Пепел

Поведение его сказывалось и на работе. Тогда в эту сферу пришел конкурент (так говорила мама) с достаточно крупными вложениями и планировал убрать с рынка фирму наших отцов. Олег Николаевич, узнав об этом, взялся за дело и стал искать новых инвесторов, чтобы сделать хорошую рекламу и поднять зарплату сотрудникам. От папы они ждали новой стратегии, виджетов на сайте, фишек, которые взорвали бы рынок. Но отец вместо этого стал следить за сотрудниками, их работой, в какое время они уходят и приходят на свое рабочее место, а в какой-то момент и вовсе предположил, что в коллективе завелся предатель.

– Пашка, это тебе! – сказал в один из дней Олег Николаевич, забежав к нам в гости поздно вечером. – Ты ведь не отдыхал два года. А это – Ялта! Красота там, отличный сервис, да и море невероятное! А мы тут сами разберемся.

– Олег, то ты говорил, что сотрудников не хватает и сроки горят, а теперь отправляешь меня отдыхать. Вы там что-то хотите замутить, а я вам мешаю? – вспыхнул папа.

– Да что за чушь ты несешь? Если бы не ты, фирмы вообще не было бы. Она вся на тебе, но я же вижу, какой ты в последние дни. Я просто хочу помочь тебе немного расслабиться!

– Мне не нужны расслабления! Мне нужна машина!

На этом разговор и закончился. Появление конкурента все-таки сильно подпортило ситуацию в бизнесе родителей, но, несмотря на убытки, которые они понесли, зимой Олег Николаевич пригнал отцу почти новенькую Ниву. Оказывается, он продолжал чувствовать за собой вину за тот случай летом. Не передать словами, как обрадовался папа. Он все ходил вокруг машины, словно коршун над добычей, не мог ей налюбоваться. Сразу стал добрее, перестал придираться к разным мелочам и вообще сделался легким в общении, разговорчивым и улыбчивым. Мы тоже с мамой радовались – до тех пор, пока не услышали, как тетя Кристина жалуется подругам на улице:

– Олег совсем с ума сошел! Все деньги, что мы собирали, взял и спустил на эту дурацкую машину для Пашки. Господи, ну разве наши проблемы, что Пашка на мошенников нарвался? Я вообще сомневаюсь: может, и не было никаких мошенников, может, он просто пропил эти деньги. Пусть бы ему боком эта проклятая Нива вышла.

Лучше бы мы не слышали этого разговора. Лучше бы не ходили в тот день в гости к Шестаковым. Мама тогда промолчала и увела меня, но отцу настоятельно рекомендовала вернуть деньги. Все-таки подарок был дорогим.

– Не говори ерунды, мы со школы дружим! Сочтемся, – отмахнулся папа. А на следующий день он попал в серьезную аварию, не справившись с управлением. Скорая приехала вовремя и папу спасли, но восстановить машину было невозможно. Мыслями я возвращалась к словам Кристины Михайловны, а уж когда они с Витей заявились в приемное отделение, где мы с мамой ждали вестей, я и вовсе предпочла уйти в другой коридор, лишь бы не видеть эту женщину.

– Рит, – крикнул Витя, догоняя меня. Я не обернулась, мне хотелось плакать.

Мне было жаль отца. И пусть он не должен был принимать такой дорогой подарок, но авария могла забрать его у меня. От этой мысли сделалось жутко.

– Рит, постой. Рита! Марго!

– Отпусти, – крикнула я, почувствовав, что подступают слезы. Витя обнял меня, погладил по голове и прошептал слова утешения. Но мне все равно было тяжело принять слова его матери и то, что я едва не лишилась родного человека.

В больнице папа пробыл больше двух недель и столько же после он не вставал с постели дома. Он пил таблетки, мало разговаривал и все реже выходил на улицу. На работе его больничный приняли без лишних вопросов, но из-за конкурента с большими финансовыми возможностями все были на нервах и не знали, что предпринять, чтобы обезопасить себя от банкротства. Но тут отцу в голову пришла очередная гениальная идея – изменить условия проката.

– У нас же полно дисков, так давай брать с людей деньги не за прокат одного фильма, а за безграничный доступ ко всей нашей фильмотеке. Ну, к примеру, теперь за сто рублей человек сможет взять три диска, вместо одного. Или пять. На сайте клиент будет оформлять так называемую подписку и подключать автоплатеж с банковской карты. Каждый месяц с него будет списываться определенная сумма денег, и он за нее сможет менять диски в пункте выдачи столько раз, сколько захочет. Главное, в срок успеть, —тридцать дней. Такого нет нигде! Это будет фурор!

