Дар. Ритуал

Микаэль, всё ещё не отошедший не столько от бессонной ночи, сколько от тягостных мыслей после вчерашней встречи с любовником Ивонн, выглядел потухшим.

– Это просто увлечение, мой мальчик. Тебе тоже надо научиться доверять ей, если уж на то пошло. Ничего не происходит случайно в этом мире. И мы с тобой тоже встретились не случайно.

– Я знаю, – Микаэль, привыкший ко всему, что касается близких людей, относиться слишком серьёзно, позволил себе наконец улыбнуться.

– Я знаю это, – повторил он после небольшой паузы. – Такие старые мошенники, как ты, Федерик, знают о неслучайных «случайностях» гораздо больше, чем говорят, я думаю.

Федерик тоже улыбнулся проницательности своего ученика и хитро подмигнул:

– Если бы все люди на земле владели твоим даром смотреть в самую суть, то, наверное, в мире не осталось бы тайн. Да и у меня не осталось бы работы, мой мальчик. Я и вправду пойду вздремну. Думается мне, что завра ночью нам снова понадобятся силы, не будем тратить их на пустые разговоры.

Бодро зашагав в сторону спальни, Федерик скрылся за дверью, а Микаэль быстро собрал и перемыл все предметы, которые они использовали, тщательно собрал весь мусор, аккуратно повернул на бок спящую Софи, накрыл её пледом, засунул чёрное полотно в стиральную машину, а через пятнадцать минут уже направлялся в больницу к Ивонн.

***

Дойдя до палаты, Микаэль удивился, насколько там было тихо. Он мог ожидать чего угодно – толпы посетителей и медперсонала, снующего деловито туда-сюда, совершающего массу бесполезных, судя по результатам, действий. Но только не тишины. Тишина никак не вписывалась в его представление о том, какая должна быть обстановка в палате, где находится в тяжёлом состоянии больной человек.

Микаэль напрягся: «Вот чёрт! Хоть бы всё обошлось!» – он резким движением открыл дверь и застыл от неожиданности.

Ивонн стояла возле окна и всматривалась в панораму города.

– Ты… одна? – удивился Микаэль. – Вернее, я вижу, ты уже пришла в себя, я так рад, дорогая! А где все?

Медленно отвернув голову от окна, Ивонн посмотрела на Микаэля спокойно, почти равнодушно:

– А кто все? Я проснулась – никого не было. Не могу вспомнить, как я здесь оказалась.

Окинув его с ног до головы пронзительным взглядом, она снова повернулась к окну и продолжила:

– Это так странно… Я ехала в Арль, потом проснулась здесь. У меня голова болит… Снова… очень. Видимо, это значит, что я… – от нахлынувших чувств Ивонн заплакала.

Не в силах дольше сдерживать себя, Микаэль в мгновение пересёк комнату и обнял её:

– Ну-ну, не плачь. Это не поможет. Мы ещё поборемся, всё будет хорошо. Здесь все – Федерик, Софи, они отдыхают в гостинице, за углом. Мы здесь уже вторые сутки, ты была без сознания больше сорока часов – мы так испугались! Ты правда не помнишь, что случилось?

– Ну, я помню, мне снилось… я шла по какой-то пустынной дороге, потом в лесу искала воду и ночевала там же. Помню… ворона, ручей. И сосны… много сосен, огромные, метров двадцать. Мне было так страшно…

– Ну, всё не так плохо, Ивонн. Это очень даже хорошо. Всё, что ты рассказала, это очень неплохо. Могло быть хуже. Мы боялись, что всё гораздо хуже.

– Да объясни ты наконец! – Ивонн уже не могла сдерживать злость.

– Я всё тебе расскажу подробно, если хочешь. Только не кричи на меня. И ляг. Тебе надо лежать. Мы всю ночь проводили ритуал. И позавчера вечером, когда нам позвонили… Вернее, мне позвонил Федерик… Той ночью они с Софи тоже пытались тебя вытащить. Ворон – это хорошо. Сосны – это очень хорошо. Мы боялись, что опоздали и ты уже за третьим кругом. Это было бы очень нехорошо. Понимаешь?

– Да, теперь поняла. А ворон – это Софи? – спросила уже успокоившаяся Ивонн, устраиваясь на кровати.

– Да, милая, ворон – это Софи.

Проходившая по коридору медсестра, случайно услышав окончание странного диалога, изменилась в лице и ускорила шаг.

