Полная версия
Ася долго не понимала, что значит «не стало». Будто кто-то выдернул шнур из розетки, а она осталась в темноте, не зная, в какой комнате оказалась. Потом в ушах зазвенело, ноги стали ватными, руки задрожали. Она не помнила, как оказалась в медкабинете. Кто-то принёс воду, кто-то что-то говорил. Но все слова размывались, как капли на стекле.
Он ушёл. И больше не напишет. Никогда. С того дня в ней поселилась тишина. Не та, что дарит покой. А та, что звенит. Холодная, острая, с привкусом одиночества. Всё вокруг продолжало двигаться – те же уроки, те же звонки, те же дети в коридоре. Но в ней что-то остановилось.
Ася перестала говорить. Не специально – просто слова исчезли. Когда спрашивали, как дела, она кивала. Когда предлагали помощь – улыбалась, вежливо, не по-настоящему. Даже мама не могла достучаться. Она готовила любимую картошку с хрустящей корочкой, приносила тёплое молоко с мёдом, включала старые мультфильмы, но Ася только сидела рядом. Молчала. Как будто любое прикосновение к жизни могло разрушить хрупкий покой, за который она держалась.
Однажды ночью она достала свой старый блокнот. Серый, мятый, с загнутым углом. Открыла его на чистой странице. Долго смотрела на белую клетку. И потом написала:
“Макс, ты слышишь? Если ты слышишь – я не справляюсь. Мне очень одиноко. Я скучаю. Это невыносимо. Я не знала, что можно умереть и при этом жить. Прости, что не успела сказать, как ты важен.”
Строчки были неровными, буквы плясали – от дрожи, от слёз, от невозможности удержать внутри то, что разрывалось. Но когда она закончила, когда закрыла блокнот и положила его под подушку, стало чуть легче. Как будто кто-то принял её письмо.
С этого дня она снова начала писать. Максу. Себе. Богу. Тем, кто ушёл. Тем, кто остался. Слова были единственным, что не требовало объяснений. Единственным, что не исчезало. Они были якорем, за который можно было держаться.
Именно в такие ночи, когда город спал, а окна отражали только темноту, в Асе начали рождаться мысли. Тихие, несформулированные. Что, может быть, человек – это не только тело. Что, возможно, Макс не исчез, а просто стал… недосягаем. Перешёл туда, где не слышно наших голосов. Но где, может быть, ещё можно услышать шёпот души. И она начала искать этот шёпот. В тишине. В книгах. В небе. В себе.
Глава 8. Там, где начинается Свет
После смерти Макса Ася начала по-другому смотреть на небо. Оно перестало быть просто красивым фоном, как раньше, теперь в его глубине будто жило нечто большее, чем облака и звёзды. Она стояла у окна по вечерам, всматриваясь сквозь городскую дымку в дрожащие огоньки – тусклые, рассеянные, будто далёкие окна чьего-то дома. И вглядывалась не глазами, а душой. Где-то там, возможно, был он. Или Тот, кто знал, где он теперь.
Она всё так же не умела молиться. Не знала, что говорят в таких случаях, не запоминала принятых молитв. Но часто, лежа в тишине, закрывая глаза, начинала шептать. Не слова, а чувства: тоску, просьбу, благодарность. За то, что он был. За то, что он увидел её – тогда, когда никто не видел. За то, что научил не бояться молчания. А потом – вопрос. Один и тот же, неотступный:
«Куда ты ушёл, Макс?»
Он не мог просто исчезнуть. Просто перестать быть. Такая теплота не гаснет бесследно. Такая доброта не должна исчезать.
И Ася начала искать. Сначала – взглядом. Потом – в книгах. На верхней полке пылился старый сборник философских рассказов – она взяла его неосознанно. Потом было тонкое Евангелие в мягкой обложке, потом – брошюра о религиях мира. Её не интересовали доктрины. Она искала другое – следы. Признаки того, что любовь не исчезает. Что смерть – не точка. Что есть Кто-то, Кто не молчит.
В один из вечеров она отправилась в городскую библиотеку. Старая, с резными деревянными полками, с окнами в пол и шорохом страниц – там было что-то родственное. Как будто само место понимало тишину. Она сидела в углу, читая книгу о жизни после смерти, когда к ней подошла женщина. Скромно одетая, в неброском платке, с лицом спокойным и глубоким, как осеннее озеро.
– Простите, – сказала она, – вы не видели книгу по поэзии Востока? Омара Хайяма или Джалаля ад-Дина?