– Пункты выдачи? Это как?

– Мы договоримся с разными магазинами, дадим им процент за каждый диск, который они выдадут. Поверь мне, Олег, такого еще нигде нет!

Олег Николаевич идею не одобрил: ему хотелось развивать прокат через сайт, а не делать из него платную подписку. Однако их положение на рынке было настолько шатким, что пришлось согласиться. Папа загорелся реализацией планов, снова вернулся к разработкам, что-то вычислял, сидел сутками перед монитором, менял оформление сайта, добавлял новые алгоритмы, чтобы они помогали людям увидеть все больше новых фильмов как можно скорее. До того дня, пока по телевизору мы не увидели рекламу платной подписки, которую запустил первым их конкурент.

– Ты видела, Лида, видела? – бесился папа, то и дело размахивая руками и шагая из угла в угол по квартире. Его лицо было красным, а ноздри раздувались от злости. Мы с мамой лишь молча переглянулись, ведь обе тогда еще не понимали, о чем он.

– Дорогой…

– Это была моя идея! Это был мой план! Откуда они… Я ведь говорил Олегу, что у нас в офисе крыса завелась. Кто-то сливает инфу, а они все смотрели на меня и крутили пальцем у виска. Хотя чего это я беспокоюсь? Сейчас пойду к этим уродам и все выясню.

Мы с мамой снова переглянулись. Отец походил на смерч, готовый снести все на своем пути. В такие минуты людей лучше не трогать. Его лицо вытянулось, глаз дергался, в голосе словно звучала сталь. Папа вышел, хлопнув дверью и оставив нас в полном недоумении.

Вечером в гости пришел Олег Николаевич с семьей. Они были в хорошем настроении: то ли еще ничего не знали, то ли знали, но восприняли проще. Мамы остались на кухне, а мы с Витей ушли в спальню, решив поиграть в карты. Однако хлопнула входная дверь, я моментально напряглась и запаниковала. Я чувствовала, что папа пришел еще более злым.

– Пашка, у нас Олег с Кристинкой, – послышался мамин голос.

А потом случилось то, что навсегда изменило мою жизнь. Папа не ответил на слова мамы, послышались его тяжелые шаги из прихожей. Вдруг раздался звук удара и вскрик. Мы с Витей выбежали на шум в коридор и стали свидетелями драки моего папы и Олега Николаевича.

– Предатель! – кричал папа, пока Олег Николаевич уворачивался от его ударов.

– Па! – испугался Витя и хотел зайти на кухню. Кристина Михайловна схватила сына, но он продолжал рваться, не сводя глаз с отца. Мне тоже сделалось страшно, и на глазах проступили слезы.

– Папочка! Что происходит? – расплакалась я, не успевая переводить взгляд с него на Олега Николаевича. Он был мне как самый настоящий родной дядя, и происходящее казалось нереальным, кошмарным сном. Эти два недавних лучших друга просто не могли с такой жестокостью драться на нашей кухне.

– Я вызову полицию, если вы сейчас не успокоитесь! – закричала мама. Она схватила телефон со стола и уже начала набирать номер, видимо, не веря в то, что ее слова могут хоть немного подействовать. Однако отец вдруг со всей силы оттолкнул Олега Николаевича в грудь и сел на стул.

– Проваливай из моего дома! – прорычал он.

– Ты больной, Пашка? Что ты творишь? – дядя Олег вытер тыльной стороной ладони разбитую губу, с которой капала кровь.

– Я что творю? Зачем ты встречался с Макаровым? Хотя какая разница! Можешь не отвечать. Но ноги моей больше в офисе не будет, понял?

– Что ты несешь, Паша?

– Проваливай! – не унимался отец.

– Идем, – схватив за руку мужа, тетя Кристина потянула его в сторону коридора. – Уходим отсюда, скорее!

– Паша, ты что несешь?

– Я в суд на тебя подам, понял? Это была моя идея! Моя! Фирмы без меня и моих идей не было бы! Забылся, друг мой? – папа говорил словно не своим голосом, во взгляде его читались злость и негодование, я не узнавала человека, сидевшего на нашей кухне.

– Да как тебе не стыдно! – завопила Кристина Михайловна. – Мы столько для вас сделали, ты ни копейки не вложил, а уже угрожаешь судами? Бессовестный!

– Паша…

– Проваливай!

