это действие. Это энергия. Тишина – это конец. Ты начнешь замечать, что ненависть бывает разной. Есть горячая, обжигающая ненависть к тому, кто это сделал. Она вспыхивает, когда ты видишь что-то, что напоминает о них. Их любимое блюдо в меню. Слово, которое они часто употребляли. Эта ненависть – прямой потомок любви. Она такая же всепоглощающая и интенсивная. Это любовь, которая прокисла, свернулась, превратилась в яд. И ты цепляешься за нее, потому что она доказывает, что любовь была. Ее интенсивность – прямое свидетельство силы того, что ты потерял. Слабая любовь порождает лишь легкую грусть. Великая любовь порождает великую ненависть. Так что прими свою ненависть как знак качества. Как сертификат, подтверждающий, что то, что у вас было, – не подделка. Оно было настоящим. Оно было из чистого золота. И его потеря оставила в тебе дыру, края которой могут только так яростно кровоточить. Есть другая ненависть. Холодная, презрительная. К миру, который продолжает жить как ни в чем не бывало. К людям, которые смеются в кафе. К коллегам, которые обсуждают отпуск. К солнцу, которое смеет вставать каждое утро. Их существование – личное оскорбление для тебя. Их мелкие радости и заботы кажутся кощунством на фоне твоей трагедии. Как они смеют? Как они не видят, что мир расколот? Эта ненависть – защитный механизм. Она изолирует тебя от них. Она создает кокон из презрения, который защищает твою открытую рану от случайных прикосновений их беззаботного счастья. Пусть. Тебе сейчас нужна эта изоляция. Ты как пациент после тяжелейшей операции, которого поместили в стерильный бокс. Мир слишком грязный, слишком полный бактерий обычной жизни. Твоя ненависть – это твой антисептик. Она обеззараживает все вокруг, создавая вокруг тебя выжженную, но безопасную зону. И есть самая страшная ненависть. Ненависть к себе. Ты ненавидишь себя за то, что был таким слепым. Ты прокручиваешь в голове все «тревожные звоночки», которые ты проигнорировал, и ненавидишь себя за свою наивность. Ты ненавидишь себя за то, что любил так сильно, так безоглядно, так уязвимо. Ты ненавидишь свое тело, которое до сих пор помнит их прикосновения. Ты ненавидишь свое сердце, которое, вопреки всему, иногда все еще сжимается от нежности при каком-то случайном воспоминании. Эта ненависть – самая разрушительная. Она как аутоиммунное заболевание, когда твой организм атакует сам себя. И здесь важно понять. Ты ненавидишь не себя. Ты ненавидишь ту свою часть, которая позволила этому случиться. Ты ненавидишь свою уязвимость. Свою открытость. Свою веру в добро. Ты пытаешься выжечь эту часть из себя каленым железом, чтобы никогда больше не испытать такую боль. Это тоже форма защиты. Жестокая, уродливая, но защита. Не борись с ней. Просто наблюдай за ней. Скажи ей: «Я тебя вижу. Я понимаю, зачем ты здесь. Ты хочешь защитить меня. Ты боишься, что я снова наступлю на те же грабли». Признание этой ненависти, а не борьба с ней, может немного ослабить ее хватку. Ненависть дает тебе право голоса. Пока ты страдал молча, ты был жертвой. Пассивным объектом, с которым что-то случилось. Ненависть превращает тебя в субъекта. Ты больше не просто плачешь. Ты обвиняешь. Ты выносишь приговор. Ты заявляешь о своей позиции. Твой внутренний монолог меняется. Вместо «почему я?» и «за что?» появляются твердые, яростные формулировки: «Ты не имел права так поступать». «То, что ты сделал, – это подлость». «Ты сломал мне жизнь». Это уже не лепет раненого ребенка. Это речь прокурора. И пусть этот суд происходит только в твоей голове, он имеет колоссальное терапевтическое значение. Он восстанавливает твое чувство собственного