Ася кивнула, указала на полку и помогла найти нужное. Женщина поблагодарила, уже хотела уходить, но, задержавшись, бросила взгляд на Асину книгу.
– Вы интересуетесь жизнью души? – спросила она, мягко.
Ася чуть смутилась, но кивнула.
– Потеряла близкого, – прошептала. – Очень близкого.
Женщина помолчала. А потом сказала:
– Иногда потери – это двери. Через них можно пройти, если не бояться.
– Но боль не даёт идти, – призналась Ася. Её голос дрогнул, но она не отвела взгляда.
– Боль – это не враг, – ответила женщина. – Это фонарь. Он показывает, где темно. И где искать Свет.
Она оставила книгу на столе и ушла. Ася осталась. Несколько минут просто сидела, положив руки на обложку. Книга была об исламе. О Боге – Милостивом, Близком. О душе, которая не исчезает. О том, что страдание – не наказание, а очищение. В этих строках не было громких обещаний. Только тишина и правда. В ней звучало: ты не одна. Твоя боль – слышна.
Ася не могла бы сказать, что именно с ней тогда произошло. Это было не откровение, не решение, не громкий поворот. Это было… прикосновение. Как будто кто-то лёгкой рукой тронул её плечо. Или душу.
«Я рядом. Я слышал тебя, когда ты плакала в подушку. Когда шептала в темноте. Я слышу всегда.»
Она вышла на улицу, прижав книгу к груди. Снег уже не шёл, но воздух оставался звонким. Свет фонарей отражался в лужах, и город впервые за долгое время не казался пугающим. Он был просто городом. Таким, в каком можно жить. И, может быть, начинать заново. Не быстро. Не с ответов. А с одного шага. С одной молитвы. Пусть даже несформулированной. С одной уверенности: если ты кого-то действительно любил – твоя душа уже знает, что такое вечность.
Глава 9. Я думаю…
Старшая школа началась для Аси с осознания: большинство вокруг уже не задаются вопросами. Они знали, кем хотят стать, какие экзамены сдавать, куда поступать, где делают «самые нормальные брови» и какие кроссовки снова в моде. А она всё ещё спрашивала себя – зачем жить? Зачем страдать? Есть ли в этом всём смысл? Почему уходят хорошие, а те, кто лгут – остаются, выигрывают, смеются?
На одном из уроков обществознания они разбирали тему «Свобода совести и религия». Учитель, мужчина лет сорока с уставшими глазами и вечно собирающейся на животе рубашкой, задал вопрос:
– Как вы считаете, религия в современном мире актуальна?
В классе воцарилась тишина, лёгкое напряжение разлилось в воздухе. Кто-то усмехнулся. Девочка с идеально гладкими волосами и новым телефоном на парте сказала:
– Ну это для бабушек. Сейчас наука – наш Бог. Всё можно объяснить. Просто люди боятся смерти.
Несколько человек одобрительно захлопали. Раздался смешок. Ася опустила глаза. Что-то горячее поднялось в груди. Неприятное. Острое. Как будто кто-то наступил на что-то слишком личное.
– Ася, а ты что скажешь? – вдруг обратился к ней учитель.
Она подняла голову. Сердце стучало так, будто его выставили на всеобщее обозрение.
– Я думаю… религия – это не про страх. Это про смысл. Про связь с чем-то выше нас. С тем, кто дал нам совесть.
Кто-то в классе фыркнул. Один из мальчиков с задней парты бросил:
– Связь с кем? С невидимыми друзьями?
– Нет, – спокойно ответила она. – С Творцом.
Учитель чуть приподнял бровь:
– Ты считаешь себя верующей?
– Не знаю, как правильно это назвать. Но я ищу. Я знаю, что Бог есть. А если Он есть – значит, и моя душа не случайна.
На пару секунд класс будто замер. Затем – неловкий смех, комментарии, ироничные взгляды. Кто-то пробормотал: «Ну всё, Аська, к монахиням подалась». А другой, громче, с усмешкой:
– Надень уже хиджаб, как Наиля. Чего уж там.
Смех. Захихикали девочки у доски. Ася сдержанно улыбнулась, хотя внутри защемило. Она не умела спорить. И не хотела. После урока к ней подошла Наиля – девочка в платке, с ясными, немного грустными глазами и мягкой походкой. Она не выделялась, но её уважали – и за спокойствие, и за стойкость.
– Не переживай, – сказала она тихо. – Просто они не понимают. У тебя искренность в глазах. Сейчас это редкость.