Они еще немного покричали, но, в конце концов, Олег Николаевич ушел вместе с семьей. Позже я подслушала разговор родителей. Оказалось, идею отца продал конкурентам дядя Олег. Предал свой коллектив, фирму и – самое главное – друга. Где-то в глубине души я понимала: как раньше уже не будет. И пусть я не разбиралась в корне проблемы, в бизнесе, который создали родители с нуля, но мне казалось, на наши с Витей отношения не должны влиять конфликты взрослых.

Однако как же я заблуждалась.

Глава 4 – Рита

С момента ссоры прошло три недели, и ровно столько мы не виделись с Витей. Я очень тосковала по нему, хотела позвонить, чтобы хотя бы услышать его голос. Однако папа находился дома почти сутками напролет, и при нем говорить было как-то неудобно. Поэтому ничего не оставалось, кроме как ждать. Я не знала, чего именно , но в моей душе все равно горел огонек надежды.

А во вторник, выходя после уроков из школы, я встретила поджидавшего меня Шестакова. Он сидел на рюкзаке, который бросил на землю вместо подстилки. Без шапки и шарфа, в расстегнутой куртке и без перчаток. Щеки его горели румянцем от холодного ветерка, а обветренные губы казались еще краше.

Он никогда раньше не казался мне таким симпатичным, как сегодня.

– Витя! – крикнула я, улыбнувшись. Все обиды тут же позабылись, я подбежала к нему и бросилась обниматься. Мы повалились на тонкий слой снега, успевший выпасть за день. Витя прижал меня к себе, обжигая горячим дыханием.

– Заболеем же, – строго, но в то же время тепло, отозвался он. Я чуть приподнялась, разглядывая лицо своего лучшего друга. Мы оба замерли, словно не виделись целую вечность. Шестаков вдруг протянул руку и заботливо поправил на мне шапку, которая успела съехать набок.

– Тогда будем болеть вместе… – я сказала это не подумав, а поняв, вдруг перестала улыбаться. Ведь вместе теперь не получится.

– Ага, но лучше не болеть, а то придется пить гадкую настойку матери. Слезай, Рита.

И я слезла, стараясь скрыть свою грусть. Уселась рядом, натянуто улыбаясь и не зная, куда деть глаза. Мне не нравилось будущее, в котором два человека не могут общаться, гулять вместе и болеть под одним одеялом. Но вслух я этого не сказала.

– В общем, ситуация – отстой, – произнес Витя, громко вздохнув.

– В смысле?

– Из разговоров дома я понял две вещи: твой отец не просто ушел из бизнеса, он еще забрал с собой нескольких крутых ребят, что однозначно приведет к краху компании. Ну и… теперь мой папа тоже обозлился. Короче, вряд ли мы снова сможем ходить друг к другу в гости. В этот раз все серьезно, кажется.

– Но как же… – не веря в услышанное, проговорила я. В горле словно застрял ком размером с теннисный мячик, и мне стало тяжело дышать.

– Все очень плохо. И… вот! – Витя повернулся ко мне, вытащив из рюкзака телефон.

– Зачем это?

– Там есть симка, а мне купили сенсорный месяц назад. Слушай, я ведь… я даже не знаю, когда у тебя уроки заканчиваются. Нам нужно быть на связи, Рит. Что бы там ни было между родичами, это их терки. Эй, мелкая, улыбнись! Я никогда тебя не брошу, ты же моя, помнишь?

Я рассмеялась, хотя в глубине души мне хотелось плакать. В этот холодный зимний день мы ели шоколадное мороженое в стаканчике и держались за руки, пока не дошли до входа в мой двор. Впервые Витя не стал провожать меня до подъезда, но я и не настаивала. Мы есть друг у друга, и это главное; остальное наладится, надо только подождать,– уверяла я себя. Однако ничего не наладилось.

С бизнесом у отца дела не шли, он каждый день обещал своим коллегам светлое будущее, которое почему-то все не наступало. Сам ходил злым, а если не дай бог спотыкался об обувь в коридоре, начинал громко ругаться. Я боялась произнести лишнее слово в его присутствии, и, казалось, даже наши с мамой голоса раздражали папу.

В конце марта случился окончательный провал. Программисты, поверившие сначала в папины идеи и стремления, ушли от него, поняв, что он не может платить им. А у них ведь семьи, дети, кредиты, потребности. Отец снова вышел из себя. И, как назло, в этот день он увидел нас с Витей возле магазина на остановке. Шестаков провожал меня домой, рассказывая забавные шутки про своих соседей.

