История мести

Матвей Майский

История мести

Глава 1

Сцена 1

В древнем лесу, куда ещё не ступала нога человека, затерялась деревенька. Дома, грубо срубленные из вековых стволов, казались неотъемлемой частью чащи. Стены из коры, крыши из сплетённых ветвей – жилища выглядели примитивно, но внутри пахло смолой и сушёными травами, а в углу каждого дома тлел уютный очаг. Правда, была одна сложность: все хижины ютились на гигантских деревьях, и вечером многим приходилось карабкаться по скрипучим верёвочным лестницам, чтобы добраться до своих постелей.

Жителей здесь было немного – пара десятков, не больше. Но каждый знал своё дело: женщины собирали грибы в тенистых рощах, подростки пасли кабанов в подлеске, а у горна в кузнице день и ночь стучал молотом горбатый мастер с лицом, обожжённым огнём.

В центре деревни, на замшелом пне, сидела девушка. Её пальцы – зелёные, в паутине шрамов – механически водили точильным камнем по лезвию топора. Мысли же витали далеко: в дыму сожжённых хижин, в криках давно замолчавших голосов… Острое ухо дёрнулось, уловив смех. Она подняла взгляд.

Деревня жила. У костра седобородый вожак, чья грудь была покрыта шрамами вместо боевой раскраски, размахивая кубком, рассказывал юнцам о битвах. Мальчишки с деревянными мечами гоняли кур между домами. Женщины с корзинами, полными брусники, где виднелись красные перья, спорили у колодца. А на краю поселения, свесив ноги с ветвистой террасы, молодая девушка напевала, заплетая в косу растрёпанные волосы.

Девушка сжала топор так, что побелели костяшки пальцев. Она прикоснулась к подвеске на своей шее. Уголки её губ дрогнули, будто пытаясь вспомнить, как это – улыбаться. Грудь поднялась в глухом вздохе, смешавшем аромат дыма и хвои. Девушка провела пальцем по рукояти топора, где она нащупала старую зарубку, оставшуюся от отца. Точильный камень заскрипел – память снова затянула её в свои сети.

Ночь криков и боли снова захлестнула девушку. Перед глазами вспыхнули языки пламени, пожирающие хижины. Воздух гудел от рёва красных созданий – не сородичей, а чудовищ с клыками, торчащими из окровавленных ртов. Сквозь дым девочка металась между обугленных тел, слёзы смешивались с сажей на щеках. Где мама? Где папа? Всё, что она слышала – хриплый вопль:

– Убить всех!

Голос вождя красных, словно удар топора, рассекал память.

Внезапно чья-то ладонь вцепилась в её плечо. Девочка закричала, но крупные пальцы прижались к её губам, оставив вкус крови и пепла.

– Папа? – выдохнула она, вглядываясь в лицо, иссечённое шрамами. Жёлтые глаза отца бешено блестели, как два опавших листа в огне.

– Сиди здесь и не высовывайся, поняла?! – его голос дрожал, но руки были твёрдыми. Ладонь скользнула по её волосам, оставив кровавый след.

– Папа… – она захлёбывалась плачем.

– Громхильда! – он встряхнул её, и медная подвеска на его шее ударила девочку по лбу. – Ты сильная! Помни!

Она кивнула, сжав зубы.

Отец толкнул её к дубовому сундуку у дальней стены. Громхильда забилась в угол, приоткрыв крышку. Снаружи слышался лязг стали – отец сражался. Красные тени мелькали за окном. Они были похожи на её народ, но… искажённые. Кожа – как свежее мясо, глаза – узкие щели, полные голода. Один из них, с треснувшим рогом, волочил за волосы молодую женщину. Громхильда узнала соседку – та ещё утром дала ей ягодный леденец. Её взгляд встретился с Громхильдой. "Молчи", – прошептали беззвучно губы. Девочка не знала, что это последнее, что она увидит.

Сундук пах смолой и материнскими травами – здесь хранили зимние запасы. Громхильда прижалась к мешкам, пытаясь заглушить рыдания. Сквозь щель она видела, как красный ублюдок в шлеме из черепа вонзил копьё в отца. Тот рухнул на колени, но перед смертью швырнул топор. Лезвие впилось в горло убийцы – последний урок отца-воина.

Проходили минуты, растянувшиеся для Громхильды в вечность. Сквозь щель сундука она увидела мать – та ворвалась в дом, подхватила тело отца и прижала его к груди. Низкий стон, похожий на рёв раненого зверя, вырвался из её глотки. Девочка впилась ногтями в крышку сундука, обещая себе: «Не выйду. Не выйду. Не выйду».

Ганая волокла тело к очагу. Руки её дрожали, пока она сыпала на раны порошок из сушёных кореньев, шепча заклятья, которым учила её бабка. Но кровь сочилась сквозь пальцы, а глаза отца смотрели в пустоту.