Ася задумчиво посмотрела на неё:
– Ты ведь мусульманка?
Наиля кивнула.
– Да. Я выросла в мусульманской семье. Но каждый день заново открываю для себя ислам. Это не привычка. Для меня это то, что оживляет сердце.
– А ты… не сомневаешься?
Наиля мягко улыбнулась:
– Иногда. Но каждый раз, когда читаю Коран, понимаю – ответы уже здесь. Просто надо научиться слушать.
Эта фраза осталась с Асей. «Надо только научиться слушать». В ней было что-то простое и глубокое. С того дня она начала наблюдать за Наилей: как та молчит, когда другие спорят, как уступает место, как в её жестах – не показная скромность, а настоящее достоинство. И в какой-то момент Ася почувствовала – ей хочется понять. Что это за свет внутри у этой девочки? Что даёт ей такое спокойствие, такую тишину? Сама Ася пока не решалась заговорить по-настоящему. Но внутри уже вспыхнул вопрос. Он тлел, как искра в сухой траве. И ей казалось: если дунуть – может разгореться огонь.
Глава 10. Искра в сухой траве
Ася вернулась домой позже обычного – с тяжёлой, будто наполненной дождём, головой и лёгким, но навязчивым жжением в груди. Таким, какое приходит, когда слишком долго сдерживаешь то, что просится наружу. Вечер сгустился над городом вязким воздухом, будто натянутым изнутри шерстяным одеялом. Фонари светили тусклым янтарём, и снег под ногами уже не скрипел – лишь размазывался в тёплую серую кашу, теряя форму, как день, который давно нужно было отпустить.
В квартире царила полутьма. Не включая свет, Ася прошла в комнату, медленно опустилась за письменный стол и достала тот самый блокнот, в котором теперь жили не только обиды, но и вопросы.
Она вспомнила слова Наили: «Надо только научиться слушать». Но слушать что? Себя? Сердце? Или Того, к кому она всё чаще обращалась в мыслях, хотя по-прежнему не знала, как правильно назвать Его?
Неуверенно, будто переступая внутреннюю черту, она открыла ноутбук. В поисковой строке, с паузами между буквами, написала: «Аллах. Коран. Ислам. »
Открылся первый сайт – сухие исторические сведения, список пророков, описания. Потом – другой. И ещё. А потом переводы смыслов Корана. Не статьи. Слова.
«Он ближе к тебе, чем твоя шейная вена.»
«Не возлагает Аллах на душу ничего, кроме возможного для неё.»
«Воистину, с трудностями приходит облегчение»
Что-то дрогнуло в груди. Эти фразы не спорили с её сомнениями. Не требовали доказательств. Они звучали так, словно уже давно ждали, когда она их услышит. И она не анализировала. Не отбивалась. Только слушала.
Ночь опустилась мягко. За окном плыла темнота, как тёплая вода, и Ася подошла к окну. Там, за стеклом, мерцали редкие огни. Она чувствовала, что Тот, к кому обращается, услышит.
– Аллах… – прошептала она в темноту. – Если Ты есть… если Ты сейчас видишь меня… Я не знаю, как правильно к Тебе обращаться. Но я хочу понять. Я хочу быть ближе. Помоги…
Это не была молитва в каноническом смысле. Это был зов. Не из уст – из самой глубины. Мольба души, которая устала идти одна, ища свет в бесконечной темноте. Когда Ася легла спать, сердце билось спокойно. Не так, как раньше – в панике или тревоге. А ровно, как будто в унисон с чьим-то незримым ритмом. И впервые за долгое время Ася уснула без тяжести в груди, без спутанных снов, без чувства, что её снова где-то нет. Просто – с ощущением, будто чья-то рука держит её ладонь. Тихо. Надёжно.
Утро встретило её светлее, чем обычно. Неярким солнцем, не изменившимися улицами – но с другим ощущением внутри. Маленькая, почти незаметная ясность прорезала привычную серость. Этого было достаточно, чтобы сделать следующий шаг.
В школьной столовой, осторожно подойдя к Наиле, она тихо спросила:
– Ты могла бы… дать мне что-то почитать? Про ислам. Только не учебник. Что-то… более лёгкое.
Наиля посмотрела на неё с тем же светом в глазах, что и всегда – спокойным, не оценивающим. Лишь тепло. Принятие.
– Конечно, – сказала она. – У меня есть одна книга. Она начинается с сердца. Как впрочем и всё настоящее.
