«HEIGHT»

Игорь Афонский

«HEIGHT»

Предисловие

Книжный газетный киоск на углу оживленной улицы. Широкие полосы раскрытых газет закрывают все пространство этой торговой точки. Продавца практически не видно. Где-то в самой глуби этого сооружения он занят чтением небольшой книги. «WUTHERING HEIGHTS. Название на английском языке. Её автор указан на обложке книги. Фамилия записана на европейский манер, но явно афганского происхождения. Возможно это бестселлер продажи нынешнего дня. Проходящий мимо киоска, Мусса остановился и взял с полки одну такую книгу. Она была запаяна в новую вакуумную упаковку. Такой же экземпляр он увидел утром на другом лотке газетного продавца, но не придал этому особенного значения. Потом он сопоставил фамилию автора с фамилией одного своего знакомого, решил обязательно взять и прочитать. Толстая обложка с цветным рисунком. Всё поле обложки разбито пополам неровной кривой молнией. В тёмной её части – пол лица мальчика в силуэте взрослого мужчины. В светлой части пол лица мужчины с тенью силуэта мальчика. Мальчик – подросток в светлом головном уборе на заднем плане тёмной стороны. На его же полу лице – ненависть! Мужчина в национальном головном уборе, с поседевшей бородой. Мудрый взгляд, серьёзный и задумчивый. Общий фон – это восточный разрушенный город. Рисунок в общих чертах передаёт основную мысль автора. В аннотации автор честно предупредил, что всё это вымысел, любое совпадение имён или фамилий было случайно и так далее и тому подобное. Мусса знал, что журналист пишет книгу, но чтобы это была беллетристика! Он не имел лично ничего против издания книги, только просил, изменить всё. Изменить имена, названия провинций и населенных пунктов! Так, из книги неясно, где же всё-таки находится дом главного героя, где живёт его друг, где жил и потом умер Иман. К чему теперь всё это! Короче, купил.

Книга читалась легко и непринуждённо. А вечером его стали донимать телефонные звонки. Это были неизвестные ему люди, сначала он отвечал на их вопросы, говорил, что это случайное совпадение, вымысел автора. Потом перестал отвечать, отключил свой телефон. Его слуга принёс ему трубку другого телефона.

– Вас, эфенди! Алжирец!

Он был в хорошем расположении духа, вероятно, уже прочитал.

– Что, спрятался? Ну и затеял ты! Как теперь мне домашним в глаза глядеть?

Я, что, похож на главу преступного синдиката? Тоже мне, «Однажды в

Америке!». Когда в гости приедешь?

– Знаешь! Еду!

Мусса долго не собирался, слуга уложил дорожную сумку, заказал билет на самолёт. И вот, на борту воздушного транспортного судна, он покойно дочитывает свой экземпляр. Подумал:

– А ведь нужно позвонить журналисту! Поздравить! Он, наверное, ждёт

моей реакции! Жаль, что тогда я не раскрыл ему всей правды.

Реакция на издание книги была невероятная. В прессе последовала целая волна газетных публикаций, политических разоблачений, домыслови фактов. Точно никто не знал, кто послужил прототипом для книжного образа, но сложить «два» плюс «три» мог каждый. Журналист очень долго работал с архивом только одной семьи. Значит, это не могло быть простым совпадением.

Мусса убрал томик, закрыл глаза, и сон вернул его куда-то далеко-далеко. Салон самолёта обходит молодая стюардесса, она заботливо поправила ему плед, убрала томик с пола. Идёт дальше. Она уже стала читать точно такую книгу, но на родном, французском языке. Пассажиры часто берут в дорогу литературу.

–Легкая тряска! Дорога! Что это? Борт грузового самолёта или машины? Сейчас он откроет глаза и окажется… в дороге. Можно спрыгнуть, и всё изменится, а можно предоставить Судьбе дальше вести его по жизни, которая уже никогда не будет такой, как и прежде!