– Ганая! – в дверь ворвался Горог, старый друг отца. Его плащ был прожжён стрелой. —Гаргамеш? Живой?!

– Нет… – голос целительницы разбился о тишину. Она приникла к челу мужа, словно пытаясь вдохнуть в него жизнь.

– Бежим! Красные уже у реки!

– Оставь меня… – её ногти впились в плечи Гаргамеша.

Горог рванул её за руку, но вдруг – свист. Десяток стрел вонзился в стену. Одна прошла навылет через горло Горога. Он рухнул, захлёбываясь кровью. Ганая вскрикнула, но новая стрела пронзила её спину.

Громхильда закусила ладонь до крови. В глазах темнело. Последнее, что она увидела – мать, тянущуюся к сундуку. Пальцы оставили кровавый след на крышке.

Время спустя. Тишину разрезал скрип половиц. Громхильда приподняла крышку сундука на ширину пальца. В дыму пожаров, как призрак, двигалась фигура в плаще, пропитанном запахом серы и пепла. Капюшон скрывал лицо, но когда незнакомец склонился над телами родителей, его рука – покрытая шрамами, словно потрескавшаяся глина – дрогнула. Он что-то шептал, и девочка уловила обрывки:

– …отомщу… клянусь костями предков…

Фигура резко обернулась к сундуку. Громхильда затаила дыхание. Рука в перчатке с потянулась к крышке…

Внезапно дверь с треском распахнулась. Трое красных чудовищ, с копьями, забрызганными кровью, ворвались внутрь. Незнакомец метнул в них нож из-за пояса – один упал, хрипя. Но двое других навалились на него, рыча. Щель захлопнулась. Темнота. Только сквозь щели пробивался багровый свет. Громхильда прижала к груди окровавленный кулон отца, который подобрала из сундука. Снаружи послышался хруст костей – и тишина. А потом… шаги. Кто-то тяжело дышал у самого сундука.

Сцена 2

Спустя десять лет, Громхильда стоит в своей хижине, пальцы скользят по крышке сундука, где до сих пор виднеется засохший отпечаток – пять расплывшихся полос, будто чьи-то пальцы вцепились в дерево в последнем порыве. С глухим скрипом она открывает сундук. Топор, проржавевший от лет бездействия, всё ещё пахнет дымом той ночи.

Перед домом, обступив кострище, ждут полсотни воинов. Их доспехи – смесь коры и кованой стали, в прическах у них засохшие листья, лица раскрашены охрой под цвет священных дубов. Громхильда выходит, поднимая топор так, чтобы блик света упал на лезвие.

– Братья! Сестры! – её голос рвёт тишину, как клинок шкуру. – Сегодня мы вырвем корень зла! Красные думают, что мы – трава под их сапогами. Но мы – не трава. Мы – корни. Мы – дубы, что сокрушают камни! – Топор в её руке дрожит, но не от страха. – Они разрушили нашу старую деревню, убили тех, чьи имена мы шепчем у костров. Но сегодня… сегодня мы станем пламенем!

Топоры бьют о щиты. Рёв орков сливается с криками сов в кронах.

– За мной! – Громхильда бросается в чащу, не оглядываясь. Она знает – они последуют.

Отряд крадётся меж деревьев, обходя ловушки из шипов. К Громхильде подбегает орк с перевязанным ухом – Малок, её правая рука со времён первой засады.

– Капитан… – начинает он.

– Эй, старина, – она щёлкнет его по повязке, – я же просила: зови меня «сестрой».

– Прости. Разведчики докладывают: в лагере красных сотня голов. Готовятся к исходу.

Громхильда останавливается, сжимая рукоять.

– Уже бегут? – её усмешка похожа на оскал. – Нет, друзья. Мы не дадим им сбежать от расплаты. Бежим!

Отряд скользит меж деревьев, как стая теней. Впереди – река, блеснувшая сквозь листву. На её берегу, будто гнилой плод, разложился лагерь красных: шалаши из костей, костры из сломанных луков. Ни частокола, ни часовых – только вонь гнилого мяса.

– Разделимся, – шепчет Громхильда, рисуя пальцем в воздухе план. – Синие – через главный вход, зелёные – с востока. Я поведу синих.

Они крадутся, сливаясь с мхом. Ветер доносит обрывки рычания:

– …сожгли припасы… они следят…

Но прежде чем зелёные успевают сомкнуть кольцо, воздух взрывает рёв боевого рога. Его звук – как скрежет железа по кости – выворачивает Громхильде душу.

– Предатели! – кто-то кричит за спиной.

Из шатров вываливаются красные, но… не спросонья. В доспехах. С факелами. Их клыки блестят, будто натёртые ядом.

– Вперёд! – орёт Громхильда, но её голос тонет в хаосе.

Первый удар принимает на себя юный орк из отряда синих. Копьё красного пронзает его горло, и он падает, хватая ртом воздух. Громхильда видит, как его глаза, ещё секунду назад полные отваги, стекленеют.