– Там ещё вчера приехала твоя дочь и какая-то девушка с работы – Лили. И этот… твой Филип. Он тоже был здесь, плакал…

– Я не хочу о нём знать! – Ивонн разозлилась, но тут же смягчила тон: – Прости! Конечно, ты не виноват, я злюсь на него, а срываюсь на тебя. Прости. Не будем о нём больше говорить. Как ты сам себя чувствуешь? Когда ты спал?

– Обо мне не беспокойся. У меня всё хорошо. И раз ты в порядке, пойду схожу за кофе, если ты не против.

Ивонн кивнула, а Микаэль, совсем уже успокоившись и воспрянув духом, вылетел из палаты и стремительно отправился в направлении местного кафетерия.

«Надо ей тоже взять чего-нибудь. Она любит круассаны. И латте. Я помню, милая. Мы всё ещё можем наверстать, я обещаю».

«Пусть посыплют шоколадной крошкой. И не очень-то там надейся, я ещё не придумала, что с тобой делать».

От неожиданности Микаэль споткнулся, но тут же рассмеялся и прибавил ходу.

«Ну да, ну да. Куда ты денешься теперь?» – Ивонн, сидя в кровати, чувствовала себя, как двадцать пять лет назад, снова любимой и снова юной.

Тихо посмеиваясь про себя, она свернулась калачиком в уютной постели, положила голову на подушку и моментально уснула.

***

Этот сон Ивонн больше напоминал забытьё. В таком состоянии она находилась впервые. Обычно она вообще не могла уснуть днём, как ни старалась. Даже в те дни, которые следовали за бессонными ночами.

В таких ситуациях она старалась давать себе пару часов отдыха среди дня, но когда ей удавалось прилечь, то всё, что она могла сделать, это поддаться состоянию, больше походившему на медитацию, и находиться где-то между сном и явью: она могла видеть и слышать всё, что происходило в комнате, но не могла пошевелиться от усталости и апатии.

Теперь же, провалившись в этот спасительный транс, она не чувствовала усталости, голова была ясная как никогда, тело расслаблено, а события, происходившие в палате вокруг, казались не столько пугающими или абсурдными, сколько, наоборот, происходившими по правильному сценарию, в котором идеально расставлены действующие персонажи, звучит чудесная музыка и тело постепенно наполняется энергией, разливающейся мирным теплом по кругу – от головы до кончиков пальцев на ногах и обратно.

В какой-то момент Ивонн поймала себя на мысли, что слово «благодать», которое многие связывают с уверенностью в своём физическом существовании, больше подходит именно этому состоянию.

В палату, в которой находилась Ивонн, неожиданно вошли двое – женщина средних лет и молодой парень, подросток. Они о чём-то горячо спорили.

По яростной жестикуляции дамы и по той реакции, которую она вызывала своими словами у парня, Ивонн могла догадаться, что дама отчитывает юнца, а тот, не имея достаточно веских аргументов и понимая свою неправоту, пытается защищаться от её нападок.

Слов Ивонн не слышала, все звуки комнаты превратились в один сплошной звук «ля» в первой октаве, ровный и непрерывный, как гудок паровоза, но звучал он не как духовой инструмент, а скорее как струнный.

Ивонн не могла анализировать происходящее, она только смотрела, широко раскрыв глаза, на это странное действо, но ничего не чувствовала, в голове было пусто, так что она не могла даже удивляться тому, что видела. Кожа покрылась мурашками, волосы на голове шевелились, а тело наполнялось теплом.

Когда юноша, не в силах спорить дальше, смиренно опустил голову, что могло означать, что протесты с его стороны прекратились, дама изменилась в лице и, смягчившись, тоже расслабилась, с теплотой посмотрела на мальчика и приобняла его за плечо, а другой рукой провела по его густым волосам.

На пороге возник третий персонаж – пожилой мужчина с заметной проседью на лысоватом черепе, но ещё не старый. На вид ему было лет пятьдесят пять – шестьдесят.

Он протянул руку к юноше, как бы приглашая его с собой. Молодой человек украдкой взглянул на даму – та одобрительно кивнула, как бы говоря: «Всё нормально, иди». Он взял протянутую руку и вышел из комнаты вслед за этим человеком.

Женщина осталась в комнате одна. Продолжительным взглядом проводив удаляющихся мужчин, она беззвучно опустилась на стоящее в углу кресло.