Глава первая, в которой читатель может познакомиться с главным героем

Он открыл глаза. Но ничего по-прежнему не изменилось. Светлые, обильно выкрашенные краской стены, высоко расположенные окна с решетками. Площадь этой камеры два метра шестьдесят сантиметров на два метра с половиной, если посчитать площадь, то выйдет все шесть с половиной квадратных метров. Вот такое помещение, но для него одного. Этот человек уже всё промерил тут и посчитал, времени у него было достаточно. Он только запомнил день, когда его впихнули в эту камеру. Он отчетливо его воспринимал, но уже сбился со счёта. Такого с ним раньше не случалось. Забыть день недели, это не про него. И всё-таки, он все забыл и все спутал. Они кололи ему какую–то сильную дрянь, и он тогда потерял счет этим дням, проведенным им в темнице. Несколько дней он провёл в «отключке» с сильными мышечными болями, которые медленно выворачивали его суставы. Вот поэтому потом не было возможности узнать число. Никто ему так и не сказал дату. Календарей он не видел, и постепенно понял, что окончательно потерялся. Седые короткие волосы стали отрастать. Они у него уже давно седые, а то, что короткие – это местная мода или гигиенические требования. И седыми он сделал их однажды сам, так было нужно для конспирации. Тогда он долго жил в образе старика, и это ему прекрасно удавалось. Потом, когда первоначальная пигментация так и не восстановилась, ему часто приходилось красить волосы. И носить парик приходилось тоже из конспиративных соображений. Теперь его никто не красил, тут это не принято, здесь многое не принято или запрещено. Борода отрастает, и если разрешает администрация, то её можно оставить. Но обычно все просьбы к этой администрации выливаются в очередное унижение или просто переходят в побои. Самой администрации этого заведения он не видел, его просто к ним не пускали, а любые просьбы были запрещены. Они здесь не люди, так, временные заключенные, пока аллах не призовет к ответу. Сколько он тут? Это он тоже знает приблизительно. Так, перелёт двенадцать часов. Потом тесный, пыльный «автозак». Это ещё пару часов, затем предварительная камера. Там их держали, как и всю дорогу, в мешках на голове. Потом его «прописали», то есть дружно и долго били. Это проделывали сразу несколько человек, они действовали уверенно, как отработанный конвейер. Ещё от них разило спиртным. Пить в такую жару – это непостижимо! И он потерял сознание. Очнулся в своей новой камере. Потом его редко выводили, никогда не допрашивали, но часто колотили. Особенно отличалась женщина. Да. Именно она была неистовой в этом отношении. Но ему повезло, то, что случилось с другими, это его даже не коснулось. Да, были и другие. Их привезли сразу с десяток, он увидел случайно, мельком. В Европе, на сборном пункте их было ровно шестеро. Он никого из них раньше не знал, теперь их имена заучил на память. Это все они сделали на всякий случай, надеялись, что тот, кто выживет, расскажет об участи остальных заключенных. Одежда? Оранжевый тюремный костюм – брюки и куртка. Ещё майка. У него была синяя, но с рукавами. Можно было получить белую майку, но почему–то ему такую не дают. Стирать приходится самому. Тут есть прачечная, и грязное бельё собирает человек, который ни с кем из них не разговаривает. Он знал язык глухонемых, поэтому спросил у обслуживающего человека всего один раз. Это тогда сразу увидели, он ещё не заметил, что в коридоре стоят камеры наблюдения. Потом его вывели и наказали. Потом вовсе лишили пайки. Дневной рацион очень ограничен в ассортименте. Обычно, гороховое пюре с сосиской. Сосиска вообще сомнительного содержания. Это может быть птица или любое другое мясо животного. Для верующего, для мусульманина свиной фарш – это запрет, а тут этого будто бы не понимают. Картошка фри и другие радости «фастфуда». Такую кухню он раньше не признавал. Ему нравились обыкновенные каши, а тут желеобразное содержание ничем съедобным назвать невозможно. Свежих фруктов и овощей он не видел давно, вероятно, что с Европы. Где–то вдалеке гремит гром. Это начался период проливных дождей. От накопившегося тепла становится только душно. Дождь снимет напряжение. Гром напоминает ему о доме. О том забытом, потерянном месте. Куда он так спешил попасть, но сразу не вернулся. Ещё ему показалось, что он находится в машине, которая везла его когда–то через горный перевал Саланг. Он тогда так и не спрыгнул на ходу, чтобы изменить свою судьбу. Гром всегда напоминал ему об этом. Здесь для него это ничем не грозит. То, что в здании есть система кондиционеров, он знал. Но она тут отключена, её используют только для охранников. Те обычно находятся в служебных помещениях и в своих комнатах для отдыха. Какая на нем была обувь? Легкие, темные туфли на картонной подошве. Похожи на советские сандалии, он хорошо помнил их, видел, когда был в Советском Союзе. Почему–то они даже не кожаные, уже стерлись. Им скоро придёт конец, такого они низкого качества. Есть ещё носки, но старые, уже рваные в некоторых местах, а новых ему почему–то не дают. Он регулярно молится. Но это следует делать незаметно. Как именно у него получается молиться? Тут все очень просто, стоя или лежа. Он закрывает глаза и мысленно видит нужную страницу суры из Корана. А поклоны в сторону Мекки он решил отложить до лучших времен. Почему–то охрану бесит, что террористы, исповедующие ислам, часто молятся. Впрочем, какие они все «террористы»? Он может быть и да. Его этому точно обучали. А вот все остальные? В других он не уверен. Сегодня движение Талибан очень распространено, как и сами талибы.

