Локон с Изумрудного моря

– Чарли, – прервала его Локон, – разве у тебя есть доспехи?

– Я бы непременно их раздобыл, – заявил он. – Я бы наверняка что-нибудь придумал. Даже трус станет храбрым в надежной броне, верно? В сказках, как правило, много убитых. Я бы мог снять доспехи с…

Тут из замка донесся крик, прервавший разговор молодых людей. Отец Чарли явно был чем-то недоволен. Насколько Локон могла судить, единственной обязанностью герцога было кричать на всех подряд, и он относился к ней очень серьезно.

Чарли весь напрягся, глядя на замок; улыбки как не бывало. Но поскольку источник воплей не приближался, юноша снова посмотрел на кружку, которую держал в руках. Момент был упущен; ему на смену тут же явился другой, как обычно и происходит. Этот другой момент был уже не таким интимным, но тоже очень ценным для Локон, потому что она все еще была с Чарли наедине.

– Прости, – тихо извинился юноша, – за то, что заговорил о прекрасных девах и доспехах мертвецов. Но спасибо тебе, Локон, – ты все равно меня слушаешь. Мне это нравится.

– А мне нравятся твои истории. – Локон забрала у Чарли кружку и перевернула ее. – Как думаешь, что-нибудь из того, что ты наплел об этой вещице, правда?

– Что-нибудь может быть и правдой, – кивнул Чарли. – Это ведь самое замечательное свойство любой истории. Взгляни на эту надпись – она подсказывает, что когда-то кружка принадлежала королю. Тут написано его имя.

– А древнеириалийский ты выучил…

– …в школе садоводства, – невозмутимо закончил Чарли. – На случай, если инструкции на упаковке некоторых опасных растений будут написаны на нем.

– А на какой случай ты носишь и штаны знатного человека?

– Чтобы отвлечь на себя наемных убийц, когда они придут к сыну герцога.

– Ну, допустим… Но почему тогда ты снял кольцо с печаткой?

– Э-э-э… – протянул юноша, взглянув на свою руку. Затем он посмотрел на Локон. – Наверное, просто для того, чтобы ты не принимала меня за другого. За того, кем я не хочу быть.

За словами последовала робкая улыбка, которая говорила: «Пожалуйста, согласись со мной, Локон». Потому что сын герцога не может запросто общаться с мойщицей окон. А дворянин, притворяющийся простолюдином, чтобы узнать получше своих подданных? Это же в порядке вещей! В сказках такое случалось столько раз, что давно уже стало клише.

– Что ж, – сказала наконец Локон, – звучит правдоподобно.

– А теперь, – Чарли взял недоеденный пирог, – расскажи, как прошел твой день. Я должен знать все до мельчайших подробностей.

– Я ходила на рынок за продуктами, – принялась рассказывать Локон, заправив выбившуюся прядь за ухо. – Купила кусок лосося с острова Эрик, где много озер. Полони счел его испортившимся и отдал задешево, но на самом деле испортилась рыба в другой бочке. Так что я получила фунт отличного лосося практически задаром.

– Подумать только, – вздохнул Чарли. – Никто не устраивает переполох, когда ты приходишь с визитом. Никто не зовет детей, чтобы ты пожимал им руки… Расскажи что-нибудь еще, пожалуйста. Например, как ты поняла, что рыба не протухла?

Поощряемая подобными вопросами, Локон продолжила рассказ о своей повседневной жизни. Так бывало при каждой встрече с Чарли. И он слушал очень внимательно, что лишний раз доказывало: его болтливость – не порок. По какой-то непостижимой для Локон причине Чарли находил ее жизнь интересной.

Повествуя о своей рутине, Локон чувствовала, как тепло разливается по телу. Это происходило всякий раз, когда она навещала Чарли в отцовском замке, потому что тот стоял высоко, ближе к солнцу. Конечно же, здесь было теплее, чем где-либо еще на острове.

Вот только сейчас солнце пряталось за луной и воздух был на несколько градусов прохладнее, чем обычно в это время дня. Локон ощутила усталость от лжи, которую внушала себе. Ей тепло вовсе не от солнца, а от очередной улыбки на лице юноши. И от улыбки на ее собственном лице.

Чарли внимательно слушал Локон не только потому, что интересовался жизнью простых людей.

Локон пришла навестить Чарли не только потому, что ей были интересны его рассказы.

Вообще-то, на самом глубинном уровне это история не о чашках и даже не о сказках. Это история о перчатках.