Ивонн заметила на её лице страдание и поняла, что подобная реакция могла быть у матери, которая только что навсегда попрощалась с ребёнком. Женщина не плакала, но у Ивонн защемило сердце, она прочувствовала её боль, которая, казалось, пронзила её насквозь.

«Что всё это значит?» – подумала Ивонн. И очнулась. За окном уже вовсю разливался лунный свет. Значит, она провела в этом состоянии весь день.

Оглядев сонным взглядом комнату, Ивонн почувствовала чьё-то присутствие. Несмотря на то что в полумраке палаты едва можно было различить очертания предметов, а обстановка была ей малознакома, она почувствовала странную живую пульсацию, идущую от кресла, стоявшего в углу, на котором сидела та странная женщина.

Ивонн была абсолютно уверена, что оно не было пустым, как могло показаться: на нём совершенно точно кто-то сидел. Слегка кашлянув, чтобы расслабить сдавленное от ужаса горло, Ивонн наконец смогла выдавить:

– Кто здесь?

В ответ скрипнула пружина, и послышались мягкие шаркающие шаги по линолеуму.

– Кто здесь? – повторила Ивонн более настойчиво.

– Это Мелани, не пугайся, всё хорошо, – услышала она голос Федерика, который вошёл в палату, услышав возню и испуганный голос Ивонн. Он находился в соседней комнате – на случай, если ей понадобится помощь.

Федерик зажёг ночник над кроватью и, подмигнув Ивонн, заговорщическим голосом произнёс:

– Привет, милая. Ну как ты, выспалась на этот раз?

– Федерик, я так рада, что вы здесь! Мики говорил мне, что вы дежурили возле меня два дня. Я рада вас видеть. И спасибо. За всё… Он рассказал мне.

– Да не стоит, милая. Мы все помогаем друг другу, когда это действительно нужно, – возразил Федерик таким тоном, что сразу стало понятно, что его помощь, как и её благодарность, совсем не то, что подразумевалось в этом поступке. Это были правила игры. Смысл, цель и основные условия их совместного сосуществования.

– Да, хорошо, я поняла. Но кто эта… Мелани? Что она здесь делает? Я уверена, что мы не знакомы, – начала было Ивонн, но Федерик тут же поспешил её успокоить:

– А вы и не знакомы. Она сюда приходит не к тебе. Это призрак. Дама, которая умерла в этой больнице пятнадцать лет назад вместе со своим сыном. Они попали в аварию. Перед тем как уйти, ей пришлось сделать очень непростой выбор – подписать согласие на отключение мальчика от аппарата. Видимо, её материнское сердце не выдержало не столько травмы, сколько…

– Понимаю. А кто тот мужчина? Отец?

– Я думаю, да. Мы не общались с ней. Я видел её прошлой ночью… и до этого. Предпочёл не вмешиваться. Ты скоро поймёшь меня… Вернее, ты сама сможешь чувствовать моменты, когда не стоит вмешиваться в видения. Это просто случается периодически со многими из нас. Это часть нашей сути. Но события, в которые не стоит вмешиваться, всегда имеют одну отличительную черту: там уже ничего нельзя ни поделать, ни изменить. Мы можем только наблюдать. И отпускать от себя. Не вовлекаясь. Это очень важно, иначе можно навредить себе. А ситуацию это всё равно не исправит.

Вспомнив, что находится здесь с другой целью, явно не для того, чтобы читать лекции, Федерик спохватился:

– Ты хочешь чего-нибудь, тебе что-то принести?

– О да, Федерик! Спасибо. Я стеснялась попросить… Но я, кажется, проголодалась так, что съела бы слона.

– Так я и думал, – мужчина хихикнул, вернувшись в своё привычное состояние – смесь веселья, беззаботности и чуточку сарказма, которое, кстати, ему очень шло.

– Ведь последнее, что ты ела, – тот лопух на лесной поляне, – он уже не сдерживался и хохотал вовсю.

Ивонн его замечание тоже рассмешило. Она уже не удивлялась странностям своего друга. Но та лёгкость, с которой он читал её, вдохновляла, вселяла энтузиазм. Этот необычный человек по-прежнему был для неё загадкой.

Федерик вышел из комнаты и через минуту вернулся с огромным куском пиццы и стаканом сока.

– Мы с Криси, пока ждали, когда ты проснёшься, заказывали ужин. Микаэль утром приносил круассаны и кофе, но они тебе не понадобились, так что их уже нет, извини.

– Ничего, обойдусь. А где моя дочь?

