святые грешники

– Эта девушка и вправду шикарна, – проносится у меня в голове, когда в тот же момент Ава сама хватается за живот и начинает безудержно хохотать.

– Спелись, мать вашу, – ворчит Хантер, направляясь внутрь дома и захлопывая за собой двери.

Глава 4.

Ава

Терпеть не могу ложь. Но при этом не имею ничего против секретов. Секреты – это не ложь, и каждый имеет право их хранить. Именно поэтому я и не стала выдавать Никлауса. По какой бы причине он сюда ни приехал – это его личное дело, и заставлять его рассказывать просто нет смысла. Тем более, что он не сделал мне ничего такого, чтобы навлечь мой гнев. Наоборот, мы, кажется, даже поладили. Правда, для этого нам пришлось провести вместе ночь, но это не суть.

В час ночи, когда все нормальные люди уже предпочитают спать, я стояла напротив небольшого бара, одетая в первые попавшиеся на глаза джинсы и обтягивающий топ, который обычно ношу только дома. И причиной всему этому – долбаная бессонница. Проворочавшись в кровати около двух часов, выпив целый чайник чая и пролежав в ванне ещё около получаса, я поняла, что сон мне сегодня точно не грозит, и направилась сюда.

Алкоголь и шумная компания – идеальный способ провести ночь, не беспокоя близких друзей, которые явно примчались бы ко мне по первому зову, прихватив с собой тётю Эльзу и жертвуя собственным сном, пытались бы как-нибудь меня развлечь. Может, я и была бы не против, но доставлять неудобства близким не хочу.

Тем более здесь не так уж плохо. Довольно просторное, но небольшое помещение, освещённое тусклым светом, с маленькой сценой возле стены, танцполом, несколькими столами и барной стойкой, за которой сидит никто иной, как Никлаус. Что ж, видимо, я не единственная, кто сегодня не может уснуть.

– Дайкири, – делаю заказ, присаживаясь на высокий стул.

– Не спится? – задаёт вопрос Никлаус, на что я лишь качаю головой.

– Мне тоже, – отвечает он.

Я наблюдаю за ним, склонив голову: тёмные волосы растрёпаны, под глазами синяки, словно он не спал несколько суток. Чёрная футболка плотно облегает его тело, а накинутая наверх косуха делает его похожим на какого-то гангстера. Косуха, чёрная, кожаная… У меня была похожая…

Кто-то довольно сильно щипает меня за запястье, вытаскивая из потока мыслей. Я в замешательстве смотрю на парня. Он что-то говорил?

– Ты снова пропала, – спокойно произносит он, всё ещё держа свою руку на моей.

На удивление, это не вызывает у меня никакого резкого отвращения, и я даже не сразу это замечаю.

– Прости, ты что-то говорил? – осторожно вынимая свою руку, спрашиваю я.

– Когда у тебя день рождения? – вместо ответа вдруг спрашивает он.

– 29 июля. А что? – с подозрением отвечаю, когда на его лице появляется лукавая усмешка.

– Я подарю тебе лифчик, – абсолютно спокойным тоном произносит он, указывая на мою футболку, под которую я, естественно, забыла надеть этот самый элемент одежды.

– Смело с твоей стороны надеяться, что я буду его носить, – с такой же усмешкой отвечаю я, и мы оба заливаемся смехом.

Как только я допиваю свой дайкири, лицо Ника резко становится серьёзным.

– Почему “нормальный”? – спрашивает он с неподдельным интересом в глазах.

Я приподнимаю брови.

– Дастин? – без понятия, почему Ник решил спросить про него именно сейчас, почему он вообще решил про него спрашивать.

Никлаус кивает, и я прикусываю губу, думая, что именно сказать, но ничего как назло не приходит в голову.

– Я не знаю, – честно признаю я. – Потому что он нормальный. Ну вот, нормальный и всё. Я не знаю, как это объяснить.

– Подожди. Я не про это спрашивал. Почему Дастин – нормальный? – пытается объяснить он, чего именно хочет.

– Потому что большинство людей нормальные, – пожимаю плечами.

– Но не ты… – Ник указывает на меня, и я наконец понимаю, к чему он всё это время клонил.

– Но не я.

– Почему?

– Разве это не логично? Ты ведь был с нами два дня назад. Видел, что произошло, а это определённо ненормально. Я причинила вред человеку, наслаждалась этим и ни капли не жалею.

– Это не значит, что нужно вешать на себя ярлык, – говорит Никлаус, и я приподнимаю брови.

