Бездомные девяностые. Разговор с великим бомжом. Подлинная история ЦБФ «Ночлежка», рассказанная ее основателем

Юля сидела и не знала, что делать. В Петербург повез ее я, потому что умел ходить по трассе: остановить машину, вписаться в нее без денег. Да и мне стало интересно, что происходит в Москве и Петербурге, тем более до меня дошли слухи, что у Казанского собора народ бегает с трехцветным флагом.

Юлий Рыбаков, член Демократического союза:

«Демократический союз стал первой оппозиционной политической партией, которая решила не скрывать своих намерений и изменить государство, то есть структуру Советского Союза, о чем мы публично и заявили, выпустив соответствующие документы и сказав о том, что мы за то, чтобы ликвидировать монополию КПСС на власть, открыть свободу для всех форм экономики, свободу слова и так далее. Это была демократическая программа, которая, по сути дела, потом стала платформой, от которой оттолкнулись все политические партии после нас, но мы были первыми. ДС был протопартией, в него входили люди разных политических взглядов: либералы, социал-демократы, даже евро-коммунисты… Мы считали, что, прежде чем сформируются однородные политические партии, необходимо открыть глаза обществу и разбудить общество от той спячки и неверия в собственные силы, в которое оно было погружено. Мы сделали все, что могли, чтобы показать людям, что можно прямо, честно, открыто, не боясь репрессий, писать и говорить о том, как плох тоталитарный, коммунистический строй и что его надо заменить. Для этого по всей стране были созданы ячейки нашей партии, которые различными способами выпускали листовки, газеты, журналы. В общей сложности было где-то больше 100 с лишним таких изданий.

Кроме того, мы проводили митинги, например, “Вахту мира” в Михайловском саду. И после того, как прошел Первый съезд союзных депутатов, когда мы убедились в том, что 87 % там составляют коммунисты, хотя на самом деле коммунисты в стране составляют всего 13 %, мы решили провести митинг, предварительно отправив извещение, в чем нам, естественно, отказали. Но мы наплевали и решили – проведем. На самом деле, желающих участвовать было не так много – человек 50–60 членов ДС, но было много сочувствующих… Поэтому, когда к Казанскому собору подтянули войска и милицию, с тем чтобы не допустить нашего митинга, народ, конечно, повалил туда вместе с нами. И никакие милицейские кордоны не смогли нас остановить. Так мы прорвались к памятнику Кутузову. С собой под плащом у меня был припрятан российский флаг, который тогда еще был под запретом. Чтобы не было заметно, его древко было сделано из двух свинчивающихся половинок. Ребята прорвали оцепление перед Кутузовым с одной стороны, я подбирался с другой… Андрей Мазурмович подлетел к комсомольцам, которые нас тоже вязали, и сказал: “Ребята, мы с телевидения приехали – подкиньте меня”, – и комсомольцы помогли ему забраться на цоколь памятника Кутузову. Он, сильный, здоровый, бывший десантник, протянул руку Лене Гусеву, а потом и Кожевникову – они втроем туда забрались. Я тем временем с другой стороны разворачивал флаг, а потом закинул его к ним наверх.

Первый раз за 100 лет в городе реял трехцветный флаг. Причем у Казанского собора в 1860 году прошла первая студенческая демократическая демонстрация».

Добирались недели полторы – вдвоем очень сложно ехать, ведь обычно на дальнобое ездят с напарником. Юля держалась хорошо, из нее шарашил адреналин: она ж не понимала, куда я ее везу – дороги не знала, да и я не знал; ночью мы останавливались в лесопосадках – спать в любом случае приходилось, плотно прижавшись друг к другу.

Из одежды у нее остался только черный спортивный костюм. Помню, как-то мы вписались на заднее сиденье в автобус, а там мужик, окинув коротко стриженную Юлю в спортивном костюме сочувствующим взглядом:

– Откинулась?..

– Да, домой везу.

Надеялся, хоть рубль из сострадания даст – он же видел, что мы не по билетам, а по вписке, – не дал.