– Она спит в соседней палате. Не захотела идти в гостиницу. Тут всем пришлось уже смириться с тем, что твои посетители – народ наглый и неуступчивый, и нам позволили занять смежную палату.

– Что говорят врачи? Когда меня выпишут? И что мне теперь делать с… – Ивонн запнулась, явно не умея подобрать нужного слова для определения демона, но Федерик её тут же поправил:

– Это сущность из нижнего мира. Не надо придумывать для неё помпезных названий, она слишком ничтожна для этого. Мы провели два ритуала, чтобы вернуть её туда, но, видимо, без твоего непосредственного участия все попытки сводятся к тому, что мы её только раззадориваем.

Он задумался:

– Это слишком сложно объяснить… У нас даже нет чёткого плана, как её вернуть обратно и запечатать выход. Пока только догадки о том, откуда она проникла сюда и каким образом питается твоей энергией… Надо сказать, достаточно жирная тварь. Я таких ещё не видел. Она находится здесь слишком долго – больше двадцати лет. Я подозреваю, что она проникла в тот день, когда умерла твоя бабушка Иванна. Ты была слишком мала, чтобы понять всё то, чему тебя пыталась научить эта женщина. Позже твоя мать тебе передавала от неё послания о том, что она не сделала одну вещь, и это позволило твари остаться и паразитировать. Иванна была ранена и не закрыла портал.

Ивонн смотрела на Федерика безумными глазами, не веря своим ушам. Продолжая тем не менее жевать остывшую пиццу, она наконец произнесла с набитым ртом:

– Да, так и есть, я всё это отчётливо помню, но не могла объяснить себе, что значили эти воспоминания. И чем мне грозит эта… сущность?

– Сущности такого уровня и такой силы способны убить, – довольно резко и лаконично ответил маг.

Взяв небольшую паузу, будто для того, чтобы собраться с духом, он продолжил:

– Именно поэтому Иванна и попросила меня разыскать тебя и разобраться со всем этим как можно скорее. Но я даже представить себе не мог, с чем имею дело. Честно говоря, у меня такой опыт впервые, Ивонн, и я не уверен, что смогу тебе помочь. Могу только пообещать сделать всё от меня зависящее. Я очень боюсь, что моей квалификации недостаточно, и среди моего круга нет никого, кто бы мог мне подсказать, как действовать, чтобы наверняка добиться стопроцентного результата.

Федерик выглядел сломленным, он стоял рядом с кроватью, как нашаливший школьник в кабинете директора, и ждал вердикта.

Ивонн была ошеломлена. Она не знала, что ответить на это признание своего друга. Она только всхлипнула, нервно сглотнула прожёванный кусок еды и принялась теперь жадно пить сок из предложенного ей стакана.

Когда последний кусок пиццы исчез из тарелки, она, машинально поблагодарив Федерика за то, что он её накормил, наконец смогла ответить ему на главный, так очевидно терзавший его вопрос:

– Знаешь, Федерик, я думаю, что твоего участия в моём деле вполне должно хватить для того, чтобы закрыть твои долги перед моей бабулей. Нельзя требовать от человека прыгнуть выше головы. Не мучай себя, я всё понимаю. И я благодарна тебе не только за попытки мне помочь, но и за то, что тебе не безразличен результат. Это очень многого стоит, уж поверь мне. Я слишком долго находилась рядом с людьми, которым было на меня наплевать, и я могу это оценить. И если у нас ничего не выйдет, то всё же я буду умирать, находясь среди близких. Такому положению дел многие могут позавидовать.

Помолчав, она решительно сказала:

– А теперь давай спать. Все эти трансовые состояния и видения – это, конечно, здорово. Но, честно говоря, я уже давно мечтаю просто поспать. Да и тебе тоже, думаю, это нужно. Спокойной ночи.

Ивонн легла, отвернувшись к окну, и снова свернулась калачиком. Видимо, это означало, что вопрос закрыт и точки расставлены.

Федерик, поражённый твёрдостью и стойкостью женщины, от которой он совершенно не ожидал услышать что-либо подобное, так и стоял посреди комнаты, задумавшись над тем, как на это реагировать. И нужно ли что-то отвечать.

И смог только произнести:

– Да, конечно, спокойной ночи, милая.

Старый маг выключил свет, поцеловал Ивонн в лоб и направился к двери палаты стремительным, уверенным шагом.

Ивонн, не поворачиваясь, окликнула его, когда он уже стоял на пороге:

– Федерик?