Ася кивнула. И к ней пришло осознание: этот разговор – это ответ. На вчерашнее шёпотом сказанное «помоги». На ту ночную мольбу, слитую с темнотой. И если он есть – этот отклик, если кто-то действительно слышит… значит, она не одна. И никогда не была.
Глава 11. Сон, в котором она проснулась
Сон пришёл к Асе глубокой ночью – не как продолжение дневных мыслей, а как нечто большее. Как весть. Он был иным: не ярким, не пугающим, но таким, после которого просыпаешься с ощущением, будто внутри отперли дверь, о существовании которой не знала.
Сначала был туман. Она стояла одна, босая, в подземелье без стен, без времени. Над головой – своды, пронзённые трещинами, по которым сочился тусклый свет. Вокруг – влажный камень и десятки глиняных кувшинов, разбросанных по полу, будто память о чём-то утраченном. Воздух был неподвижным, тяжёлым.
И вдруг – движение. Рядом. Из полумрака вышел Он – в белом, с длинными, струящимися, как лунный свет, волосами. Его лицо сияло – не слепяще, но ясно, как рассвет. Крылья, похожие на складки света, складывались за спиной. Он не говорил, но в его взгляде было всё: Ты свободна и путь – твой.
И тогда из-за кувшинов, будто выплывая из самого воздуха, появился другой. Облик его дрожал, будто отражение в мутной воде. Повернётся – и ты видишь прекрасного юношу с глазами, как ночное небо, и чёрными волосами, собранными в высокий хвост. Но стоит ему сделать шаг – и всё меняется. Лицо вытягивается, кожа трескается, и перед тобой – чудовище с рогами, с горящими, как уголь, глазами. Его крылья были не крыльями, а дымом и гарью, развевающимися в пустоте.
Они не говорили. Но понимание пришло сразу: битва не за кувшины. За неё, за её душу. Мечи вспыхнули в их руках – один сиял серебром, другой дышал пламенем. Они столкнулись с грохотом, разлетелись осколки глины, как души, не вынесшие тяжести выбора. Их бой был как вихрь – свод сотрясался, капли падали с потолка, воздух надрывался от силы их удара. Свет и тьма не были здесь противниками – они были испытанием. Ася стояла, не в силах двинуться. И с каждым ударом всё отчётливей слышала голоса.
– Тебе это не нужно.
– Тебя не поймут.
– Ты ничья.
Она зажмурилась, стиснула кулаки, но шёпот лез под кожу. Она ощущала: если отступит – исчезнет. Не телом, а душой. И тут – удар.
Оба воина разлетелись в стороны, и на миг всё стихло. В этой тишине, где рушилось само различие между сном и явью, она услышала:
– Ищи. Не спеши. Не бойся. Истина – не в том, кто кричит громче. А в том, кто тише всех, но не уходит.
И всё исчезло.
Ася проснулась в темноте. Сердце билось неровно, по щекам стекали слёзы. В комнате было тихо. Капала вода из крана, как отсчитывающий время метроном. Она села в кровати, укрывшись одеялом, и долго сидела, не в силах даже записать то, что пережила. Это был не просто сон. Это был ответ.
Она никому не рассказала. Несколько дней носила его в себе, как хрупкое стекло в ладонях. Всё вокруг было прежним – школьные перемены, голос мамы, маршрутка, переполненная чужими жизнями. Но стоило закрыть глаза – возвращалось то ощущение. Не страха, а трепета. Почти священного.
Глава 12. Он не испугался её вопросов
Она решилась в воскресенье. Церковь была старая – с облупившейся штукатуркой, заросшим палисадником и ржавыми перилами у входа. Они с матерью иногда проходили мимо, и однажды та обронила: именно здесь когда-то крестила Асю – «на всякий случай». Тогда Ася не поняла, что скрывается за этими словами. Теперь – понимала. Люди часто делают что-то «на всякий случай», когда не решаются сделать это от любви. Но чтобы сейчас идти дальше, ей нужно отпустить то, что было традицией.
Внутри было прохладно и пахло воском. Несколько старушек сидели в углу, тихо шепча молитвы. Ася растерялась, но вскоре заметила мужчину в чёрном подряснике – он убирал оплывшие свечи перед иконой. Его движения были размеренными и точными, словно он жил в другом времени, где всё происходило не спеша.
– Простите, – прошептала она, подходя ближе. – Можно… поговорить?
Он обернулся. Лицо спокойное, без строгости и без приторной доброжелательности. Только внимательность – тёплая и молчаливая.
– Конечно.