– Ярлык?

– Верно. Ты вешаешь на себя ярлык ненормальной, психопатки. Словно это и вправду имеет какое-либо значение.

– А разве нет? Любой ярлык имеет смысл, – произношу я то, что мать внушала мне на протяжении всей жизни. Нику говорить о том, чьи это слова, я уж точно не собираюсь.

– Или кто-то вешает на тебя их, – произносит он, словно читая мои мысли.

– Не думаю, что это именно то, что я готова рассказать человеку, которого вижу второй раз в жизни, – всё так же спокойно произношу я.

Несколько минут мы сидим молча, когда Никлаус наконец произносит:

– Это не имеет значения. В любом случае ярлыки – идиотский способ психологов и других людей держать нас вдали от общества, внушая, что с нами что-то не так, когда на деле они просто не могут понять, как работает наш мозг, и боятся этого.

Он говорит это так, что я начинаю задумываться.

– Что ж, может, ты и прав, – наконец вздыхаю я, соглашаясь с его аргументами.

– За это и выпьем, – радостно произносит он, разливая по стаканам мартини.

– За то, что я согласилась с тобой? – с усмешкой спрашиваю я.

– Не знал, что твоя самооценка настолько занижена.

– Мы, конечно, можем за это и выпить, но тогда тебе придётся целый вечер говорить мне комплименты, чтобы хоть как-то восстановить задетое эго, – произносит он, на что я качаю головой.

– Ну нет, так нет. Значит, будем пить за отмену ярлыков.

– За отмену ярлыков, – дружно произносим мы и осушаем свои бокалы.

– Ты думаешь о том же, что и я? – спрашиваю я Ника, всё ещё держа стакан в руках.

– Возможно.

Усмехнувшись, мы одновременно поворачиваемся в сторону бармена и впечатываем ему свои стаканы в лицо, разбивая. Осколки и кровь тут же покрывают голову мужчины и руки.

Смеясь, мы хватаем недопитую улыбку и быстро выходим из бара, не желая прерывать ночь приездом нудной полиции и поездкой в участок.

Пробежав несколько кварталов, мы наконец переходим на шаг и, убедившись, что за нами никто не гонится, останавливаемся немного отдышаться.

– Наши мысли совпадают, лисичка, – подмигивает мне Ник.

– Ага, знак того, что мы оба психи.

– Мы же только пили за отмену ярлыков, что это началось? – хмурится он.

– Это было сказано в хорошем смысле, – отмахиваюсь я.

– Кстати, как ты меня назвал? Лисичка?

Никлаус кивает, и я перевожу на него взгляд.

– Почему это? Я ведь не рыжая.

– Зато хитрая и быстрая, – усмехается он. – Смотри, как быстро два квартала пробежала.

Я закатываю глаза, но ничего не отвечаю.

– Лисичка? Что ж, пусть будет так. Я сегодня в хорошем настроении.

– И где же мы будем продолжать наш вечер? – спрашивает он, накидывая свою косуху мне на плечи.

– А это ещё зачем? – я уже быстро пытаюсь её скинуть, когда он только сильнее прижимает её к моим плечам.

– Замёрзнешь, – рычит он. – Кто тебя потом лечить будет?

– Ммм, не знаю. Может быть ты, раз уж такой заботливый…

Что я несу? Последние пару стаканов были явно лишними. Но несмотря на это, я стою с бутылкой мартини в руках. Иронично, ничего не скажешь.

– Я потому и заботливый, чтобы тебя и не лечить, – забирая у меня бутылку, он снова указывает на косуху. – Застегнись.

Решив не спорить, я просовываю руки в длинные рукава и застёгиваю кожаную куртку, которая как минимум на пять размеров больше меня.

– Доволен?

– Конечно. Но ты так и не ответила на мой вопрос, – кивает он. – Куда мы идём?

– Ко мне, конечно, – пожимаю плечами, словно это очевидно. – Или у тебя есть варианты получше?

– Честно говоря, нет.

– Ну так решено. Мы идём ко мне.

– А это туда? – я указываю на правую сторону дороги, когда резко передумываю. – Нет, туда!

Я снова резко разворачиваюсь, но моя голова уже не успевает за телом, и я теряю равновесие.

– Ого, мать, тебе явно хватит, – произносит Ник, подхватывая меня прямо у земли. – Твой дом вообще в другой стороне.