– Да?.. – мужчина, очевидно зная заранее вопрос, который хотела задать Ивонн, не торопился возвращаться в комнату.

– Пообещаешь мне одну вещь?

– Всё что угодно, милая.

– Научи меня всему, что умеешь, если я выживу.

– Я здесь как раз для этого.

Федерик закрыл дверь, а Ивонн вздохнула, поправила волосы, которые попали ей под руку, и невольно улыбнулась своим мыслям: «По крайней мере, мне теперь не страшно».

Глава II

Гипноз

Филип уже несколько дней подряд просыпался в тяжёлом похмелье.

В последний раз он видел Ивонн во время её командировки и теперь, всё чаще задумывался над причиной внезапной перемены в их отношениях. Она не отвечала на его звонки и не перезванивала. Филип не на шутку беспокоился, он чувствовал: что-то случилось. И боялся предположить, не произошло ли нечто непоправимое.

Он знал её рабочий номер в Париже, звонил туда пару раз в самом начале, секретарь обещала передать информацию, не ответив ничего определённого. Затем он решился набрать его ещё раз, четыре дня назад. На этот раз девица на другом конце провода сообщила, что Ивонн здесь больше не работает, и посоветовала позвонить на её личный номер.

Филип, как ни старался, не мог найти объяснения всем этим переменам. Он успел узнать её слишком хорошо: Ивонн не могла вот так просто взять и поменять своё решение. Или могла?..

Он понимал, что их встреча была не случайной, что, возможно, это судьба связала их, и он точно знал, что чувствовала эта женщина. Он видел это в её глазах. Она нуждалась в нём, она принадлежала ему целиком. Если только…

А что если всё это была игра? Хорошо отрепетированная годами практики и мастерски исполненная, тонкая и тщательно завуалированная её пустыми обещаниями. Кто сказал, что он у неё первый и единственный мужчина, с которым она изменила мужу? Кто вообще сказал, что её муж – предатель и негодяй, который относился к ней как к вещи?

Это были её слова, Ивонн сама достаточно точно дала ему это понять – не дословно, конечно, она очень деликатно подбирала слова. Она вообще слишком деликатна, это даже подозрительно. И прямолинейна в своих суждениях. Так не бывает.

Скорее всего, он просто стал жертвой симулянтки и обманщицы. Искусной лгуньи, которая крутила им в своих интересах, использовала его, а теперь нашла себе другую жертву, как только получила от него то, что хотела.

Такие женщины наиболее опасны. Они заставят тебя поверить в то, что ты любим, что ты «тот самый», превознесут тебя до небес – только для того, чтобы потом бросить, уничтожить, сломать. Это хищницы, которым мало того, что мужчина их боготворит. Им нужно, чтобы им дали полную власть – над душой, телом, сознанием, над всем, чем ты владеешь.

Им нужна безграничная власть, чтобы смотреть с наслаждением, как ты ползаешь перед ней, как червяк, в надежде получить от неё признание и немного внимания. Они хотят держать твою жизнь у себя между пальцев, чтобы в любой момент вытрясти из тебя дух и стереть в пыль. Если бы он знал тогда наверняка, какая она на самом деле… Лживая, бездушная и беспринципная.

А ведь у него было смутное чувство. Наверное, это и называется интуицией. А ещё так тоскливо сосало под ложечкой… Как будто он заранее знал, чем для него всё обернётся.

Он тогда не придал этому чувству значения. Не прислушался к голосу разума, который говорил: «Оставь, она не для тебя. Так не бывает, чтобы такая женщина обратила на тебя внимание. Тем более не бывает, чтобы она полюбила такого, как ты. Если она вообще способна любить. Если она вообще знает, что это такое».

Надо было прислушаться. А теперь он унижается, звонит ей в сотый раз в надежде услышать её голос. А что ему ещё остаётся?

Когда во вторник Филипу позвонил его приятель и рассказал о странном происшествии, о женщине, которую они нашли без сознания на трассе в критическом состоянии, он сразу понял, что это она. Потому что знал: не бывает двух одинаковых красивых женщин по имени Ивонн, на спортивном автомобиле, на шоссе в направлении Арля.

У него подкосились ноги, он бежал не разбирая дороги. Он хотел успеть… Застать её в живых: «Господи, если ты действительно существуешь!.. Пусть она будет жива!».