– Рита! – крикнул папа, догоняя нас. В его взгляде читалась ярость, а нижняя губа дергалась. Мне всегда было страшно смотреть на такого отца: этот вид вызывал у меня страх и неуверенность. Он казался мне чужим, незнакомым человеком.

– Привет, папуль, – сказала я и улыбнулась, разглядывая его снизу.

– Добрый день, Павел Дмитриевич, – поздоровался Витя.

Однако отец вместо слов приветствия схватил меня за руку и силой потащил в сторону дома. Я не стала сопротивляться, молча кивнув Шестакову.

До квартиры мы дошли, не проронив ни слова, между нами словно ток пробежал – до того напряженной была атмосфера. Я быстро прошмыгнула к себе в комнату, предпочитая скрыться с глаз отца во избежание ссоры. Осторожно прикрыла дверь и спрятала телефон в ящик столика, за которым обычно делала уроки. Я так и не рассказала об этом подарке никому, хотя, может, и стоило. Но благодаря мобильному мы могли с Витей общаться, писать сообщения и тайно болтать ночами о всяком разном – кроме семейных тем, конечно. Их мы старательно избегали, но при этом всеми силами поддерживали друг друга, потому что не хотели потерять нашу связь.

Я вздохнула, развернулась и хотела переодеться, но в комнату вошел папа.

– Маргарита, – строго начал он. Его голос звучал холодно и жестко, словно он говорил не с родной дочкой, а с посторонним человеком. В последние дни я его не узнавала: папа все больше походил на чужака, который теперь жил с нами по соседству.

– Я переоденусь сейчас, и можем вместе пообедать.

– Не смей больше водиться с этим мальчишкой! – ледяным тоном выдал отец.

– Что? – прошептала я, не веря в услышанное.

– Он – сын предателя! А ты – моя дочь, понимаешь?

– Пап, Витя ни при чем, он… – мне показалось, воздух закончился в легких. Я открыла рот, глубоко вдыхая, но никак не могла насытиться кислородом.

– Не смей к нему подходить, поняла? А если он будет преследовать тебя, я сам разберусь с ним. – Отец развернулся, собираясь выйти из комнаты, но я бросилась к нему, схватила за руку, крепко сжав его в своих ладонях.

– Папочка, ну ты чего? – взмолилась я, смотря на него снизу вверх и ища в его глазах понимания. Но в этом взгляде больше не было привычной мягкости, теперь там была лишь сталь.

– Рита, ты слышала, что я тебе сказал?

– Папуль, Витя он… он… хороший, правда! Я… я не хочу переставать…

– Замолчи! – крикнул отец, выхватив руку. Он вышел и закрыл дверь перед моим носом, явно показывая, что продолжения разговора не будет.

Конечно, я не планировала мириться с таким решением. Поэтому в один из дней после уроков пошла не домой, а в библиотеку к маме. Мне нравилось бывать у нее на работе, вдыхать запах старых книг, погружаться в тишину и становиться частью историй, пылившихся на полках.

Обычно мама работала с напарницей, но та сегодня взяла отгул, и мне выдалась отличная возможность поговорить с мамой наедине. Я не стала ничего скрывать, рассказала даже про телефон, который подарил Витя. Я ждала поддержки от мамы, утешения и добрых слов. Ведь чего еще может ждать восьмилетний ребенок в такой ситуации? Однако получилось иначе.

– Риточка, понимаешь, – начала мама. Она часто облизывала губы и теребила края широкой кофты, которая уже висела на ней балахоном. Цвет давно вылинял от многочисленных стирок, да и мама похудела за этот год, поэтому вещь превратилась в бесформенную тряпку. Порой я смотрела на тетю Кристину и с завистью думала, какая она ухоженная, и жалела, что моя мать на ее фоне кажется серой мышкой.

– Дочка, у твоего отца сейчас трудные времена. Ему нужна наша поддержка; если уж и мы отвернемся, он окончательно сломается.

– Но причем тут я и Витя? Мам, ведь не Витя предал папу, – искренне недоумевала я, поджимая губы от обиды.

– Мне жаль, что тебе приходится проходить через все это в таком юном возрасте, дочка, – с грустью сказала мама. Она подошла, положила руки мне на плечи и притянула меня к себе, прижав к груди.

– Витя – мой друг, единственный и очень любимый друг! – с горечью произнесла я, утыкаясь носом в ткань маминой одежды.

– Пройдет время, и, возможно, отец остынет, и вы снова сможете общаться. Но, милая, мне кажется, как раньше, уже не будет. Тебе нужно просто принять это и жить дальше. И лучше верни телефон Вите. Не дай бог отец узнает; ему будет неприятно.

