Чужими глазами

Я осторожно предложила ей проявить больше внимания к мужу, попробовать выяснить, что его беспокоит. Не прямое обвинение, но намек на то, что в отношениях не все гладко.

– Может быть, стоит последить за ним? – наконец решилась я. – Просто чтобы понять, действительно ли он так загружен работой.

Софи посмотрела на меня удивленно.

– Следить за собственным мужем? Клэр, это же параноя какая-то.

– Не следить в плохом смысле. Просто обратить внимание. Иногда мужчины не говорят о своих проблемах напрямую.

Разговор получился неуклюжим, но зерно сомнения я посеяла. Через неделю Софи позвонила и сообщила, что поймала Антуана на лжи – он сказал, что едет в командировку, а сама видела его в центре города с какой-то женщиной.

Они развелись через три месяца. Антуан женился на блондинке, у которой родился мальчик – очевидно, его сын. Софи тяжело переживала разрыв, но потом призналась, что лучше узнать правду сейчас, чем жить в неведении годами.

Я так и не поняла, правильно ли поступила. Спасла ли подругу от несчастного брака или разрушила семью, которая могла быть восстановлена? Дар предвидения оказался не только способностью видеть будущее, но и тяжелой ответственностью за судьбы других людей.

Феликс, казалось, понимал мои переживания. По вечерам он устраивался рядом и мурлыкал, словно утешая. Его присутствие успокаивало, но вопросы оставались.

Сколько еще видений мне предстоит пережить? Какие еще тайны откроет мне мой необычный кот? И главное – смогу ли я научиться жить с даром, не теряя себя?

Ответы, как и всегда, скрывались в будущем. А будущее, как я уже знала, можно было увидеть только чужими глазами.

Глава 3. Собачье сердце.

Мысль о втором животном пришла ко мне совершенно случайно. Я возвращалась с работы по набережной Роны, когда услышала жалобный лай из-под моста Лафайет. Там, в картонной коробке, дрожала от холода и страха небольшая собака – помесь спаниеля с чем-то еще, с висячими ушами и карими глазами, полными отчаяния.

На коробке была записка: "Марго, 3 года. Добрая и умная. Не могу больше содержать – развожусь, переезжаю в студию".

Я стояла над коробкой и размышляла. Феликс уже изменил мою жизнь eyond recognition. Стоило ли усложнять ее еще больше? С другой стороны, что если разные животные показывают разные аспекты будущего? Что если кот – это только начало?

Марго подняла голову и посмотрела на меня такими умоляющими глазами, что сердце сжалось. В этом взгляде была просьба о помощи, но что-то еще – какая-то странная узнаваемость, словно мы уже встречались.

– Хорошо, девочка, – сказала я, поднимая коробку. – Пойдем домой. Посмотрим, поладишь ли ты с Феликсом.

Знакомство кота и собаки прошло удивительно гладко. Феликс обнюхал новенькую, спокойно принял ее присутствие и даже разрешил есть из соседней миски. Марго, в свою очередь, держалась почтительно, не посягая на кошачьи привилегии.

После кормления и устройства спального места для собаки я села в кресло, и оба животных расположились рядом – Феликс на подлокотнике, Марго на коврике у ног. Было что-то умиротворяющее в их присутствии, словно дом наконец стал полным.

– Ну что, Марго, – сказала я, глядя в ее карие глаза, – посмотрим, какие у тебя секреты.

Мир качнулся привычным образом, но видение было совершенно иным, чем те, что показывал Феликс.

Я увидела Жан-Пьера – своего коллеги, недавно получившего повышение. Он сидел в кафе возле библиотеки за столиком, который я узнала – мы иногда завтракали там вместе перед работой. Но сейчас он был не один. Напротив него сидела я сама.

В видении я выглядела немного по-другому – волосы были уложены более тщательно, я была в новом синем платье, которого у меня еще не было. На лице играла улыбка, глаза светились. Жан-Пьер что-то говорил, жестикулируя, и было видно, что он волнуется. Затем он протянул руку через стол и накрыл мою. Я не отдернула руку, а наоборот, переплела пальцы с его.

Но самым удивительным было то, что я видела не только внешнюю картину, но и эмоции. От Жан-Пьера исходили волны нежности, восхищения, робкой надежды. А от меня самой в видении – тепло, привязанность, что-то похожее на влюбленность.