3. Герцог

Локон заметила, что перчатки помогают ей лучше справляться с повседневными обязанностями. Конечно, если это добротные перчатки, из мягкой кожи, что плотно облегает каждый палец. Такие нужно как следует смазывать маслом и не оставлять на солнце, и они никогда не утратят мягкости. Они настолько удобны, что вы, идя мыть руки, с удивлением обнаруживаете, что они все еще на вас.

Добротные перчатки – незаменимая вещь. И Чарли очень напоминал Локон добротные перчатки. Чем больше времени она проводила с этим юношей, тем более удачным казалось это совместно проведенное время. Чем четче становились лунные тени, тем меньше весила ее ноша. Локон любила интересные чашки еще и потому, что каждая из них давала повод для встречи с Чарли.

То, что возникло между ними, было таким прекрасным, таким чудесным, что Локон боялась называть это любовью. Судя по словам сверстников, любовь опасна, ведь где она, там и ревность, и неуверенность в себе, и пылкие ссоры, и еще более пылкие примирения. Такая любовь совсем не похожа на хорошие перчатки, она куда сильнее смахивает на раскаленный уголь, норовящий обжечь руку.

Любовь всегда пугала Локон. Но когда Чарли снова накрыл ее кисть своей ладонью, девушка вдруг вспыхнула, как от огня. Должно быть, любовь – это все же раскаленный уголь, просто укрощенный, как в прочной печи.

Девушке захотелось окунуться с головой в жар любви, отбросив всякую логику.

Чарли замер. Конечно, они и прежде касались друг друга, но сейчас все было иначе. Момент. Мечта. Юноша покраснел, но руку не отдернул. А когда наконец поднял ее, то смущенно провел пальцами по волосам, застенчиво улыбаясь. Поскольку это был Чарли, жест не испортил момент, а скорее наоборот – сделал его приятнее.

Локон силилась подобрать правильные слова. Существовало множество вариантов, которые помогли бы ей извлечь выгоду из этого момента.

Она могла бы сказать: «Чарли, давай немного пройдемся» – и вновь протянуть ему руку.

Она могла бы сказать: «Помоги мне, Чарли, я задыхаюсь. От одного взгляда на тебя спирает дыхание».

Она могла бы сказать даже нечто совершенно безумное, например: «Ты мне очень нравишься, Чарли».

Вместо всего этого Локон произнесла:

– Ух, какие теплые у тебя руки, – а затем засмеялась и поперхнулась воздухом, отчего ее смех по чистой случайности стал похож на крик морского слона.

Можно сказать, что и Локон любила поиграть со словами. И тоже нередко им проигрывала.

В ответ Чарли одарил ее очередной улыбкой. Чудесная и незнакомая, эта улыбка с каждой секундой становилась увереннее. «Кажется, я люблю тебя, Локон, и крик морского слона этому не помеха» – вот что говорила эта улыбка.

Девушка улыбнулась в ответ. И тотчас в окне замка позади юноши она заметила герцога – высокого, с военной выправкой. Даже одет он был на военный манер: мундир как будто приколот к телу многочисленными медалями.

Герцог не улыбался.

Локон лишь единожды видела улыбку на лице герцога, когда наказывали старого Лотари – бедняга пытался улизнуть с острова, спрятавшись на торговом судне. В отличие от улыбок сына, улыбки герцога, по мнению девушки, не отличались разнообразием. Должно быть, Чарли расходовал квоту всей семьи. Но хотя улыбался герцог крайне редко, он не упускал случая показать зубы.

Герцог вскоре растворился в тени здания, но Локон все еще ощущала его присутствие, когда прощалась с Чарли. Спускаясь по ступенькам, девушка ожидала услышать крики за спиной. Но вместо них в воздухе повисла напряженная тишина, как после вспышки молнии.

Она преследовала Локон до самого дома. Девушка пробормотала родителям что-то насчет усталости и прошмыгнула в свою комнату, чтобы там дождаться окончания этой тишины. Она трепетала при мысли, что вот-вот в ее дверь постучат солдаты и потребуют объяснить, как посмела простая мойщица окон прикоснуться к сыну герцога.

Однако никто не постучал, и Локон пришла к выводу, что придала выражению лица хозяина острова слишком большое значение. Но затем она вспомнила странную улыбку герцога – и всю ночь не могла сомкнуть глаз, беспокойно ерзая в постели.