Добравшись, мы с Юлей поехали к ней домой (своим я сообщил, что вернулся в Петербург, только в начале 1990‑го). Она жила на «Парке Победы», а там – ее родители: они начали меня угощать чаем, расспрашивать про планы и намерения, что вы хотите делать с нашей девочкой? И у нас с Юлей закрутилось: мы жили на квартире близ Никольского собора у хиппи Феба, с которым я также познакомился в Симеизе.

А весной я загремел в «дурку». Юля меня потащила в библиотеку Блока – там был кинолекторий, где показывали фильм «Стена». Он меня настолько разворотил – я увидел, как одинокого человека банально сжирает система (а это ведь про Совок!), – что на «Парке Победы» я сказал Юле, что надо что-то делать и… порвал паспорт. Через несколько дней пошел сдаваться в транспортную милицию – по слухам, которые ходили среди бездомных, когда я сидел в спецприемнике, в Ленинграде хорошим был Железнодорожный: там даже стояли отдельные кровати, хоть и двухъярусные!..

Помню, как пришел по перрону в отдел:

– Чего пришел?..

– Сдаваться.

– Сядь, посиди.

Пока сидел, решил, что делаю что-то не то. Пошел прочь – они за мной, я еще быстрее – они догнали и решили, что хоть и нормальный, но психиатричку лучше вызвать. Тогда мне резко показалось, что санитары лучше, чем менты – и на всякий случай я сказал, что все достало – хочу под поезд броситься.

Меня отвезли на Лиговку – нашли на волосах гнид, хотели брить. Как я могу остаться без хайров?! Я пытался объяснить, что они мертвые, даже не у корней, – слово за слово, что положено бриться, меня обкололи аминазином. Три дня кололи – потом сквозь сон главврачу я объяснил ситуацию.

– Все будет нормально?

– Да, только уколы отмените.

Сергей Николаевич был хороший – и когда я пришел в себя окончательно и начал рассказывать, что порвал паспорт, он меня прервал: «… я понимаю почему». Через две недели меня выписали из медицинского учреждения, где вообще-то весь медперсонал смотрел Кашпировского. Так что еще непонятно, кто был дураком в этой «дурке».

А потом я попал в правозащитную деятельность – из туалета. Я пошел в сортир – с туалетной бумагой напряг, поэтому вместо нее лежали газеты. Сижу, читаю газету, вижу объявление: «Общество “Гуманист” приглашает на регулярные встречи для неравнодушных людей». Они собирались в горздраве на Садовой. Я решил, что это интересно, тем более название хорошее, да и Юля постоянно пилила, что денег нет – я всегда был в поисках работы. Приехал – думал, там офис, все дела, хотя и слова такого не было. Открываю дверь, а там предбанник, ходит мужик с наполовину седым усом: «Вы на встречу? Давайте подождем, может, еще кто подойдет». Никто не подошел. Он представился – фотограф Олег Азовский, – показал мне устав, а там все так хорошо написано про помогать людям. Спросил его, что будем делать? Он начал рассказывать, что они только в процессе становления и ничего конкретного он предложить не может. Я придумал, что буду заниматься коммерческо-информационным комитетом: информация – это деньги, деньги – это коммерция. Вот и все. Азовский, согласился – название хорошее. Дал книжек – пособий для чайников «как составить договор». А потом посоветовал мне сходить к заведующему секцией девиантологии Якову Ильичу Гилинскому, и я пошел знакомиться с ним в Институт социологии.

Пришел – а там в кабинете Яков Ильич, заваленный книжками и бумажками. Я был неформалом в кирзовых сапогах… И у нас в тусовке были разные антисоветские прихваты: например, было принято издеваться над Лениным, называя его Лукич, а не Ильич. Однажды я поймал себя на том, что случайно называю Якова Ильича Лукичем, а он терпит.

Яков Гилинский, заведующий сектором девиантологии в Социологическом институте Академии наук:

«Я нормально воспринял то, что говорит Валера Соколов, ведь я был адвокатом, а значит, мое дело и профессия – защищать людей. И как человек Валера тоже произвел на меня благоприятное впечатление. А то, что Валера был заросшим и в кирзовых сапогах, – это нормально, меня это совершенно не волновало. Поэтому я чувственно решил помочь ему, потом мы даже подружились – он приезжал к нам на дачу…»

У нас с ним было много общего. В 1988‑м у меня родилась дурацкая мысль провести социсследование – исследование о своем поколении: что мы хотим и куда мы хотим. Телефонным справочником никто пользоваться не мешал, и я по-честному позвонил в Народное образование – рассказал, что хочу провести социологическое исследование. Нашел в справочнике номер. Меня, правда, отправили куда подальше. Но вопрос «Что делать?», заданный тогда внутри себя, а позже Якову Ильичу, нас объединил. Вот сидели и обсуждали, что делать с бездомными, – мы поговорили о неправильности системы. И почему-то Яков Ильич очень проникся ко мне. Институт социологии был на Серпуховской улице – и как-то на платформе «Техноложки» Яков Ильич дал мне двадцать рублей: «Валера, вам надо…»

«Гуманист» денег не платил, тем не менее Азовский подкидывал мне халтуры. Мы с Юлей даже жили месяц у него в квартире, правда, потом он нас не очень красиво выставил – не за что, а почему. У него была однокомнатная квартира: мы спали на кухне, а он у себя в комнате. Поскольку он был фотографом и вел съемки у себя в домашней студии. Как-то на собрание общества «Гуманист» к нему пришла беженка с ребенком. Он привел ее домой ночевать. У них что-то случилось, потому что нам наутро было сказано, что уже у нас – больше не надо. Но отношения мы продолжали поддерживать.

Поскольку делать особо было нечего, я рванул в Крым – потусоваться, да и с заработками там все было понятно: ходи себе по берегу вечером и собирай бутылки, а утром иди сдавай. Там я снова нашел компанию: как-то, помню, народ вечером у костра сказал, что хочет наверх – на плато Оленье Озеро. И я их повел. Дорога тяжелая, с собой только самодельная махра. Поднялись, а одна барышня достала пачку «Самсона». Мы ее чуть не убили, но потом закурили все вместе, свесив ноги вниз. Ну, кто в такое поверит?

Паспорт я порвал, а с работой было очень проблематично, поэтому Азовский правдами и неправдами (по чужим документам) устроил меня инструктором по туризму в детский пионерлагерь в Лосево. И к августу – на последнюю смену – нужно было успеть в Петербург. Но это абсолютно не проблема: в хипповской тусовке у меня была кличка Птица, так как я мгновенно перемещался по стране, то есть автостопом в Крым за полтора суток – легко, просто спать не надо.

В Лосево-то я и занялся действенной демократией: турпоходы разрушали привычный распорядок дня, что нравилось моему первому старшему отряду: сплав по реке, никаких зарядок, грибы и ягоды, консервы с собой – а там сгущенка. Хорошая халтура – за смену всего три с половиной похода. Как раз туда ко мне приехала Юля в слезах и сообщила, что Цой погиб. После я решил еще раз успеть метнуться в Крым на заработки – тепло, да и консервы остались.

В Ленинград я возвращался на фуре – дальнобойщик выкинул меня в Москве. Я вписался на Сокол к тусовщице из Симеиза (той самой, у которой в загашнике был «Самсон»), хоть звали ее Надей, фамилия у нее была специфическая: она была потомком испанских детей, которых вывезли в 1937–1938‑м. Я узнал, что около гостиницы «Россия» творится необыкновенное, пошел туда, а там на аллее, ведущей к главному входу (именно по этой аллее ходили депутаты), палаточный лагерь с сумасшедшими и полусумасшедшими. Они сидели в палатках с удивительными плакатами, что одни – жертвы режима, других – облучают… Там я познакомился с женщиной, которая работала в трамвайном парке (ее оттуда незаконно уволили), рассказал ей про «Гуманист» и сказал, что она может обращаться. Самое интересное, что гораздо позже она до нас дошла: «Помните, вы обещали мне помочь?» И мы сели писать какие-то запросы.

Из сегодняшнего дня эта акция мне кажется инспирированной властями: будто нагнали сумасшедших со всех городов Советского Союза, чтобы ужаснуть депутатов масштабностью проблем, в которые погружено общество.

А потом случилась Вторая международная конференция по правам человека…

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

 Слова песни Г. Лубнина «Валерик».