– Гав!

Марго тихонько гавкнула, и видение исчезло. Я моргнула, возвращаясь в реальность.

Жан-Пьер? Романтические отношения? Этого я совершенно не ожидала. Мы работали вместе три года, и я всегда считала его просто приятным коллегой – умным, обходительным, с хорошим чувством юмора, но не более того. А тем более не думала, что могу испытывать к нему что-то большее, чем дружескую симпатию.

Но если Марго показывала правду.

Следующие дни я стала внимательнее наблюдать за Жан-Пьером на работе. И действительно начала замечать то, что раньше пропускала мимо внимания. Как он задерживается, когда мы разговариваем. Как внимательно слушает мои рассказы об исследованиях. Как его глаза загораются, когда он видит меня в коридоре.

А что касается моих собственных чувств Может быть, я тоже что-то чувствовала, но подавляла эти эмоции, списывая на рабочие отношения?

Через несколько дней я решила провести эксперимент. Предложила Жан-Пьеру позавтракать в том самом кафе, которое видела в видении. Он согласился с такой готовностью, что стало ясно – инициатива с моей стороны ему очень приятна.

За завтраком мы говорили о работе, об исследованиях, но постепенно разговор перешел на личные темы. Жан-Пьер рассказывал о своих планах, о том, что хочет написать книгу о средневековых рукописях, о поездках, которые мечтает совершить. Я слушала и вдруг поймала себя на том, что мне действительно интересно, что смотрю на него другими глазами.

– Клэр, – сказал он внезапно, прервав рассказ о поездке в Флоренцию, – можно личный вопрос?

– Конечно.

– Вы то есть, у вас есть кто-то? Я имею в виду, серьезные отношения?

Сердце забилось быстрее. Начинало сбываться то, что показала Марго.

– Нет, – ответила я честно. – А что?

Он помолчал, явно собираясь с духом.

– Просто мне всегда казалось, что мы хорошо понимаем друг друга. И я подумал, может быть – он запнулся, покраснев.

В этот момент я вспомнила видение – как он протягивает руку, как я переплетаю пальцы с его. И сделала именно это. Протянула руку и положила на его ладонь.

– Мне тоже так кажется, – сказала я.

Его лицо озарилось улыбкой, точь-в-точь как в видении Марго.

Так началась совершенно новая глава в моих отношениях с Жан-Пьером. Но что более важно, я поняла, что собачьи видения отличаются от кошачьих принципиально. Если Феликс показывал внешние события, то Марго открывала мне мир эмоций и человеческих отношений.

Я начала экспериментировать с ее способностями более систематично. Марго могла показать мне не только романтические привязанности, но и дружеские симпатии, скрытую неприязнь, семейные конфликты. Через ее глаза я видела эмоциональную подоплеку человеческих отношений – то, что люди тщательно скрывают за масками вежливости.

Например, я увидела, что наш директор, месье Мориак, втайне завидует успехам отдела и планирует его реорганизацию. Что секретарша мадам Робер, всегда такая милая и услужливая, на самом деле люто ненавидит свою работу и мечтает уволиться. Что библиотекарь месье Дювал, несмотря на свой грубоватый характер, искренне переживает за каждую книгу и считает архив своим домом.

Но самым интересным открытием стало то, что Марго показывала не только чувства других людей, но и мои собственные – те, которые я не осознавала или подавляла.

Так я узнала, что действительно влюблена в Жан-Пьера, хотя долго не признавалась себе в этом. Что испытываю глубокую привязанность к своей работе, но одновременно чувствую усталость от постоянного погружения в чужие судьбы. Что втайне мечтаю о переменах в жизни, хотя боюсь их.

Однако способности Марго имели и темную сторону. Знание истинных чувств людей делало общение с ними странно искусственным. Я видела, кто меня искренне любит, кто терпит из вежливости, а кто испытывает скрытую неприязнь. Это знание было болезненным.

Особенно тяжело стало после того, как я увидела чувства своих родителей.

Мы не часто виделись – они жили в Марселе, я приезжала к ним раз в несколько месяцев. Отношения были вполне нормальными, но не слишком теплыми. Я всегда списывала это на разность характеров и интересов.