Рано утром она встала, собрала волосы в хвост и поплелась на рынок, чтобы перебрать кучу лежалого товара в поисках чего-нибудь пригодного для стряпни и приемлемого для ее кармана. Несмотря на ранний час, на рынке было довольно многолюдно. Пока одни сметали с тропинок мертвые споры, другие собирались небольшими компаниями, чтобы оживленно поболтать.

Локон прислушивалась к разговорам, разумно полагая, что никакие новости не могут быть дурнее предчувствий, мучивших ее всю ночь.

Она ошибалась.

Утром герцог объявил, что вместе с семьей он сегодня же покинет остров.

4. Сын

Покинуть остров?!

Но местным запрещено покидать остров!

Впрочем, логика подсказывала Локон, что запрет касается далеко не всех. Королевские чиновники имеют свободу передвижения. Герцог время от времени уплывал, чтобы отчитаться перед королем. И потом, он ведь как-то заслужил все эти причудливые медали – вероятно, занимаясь уничтожением чужеземцев, не совсем непохожих на обитателей Скалы. Наверняка герцог проявил стойкость и героизм в ходе этих войн. Ведь большинство сражавшихся вместе с ним солдат погибло, а он остался жив.

Но никогда прежде герцог не брал с собой семью.

«Герцогский наследник достиг совершеннолетия, – говорилось в объявлении, – и должен быть представлен принцессам цивилизованных морей для женитьбы на одной из них».

Локон была практичной юной особой. И потому лишь на мгновение ее охватило желание в отчаянии швырнуть корзинку наземь и растоптать ее содержимое. Лишь на краткий миг девушка задалась вопросом, позволительно ли ей грязно выругаться во весь голос. Лишь на долю секунды ее посетила идея пойти в замок и потребовать, чтобы хозяин пересмотрел свое решение.

Вместо всего этого она продолжила оцепенело выполнять привычные действия, чтобы придать некое подобие нормальности своей стремительно рушащейся жизни. Локон выудила из кучи отбросов чеснок, который еще мог на что-то сгодиться, несколько не слишком жухлых картофелин и даже немного пшеницы, не сожранной долгоносиками, – наиболее крупных жуков удавалось отделять от зерен.

Еще вчера Локон была бы весьма довольна таким уловом. Сегодня же она не могла думать ни о чем и ни о ком, кроме Чарли.

Это так мучительно несправедливо! Не далее как вчера Локон призналась себе в своих чувствах, а уже нынче ее мир перевернулся вверх тормашками. Да, она знала, что может быть больно. Любовь и боль ходят рука об руку. Локон представлялось, что эта боль – как соль в чае. Но разве там не должна быть еще и капелька меда? Разве в любви не должно быть – робко мечтала она – страсти?

Выходило, что девушка получала все минусы романтического увлечения без каких бы то ни было плюсов.

К сожалению, ее практичность уже давала о себе знать. Пока Локон и Чарли притворялись, реальный мир не имел никаких прав на их чувства. Но дни притворства миновали. Чего она, собственно говоря, ждала? Что герцог позволит сыну жениться на мойщице окон? Что могла бы Локон предложить такому человеку, как Чарли? Она же никто. И уж точно рядом не стояла ни с одной принцессой. Ведь принцессы могут себе позволить гораздо более обширную коллекцию чашек!

В идеальном мире брак всегда зиждется на любви. В реальном мире фундаментом любого брака является политика. Это слово наполнено огромным количеством смыслов, хотя большинство из них сводится к следующему: политика – это то, что обсуждают знатные и (пусть и неохотно) богатые. Не простолюдины.

Закончив с покупками, Локон отправилась домой, где надеялась обрести сочувствие в лице своих родителей. Но похоже, герцог не терял времени даром – к порту уже выстроилась целая процессия челяди.

Девушка свернула с привычного пути и приткнулась в самый конец процессии; слуги уже начали грузить вещи семьи на торговый корабль. Никто не имеет права покинуть остров, если только этот никто не… кое-кто. Локон боялась, что ей не удастся поговорить с Чарли до его отплытия. Потом девушка забеспокоилась, что, даже если такая возможность и появится, юноша не захочет ее видеть.

К счастью, Локон заметила Чарли немного в стороне от процессии – он явно искал кого-то в толпе. Едва заметив девушку, устремился к ней.

– Локон! – воскликнул он. – О луны! Я переживал, что не увижу тебя до отплытия.