Следовать наставлению мамы я не стала, просто понадеялась, что папа успокоится. Не может же он злиться вечно? А там, глядишь, они встретятся с дядей Олегом, поговорят – по крайне мере, мне так хотелось думать.

Однако в мае мои надежды рухнули окончательно. Отец узнал, что его бывшая фирма удачно заключила договор с каким-то крупным инвестором и все же будет воплощать его идею с подпиской. Для отца это был сильнейший удар. Он даже хотел поехать в офис и устроить скандал, ведь идея по праву принадлежала ему, а не Олегу Николаевичу. Мама чудом отговорила папу от поездки.

После он впал в какое-то уныние и засел дома перед телевизором. Несколько месяцев он ничего не делал, лишь молча бессмысленно переключал каналы; отказывался от еды, похудел и не приносил деньги домой. Слово «семья» словно перестало существовать для отца, мы практически не разговаривали. Однажды я проболталась об этом Вите, когда мы гуляли по парку вокруг озера.

– У нас дома тоже не сахар, – вздохнув, признался Шестаков. – Я, если честно, уже и не помню, когда последний раз отца видел и разговаривал с ним. Зато они с матерью каждый день ругаются. Иногда мне хочется сбежать из дома и не слышать этих бесконечных упреков. Прости, тебе и без моего нытья своих проблем хватает.

– Как думаешь, наши папы смогли бы помириться?

– Вряд ли, – отмахнулся Витя.

– Знаешь, это так страшно, – неожиданно призналась я, остановившись возле красивой березы.

Подул ветерок, листва зашелестела,– на улице вовсю гуляла весна. Я подняла ладони к небу, позволяя лучам солнца коснуться кожи. Давно мне не было так тепло, как в этот солнечный день рядом с Витей.

– Что именно?

– Страшно однажды потерять человека, которого считал своим другом. Интересно, почему так происходит?

– Кто знает, – пожал плечами Витя. – Но я рад, что у меня есть ты. Иначе я бы точно свихнулся.

Домой я вернулась в приподнятом настроении и даже планировала сделать из печенья пирожное «картошка», которую обожала в мамином исполнении, но придя, застала отца в своей комнате. Он сидел на кровати, взгляд его был устремлен вроде на меня, а вроде и сквозь. А когда он поднялся и вытащил из кармана телефон, сердце в груди едва не разорвалось на части. Я сглотнула, ощущая, как напрягается каждая мышца в моем теле, и как наливается тяжестью низ живота.

Он нашел Витин подарок.

– Что это? – стальным тоном спросил отец.

– Т-телефон, – выдавила из себя я.

– Телефон? Хорошо, – кивнул он и подошел к окну, словно пытаясь разглядеть там какого-то важного человека или машину. Я же почти не дышала, мысленно ругая себя, что не спрятала мобильный в более надежное место. Нет, я боялась не скандала, а того, что отец заберет телефон, заберет возможность общаться с Витей.

– Папочка, – прошептала я дрожащим голосом. Отец резко развернулся, поднял руку и со всей силы кинул мобильный в стенку за моей спиной. На его лице не дернулся ни один мускул, когда он это делал. Зато у меня перед глазами пронеслась целая жизнь. Я не осмеливалась повернуть голову, но и без того понимала – Витин подарок, скорее всего, разбился. Мне хотелось разреветься.

– Маргарита, – ледяным тоном процедил папа, приближаясь ко мне. Я стояла, как по команде «смирно», смотря прямо в глаза человеку, которого очень любила и уважала, но так боялась сейчас. – Ты! Моя! Дочь! Понимаешь?

Мне хотелось сказать «да», но выражение лица папы говорило, что ему не нужны ответы. Поэтому я молча кивнула, искать аргументы было бессмысленно.

– А моя дочь не может водиться с предателями. Не может, понимаешь?

И я снова кивнула, вжав голову в плечи. Казалось, если я открою рот или произнесу хоть слово, это еще больше взбесит отца, поэтому лучше было молчать.

– Я говорил тебе об этом, помнишь? Ты помнишь, я тебя спрашиваю?

– Па… – я набрала воздуха и почти собралась с духом признать свою вину, как папа снова сделал пару шагов, сокращая между нами расстояние. Он был не похож на себя, словно передо мной другой человек, незнакомец из соседнего дома.

– Ты помнишь? – повторил он.