Но стоит мне начать снова поворачиваться, как ноги подкосились, и я хватаюсь руками за плечи Ника, заставляя снова меня подхватить.

– Значит, веди, раз такой умный, – раздражённо произношу я, даже не предпринимая попыток разомкнуть его хватку.

– И поведу, – спокойно отвечает он.

– Вот и веди!

Без понятия, как мы добрались до дома. Не думаю, что это помнит и сам Никлаус, так как к тому моменту, как мы добрались, бутылка мартини оказалась полностью пустой, хотя я уверена, что и глотка ни разу не сделала. Наверное.

Сделав глубокий вдох, я поднимаю взгляд на хмурого Хантера, стоящего над изголовьем моей кровати и, наверное, ждущего объяснений.

– Ник! – я пинаю ногой паренька, лежащего рядом со мной, заставляя проснуться. – Ник!

Как он оказался в моей кровати, я тоже не помню. Как и не помню большинство событий той ночи после двух бокалов дайкири.

– Ммм, – Никлаус мычит что-то себе под нос, и наконец, разлепив глаза, бросает на меня раздражённый взгляд.

– Ты можешь не толкаться?

– Я бы с удовольствием, но боюсь, если я не буду толкаться, то Хантер скинет тебя с кровати, – закатывая глаза, отвечаю ему и морщусь от резкой головной боли. Боже, сколько же мы вчера выпили?

– Хантер? – Ник переводит затуманенный взгляд на нашего друга и снова откидывается на подушку. – Хантер, а ты чего так рано?

– Три часа дня рано? Я не мог дозвониться до вас с самого утра, а тебя так вообще дома не было, – возмущённо произносит сам Хантер, на что Ник лишь отмахивается.

– Не ори. Мы вчера просто немного развлекались и видимо перебрали.

– Я вижу, как вы перебрали. Я ожидал обнаружить тебя где угодно, но то, что ты окажешься в постели Авы, я ожидать точно не мог.

– Господи, Хантер. Выключи мамашу и вспомни, что мы уже не дети, тем более что между нами ничего не было, – сварливо произношу я, оборачиваясь к Нику.

– Не было же?

– Без понятия. Но учитывая, что мы оба одеты…

– Мне плевать. Если захотите, все подробности можете рассказать Кэтрин, она уж точно выслушает. А теперь подъем, – рывком хватает Хантер Никлауса за ногу и стаскивает с кровати. – Ты уже как полтора часа должен быть на одной из деловых встреч твоего отца…

Никлаус издаёт какой-то нечленораздельный звук, явно показывающий, что ему плевать на встречу, но Хантер снова его прерывает:

– И прежде, чем ты скажешь, что тебе плевать, напомню, что если бы не твой отец, ты сейчас бы сидел в участке и дожидался суда. Так что будь добр, поднимай задницу, иди и сделай вид, что ты сильно раскаиваешься, чтобы никто и вправду не стал доводить до этого дело.

Через час наконец поднимаюсь я, умываюсь и спускаюсь вниз. Пара таблеток обезболивающего наконец сделали своё дело, и голова больше не болит.

Оценив обстановку и заварив кофе, обнаруживаю, что тётя Эльза явно позаботилась о том, чтобы обновить мой холодильник, пополнив его запасами еды.

Я усмехаюсь.

С тех пор, как я приехала, она была здесь всего один раз, убедившись, что я не умру от голода или не задохнусь от пыли, и уехала.

Сделав несколько сэндвичей, я направляюсь в комнату за лестницей. Это – небольшое помещение с деревянным столом возле окна, открытым стеллажом и кожаным диваном, на котором стоят несколько коробок.

Оставив кофе и еду на столе, осторожно беру в руки первую коробку и принимаюсь разбирать её.

Здесь хранятся все мои художественные принадлежности: начиная с простых карандашей и красок и заканчивая всевозможными холстами и мольбертом.

У меня перехватывает дыхание. Я так давно не брала всё это в руки: в школе попросту не было ни времени, ни уединённого места, а в доме матери я старалась их больше никогда не показывать и хранила всё в квартире моего отца.

Ему всё равно не было дела до того, что именно там лежит.

С самым настоящим трепетом я аккуратно раскладываю все вещи на стеллаж, а мольберт ставлю в угол.

Осталось самое сложное – разобраться с уже готовыми картинами.

Они аккуратно сложены в большую коробку и обмотаны тёмной тканью.