Талибы на арабском языке نابلاط всего-навсего обозначает студенты. Талибаном назвали исламское движение суннитского толка в Афганистане среди пуштунов. Там содна тысяча девятьсот девяносто четвертого года существовал целый «Исламский Эмират Афганистана», к которому позже присоединился регион Вазиристан. Дипломатически его призналитолько Объединённые Арабские Эмираты, Пакистан и Саудовская Аравия.

За стеной глухо разговаривают охранники. Их плохо слышно. Сленг, а не речь. Грязные темнокожие бандиты из Гарлема так не общаются, как эти вояки. Да. Это военная тюрьма. Больше того, он знает, что это военная база. База была американская, это он понял по элементам символики,которые ему все–таки попадали на глаза. Первое, что пришло на ум и повеяло ужасом – они находится на территории Кубы. Это даже не Алькотрас, это – территория базы Гуантанамо.

Гуантанамо

Каким образом он сюда попал? Очень просто, самолетом. Его привезли на военном самолёте ВВС США. Вместе с другими заключенными, которых вывезли из Западной Европы. Это был результат тотальной зачистки, иначе такие действия никак не назовёшь. Где–то он читал, что военная морская база в Гуантанамо имеет площадь… квадратных метров. (Не помнит…) Это немного для Кубы и совсем ничего для Америки. Это даже не вопрос, а всестороннее рассмотрение факта с его стороны.

***

А ведь он знал, что ничего хорошего из книги не выйдет. Но отказать журналисту не мог. Пусть он не указал его настоящую фамилию, не назвал правильно ни разу его имя, о нем вспомнили. Книга имела успех в Европе. Она подогрела к афганской теме интерес, вот и получай ответную реакцию. Конечно, они тут ничего не докажут. У них нет даже его отпечатков пальцев. Почему? Потому что он их свёл много лет назад. Настоящие данные навсегда остались в секретных архивах министерства обороны Советского Союза. А достать их оттуда не так просто. Анализ ДНК? А где они могли взять его образец? Ну, Адвокат нашёл результаты крови его отца в одной из поликлиник Пакистана, где ему удалили аппендицит. А других, компрометирующих его бумаг у них нет. Англичанин давно мёртв. Русские своих секретов не выдают. А, впрочем, сегодня такое время, что всё там продаётся и покупается, вопрос только в цене. Но это не факт, что они найдут именно то, что требуется. Он против Соединенных Штатов Америки не воевал, а если и убил несколько американцев, то это вышло случайно, скорей всего даже не намеренно. Мало ли, кто ему в жизни под руку попал. Теперь он в военной тюрьме. Это был неожиданный для него поворот. Недаром Алжирец его предупреждал: не высовывайся.

Глава вторая, в которой читатель перенесётся на Ближний Восток в весну одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмого года

Старый отдельный район одного крупного городского поселения. Человек по имени Хасан передвигался по душной улице данного ближневосточного города. Этот район характерен тем, что имеет только невысокие двух и одноэтажные строения. Сплошные стены домов возвышаются над проезжей частью, ответвления заканчиваются неожиданными тупиками, а проходные улицы имеют изобилие крутых поворотов. Всё выполнено из однообразного материала, лишь только старые витражи строений, типа чайханы, блестят под слоем пыли цветными кристаллами, увы, из стекла. Улицы расположены, как настоящий лабиринт. Дома построены, как крепости. Такое расположение строений оправдывало себя в бесконечных военных стычках, когда многочисленных захватчиков могла удержать в нескольких местах небольшая группа вооруженных людей.