Но когда я посмотрела на них через глаза Марго во время последнего визита, увидела совсем другую картину. Мама искренне любила меня, но постоянно тревожилась – я была для нее загадкой, она не понимала моих интересов, боялась, что я одинока и несчастлива. Папа гордился моими успехами, но чувствовал себя виноватым за то, что мало времени уделял мне в детстве из-за работы.

А я сама, как оказалось, испытывала к ним не просто любовь, но и старую детскую обиду за недостаток внимания, которую так и не смогла простить.

Это знание одновременно сблизило нас и создало новый барьер. Я стала лучше понимать их мотивы, но не могла объяснить источник своего понимания. Как сказать родителям, что видишь их чувства через глаза собаки?

К концу месяца я поняла, что дар Марго столь же ценен, сколь и опасен. Эмоциональная правда о людях оказалась тяжелее, чем знание их будущих поступков. Предсказать, что человек споткнется или получит повышение, – одно дело. Увидеть, что он втайне тебя презирает или любит безответно, – совсем другое.

Но самым сложным было осознание того, что я сама изменилась. Постоянное знание истинных чувств окружающих делало меня более чуткой, но и более отстраненной. Я анализировала эмоции вместо того, чтобы просто их переживать.

С Жан-Пьером, к счастью, все складывалось хорошо. Видения Марго показывали, что его чувства искренни и глубоки, а мои собственные эмоции становились все сильнее. Мы начали встречаться вне работы, ходили в театры и музеи, гуляли по старому Лиону, обсуждали книги и планы на будущее.

Он пока не знал о моих способностях – я не решалась ему рассказать. Что если он решит, что я сумасшедшая? Или, что еще хуже, попытается использовать мой дар в своих целях?

Но скрывать становилось все труднее. Особенно когда я предугадывала его реакции, настроения, желания. Жан-Пьер несколько раз удивленно спрашивал, откуда я так хорошо его понимаю.

– У тебя просто потрясающая интуиция, – говорил он. – Иногда кажется, что ты читаешь мои мысли.

Если бы он знал, как близко к истине.

Однажды вечером, когда мы сидели у меня дома за чашкой чая, Марго подошла к Жан-Пьеру и положила голову ему на колени. Он погладил ее, а потом посмотрел на меня.

– Знаешь, у тебя удивительные животные. И Феликс, и Марго – такие умные, словно понимают каждое слово. Особенно когда ты с ними разговариваешь.

– Все животные умнее, чем кажется, – уклонилась я от прямого ответа.

– Нет, с твоими что-то особенное. Иногда мне кажется – он запнулся, явно считая свои мысли глупыми.

– Что кажется?

– Что они тебе что-то рассказывают. Я видел, как ты смотришь им в глаза, а потом вдруг узнаешь то, что раньше не знала. Как в случае с моим повышением – ты как-то сразу поняла, что мне стоит подготовиться.

Сердце забилось чаще. Он был наблюдательнее, чем я думала.

– Это просто интуиция, – повторила я.

Но Жан-Пьер продолжал внимательно смотреть на меня, и в его глазах читалось не подозрение, а любопытство и что-то еще – готовность принять любую мою тайну.

– Клэр, – сказал он тихо, – что бы это ни было, знай – для меня ты особенная. Со всеми своими секретами и странностями. Может быть, именно поэтому я и влюбился.

Услышав слово "влюбился", я почувствовала, как что-то окончательно сдвинулось в моем сердце. Марго тихо гавкнула, словно одобряя происходящее, а Феликс, лежавший на подоконнике, удовлетворенно мурлыкнул.

– Я тоже, – призналась я. – Влюбилась.

Мы поцеловались, и в этот момент мне показалось, что оба моих необычных питомца выражают одобрение – каждый по-своему. Феликс спрыгнул с подоконника и устроился в кресле, наблюдая за нами мудрыми зелеными глазами. Марго довольно махала хвостом.

Позже, когда Жан-Пьер ушел, я сидела между двумя животными и размышляла о происходящем. Мир вокруг меня менялся с каждым днем. Дар видения привел не только новое знание, но и новую любовь. Но впереди были еще вопросы, на которые предстояло найти ответы.

Глава 4. Канарейкиные предупреждения.

Третьим в мою коллекцию попала канарейка совершенно случайно. Я проходила мимо зоомагазина на рю Мерсьер, когда услышала отчаянное щебетание. В витрине, в небольшой клетке, металась желтая птичка. Продавец – пожилой мужчина с усталым лицом – объяснил, что канарейка по кличке Селеста осталась без хозяйки.

– Мадам Лемуан умерла на прошлой неделе, а родственники не хотят брать птицу. Завтра ее отвезут в приют, – вздохнул он. – Жалко, такая красивая и умная.

Я посмотрела на канарейку, и она вдруг замерла, уставившись на меня маленькими черными глазками-бусинками. В этом взгляде было что-то знакомое – та же мудрая осознанность, что я видела у Феликса и Марго.

– Сколько она стоит? – спросила я импульсивно.

Полчаса спустя я шла домой с клеткой, кормом и всеми необходимыми принадлежностями. Жан-Пьер, которого я предупредила по телефону о новом приобретении, встретил меня с улыбкой.

– Еще один член семьи? – поддразнил он. – Скоро тебе придется снимать зоопарк вместо квартиры.

– Не смейся. У меня есть подозрение, что Селеста тоже особенная.

Мы установили клетку в гостиной, рядом с окном. Феликс обнюхал новенькую с достоинством, Марго дружелюбно завиляла хвостом. Селеста осмотрела свое новое жилище и одобрительно защебетала.

– Красивая птичка, – сказал Жан-Пьер, протягивая палец к прутьям клетки. – Привет, Селеста.

Канарейка подпрыгнула к нему на жердочку и склонила голову набок, изучая. Затем она посмотрела на меня и издала серию коротких трелей, которые показались мне почти осмысленными.

– Похоже, она пытается нам что-то сказать, – заметил Жан-Пьер.

Если бы он знал, насколько близок к истине.

После его ухода я подошла к клетке и внимательно посмотрела Селесте в глаза. Мир качнулся привычным образом.

Но видение было совершенно иным – резким, отрывистым, полным тревожных образов. Я увидела себя идущую по темной улице. Кто-то следовал за мной, держась в тени. Силуэт мужчины в длинном пальто, лицо скрыто шляпой. Он останавливался, когда останавливалась я, ускорял шаг, когда я шла быстрее.

Затем картинка сменилась. Та же улица, но теперь я оборачивалась. Мужчина быстро отворачивался, делая вид, что рассматривает витрину магазина. В свете уличного фонаря я различила профиль – острый нос, седеющие виски, знакомые черты.

– Чирик!

Селеста громко вскрикнула, и видение оборвалось. Я тяжело дышала, сердце колотилось. Мужчина в видении показался мне знакомым, но я не могла вспомнить, где его видела.

А главное – это было предупреждение об опасности. Если видения Феликса показывали будущие события, а Марго открывала эмоциональный мир людей, то Селеста, похоже, предупреждала об угрозах.

Следующие дни я стала внимательнее к окружающему. И действительно начала замечать странности. На работе мне казалось, что кто-то роется в моих бумагах. Дома – что кто-то наблюдает из окон соседнего дома. По дороге в архив я несколько раз оглядывалась, чувствуя чужой взгляд.

Жан-Пьер заметил мое беспокойство.

– Ты какая-то напряженная последнее время, – сказал он за обедом в кафе возле библиотеки. – Что-то случилось?

– Просто мне кажется, что кто-то за мной следит, – призналась я.

Он нахмурился.

– Серьезно? Может, стоит обратиться в полицию?

– С чем? С ощущением, что за мной наблюдают? Они решат, что я параноик.

– Хорошо, тогда будем внимательнее. Если заметишь что-то подозрительное, сразу звони мне.

Ответ пришел через неделю. Я возвращалась домой поздно вечером после работы над каталогом рукописей четырнадцатого века. Улицы были почти пустыми, горели редкие фонари. И вдруг я услышала шаги за спиной – размеренные, повторяющие ритм моих.

Я ускорила шаг. Шаги за спиной тоже участились. Остановилась у витрины – остановились и они. Сердце заколотилось от страха и одновременно от узнавания. Точно как в видении Селесты!

Я резко обернулась. В свете уличного фонаря стоял мужчина в длинном темном пальто и шляпе. Когда я повернулась, он быстро отвел взгляд и сделал вид, что изучает витрину антикварного магазина.

Антикварного магазина Внезапно меня осенило. Луи Лемэтр! Владелец магазина в бывшем доме де Монморанси, которого я встретила в поисках тайника. Теперь, когда я видела его профиль, узнавание стало полным.

– Месье Лемэтр? – окликнула я.

Он замер, а затем медленно повернулся. На лице читались смущение и что-то еще – вина? страх?

– Мадемуазель Дюмон, – натянуто улыбнулся он. – Какая неожиданная встреча.

– Вы следили за мной, – констатировала я. – Зачем?

Луи помолчал, явно подбирая слова.

– Можно поговорить? Есть вещи, которые вам лучше знать. Для собственной безопасности.

– Здесь? На улице?

– Зайдемте в кафе. То, что работает круглосуточно, на углу.

Мы молча дошли до маленького кафе, где в такое время обычно сидели только ночные рабочие и бессонные студенты. Заняли столик в дальнем углу.

– Итак, – сказала я, когда официант принес кофе, – объясняйтесь. Почему вы следили за мной?

Луи долго молчал, вертя чашку в руках.

– Потому что вы задаете опасные вопросы, – наконец сказал он. – И находите то, что лучше бы оставалось потерянным.

– О чем вы говорите?

– Об Изабель де Монморанси. О тайнике в камине. О том, что там было спрятано.

Сердце подскочило.

– Вы знаете, что там было?

– Знаю. И знаю, почему это кого-то очень интересует. Мадемуазель Дюмон, вы втянулись в историю, которая началась во время войны и до сих пор не закончена.

Он сделал глоток кофе и продолжил:

– Изабель де Монморанси действительно погибла в 1943 году. Но не в концлагере и не от рук немцев. Ее убил сосед-коллаборационист, Анри Боннар, за то, что она отказалась отдать ему фамильные драгоценности.

– Анри Боннар – я вспомнила дневник Амели. – Тот самый, чья служанка вела записи?

– Именно. Амели Боннер была его племянницей, жила в его доме. Она все видела, все записала, а потом сбежала. Спряталась, сменила имя. Дневник – это свидетельские показания против убийцы.

– Но Боннар же давно умер.

– Боннар умер. Но не его сын. И не внуки. Семья Боннар до сих пор живет в Лионе и владеет довольно успешным бизнесом. Антикварным бизнесом.

Кровь застыла в жилах.

– Вы хотите сказать.

– Что у нас общая фамилия не случайно. Анри Боннар был моим дедом, мадемуазель Дюмон. А вы нашли документы, которые могут разрушить репутацию всей моей семьи.

Я откинулась на спинку стула, пытаясь осмыслить услышанное.

– И что же вы собираетесь делать? Убить меня, как дедушка убил Изабель?

Луи болезненно поморщился.

– Боже, нет! Я не такой, как он. Я даже не знал правды, пока не начал собственное расследование после нашей встречи. Вы заставили меня заинтересоваться семейной историей.

– Тогда зачем следили?

– Чтобы понять, как много вы знаете. И чтобы предупредить, если понадобится. Видите ли, я не единственный наследник Анри Боннара. Есть еще мой двоюродный брат Жерар. У него другие взгляды на семейную честь.

– То есть он может попытаться.

– Мадемуазель Дюмон, вы публиковали статьи о дневнике Амели. Рассказывали коллегам о своих находках. Жерар об этом знает. И он не такой сентиментальный, как я.

Страх сдавил горло. Селеста предупреждала не просто о слежке, а о реальной опасности.

– Что мне делать?

– Прекратить исследования. Забыть о де Монморанси. Переключиться на другие проекты.

– Но я не могу просто бросить работу.

– Можете, если хотите остаться живой.

Мы просидели еще полчаса, обсуждая детали. Луи рассказал, что Жерар Боннар – владелец сети антикварных магазинов, человек влиятельный и жестокий. Для него семейная репутация – основа бизнеса. Скандал с дедом-убийцей может разрушить все.

– Я попытаюсь его урезонить, – пообещал Луи. – Но не могу гарантировать. Будьте осторожны, мадемуазель. И подумайте о моем совете.