– Я… – Локон не знала, что сказать.

– О прекрасная дева! – Чарли отвесил ей поклон. – Я вынужден с вами проститься.

– Чарли, – мягко ответила Локон, – не пытайся быть тем, кем ты не являешься. Я ведь знаю, кто ты на самом деле.

Чарли слегка поморщился. Он был в дорожном плаще и шляпе. Герцог считал, что шляпу допустимо носить исключительно в путешествиях.

– Локон, – так же мягко произнес юноша, – боюсь, я солгал тебе. Видишь ли… никакой я не садовник. Я… хм… сын герцога.

– Поразительно! Кто бы мог подумать, что садовник Чарли и наследник герцога Чарльз – одно и то же лицо! Учитывая, что они ровесники, выглядят одинаково и носят неотличимую одежду?

– В общем, все верно. Ты злишься?

– Злость ждет в очереди, – ответила Локон. – Седьмая по счету, между замешательством и усталостью.

Девушка заметила, что отец и мать Чарли уже поднялись на корабль. Слуги последовали за ними с последним багажом.

Чарли потупил взор:

– Похоже, меня собираются женить. На принцессе какой-нибудь страны. Что ты об этом думаешь?

– Я… – Что она должна была ответить? «Желаю тебе счастья»?

Чарли поднял глаза и встретился с Локон взглядом.

– Всегда, Локон, – ответил он. – Помнишь?

Не без труда, но Локон разыскала нужные слова, забившиеся в уголок разума.

– Я бы не хотела… – Девушке удалось подцепить слова языком. – Я бы не хотела, чтобы ты так поступил… Не хотела бы, чтобы ты женился на другой.

– Ух ты! – заморгав от удивления, воскликнул Чарли. – Не шутишь?

– Ну… я уверена, что все они очень милые. Эти принцессы.

– Полагаю, это прописано в их должностных инструкциях, – сказал Чарли. – Вроде того, что они обычно делают в сказках. Воскрешают земноводных, сообщают родителям о том, что дитя намочило постель. Нужно быть довольно добрым человеком, чтобы оказывать подобные услуги.

– И все равно… – девушка глубоко вздохнула, – я бы предпочла, чтобы ты не женился на ком-нибудь из них.

– Что ж, тогда и не женюсь, – кивнул он.

– Не думаю, что у тебя есть выбор, Чарли. Твой отец хочет, чтобы ты женился. Это политика.

– Да, но, видишь ли, – он взял девушку за руки и наклонился к ней, – у меня есть секретное оружие.

Локон заметила, что отец юноши поднялся на бак и теперь хмуро смотрит вниз. Чарли в ответ криво улыбнулся. Его улыбка говорила: «Учти, я довольно коварен». Чарли пользовался ею, когда ему недоставало храбрости на какое-нибудь коварство.

– Что еще за секретное оружие, Чарли? – спросила Локон.

– Я могу быть невероятно скучным.

– Это не оружие.

– На войне оно вряд ли пригодится, спору нет. Но при сватовстве… разит не хуже самой острой рапиры. Ты же знаешь, что я могу болтать часами. Днями. Неделями.

– Мне нравится твоя болтовня, Чарли. И я даже не против, чтобы ты болтал недели напролет.

– Ты – особый случай, – сказал Чарли. – Ты… Как бы глупо это ни звучало, Локон, но ты как перчатки.

У Локон перехватило дыхание.

– Я… как что? – переспросила она, не веря ушам.

– Как перчатки, – повторил юноша. – Не обижайся. Видишь ли, если перед тренировкой с мечом я надеваю перчатки, то…

– Я понимаю, что ты имеешь в виду, – прошептала девушка.

С корабля донесся крик – это герцог велел Чарли поторапливаться. И тут Локон поняла: как у Чарли есть разные улыбки, так у его отца – разные хмурые взгляды. И сейчас хмурый взгляд явно говорил что-то нехорошее о ней.

Чарли сжал руки девушки.

– Послушай, Локон, – торопливо зашептал он, – обещаю тебе, что не женюсь ни на ком. Я намерен посетить все заморские страны, но при этом буду до того скучен, что ни одна принцесса не захочет взять в мужья такого зануду. У меня мало что получается действительно хорошо. Я не выиграл ни одного очка у отца в спаррингах. Я непременно пронесу ложку с супом мимо рта на официальном приеме. Я так много болтаю, что даже мой лакей, которому платят, чтобы слушал, выдумывает различные причины, лишь бы не терпеть до конца. На днях я рассказывал ему историю о рыбе и чайке, а он притворился, будто уколол палец на ноге…

Раздался новый окрик.