Надо сказать, что это не самый бедный район, здесь некоторые семьи живут поколениями. Земля тут значительно дороже, чем на самой окраине, а новых строений почти нет. Чуть дальше находятся участки, на которых возвышаются отдельные постройки, так похожие на небольшие крепости. Это уже другой район города, состоящий из шикарных вилл, старинных дворцов и мечетей. Итак, прохожий. Он был одет в просторную национальную одежду, белые короткие штаны и верхняя светлая длиннополая рубаха навыпуск. Узор орнамента прошит на рукавах и у воротника. Так одевались в этом районе многие. Обут был в лёгкие, удобные, но старые мокасины со стоптанными задниками. Белый головной убор указывал на проведённый обряд его хозяином, священный «хадж» в Мекку. Дорогих украшений, часов и амулетов на нём не было. В руках его был старый фибровый чемодан. Каждый раз в это время в нём должен был находиться скрученный коврик для вечернего намаза и чистый белый головной убор. Для всех остальных людей внешне всё было как всегда. Пожилой с виду человек. Он просидел несколько часов в чайхане, читая Коран. Эту книгу он тоже всегда приносил с собой. В зале находилось несколько человек, все друг друга знали давно, кроме двух типов. Чужаки внешне ничем не отличались от других местных людей. Но именно в этом месте владелец этой «точки общепита» всех жителей знал в лицо, как знали все своих соседей, их родственников до третьего поколения. Повторяю, что район был очень старый. Старик ещё полистал местную прессу религиозного характера, и было видно, что он никуда не торопился. Там ему приносили несколько раз высокий стакан в стальной оправе с горячим чаем, ни с кем из посторонних старик не общался.

Наблюдавший за ним агент спецслужбы потом отметит, что ничего не вызвало в поведении старика подозрения. Он и не мог увидеть, как, выходя из зала, старик взял вместо своего фибрового чемоданчика точно такуюже балетку, которую ему специально там приготовили. Потом он направлялся из чайханы в сторону небольшой мечети. Агент за ним ненаправился, напарник тоже не поспешил за ним. Они прекрасно знали, что будет дальше, так как наблюдали за этим «объектом» не первый день. Именно этот день стал редким исключением. Хасан по весу определил, что балетка была тяжелей обычной его ноши. В этот день там лежали солнцезащитные очки, платок, пистолет, серые длинные штаны, тёмного цвета парик и рюкзак с пачками американских долларов. Человек повернулся и посмотрел в сторону мечети. Рядом никого не было. Этот маршрут был самым обычным для него, но именно сегодня мужчина его изменил. Он незаметно нырнул в тёмный проулок, и там тень от высокой стены скрыла его фигуру. Пришлось несколько секунд постоять, пока глаза не привыкли к сумраку. Несколько плавных движений: рубаха вывернута своей другой, тёмной стороной, влажная, пропитанная специальным раствором салфетка сняла фрагмент его лица, парик закрыл короткую причёску, а широкие очки спрятали его глаза. Поверх своих белых штанов он натягивает серые брюки, теперь издалека его точно не узнаешь. Столь заметный чемоданчик перекочевал на козырёк соседнего дома. Потом из проулка вышел невысокий длинноволосый человек и пересёк улицу, в руках он держал старый рюкзак. Он направлялся на автобусную остановку, не привлекая чужого внимания к своей персоне. Ещё сегодня он был незначительным лицом в обслуге одного политического лидера, и таким он оставался эти последние восемь недель. Сегодня Хасан для всех исчезнет, умрёт. Скоро его труп или труп похожего на него человека найдут на окраине этого города. В найденных при нём вещах будут его документы. На опознание вызовут старого дворецкого, и когда тот всё внимательно осмотрит, то, молча, подпишет все соответствующие бумаги. Таким образом, с полицией всё уладят, а труп этого человека просто кремируют, что совсем не вяжется со строгими мусульманскими обычаями. Видимо, что никому не следует «раздувать» это дело. Никто не должен искать пожилого слугу. Этого самого Хасана. Никто не должен помнить о нём, а тем более связывать его имя с именем великого Шейха.