В прошлый раз, когда моя мать увидела их, меня отправили в психиатрическую клинику. Так она ещё и заплатила за отдельную палату, а точнее – одиночную камеру, куда запрещалось входить кому-либо, как и контактировать со мной в принципе.

Единственными, кого я видела, были врачи, приходившие два раза в неделю и проводившие кучу тестов.

Спустя почти месяц мой отец наконец обнаружил пропажу дочери и быстро меня оттуда вытащил, чтобы это, не дай бог, не попало в прессу.

Мне было пять.

С тех пор, если я и рисовала, то никому не показывала, а принадлежности хранила сначала у тёти Эльзы, а после – в квартире отца.

Но в этот раз всё по-другому: я могу спокойно рисовать и не бояться, что это кто-нибудь увидит.

Я живу здесь одна, а комната запирается на замок – идеально.

Заканчивая раскладывать вещи и допивая кофе, я направляюсь к выходу, когда мне внезапно приходит в голову картина. И это не просто картинка, а идеальный вариант того, что я могу перенести на холст.

Развернувшись, быстро оставляю чашку и хватаю блокнот, делая набросок и одновременно подбирая в голове подходящие цвета: серый, чёрный, красный. Да, много красного.

В процессе работы решаю не звонить Ливи, чтобы поделиться последними новостями и сделать перерыв, пока высыхает первый слой красок. Но она не берёт трубку. Странно.

В последнее время она стала совсем не своей: ходит бледная, выключает звонок при первой возможности, а стоит упомянуть про парней – так она резко краснеет и у неё тут же появляются неотложные дела.

Я далеко не идиотка, и уже после первого звонка поняла, что она сделала что-то неприятное и не хочет об этом говорить.

Однако вопрос – что именно? – остаётся открытым, так как я не горю желанием копаться в чужой жизни, особенно пока это не касается меня напрямую и не требует явного вмешательства.

– Ава! – резкий голос Кэтрин раздаётся где-то в гостиной, и быстро сложив кисти, я направляюсь туда.

Судя по интонации, ей позвонил Хантер и, как всегда, решил ничего не уточнять.

– И? – как только выхожу, Кэт бросает на меня возмущённый взгляд.

– И что?

Я сажусь на диван.

– Может, уже объяснишь, почему мне звонит раздражённый Хантер и говорит, что вы спелись психи, которых он сегодня обнаружил в одной кровати?

– Он прямо так и сказал?

– Нет, я смягчила.

Я усмехаюсь.

– Ну и что же именно ты хочешь услышать? По-моему, Хантер всё основное уже рассказал.

– Меня больше интересуют подробности, ты же прекрасно это знаешь, – раздражённо говорит Кэт, продолжая сверлить меня взглядом.

– Какие именно подробности?

– Сексуальные, естественно. Нет, сначала бы я, конечно, предпочла узнать, как именно до этого дошло, а потом уже и про сам процесс послушать.

Вот какая она – Кэтрин.

Несмотря на то, что большую часть времени она попросту игнорирует почти всех и ведёт себя как настоящая стерва, стоит ей оказаться в нашей компании, и она наконец сбрасывает броню недотроги и с удовольствием рассказывает всё обо всех, а также внимательно слушает.

Чем пикантнее подробности – тем лучше.

– Мы не переспали, – тут же, разрушая все ожидания Кэтрин на горячую историю, произношу я.

Честно говоря, я даже не могу вспомнить, как мы здесь оказались, не говоря уже о том, почему спали в одной кровати.

Кэтрин отпускает разочарованный вздох и снова бросает на меня взгляд.

– Ну так, если вы ничего не помните, это не значит, что ничего не было, – с усмешкой произносит она. – Просто пассивный секс…

– Пассивный секс? Что это вообще за выражение такое?

– Выражение как выражение. Причём прекрасно описывающее ситуацию, я так думаю.

– Не хочу тебя разочаровывать, хотя нет, определённо хочу. Мы проснулись одетые и спали на разных концах кровати. И Хантер это прекрасно видел, – добавляю я, нагло сдавая друга.

Почему могут насылать на меня раздражённую Кэтрин, а мне нельзя? Пусть теперь сам почувствует все прелести её гнева и явного возмущения, которые сейчас явно отражаются на её лице.

– Придурок, – шипит она, закатывая глаза. – Хотя это и неудивительно. Ты ведь заинтересована в Дастине.

– Как он там, кстати? Они с Оливией в одном же городе живут. Ты уже давно должна была завербовать в свои шпионы и отправить вслед за блондинчиком.