– Пап…

– Ты помнишь? – крикнул отец. В этот момент его рука поднялась и хлестнула меня по лицу. Я не сразу поняла, что произошло, потому что удар оказался очень сильным. С губ сорвался слабый крик, меня повело в сторону шкафа, но я чудом смогла сохранить равновесие. Щека пылала от боли, сердце бешено стучало, а в глазах застыли слезы. Мне хотелось броситься к дверям, хотелось убежать. Я смотрела на отца и не понимала, кто стоит передо мной. Он был в несколько раз выше и шире в плечах своей восьмилетней дочки. Он позволил себе ударить ее и при этом на его лице не проскользнуло ни единой эмоции.

Дрожащей рукой я коснулась щеки и вжалась в стенку шкафа, опустив голову. Папа подошел ко мне, остановившись буквально в одном шаге. Мне показалось, сейчас последует еще удар и еще, но отец лишь смерил меня тяжелым взглядом, а затем молча вышел, хлопнув дверью.

Глава 5 – Рита

Про пощечину я ничего не рассказала маме. Я никому ничего не рассказала, решив, что, скорее всего, сама виновата. Да и мать все равно всегда была на стороне отца, она изначально предупреждала: ничем хорошим мое неповиновение не закончится.

Ненавистное вранье началось с мая, и с тех пор, кажется, я научилась врать даже самой себе.

Вите сказала, что телефон потеряла. Мне не хотелось, чтобы отец упал в его глазах… Шестаков вздыхал и негодовал, мы даже отправились на поиски и расклеили пару объявлений в районе, где я могла «потерять» телефон, но, конечно, мобильный не нашелся. Однако Витя грустил недолго – по крайней мере, мне так казалось. Потому что в июне его отправили в какой-то детский лагерь на море на целый месяц, в июле они с тетей Кристиной ездили проведать ее родителей, а что было в августе, я и сама не знала. Я просидела почти весь месяц дома, одна-одинешенька, разглядывая за окном надоедливых голубей.

Следующая наша встреча с Шестаковым состоялась только в середине сентября, когда мы уже перешли в третий класс. Я училась тогда во вторую смену, а Витя – в первую, как выяснилось. За лето он вытянулся, загорел и даже отрастил дурацкую тонкую косичку на затылке.

– Тебя не узнать, – с улыбкой сказала я, указав на нее.

– Ага, но мать записала меня в секцию по баскетболу. А там с этой штукой не вариант, придется отрезать. Кстати, это тебе, я все лето собирал, – Витя протянул мне небольшой пакетик, какие обычно дают в аптеках. Я осторожно взяла его и заглянула внутрь. Там были именные браслетики, ракушки, какие-то странные бусы – опять же, из ракушек. От пакета исходил запах моря и лета, и мои глаза стали наполняться влагой от грусти и обиды, что время пролетело так быстро, и все прошло мимо нас с Витей.

– Я… я просто не знал, какой тебе понравится, – начал оправдываться он. – У девчонок спрашивал, что нравится им. Я ж в этом не особо… если тебе не нравится, можешь выбросить, я не обижусь! Честно!

– Мне очень нравится! – вместо улыбки я потянулась к Вите и обняла его, крепко прижимаясь к его груди. – Ты, главное, не забывай меня, ладно? – шепнула смущенно я, поджимая губы и сдерживая слезы.

– Я очень скучал по тебе, вообще-то! Обещаю, когда мы вырастем, я буду всегда рядом! Даже если захочу, не смогу тебя забыть. Верь мне, хорошо? – заявил Шестаков. Его ладони легли мне на плечи, а дыхание обжигало шею. Сердце саднило от этих слов, но в то же время словно лучилось теплом. Впервые в жизни мне безумно захотелось поскорее вырасти.

– Это обещание тебе точно выйдет боком, – засмеялась я, не задумываясь о том, насколько пророческим мог оказаться наш диалог.

Той осенью мы встретились еще всего три раза. Во-первых, меня начал встречать со школы папа, потому что в нем вдруг проснулась забота, а еще ему, кажется, стало скучно сидеть сутками дома. А во-вторых, Витя из-за секции по баскетболу не всегда мог прийти повидаться. Конечно, было бы проще, будь у меня телефон, но зарплаты мамы едва хватало на продукты и оплату счетов. Иногда по выходным отец разгружал вагоны, чего я совсем не понимала. Ведь он отлично разбирался в своем деле и мог найти достойную работу, но папа намеренно не вспоминал о профессиональных навыках, словно боялся, что если сядет за компьютер, опять обожжется.