Хасан

Хасан – это мужчина сухого, невысокого телосложения, голова с седой бородкой, волосы короткие, стриженые. Глаза его были вечно слезящиеся и красные, кожа шеи, рук и лица имели очень дряблый оттенок. Первое впечатление, что ему уже давно за сорок или больше. Но это было обманчивое восприятие. Ему было намного меньше лет, чем казалось. Часто вводимые компоненты сильного лекарства изменили цвет его волос. И ему не нужно было красить свои волосы, они временноизменились в окраске и такими росли, седыми. Такой эффект былвременный и распространялся на период применения лекарственных веществ, остатки которых трудно выводились, но любая медицинская экспертиза не придала бы этому особого значения, связав их с рядом нескольких заболеваний, обычно принятых для людей.

«Мнимый Хасан» не имел к этим заболеваниям никакого отношения, просто ему была нужна такая повседневная маскировка под человека по имени Хасан. Только сейчас он понял, как привык к своему нынешнему образу. Он мог поклясться, что раньше никогда не видел этого человека, или не помнит. А восемь недель назад ему протянули его фотографии и документы, потом специально обученный человек показал, что следовало сделать с его телом и лицом. Научили, как нужно ходить, сидеть, стоять, чтобы казаться таким старым и болезненным человеком. Контактные линзы скрывали его жёлтые разводы глаз на целый день, а специальные мази вывели тёмные волосы на открытых участках тела. Так в доме Шейха появился Хасан, дальний родственник старого дворецкого. Возможно, что настоящий Хасан раньше жил в этом доме и служил на этом самом месте. Но эти события были очень давно и поэтому его появление не вызвало никаких лишних разговоров. Его довольно просто встретили, потом его часто узнавали соседи на улице или в ближайшей лавке, и что самое удивительное – с ним нередко здоровались посторонние люди. Хасану не нужно было даже отвечать на все эти приветствия. В этом не было необходимости, тот, настоящий Хасан был глухонемым от рождения. А новоявленный член семейства стал тогда практически на него похож. Инъекции и пластыри старили его лицо до неузнаваемости. Контактные линзы (в то время они ещё не были достаточно совершенны, и ночью он держал их в старинном кубке с раствором воды под столом) дополняли этот портрет.

Другие люди общались с ним очень редко, по артикуляции их рта Хасан должен был понимать их. И поверьте, это он проделывал просто и непринуждённо. Любые проверки посторонних людей он проходил так же умело. Он научился не вздрагивать при громких выхлопах автомобильного газа на улице. Никогда не оборачивался на окрики за спиной! А в самых крайних случаях воспроизводил нечленораздельное мычание в ответ, если его «слова на пальцах» никто не понимал, и после этого его оставляли в покое. Если бы сегодня представители какой-нибудь иностранной разведки сняли отпечатки его пальцев, они были бы сильно удивлены их отсутствием. Это для простого слуги совершенно необъяснимо. Отпечатки с подушечек его пальцевустранили давно, а сделали это самым надёжным, современным

способом, очень напоминающий– старый проверенный вариант, шлифовку. В процесс только внесли компьютерную корректировку и внедрение ороговевшей кожи во внутреннюю сторону ладони. Теперь его ладони напоминали руки ремесленника или бойца-спортсмена, так их изменить могли только бесчисленные тренировки и изнурительная работа. На самом деле эффект был обратно противоположным – пальцы не потеряли и сотой доли своей чувствительности. Для «мнимого Хасана» руки – это такой же надёжный инструмент, как память, слух, голос! Нет, он не был высококлассным хирургом, но он был настоящим экспертом по ведению военных действий в любых условиях!

Вот человек сидит в стареньком автобусе на заднем сиденье, и ему можно расслабиться. В памяти промелькнули годы учёбы в различных тренировочных лагерях. Это не были места сбора обыкновенных наёмников. Последние годы несколько раз Хасан проводил время в лагерях различных «ультраправых» экстремистов. Его специально направляли туда с другими его «братьями», «отлёживаться» и перенимать чужой опыт. Тогда, в те годы, многие террористические организации были ещё тесно связаны друг с другом. А тем более с такими как ИРА (Ирландская Революционная Армия) и даже с турецкими «серыми волками». Но их уже тогда всюду преследовали. Последних, «серых волков» особенно, после покушения на Папу Римского. И Хасан частично засветился там. Но это нужно было для его хозяина, тот считал, что подобный опыт и личные связи всегда пригодятся Хасану. Тогда все подпольные организации так и строились, как кирпичики, как соты. Часто недостающие места заполнялись членами других, подобных организаций. Наёмники нередко выполняли ряд различных поручений, «грязную работу», а надёжные соратники по оружию требовались всегда.