Филипу очень важно было узнать от неё причину затянувшегося молчания и перемен в отношении к нему: «Почему ты так жестока со мной, Ивонн? Почему не хотела разговаривать со мной? Неужели ты никогда не любила меня? Что я вообще значу для тебя? Что всё это было? То, что между нами произошло, не моя вина. Ты должна признать это, Ивонн. Признать и отпустить. Потому что это невозможно. Это чувство, которое толкает разумного взрослого мужчину на безумство…» – с этими мыслями Филип мчался в больницу.

И что он там нашёл? Как и предполагал. Другого мужчину. Новоявленного «друга». Всё сразу стало на свои места. Филип всё понял. Он зря доверился этой женщине. Лучше бы они не встречались совсем.

Чувство горечи переполняло Филипа, он не понимал, что ему было больше нужно. Чтобы она осталась жива и досталась другому? Или чтобы…

Поймав себя на этой мысли, Филип ужаснулся. Его воображение уже рисовало ему страшную картину исхода, который бы устроил его вполне, он осознал, что никогда ещё не был таким жестоким в отношении женщины.

Но сейчас ему хотелось, чтобы она умерла. Он боялся, что, если она очнётся и не захочет его видеть… Этого он не мог себе даже вообразить, сознание сбивалось.

«Не на того напали!» – Филип поклялся себе, что, если она очнётся, он сделает всё от него зависящее, чтобы она снова принадлежала ему! Даже если придётся ползать, врать и изворачиваться. Даже если он сам себе станет противен. Она должна выбрать его. На этот раз он сам хотел решать.

Он хотел вернуть её, чтобы потом, когда она расслабится и меньше всего будет этого ожидать, бросить её. Показать ей, как это больно и обидно, когда человек, которому ты доверяешь больше всего, предаёт тебя. Бросает как ненужную вещь. Он должен её вернуть.

Филип не мог найти себе места, всё это время он бродил вокруг её палаты с надеждой, что она вот-вот придёт в себя, проснётся. Прогнозы лечащего врача были оптимистичными. Да он и сам как врач понимал, что по всем объективным показателям она давно должна была очнуться.

Филип так устал! Он не спал уже два дня. Он практически не мог есть. Все мысли в бешеном хороводе вращались вокруг этой женщины.

Он так хотел, чтобы первым, кого она увидит, когда проснётся, был он. Но, как назло, вокруг Ивонн всё время было слишком много народа. То этот «друг», то дочь с какой-то женщиной, видимо с работы. То эта странная пожилая пара. Судя по всему, какие-то ближайшие родственники.

На второй день такого бессмысленного и бесполезного ожидания Филип не выдержал. Он был человеком действия, он не мог просто сидеть и ждать неизвестно какого исхода. Филип решил сбавить обороты. В конце концов, эта его безумная идея начинала смахивать на паранойю. Нужно немного прийти в себя. Ещё не хватало свихнуться.

«Нет, не дождётесь, мадам. Не на того напали. Месть – это блюдо, которое подают холодным».

Ему необходимо было остыть. Собраться с мыслями, всё как следует обдумать. Обмозговать. Ведь именно этим он и занимается всегда. Это то, какой он есть. Ничего нельзя изменить. Надо принимать его таким, каков он есть. Рассудительным, здравым мужчиной. У которого есть свои чувства. И который способен самостоятельно делать выводы.

Филип решил вечером направиться в Born2Burn, чтобы встретиться с Роже. Ему, как никогда, была нужна помощь и поддержка старого приятеля. Тем более что из-за всей этой истории он уже два дня не ходил на работу. Нужно узнать, как там дела. Если даже рухнет мир, не изменится одна вещь: на работе без него всегда будет завал и полная анархия. Без него там как без рук. И ног. И головы…

Ему нужна ясная голова.

***

Через час Филип уже сидел в любимом баре со стаканом ледяного Kronenbourg.

Поскольку была середина рабочей недели, народу в баре было не так много, как обычно. Да и время было ещё не позднее – всего полседьмого. Здесь становилось гораздо люднее ближе к полуночи, когда уже почти все ближайшие кафе и рестораны закрывались, а людям хотелось продолжить веселье, пропустив ещё пару-тройку стаканчиков. Для такой цели лучше места не найти, пожалуй, во всей округе.

Роже только что позвонил, сообщив, что смену закончил и направляется к нему. От больницы ходу примерно полчаса, поэтому у Филипа было ещё время прийти в себя от тревожных мыслей по поводу своего неудавшегося романа с женщиной, с которой, как ему показалось поначалу, он хотел провести жизнь.