Они прошли в небольшую комнату при храме. Там пахло свечами, старым деревом и чем-то пыльно-тёплым, родным. Священник налил ей воды. Не задал ни одного вопроса – ни о том, кто она, ни откуда пришла. Только ждал. И она рассказала. Про сон. Про чувство, будто где-то рядом – Бог, но она не знает, где Его искать. Про то, как близки ей слова Корана, и как страшно – ошибиться. Что, если всё это – лишь воображение? Или, ещё хуже, – самообман.
Он слушал долго, не перебивая.
– Ты ведь не религию хочешь выбрать, а Истину найти? – спросил он наконец.
Ася кивнула. Он улыбнулся уголками губ, почти незаметно.
– Тогда иди. Не бойся. Истина сама тянется к тем, кто ищет её честно. Она не боится вопросов.
– И вы не скажете, что только один путь – правильный? – удивилась она.
– Я не Бог, чтобы судить, – ответил он. – Видел, как одни, прикрываясь словами о любви, становились жестокими. А другие – в молчании служили добру. Истина – не в названии. Она в том, кто ты перед Творцом. А ты уже слышала, как Он говорит с тобой. Дверь открыта.
– А если я выберу ислам? – голос дрогнул.
Он посмотрел ей прямо в глаза.
– Тогда буду молиться, чтобы ты стала искренней мусульманкой. Глубокой, чистой, любящей. Бог един для всех и неважно как его называют. Я видел больше света в глазах верующего мусульманина, чем у многих, кто носит крест.
Ася сжала пальцы.
– А вы… не боитесь за мою душу?
– Душа – не птица в клетке, – тихо ответил он. – Она знает, куда ей лететь. Просто береги её. Не предавай себя. И не спеши.
Он поднялся, подошёл к ней, положил ладонь на плечо – легко, как благословение.
– Ты уже на Его пути. Позволь Ему вести.
Когда Ася вышла, солнце клонилось к закату. Лучи мягко скользили по крышам, витражам, лицам прохожих. Казалось, мир стал чуть более прозрачным. Она шла домой, чувствуя, что внутри зажгли лампу. Небольшую. Неяркую. Но живую. Тёплый свет был с ней. И она не боялась.
Глава 13. Тихие шаги к свету
Весна пришла тихо. Без крика грачей, без прозрачной капели. Сначала – запахом. Прелой землёй, ещё не прогретой, но уже живой. Потом – воздухом, который по утрам становился легче, как будто его кто-то проветрил.
Ася распахнула окно – и стояла, прижавшись лбом к раме. На улице ничего не происходило. Та же грязь, те же голые деревья, та же маршрутка с хриплым мотором. Но внутри всё немного сдвинулось. Как будто шестерёнка повернулась.
В обычных вещах стало что-то задерживаться. Пауза. Вот сухая трава, пробившаяся через рыхлый лёд у подъезда. Вот голос муэдзина в видео, которое она не помнила, как открыла. Вот книга – перевод смыслов Корана – на столе в библиотеке. Небольшая, в зелёной обложке, с заложенным уголком. Она взяла. Не потому что надо или из праздного любопытства, а потому что интересно и просто – захотелось узнать.
Читала на кухне, ранним утром, пока дома было тихо. Плита холодная. Кружка с чаем – обжигает руки. Тёплый халат с катышками на рукавах. Она сидела, поджав ноги, и водила пальцем по строчкам.
Некоторые аяты проходили мимо. Как ветер: подул и стих.
Другие цепляли. Оседали где-то внутри и не уходили.
«Разве не пришло время для того, чтобы сердца верующих смирились при упоминании Аллаха и того, что ниспослано из истины…»
«Мы не обременяем душу сверх её возможностей.»
«Он нашел тебя заблудшим и повел прямым путем.»
Никаких озарений не случалось. Но сердце начинало биться чуть иначе. Спокойнее. Как будто кто-то осторожно положил ладонь ей на грудь – не прижимая, просто напоминая: ты есть.
Первый раз в мечеть она пошла вместе с Наилей. Сначала просто из любопытства. Та давно звала – «Хочешь, покажу? Там красиво». Ася всё откладывала. То некогда, то не до того, то настроение не то. А в тот день – пошла.
Обычный день. Светлый. Без особых мыслей.
Мечеть оказалась тише, чем она ожидала. Без свечей, без ликов, без запаха ладана. Только мягкий ковёр, ровный свет, и женщины, которые молились. Разные: пожилые и молодые, в строгих чёрных хиджабах и в цветастых платках. Кто-то стоял, кто-то сидел, кто-то шептал что-то себе.
