Пансион Терновой Розы

Внезапно где-то внизу, в основном здании, раздался пронзительный, сдавленный крик. Женский. Полный ужаса. Он длился всего мгновение, затем резко оборвался, словно кому-то зажали рот. В пансионе воцарилась мертвая тишина. Даже ветер за окном стих. Генри вскочил, прислушиваясь. Ни шагов, ни голосов, ни суеты. Ничего. Как будто крика и не было. Как будто пансион проглотил его вместе со своей жертвой.

Сердце Генри бешено колотилось. Он подошел к двери, приоткрыл ее. Снизу, из дворика, доносилось лишь шуршание чего-то в куче дров – вероятно, крыса. Окна пансиона были темны и безмолвны. Ни один огонек не зажегся. Никто не выглянул. Это было самое страшное – абсолютное, леденящее безразличие к чужому ужасу.

Что здесь происходит? – пронеслось в голове Генри. Что за место они выбрали для Марты? Или… что за место выбрало ее?

Он закрыл дверь, прислонился к ней спиной. Холод камня проникал сквозь ткань рубахи. Свеча догорла и погасла, погрузив комнату в кромешную тьму. Лишь в окне мерцали бледные огни болот, призрачные и недобрые. Генри Валес, граф, игравший роль слуги в этом доме теней, почувствовал себя крошечной, беспомощной букашкой, попавшей в паутину к чудовищу. Паутина только начинала опутывать его. И где-то в этой тьме, за этими стенами, была Марта. Ключ к спасению отца. И, возможно, к чему-то гораздо более страшному, чем долговая тюрьма.

Он не сомкнул глаз до рассвета. Прислушиваясь к каждому шороху в старых стенах, к скрипу половиц где-то вдалеке, к бесконечному завыванию ветра над болотами. И к тишине, которая после того крика казалась громче любого шума. Тишине, полной невысказанных ужасов «Терновой Розы».

Глава 3: Лицо из Легенды

Рассвет над Гленморскими топями был не светом надежды, а серой, унылой мукой. Туман, густой и влажный, как похоронный саван, затянул болота и утес, на котором стоял пансион, превратив «Терновую Розу» в призрачный корабль, затерянный в молочной пустоте. Генри спустился по скрипучей лестнице своей конуры, чувствуя каждую мышцу, одеревеневшую от бессонной ночи и жесткого ложа. Холодный, сырой воздух обжег легкие. Внутренний дворик был пуст, лишь капли конденсата падали с крыши сарая с монотонным кап-кап, словно отсчитывая время до следующего ужаса.

Воспоминание о вчерашнем крике, резко оборвавшемся и проигнорированном всем пансионом, сверлило его мозг. Кто кричал? Что случилось? И почему никто даже не пошевелился? Это безмолвное принятие ужаса было почти страшнее самого крика. Он направился к черному ходу, ведущему в основное здание. Сегодня начиналась его роль Генри Уэллса, библиотекаря и смотрителя. И его охота на Марту.

Внутри царила та же гнетущая атмосфера, лишь чуть разбавленная тусклым светом, пробивавшимся сквозь запыленные окна. Запах вареной капусты и дешевого мыла стал сильнее, смешиваясь с вездесущей затхлостью. Крегг, шрамоватый привратник, словно вырастал из тени у двери кухни, кивнув ему в сторону узкого коридора.

«Библиотека. Уборка. Каталоги. Миссис Блэквуд проверит вечером,» – проскрипел он и снова растворился, как нечисть, возвращающаяся под свой камень.

Библиотека «Терновой Розы» оказалась огромным, запущенным склепом для знаний. Высокие стеллажи из темного дерева, забитые до отказа пыльными томами, теснились в полумраке. Воздух был густым от запаха старой бумаги, переплетной кожи и плесени. Окна, узкие и высокие, пропускали мало света, а несколько коптящих масляных ламп лишь подчеркивали мрак в углах и под сводчатым потолком. Генри провел пальцем по корешку ближайшего фолианта – пыль легла толстым серым слоем. Никто не прикасался к этим книгам годами. Идеальное прикрытие для шпионажа.

Он начал с уборки, больше для видимости и чтобы осмотреться. Протирая пыль, он изучал названия: старые учебники по этикету и географии, религиозные трактаты, сборники сентиментальных стихов, потрепанные романы. Ничего необычного, ничего, что могло бы объяснить зловещую ауру места или интерес к Марте. Но библиотека была огромной. Поиски займут дни, если не недели. А времени у него было в обрез – до Летнего Солнцестояния.

Работая, он прислушивался к звукам пансиона. Где-то вдалеке, за толстыми стенами, доносился монотонный голос – вероятно, урок. Звук шагов по коридору заставлял его замирать, но никто не заходил. Лишь раз дверь скрипнула, и Генри увидел, как пара испуганных девичьих глаз мелькнула в щели, исчезнув мгновенно, как только он повернулся. Напряжение висело в воздухе, осязаемое, как паутина.

Около полудня в библиотеку вошла девушка. Не та, что подглядывала. Она была лет пятнадцати, бледная, с впалыми щеками и темными кругами под глазами. В руках она несла метлу и совок – очевидно, ей поручили помочь.

«Мисс Блэквуд велела… помочь с пылью под стеллажами,» – пробормотала она, не поднимая глаз. Голосок дрожал.

«Хорошо,» – кивнул Генри, стараясь звучать нейтрально. «Как тебя зовут?»

«Энн, сэр,» – ответила она, едва слышно, и тут же принялась яростно сметать невидимый мусор в дальнем углу, явно стараясь держаться от него подальше.

Генри продолжил протирать полки, раздумывая, как осторожно завести разговор. Энн казалась достаточно напуганной, чтобы проговориться. Но прежде чем он нашел подход, девушка замерла, уставившись в щель между двумя высокими шкафами. Ее лицо стало мертвенно-бледным.

«Она здесь,» – прошептала Энн, и в ее голосе был чистый ужас. «Она смотрит.»

Генри последовал за ее взглядом. В просвете между стеллажами, у одного из высоких окон, стояла фигура. Девушка. Она смотрела не в библиотеку, а наружу, на затянутое туманом болото. Свет из окна падал на ее профиль.

Марта.

Она не была похожа на других воспитанниц. Не болезненной бледностью Энн, не запуганной сутулостью. Ее кожа была светлой, но с легким румянцем, словно от свежего ветра, которого здесь, в этом сыром склепе, не могло быть. Темные, почти черные волосы были заплетены в простую, но аккуратную косу, спадавшую на плечо. Платье – такое же скромное, серое, как у всех, – сидело на ней с какой-то естественной грацией. Но главное – это ее поза и лицо. Она стояла абсолютно прямо, спокойно, словно корневая поросль древнего дуба. И глаза… Генри не видел их целиком, только профиль, но даже этого было достаточно. Большие, глубокого, темного цвета, они смотрели в туман с невозмутимой, почти отстраненной сосредоточенностью. Не страхом, не тоской, а… знанием? Ожиданием? В них была глубина, не по годам, мудрость, которая заставила его внутренне содрогнуться. "Старые глаза", – вспомнились ему слова анонимного письма. Теперь он понимал, что это значило. Эти глаза видели что-то, что скрыто от других. Что-то в болотах.