– У меня получится, Локон, – твердо произнес Чарли. – Из каждой страны я буду присылать чашку, хорошо? Как только я смертельно наскучу очередной принцессе и отец решит, что нам нужно плыть дальше, я отправлю чашку. В подтверждение того, что план работает. – Он вновь сжал ее руки. – Я иду на это не только потому, что ты слушаешь мою болтовню. Еще и потому, что ты понимаешь меня, Локон. Ты всегда могла разглядеть во мне то, что оставалось невидимым для других.

Чарли повернулся, чтобы ответить на зов отца. Локон держала его за руки, не желая, чтобы он покинул ее.

Чарли одарил ее последней улыбкой. И хотя он пытался казаться увереннее, чем был на самом деле, Локон знала все его улыбки. В этой звучал неуверенный вопрос, полный надежды и беспокойства.

– Для меня ты тоже как хорошие перчатки, Чарли, – сказала Локон.

После этого пришлось отпустить его руки, чтобы он мог подняться по сходням. Ей не хотелось показаться слишком навязчивой.

Герцог заставил сына спуститься на нижнюю палубу. Корабль соскользнул с мертвых серых спор, окружавших Скалу, в океан. Ветер надул паруса, и судно понеслось к горизонту, оставляя за собой след в изумрудной пыли. Локон, вернувшись домой, наблюдала с уступа за кораблем, пока тот не стал размером с чашку. Затем с крупинку. А затем и вовсе исчез за горизонтом.

И началось ожидание.

Говорят, что ожидание – самая мучительная из жизненных мук. Говорят так главным образом писатели, которым больше нечего делать, кроме как убивать время в размышлениях о том о сем. Любой человек, занятый настоящим делом, скажет вам уверенно, что ждать сложа руки – для него непозволительная роскошь.

Локон приходилось мыть окна. Приходилось готовить. Приходилось присматривать за младшим братом. Лем, ее отец, так и не оправился после несчастного случая на шахте. И хотя он старался быть полезным, у него это получалось плохо, ведь он едва ходил. Поэтому он помогал Ульбе, матери Локон, вязать носки на продажу морякам. Но пряжа стоила так дорого, что прибыль была мизерной.

Поэтому Локон не тратила времени на простое ожидание. Она трудилась и ждала.

Все же девушка испытала огромное облегчение, когда получила первую чашку от Чарли. Доставил ее юнга Хойд[3]. (Да, это я. Что вас насторожило? Может, дело в имени?) Красивую фарфоровую чашку, без единой трещинки.

В тот день мир словно озарился новым светом. Локон живо представляла себе поведение Чарли, читая вложенное в посылку письмо, в котором подробно описывались чувства первой принцессы. С героической монотонностью Чарли перечислял звуки, которые издавал его желудок по вечерам в зависимости от позы, принимаемой юношей. Поскольку этого оказалось недостаточно, Чарли поведал бедняжке, как бережно он хранит обрезки ногтей с ног и какие имена он им дал.

«Борись, мой любимый болтун, – подумала Локон, мо́я окна в замке на следующий день. – Будь храбрым, мой странноватый воин».

Вторая чашка была высокой и узкой, сделанной из чистого красного стекла. На вид она казалась вместительнее, чем на самом деле. Наверняка она прежде служила в какой-нибудь бедной таверне. Принцессу Чарли отпугнул подробнейшим рассказом о том, что он ел на завтрак, с классификацией кусочков яичницы-болтуньи по форме и размеру.

Третий подарок был не чашкой, а внушительного размера и веса оловянной кружкой. Возможно, она происходила из тех придуманных Чарли мест, где люди вынуждены не расставаться с оружием. Локон предположила, что такой посудиной вполне можно оглушить врага. Принцесса не выдержала обстоятельной лекции о преимуществах различных знаков препинания, в том числе существующих лишь в воображении сына герцога.

К четвертой посылке прилагалась карточка, на которой не было написано ни слова, но имелся рисунок: две руки в перчатках, держащиеся друг за друга. На чашке была изображена бабочка, парящая над красным океаном. Локон показалось странным, что бабочка не испугалась спор. Может, это пленница, вынужденная лететь над океаном навстречу гибели?

Пятая чашка не пришла.