Ася стояла у стены, немного скованная. Чужая. Но не лишняя. Никто не спрашивал. Никто не осуждал.
Наиля коснулась её плеча и тихо сказала:
– Здесь не нужно пытаться нравиться. Хочешь молчать – молчи. Здесь важно, что внутри, то с чем ты пришла.
Ася кивнула. И осталась. Просто так. Без слов.
После – они вышли. Пахло булками из соседней пекарни. Наиля болтала о чём-то – кажется, про работу. Ася шла рядом и думала: не о религии. Не о мечети. О себе. О том, что внутри стало тише. Немного. Но ощутимо.
Глава 14. Чистые воды
Женский кружок при мечети собирался по воскресеньям, сразу после зухра. В этот раз Ася пришла немного раньше – с тетрадью, ручкой и лёгким напряжением в плечах. Она уже была здесь однажды – тогда просто сидела в стороне, слушала. Сегодня – другое. Сегодня она участница.
Наиля встретила у входа, улыбнулась, махнула рукой: «Проходи».
В зале было светло. Обычный прямоугольник с белыми стенами, на которых кое-где выступала краска. По полу – ковёр с вытертым рисунком. Солнце полосами ложилось через окна, и всё внутри казалось тише, чем снаружи. Даже дыхание – не такое громкое.
Женщины уже собрались: кто-то постарше, кто-то совсем молоденькая, одна даже с малышкой на руках. У всех – платки, абайи. Лиц – ни одного похожего. Манеры – разные. Но сидели одинаково: ровно, внимательно, без суеты. Как будто пришли на что-то важное. Не на встречу. На урок.
Наиля подвела Асю к женщине в тёмно-синем платке. Та сидела прямо, говорила спокойно, глаза прищурены, лицо – строгое.
– Это сестра Ася, – сказала Наиля.
– Добро пожаловать, – отозвалась учительница. – Мы здесь, чтобы учиться. Но не только сердцем. Сердце – это хорошо. Но знание требует передачи. Не каждый аят можно понять с листа. Без пояснения можно уйти не туда.
Ася кивнула. Сказать что-то не получилось. Хотелось – про то, как она впервые прочитала, и в животе стало тепло. Как будто кто-то позвал. Ей хотелось сказать, что Коран открылся ей именно через чувство. Через сердце. Через тишину, в которой впервые появилось имя Бога. Но она промолчала. В этом пространстве лучше было слушать.
– У вас есть наставник? – спросила одна из сестёр постарше, поправляя платок. – Муж, отец?
– Нет… Я одна. Пока без махрама.
Повисла короткая пауза.
– Это бывает, – сказала учительница. – Вы словно чистый лист. Это дар, но и испытание. Женщина, которая идёт одна, уязвима. В одиночестве легко спутать ощущения с истиной. Эмоции, сны, вдохновения – всё это может сбить с пути. А мужчина – это защита. Валий. Он помогает держать ориентир.
Ася слушала молча. Ни злобы, ни давления в голосе не было. Только уверенность.
Одна из сестёр, лет сорока, наклонилась ближе.
– Я двадцать лет в исламе. В начале думала, что всё пойму сама. Но только выйдя замуж, поняла, насколько мы хрупки. Без опоры мы плывём – но не знаем куда.
После урока Наиля догнала Асю у выхода и тихо сказала:
– Не переживай. Это их путь. У тебя будет свой. Сама выберешь, с кем и когда. Никто не вправе решать за тебя.
Ася кивнула. Слов не было. Внутри было пусто, но не тоскливо. Пусто – как в доме, который только что вымыли. Стало видно пол, углы, потолок. Ничего лишнего.
Дома она не включила ни лекции, ни аудиокниги. Поставила чайник. Села у окна. Чашка тёплая, ладони – сухие. Молчание не давило. Оно тянуло дышать медленно. С тех пор, как начала читать, а не просто слушать, вера перестала быть чем-то внешним. Перестала быть тем, что говорят другие. Стала – чем-то телесным. Как утро. Как шепот. Как запах хлеба из соседней квартиры.
И однажды, проснувшись до рассвета. В Асе годами копилось многое: страх, сомнения, надежду, слёзы, утраты, жажду быть любимой не за что-то, а просто – быть. Внутри стало просторно, словно всю жизнь она жила в комнате без окон, и вдруг кто-то распахнул ставни. Она открыла тетрадь и медленно написала:
