Киселёв, кем ты хочешь стать, когда вырастешь?

Алексей Артемьев

Киселёв, кем ты хочешь стать, когда вырастешь?

Я с трудом открыл глаза и посмотрел на свои руки. Всё было настолько расплывчато, что окружающий мир превратился в океан, а мои пальцы казались беспомощными щупальцами. Пошатываясь, я, цепляясь за стул, кое-как поднялся и огляделся. Ни души.

Вокруг валялись пустые бутылки, объедки, затоптанные окурки. Разбитая люстра болталась на потолке, чья-то кофта лежала в углу. И посреди этого бардака – я.

Тошнота, головокружение, сухость во рту, слабость и предательская дрожь в коленях – всё кричало о том, что вчерашняя «вечеринка» в заброшенном доме на окраине города закончилась для меня не просто весёлым времяпровождением в компании и гуляньем, а откровенной подставой. Меня, трезвенника, никогда прежде не прикасавшегося к бутылке, напоили до беспамятства и бросили здесь одного, как половую тряпку на пол.

– Вот же сволочи! – прошипел я, сжимая кулаки. – Дождусь, только голова перестанет раскалываться… Тогда устрою им очень душевный разговор.

Взгляд скользнул вниз, к рукам. Ладони, запястья: всё было исписано похабными словами и непристойными рисунками.

– Козлы… – стиснул я зубы. – Наверное, и на лице нарисовали…

Проверить это было невозможно: поблизости не оказалось ни одного зеркала, а телефон, как назло, остался дома на компьютерном столике. Зато нашлась наполовину пустая бутылка воды. Сделав несколько жадных глотков, я посидел, переводя дух, и наконец-то выбрался из здания.

Школа сегодня точно могла обойтись без меня. Главное – добраться до квартиры и прийти в себя. Родители ничего не узнают – я уже как год живу в городе один.

Причина моего переезда была обыденной: наша деревенская школа заканчивалась девятым классом, как и другие в округе, а большинство и вовсе закрылись. Пришлось снимать комнату в городе, в часе езды от дома, чтобы продолжить учёбу.

Городская школа, чужие люди, самостоятельная жизнь – всё это казалось таким важным, а теперь не имело никакого значения.

Шагая по улице и пытаясь сообразить, где ближайшая остановка, я поймал себя на мысли, что уже пятнадцать минут бесцельно кружу по району. Вдруг ноги сами понесли меня к скамейке. Я присел и закрыл глаза, подставив лицо весеннему ветерку, пахнувшему свежей травой и распускающимися почками тополей. В этот миг мир будто замер, и мне стало так хорошо, ведь не нужно было никуда спешить. Сидишь, наслаждаешься пробуждающейся природой, мыслями улетая куда-то далеко, в мир своих фантазий…

Неожиданно на лицо упала капля, и я услышал всхлипывания. На соседней скамейке сидел худощавый мужчина в выцветшем сером плаще. Длинные, спутанные волосы скрывали его лицо, а дрожащими руками он сжимал бумажку, не отрывая от неё взгляда. Что-то ёкнуло у меня внутри – может, потому, что и сам я был не в шоколаде. Порывшись в карманах, я нашёл две смятые купюры по сто рублей.

– Мужчина, возьмите, пожалуйста, – тихо сказал я, протягивая деньги.

Незнакомец резко поднял голову. Его пронзительный взгляд впился в меня, но лица я так и не разглядел: он тут же закрылся той же бумажкой, и его рыдания стали ещё громче. Посторонний бы решил, что перед ним очередная пьяница, но моё любопытство взяло верх:

– Может, вам помочь? Что случилось?

Он внезапно вскочил и обнял меня так крепко, что перехватило дыхание. Я уже собрался вырваться, когда мужчина внезапно рухнул обратно:

– Киселёв, будь добр, сядь ко мне и выслушай.

Ледяная дрожь пробежала по спине:

– Откуда вы знаете мою фамилию?

– Всему своё время, – прошептал он. – Сядь и всё узнаешь.

Делать было нечего. Да и спешить мне было некуда. Поэтому я присел к странному незнакомцу, готовый услышать его историю:

– С самого детства я был тем самым ребёнком, что верил в доброту и справедливость мира. Зло казалось мне чем-то неестественным, чужим. И вот, никогда не забуду я, как собрались однажды у бабушки родные, и приехала двоюродная сестра моя. Играли мы, болтали о всяком, и вздумалось мне угостить её чем-нибудь сладким. До нашего дома – рукой подать, через общий двор. Мне нужно было лишь сбегать к себе домой и взять шоколадные конфеты.

Выхожу из дома, сжимая полные ладони конфет, иду я счастливый, как вдруг мать навстречу:

– Куда это ты столько конфет несёшь?

– Сестрёнку угостить хочу, – отвечаю я, всё ещё улыбаясь.

– Отнеси обратно и скажи, что не осталось, – строго произнесла она, указав пальцем на дверь.

И пошёл я обратно, а на душе стало так обидно и горько. Кладу конфеты в буфет, а из головы мысль не выходит: «В мультиках, книжках, сами же родители учат – делиться надо. Отчего же мама сейчас так говорит?»

Шли годы. Пошёл я в школу. Начальные классы кончил хорошо, хоть и немного не дотягивал до отличника. Правда, бывало, и учёба хромала, и поведение оставляло желать лучшего. Вспоминаю, как вечером после школы думаю: «Задачек по математике немного, утром сделаю». А утром: «На перемене успею». В итоге – опять несделанная домашняя работа. Или вот случай: городская экскурсия. Все идут дружно, взявшись за руки, а я отбился и затерялся в переулках. «К чему эти нудные лекции экскурсовода? Разве их истину нужно зубрить, когда жизнь бьёт ключом?» – думал я примерно так. И бродил одинокий, впитывая город не через чужие слова, а через собственные глаза. Но после жалобы классной руководительницы родителям стал учиться и вести себя прилежнее.

Настал пятый класс. Новые учителя, новые предметы, новые лица и эта странная смесь свободы с внезапно свалившимися обязанностями. Всё было так непривычно и любопытно.

Помню, будто вчера: сижу на истории, слушаю про Колизей и гладиаторские битвы. Закрою глаза и вижу перед собой: крики толпы, горячий песок, гладиатор с поднятым мечом… Если победит, получит свободу; если проиграет… Судьба его в руках орущей черни. Лишь один жест, палец вниз, и воин может избежать объятия смерти в самый последний момент. А были среди них и легенды: Фламма, двадцать один раз победивший и отвергавший свободу, или Спартак, раб, поднявший восстание, о котором помнят века спустя.

В седьмом классе у меня появилась мечта, хотя, нет, не просто мечта, а всепоглощающая и мучительная страсть, ради которой всем своим сердцем и всей своей душой был готов вступить в защиту, став нерушимой горой. Сколько путей своей жизни представлял раньше! Адвокат, врач, археолог и даже президент – всё это я примерял на себе. Но, в конце концов, выбрал археологию.