Локон пыталась убедить себя, что посылка просто потерялась. В конце концов, с кораблем, плывущим по спорам, может случиться всякое. Пираты там или… знаете ли… собственно споры.

Но месяцы тянулись один за другим, и каждый последующий был томительнее предыдущего. Всякий раз, когда к острову причаливал корабль, Локон спрашивала, нет ли на борту посылки для нее.

Но увы.

И вот прошел целый год с того дня, как Чарли с семьей покинули остров. Лишь тогда пришло извещение (и не лично Локон, а всему городу) о том, что герцог наконец-то возвращается на Пик Диггена вместе с женой, наследником… и невесткой.

5. Принцесса-невеста

Локон сидела на крыльце в обнимку с матерью и смотрела на горизонт. В руках девушка держала последнюю присланную Чарли чашку. С бабочкой-самоубийцей.

Теплый чай был с привкусом слез.

– Любовь такая непрактичная штука, – пожаловалась Локон.

– Любовь редко бывает практичной, – отозвалась Ульба.

Мать была полновата и жизнерадостна. Еще пять лет назад она была тощей как тростинка. Но, узнав, что мама отдает часть своей еды дочери и сыну, Локон стала сама ходить за покупками, и семейного бюджета с тех пор хватало на больший срок.

На горизонте появился корабль.

– Я наконец поняла, что должна была сказать ему. – Локон убрала волосы с лица. – На прощанье. Я тогда сравнила его с добротными перчатками. Ничего тут странного нет – еще раньше он сам сказал, что я похожа на перчатки. Целый год я размышляла и поняла, что могла бы сказать кое-что еще.

Мать сжала плечо дочки, когда корабль почти вплотную приблизился к острову.

– Я должна была признаться, – прошептала Локон, – что люблю его.

Девушка двинулась к порту бравой походкой солдата авангарда под пушечным огнем; мать не отставала. Отец, с его больной ногой, остался дома, и Локон это вполне устраивало. Она боялась, что Лем закатит скандал, – очень уж нелестно он отзывался о герцоге и его сыне в последние месяцы.

Локон не находила в себе сил, чтобы обвинять Чарли в чем бы то ни было. Не его вина, что он родился в семье герцога. Подобное могло случиться с кем угодно.

Собралась большая толпа. В объявлении герцога говорилось, что он хочет устроить праздник по случаю своего возвращения: будут бесплатные яства и напитки. Какого бы мнения ни были люди о новой герцогине, упускать шанс выпить задарма они не собирались. (Важный секрет популярности – подарки. Второй важный секрет популярности – власть, позволяющая рубить головы тем, кто вам несимпатичен.)

Локон с матерью примкнули к толпе и вскоре заметили, что пекарь Холмс машет им рукой. Он предлагал женщинам встать рядом, чтобы лучше видеть происходящее. Добряк Холмс всегда припасал горбушки для Ульбы и отдавал их за гроши.

Девушке было отлично видно палубу корабля, и первой там появилась принцесса. Она была прекрасна: розовые щеки, блестящие волосы и тонкие черты лица. Ну прямо само совершенство: лучший художник в мире не смог бы ничего добавить в ее портрет, чтобы сделать его лучше оригинала.

Чарли наконец-то стал персонажем сказки.

Сделав над собой усилие, Локон порадовалась за него.

Следующим на палубу вышел герцог. Он махнул рукой толпе, давая понять, что сейчас самое время для восторженных возгласов.

– Я представляю вам, – прокричал он, – своего наследника!

Молодой мужчина поднялся на палубу и стал рядом с принцессой. Вот только это определенно был не Чарли.

Юноша был почти ровесником Чарли, но ростом шесть с половиной футов и с таким мужественным подбородком, что многие мужчины в толпе засомневались в собственной мужественности. А мускулы-то, мускулы! Когда он поднимал руку в приветственном жесте, Локон могла бы поклясться, что слышала, как швы рубашки взмолились о пощаде.

Во имя двенадцати лун, кто это вообще такой?!

– После того как в моей семье случилось несчастье, – объявил герцог притихшей толпе, – я вынужден был усыновить Дирка, моего племянника, и назначить его наследником. – Он дал людям время осознать услышанное. – Этот юноша отлично фехтует, – продолжил герцог, – и отвечает на вопросы одной фразой. Иногда даже одним словом! Кроме того, он герой войны, потерял десять тысяч солдат в битве при Отхожем озере.