– Она уже два дня не берёт трубку, так что нет. Я без понятия, как там поживает Дастин, – пожимаю плечами.

– Скууука. С Клаусом не переспала, за Дастином не следишь. Зачем я вообще к тебе пришла? – возмущённо произносит Кэт.

– Навестить любимую кузину?

– Ты моя единственная кузина.

– Поэтому и любимая. А если тебе настолько уж скучно, можешь включить что-нибудь на Netflix, пока я звоню Хантеру и прошу его приехать, – я поднимаюсь с дивана и направляюсь на второй этаж. – Не одной же мне выслушивать твои возмущения.

– Пусть по пути купит мороженое. И нет, это не будет считаться подкупом. Выслушивать ему всё, что я думаю, всё равно придётся.

– Я в этом даже не сомневаюсь, – с усмешкой произношу я, скрываясь наверху.

– Хантер, ты козёл, – говорит Кэт, как только в дом входят Хантер и Ник. – Они даже не переспали, а ты заставил меня отменить маникюр и приехать сюда. Да ты хоть знаешь, как тяжело записаться к моему мастеру!

– Я просто позвонил тебе, чтобы поделиться последними событиями, – спокойно произносит наш друг. – Никто не заставлял тебя приезжать.

– Ты буквально сбросил на меня бомбу и бросил трубку, ничего не объясняя. Что, по-твоему, я должна была сделать?

– Не вмешиваться в личную жизнь сестры?

Игнорируя их разгорающийся спор, я лишь слабо машу рукой Никлаусу и снова оборачиваюсь в сторону телевизора.

– Что смотрите?

В ту же секунду Ник оказывается прямо у меня за спиной, заставляя вздрогнуть и, перепрыгнув через спинку дивана, усаживается рядом.

– Форсаж.

Он продолжает сверлить меня взглядом, заставляя обратить на себя внимание.

– Что?

– Ничего. Просто довольно необычный выбор. Я думал, ты скорее предпочтёшь какой-нибудь кровавый ужастик или до невозможности сладкую комедию, – пожимает плечами он.

– Кэтрин выбирала. Это её любимые фильмы, а отказывать ей в просмотре, когда я единственный человек, которому она может капать на мозги, – идея не из лучших.

– Именно, – Кэтрин садится в кресло рядом, держа в руках ведёрко мороженого и две ложки, одну из которых протягивает мне.

– Так что даже можете не просить переключить.

– Даже не собирались, – придвинувшись ближе к подруге, я наконец пробую её мороженое. Клубника.

– А какой у тебя любимый фильм? – оборачиваюсь к Нику, задавшему этот вопрос.

– Отряд самоубийц, – без раздумий отвечаю я. – Первая часть. Вторая тоже неплохая, но в ней нет такой атмосферы.

Никлаус хмыкает, явно показывая, что не особо удивлён, и я снова оборачиваюсь к экрану.

– Я люблю “Голодные игры”, вторую часть, – произносит он спустя пару секунд.

– Я не спрашивала.

– Тем не менее я ответил.

Даже не оборачиваясь, я чувствую усмешку на его лице, которая в тот же момент появляется и на моём.

– Ава? – дрожащим голосом произносит Кэт, и я резко оборачиваюсь.

– Пообещай мне, что не будешь срываться.

– Что случилось?

– Пообещай, – повторяет она уже увереннее, привлекая внимание остальных.

– Обещаю. Что, блин, случилось? – терпение никогда не было моей сильной стороной, и я начинаю понемногу закипать.

– Я знаю, почему Оливия стала себя так вести, – говорит она, прижимая телефон к груди. – И тебе это не понравится…

– Кэт! – рявкаю я, протягивая руку. – Что ты там увидела?

– Помни про своё обещание, – говорит она, протягивая мне телефон с открытой фотографией целующихся Оливии и Дастина.

Кэт права, и мне это не нравится. Очень не нравится. Нет, этого просто не может быть.

Выхватив телефон из рук сестры, я ещё раз смотрю на фотографию, желая убедиться, что всё это не правда, но мои надежды рушатся в тот же момент.

Острый нож предательства резко вонзается в грудь, и я застываю.

Нет, она не могла так поступить. Она же обещала. Сама клялась, что ни за что и никогда даже не посмотрит в его сторону.

Чёрт. А это больнее, чем я думала.

Я снова пытаюсь вдохнуть, но ничего не выходит.