Потом он вспомнил время зимовок в отдалённых горных районах, где афганские моджахеды коротали короткие зимы. Стоянки обычно приходились на кишлаки, которые принимали всех в этом нуждающихся, но были и другие варианты – на время вырытые землянки, «схроны», бесконечные выложенные кирпичом лабиринты и настоящие пещеры. После длительных рейдов и постоянных стычек с советскими и правительственными войсками, моджахедам следовало хорошенько отдохнуть и зализать раны. Некоторые нейтральные кишлаки принимали сразу несколько боевых формирований, пользуясь их защитой. Это было им всем взаимно выгодно, кишлаки не всегда были богаты плодородной землёй, где редкие фруктовые деревья приносили маленькие урожаи, адругих видов промысла у них просто не было. Содержание перевалочной базы,торговых складов – всё это временный статус, приносящий доход. Ещё мужчины таких селений отправлялись на заработки в крупные города. Но военное положение всё изменило, частые мобилизации сократили численность душ населения горных кишлаков. В этих кишлаках старались сохранять ко всем нейтралитет, повторяю, это было всем выгодно. Хотя официальная народная власть любым образом пыталась вбить клин между старейшинами и главарями банд мятежников, они те равно перешагивали через запреты. Конечно, издавались соответствующие декреты, принимались к действию любые провокации, чтобы дискредитировать эти банды в глазах населения. Старейшинам было нелегко, выбора у них не было, ведь населению следовало как-то выжить. Поэтому существовал другой источник доходов для предприимчивых людей, это контрабанда товаров народного потребления из Пакистана. Торговые караваны регулярно следовали далёкими тропами.

Так, летом объемы доходов росли, перевалы были открыты от снега. А те, кто контролировал их поток, обогащались. Цены на простые продукты были так высоки, что доход от их продаж, по меньшей мере, в три раза превосходил доходы от выращивания опиума. Были налажены караваны с товарами из соседних государств. Караван – это не всегда автоколонна или вереница машин, маршрут каравана – не только автомагистрали, которые нетрудно контролировать правительственными войсками. Тропы – это кровеносные сосуды сквозь распадки гор, пустынные местности, ведущие к далёким от цивилизации кишлакам. Там они равноудалены от других центров соседнего государства. И всё, что может двигаться, перевозить груз, всё может быть пригодно. Это порой обычный тягловый или вьючный скот, несколько мулов, несколько лошадей, десяток верблюдов – вот и всё! Этого было достаточно для транспортировки продовольствия, медикаментов и товаров народного потребления. Всё это покупалось посредниками, в караван нанимались люди, которые следили за вьючными животными и имели даже процент от прибыли в случае успеха. Так как все территории были разделены между общинами и так называемыми бандами, то за проход чужого каравана брали небольшие деньги, чисто условные. Ведь по сути все были свои. Диаспоры только делились на части. Таджикская, пуштунская, узбекская и остальные. Следует отметить, что полного нейтралитета придерживались не все. Дехкане днем работали на своих полях, а вечером доставали оружие, и шли воевать. Как такое могло происходить? На этом вопросе следует остановиться отдельно. Официальные власти вели широкую агитацию, пропагандировали достоинства нового строя, боролись с бедностью и всеобщей безграмотностью. Казалось бы тут одни плюсы. Но все-таки прежний коренной уклад был сильнее. Насильственный переворот мог произойти в жизни части общества, но не в сознании каждого жителя страны. Этой стране был придан коммунистический курс будущего развития, который оказался чужим на данной почве. Его как бы внешне принимали, с ним соглашались, но где-то в глубине души, отторгали и самое главное – не понимали. Это была еще не оппозиция существующей власти, но уже и не сочувствующие. Прослойка равнодушных к политике людей не имела твердых идейных позиций. Когда основная жизнь выстроена на законах шариата, трудно было внедрить новые идеологические догмы. Это порой шло в некое противоречие. Поэтому другим мусульманским идеологам было легче достучаться до сознания населения, опираясь на веру единоверцев. Тут все четко указано, пророк беспощадно боролся с врагами, следует продолжать его дело.