достоинства. Он утверждает, что с тобой так поступать нельзя. Он возвращает тебе часть контроля, хотя бы над своей собственной историей, над своей правдой. Используй эту энергию. Она требует выхода. Направь ее не внутрь, на саморазрушение. Направь ее вовне. Не на конкретных людей. А на действия. Начни делать что-то из чистого упрямства, из злости. Иди в спортзал не для «здоровья», а чтобы представить, что с каждым ударом по груше ты бьешь по лицу своей боли. Работай не для «карьеры», а чтобы доказать вселенной, что ты еще на что-то способен. Убирайся в квартире не для «уюта», а чтобы яростно вычистить, выскрести все следы прошлого. Пусть ненависть станет твоим персональным тренером, твоим жестоким, но эффективным мотиватором. Она будет кричать тебе: «Вставай, тряпка! Ты думал, это конец? А вот хрен тебе! Ты еще повоюешь!» И ты встанешь. Не из любви к жизни. А из чистой злости. И это нормально. Сейчас это твой единственный работающий механизм. Люди боятся ненависти, потому что она социально неприемлема. Нас с детства учат, что это «плохое» чувство. Что хорошие мальчики и девочки не ненавидят. Это все чушь. Нет плохих и хороших чувств. Есть адекватные и неадекватные реакции. И ненависть – это абсолютно адекватная реакция на предательство, на жестокость, на разрушение твоей жизни. Требовать от тебя сейчас благодушия и всепрощения – вот что неадекватно. Это как требовать от человека, на которого напал медведь, чтобы он не кричал, а вел с хищником вежливый диалог. Твоя ненависть – это твой крик. Это твой рев. И ты имеешь на него полное право. Не позволяй никому заткнуть тебе рот. Не позволяй им навязать тебе чувство вины за твою ярость. Твоя ярость – это святое. Это огонь твоей души, который отказывается гаснуть. Это свидетельство того, что там, внутри, еще есть что-то живое, что-то, что борется за свое существование. Со временем, возможно, этот огонь станет ровнее. Он перестанет быть всепожирающим пожаром и превратится в контролируемое пламя в камине. Он будет согревать, а не сжигать. Возможно, однажды ты посмотришь на прошлое и почувствуешь не обжигающую ненависть, а лишь холодное, отстраненное презрение. Или даже просто ничего. Но это будет потом. Может быть. А может, и нет. И это тоже нормально. Ты не обязан никого прощать. Никогда. Твоя боль и твоя ненависть принадлежат только тебе. Это твоя история, написанная кровью и огнем. И никто не имеет права ее редактировать, вымарывать «неудобные» главы и вписывать фальшивый счастливый конец. Сейчас твоя задача – не избавиться от ненависти. Твоя задача – научиться с ней жить. Признать ее своей частью. Своей темной, яростной, но необходимой частью. Перестать ее стыдиться. Перестать с ней бороться. Заключить с ней союз. Сказать ей: «Хорошо. Я вижу тебя. Я знаю, что ты здесь, чтобы помочь мне выжить. Так давай сделаем это. Давай выживем вместе. Ты будешь моим топливом, моим оружием, моим щитом. А я буду твоим носителем. Мы пройдем через этот ад вместе». Это честный договор. Это самый честный разговор, который ты можешь провести с самим собой прямо сейчас. Потому что в этом аду, где все остальные тебе врут, твоя ненависть – единственное, что говорит тебе правду. А правда в том, что тебе сделали невыносимо больно. И тот, кто это сделал, заслуживает твоего презрения, твоей ярости, твоей ненависти. Это не разрушит тебя. Это то, что соберет твои осколки в некое подобие целого, пусть уродливого и опасного, но способного двигаться дальше. Не в светлое будущее. А просто – в завтрашний день. И на этом топливе ты сможешь дотянуть до завтра. А завтра – до послезавтра. И сейчас это единственное, что имеет значение.