Чёрт, чёрт, чёрт. Она не могла меня обмануть. Никто и никогда меня не обманывал, не предавал.

Нет, такого просто не может быть.

– Ава, – Кэтрин осторожно трясёт меня за плечо, пытаясь вернуть в реальность, но я лишь отталкиваю её руку. – Нет, этого не может быть.

– Ава, – на этот раз уже Хантер подходит ко мне.

– Нет! – резко вскакиваю на ноги. – Мне надо всё обдумать.

Быстрыми шагами я направляюсь к лестнице и практически влетаю в свою комнату, резко захлопывая дверь.

Нет, нет, нет. Я всегда умела выбирать друзей. Меня никогда не предавали и мне никогда не лгали. А если и пытались, то я всегда могла это распознать.

Нет, я не могла настолько ошибаться. Нет, нет, нет. Я просто не могу неправильно выбирать людей.

– Она меня обманула, – словно пробуя это слово на вкус, произношу я. – Обманула.

– То есть дело не в Дастине? – резко обернувшись на голос, я вижу Никлауса, стоящего на пороге моей комнаты.

– Что?

Я даже не могу злиться на то, что он меня прервал. Нет, я сейчас слишком в замешательстве.

– Причина твоего состояния не Дастин, – ещё раз повторяет он, и я резко машу головой.

– Нет, конечно.

Честно говоря, мне было глубоко плевать на отношения Дастина. Он заинтересовал меня, но не больше. Я никогда в него не влюблялась, и единственная причина, по которой я вообще его заметила, – была Оливия, пытавшаяся сделать из меня нормального человека.

Оливия. Имя подруги отдаётся странной болью у меня в груди, и я осторожно касаюсь этого места.

– Она меня обманула. Не выполнила обещание, – повторяю я, чувствуя ещё один укол боли. – Обманула, обманула, обманула.

Мою грудь словно ножами пронзает резкая боль, но я не останавливаюсь. Это настолько странное ощущение, что я просто не хочу, чтобы оно прекращалось.

Предательство, обман – эти слова отдавались резкой горечью в моём горле и такой же болью в груди.

Обман, предательство – вот что чувствуют люди, когда что-то идёт не так.

– Ава! – сильные руки резко встряхивают меня за плечи, возвращая в реальность.

– Ник? – я перевожу взгляд на парня передо мной, немного наклонив голову.

Его лицо выглядит странно обеспокоенным. Словно он чего-то боится. Вопрос – чего именно?

В тот же момент, как я решаю это спросить, выражение лица резко меняется, и теперь на нём сияет резкая улыбка.

– Ава! – он ещё раз сильно меня встряхивает. – Ты улыбаешься!

Я осторожно поднимаю руку к губам. Улыбка. Что ж, я и вправду улыбаюсь. И что?

– Ты улыбаешься, – произносит он эту новость ещё раз, начиная хрипло смеяться. – Улыбаешься!

В ту секунду до меня наконец доходит, что именно здесь не так, и я начинаю истерично смеяться.

Вместо того чтобы грустить или лить слёзы из-за предательства, я улыбалась.

Видимо, я и вправду сошла с ума.

– У меня есть идея, – вдруг произносит Ник, резко прекращая смеяться.

Я внимательно смотрю на него.

– Идея?

– И я уверен, что она тебе понравится. Ты ведь любишь мстить?

Месть. Новое слово тут же появляется у меня в голове, и я начинаю строить логическую цепочку: обман – предательство – месть. Вот как это происходит.

– Люблю, – с уверенностью отвечаю я, хоть и ни разу в жизни этого не делала.

– Что?

Хантер в полном замешательстве смотрит на нас, когда мы заканчиваем свою идею.

– Ну нет, же. Вы не можете быть настолько бессердечными.

Он ещё бросает на нас взгляд и качает головой.

– Хотя нет, определённо можете.

– А что? Мне нравится эта идея, только нужно её немного расширить, – говорит Кэт с хищной усмешкой.

– Расширить?

– Верно. Смысл не просто доводить одного человека до нервного срыва, сидя дома, а превратить это в настоящее шоу.

Я с интересом смотрю на кузину, желая наконец узнать, что за идея пришла ей в голову.

– Видишь ли, в нашем городке стало довольно скучно, даже драку никто не устроит, не говоря уж о чём-то более интересном, – начинает она. – Но мы скоро это исправим. Превратим наши небольшие вылазки в общественное развлечение.

– Предлагаешь устраивать погромы, пожары и взрывы на публике?