Глава 3. Ненависть как последнее топливо

Ты берешь в руки телефон. Он не кажется тебе устройством для связи с миром. Он кажется тебе персональным орудием пытки, которое ты сам себе сконструировал. Ты знаешь, что не должен этого делать. Ты знаешь, что каждый раз это будет как удар под дых. Но ты делаешь это. Твои пальцы движутся сами по себе, открывая приложение. Это не просто привычка. Это ритуал. Это компульсивное, мазохистское паломничество на место собственной казни. Ты открываешь их страницу. Ты сознательно идешь в эпицентр взрыва, который уже разрушил твой мир, просто чтобы снова и снова почувствовать ударную волну. Ты делаешь это не потому, что ты слаб или глуп. Ты делаешь это, потому что тебе нужно доказательство. Тебе нужно увидеть цифровую надпись на цифровом надгробии вашей общей жизни. Ты идешь в театр. Театр счастливых бывших.

Занавес поднимается. На сцене – их жизнь. Яркая, отфильтрованная, тщательно срежиссированная. Вот они улыбаются. Эта улыбка направлена не в камеру. Она направлена прямо в тебя. Это не просто улыбка. Это заявление. Это манифест. Он гласит: «Смотри, я справился. Смотри, я живу дальше. Смотри, без тебя мне лучше». Каждый пиксель этой фотографии кричит о твоем поражении. Их счастье, реальное или инсценированное, становится мерилом твоей ничтожности. Ты смотришь на эту фотографию, и твоя фантомная конечность, о которой мы говорили, не просто болит. Она вспыхивает агонией. Ты видишь их в объятиях новых людей, в новых местах, которые вы когда-то мечтали посетить вместе. И это не просто ревность. Ревность – это чувство для целых людей. У тебя другое. Это чувство, будто ты смотришь документальный фильм о расхищении твоей собственной гробницы. Они берут твои мечты, твои планы, твои шутки, твои любимые места и живут их с кем-то другим. Они не просто строят новую жизнь. Они строят ее из обломков вашей старой. И каждый новый кирпич в их здании выломан из фундамента твоего разрушенного дома.

Это театр, и у него есть своя труппа. Есть главный герой – твой бывший партнер, сияющий в лучах софитов. А есть массовка – их новые друзья, твои бывшие общие друзья, случайные комментаторы. Каждый «лайк» под их постом – это аплодисменты. Каждое «Как ты классно выглядишь!» в комментариях – это овация их спектаклю о преодолении. А ты сидишь в темном, пустом зале, и эти аплодисменты звучат для тебя как похоронный марш. Ты единственный зритель, который знает правду. Который помнит, что было за кулисами. Который помнит репетиции, провалы, слезы и клятвы. И от этого знания их спектакль становится еще более гротескным и мучительным. Они не просто счастливы. Они счастливы публично. Их счастье – это товар, который они выставляют на витрину. И ты понимаешь, что этот товар предназначен в первую очередь для тебя. Это их способ выиграть войну, которую, как ты думал, вы оба проиграли. Они переписывают историю, превращая вашу общую трагедию в свою личную историю успеха.

Ты становишься одержимым археологом. Ты пролистываешь их профиль вглубь, в прошлое. Ты раскапываешь слои времени, как проклятую гробницу. Вот их посты годичной давности. Вы еще вместе. Ты помнишь этот день. Ты помнишь, как было сделано это фото. Ты помнишь запах воздуха, вкус еды, ощущение их руки в своей. И эта память, которая раньше была твоим сокровищем, теперь превращается в радиоактивный артефакт. Он обжигает тебя. Ты листаешь дальше. Ты видишь, как меняется свет, как меняются подписи. Ты ищешь знаки, предвестники катастрофы. Ты превращаешься в следователя, который ведет дело о твоем собственном убийстве. Ты анализируешь комментарии, изучаешь список лайкнувших, переходишь на профили незнакомых людей, которые появились в их жизни незадолго до конца. Кто они? Когда они появились? Это безумие. Это чистое, дистиллированное безумие. Но оно дает тебе иллюзию контроля. Иллюзию того, что если ты разгадаешь эту головоломку, если ты найдешь «причину», то боль станет осмысленной. Но она не станет. Ты просто снова и снова погружаешься в яд, надеясь выработать к нему иммунитет. Но ты лишь отравляешься все сильнее.

Хуже всего не их показное счастье. Хуже всего их показная глубина. Когда они постят загадочные цитаты о боли и отпускании. Когда они делятся грустной, красивой песней о потерянной любви. Это высшая форма издевательства. Они присваивают себе твою боль. Они берут твою агонию, твою выжженную землю, твою черноту, накладывают на нее красивый фильтр и выставляют на всеобщее обозрение как доказательство своей тонкой душевной организации. Они играют в страдание, в то время как ты в нем тонешь. Их «грусть» эстетична. Она собирает сочувственные комментарии. Твоя боль уродлива. Она отталкивает людей. Она реальна. И когда ты видишь эту инсценировку, эта холодная, презрительная ненависть, о которой мы говорили, закипает в тебе с новой силой. Они украли твое прошлое, они украли твое будущее, а теперь они пытаются украсть твое настоящее – твою боль. Они хотят быть не только победителями, но и благородными, страдающими жертвами. Они хотят забрать себе все роли в этом спектакле, оставив тебе лишь роль безмолвной тени за кулисами.