Остановка: Созвездие Близнецов. Книга 2. Оружие света

Филипп ехал в Лугу на недавно купленной старенькой «Ниве» – тётя Римма навязала, чтобы стройка быстрее шла. Как раз с дачи он и ехал, удрал от скандала. Там сейчас вовсю бушует, он свою порцию упрёков и оскорблений получил, теперь за него тётка отбрехивается.

Предупреждал же он Иришку, чтобы к Ольге не лезла. Но как же, с роднёй ей надо подружиться! И ведь знает, что сестра с его бывшей на короткой ноге, так всё равно в сети переписку затеяла. Он тоже лоханулся: сказал матери, что Тёму собирается усыновить, та эту новость разнесла, и вот результат! Как ему теперь достраивать тёткин дом?

Последнее время мать с сестрой еле слова цедили, а сегодня как с цепи сорвались. Мол, и замуж она за тебя, дурака, пошла с этой целью – чужого ребёнка на шею повесить, по ней видно, что распутная дрянь. Словцо покрепче было сказано, но повторять даже в мыслях не хочется.

Если честно, ему самому не очень-то приятна эта тема. Женаты чуть больше года – да и не живут толком вместе, встречаются – и вдруг: усынови да усынови. Отказать никак невозможно, какую он назовёт причину? Не нравится мальчик? Не готов к такой ответственности? Предлагал погодить немного, вот достроит, переедут, тогда и решат. Так на него зыркнула! А потом две недели к себе не подпускала. На измор брала.

И всё ведь в фамилию упирается. Мол, если с материнской, сразу ясно – безотцовщина. Пришлось пообещать. Записались на приём в ЗАГС, да он тогда заболел. Совершенно реально, с температурой. Месяц напоминала, опять записались – он паспорт забыл, снова сорвалось. И вот теперь этот скандал с родичами. Обложили со всех сторон…

Придётся, видно, усыновлять. Потому что без Иришки теперь не жизнь. Он неделю на одних воспоминаниях едет: её тело, прикосновения, слова бесстыдные, глаза невинно-порочные, – как вживую перед взором мысленным крутятся… в голове жар, слюней полный рот – ну, не бесовщина ли? А и пропадай душа, сладкой смерти ожидая!

Филипп свернул на знакомую улицу и ещё издали заметил красную «Мазду» тёщи, выезжающую из гаража. А когда подъехал ближе, разглядел за лобовым стеклом Ирину. Ну конечно, она же теперь с правами, и доверенности не надо – страховка без ограничений. Фил помахал рукой, но «Мазда» проскочила мимо, а Иришка даже головы не повернула в его сторону. Но и в профиль было ясно – плакала.

Начинается! Он так и знал – опередит его молва. И ведь ни в чём не виноват, самому тоже досталось. Эх, надо было сразу позвонить, всё рассказать… Теперь придётся оправдываться, заглаживать вину. Ладно, купит путёвку дней на пять в Турцию, она давно мечтает. Возьмёт «всё включено», номер люкс, Иришка любит холодное шампанское.

На крыльце его встретила тёща. Вот душа-человек! Улыбается, обнимает, и ни словечка о плохом. Он ей подарок привёз: кофе свежей обжарки, какой она любит. С тех пор, как при ресторане открыли «Кофе с собой», он там за бариста. Пока совмещает, но шеф обещал отдать на откуп, если дела пойдут. Разговор сам начал, пока Татьяна Александровна салатик строгала и грела борщ. Про скандал, затеянный сестрой: воспользовалась, мол, тем, что мамаша в запое. Одна тётка в этом дурдоме человек.

Когда принялся за еду, Татьяна с чашкой кофе рядом устроилась и рассказала, что у них произошло. Сестрица его прислала Ирке оскорбительное сообщение. Через слово: стерва, потаскуха, шантажистка и ещё похуже, матом. Но самое ужасное, что Тёму обозвала по-разному, его-то за что, в чём мальчик виноват? Растёт без отца, заступиться некому.

Последние слова, пожалуй, больше всего проняли Фила. И чего он так упирался, ведь давно обещал усыновить… Вроде, и сам предлагал, ещё вначале, до свадьбы. Тогда и не то готов был пообещать, лишь бы согласилась. Что же, разве он не хозяин своего слова? Завтра же пойдут и всё оформят.

Оказалось, это не так просто. Он должен представить документы о заработке, о жилищных условиях, а если живёт в одной квартире с родственниками, их согласие. Ирина сама была обескуражена такими требованиями, даже перестала дуться. Ну, положим, доходы у него неплохие, а вот с жильём и, тем более, согласием родственников, вряд ли получится.

Но можно получить свидетельство об установлении отцовства. Тогда никаких справок не требуется. Так сказала эта молоденькая коза в окошке приёмной. И тут же добавила: по факту никаких различий нет, формально вы становитесь отцом ребёнка. А сама так хитро на него посмотрела: влип ты, мужик.

Ну и ладно! Зато ждать ничего не надо, от него только паспорт и подпись в трёх местах: что признаёт себя отцом Тимофея Фомичева, такого-то числа и года рождения, что согласен дать ему свою фамилию Максимов, что действует без принуждения…

Филипп как сомнамбула везде расписался, и им вскоре выдали готовый бланк свидетельства, с водяными знаками, печатями и подписями ответственных лиц. Так они и вышли с Иришкой из ЗАГСа, она с заветной бумагой в сумочке, он – с глупой улыбкой на губах, сжимающих сигарету.

Ирка торопилась к парикмахеру и сразу уехала на «Мазде». А он, безлошадный, спустился в подвальчик напротив и отметил это дело в одиночестве. Отключенный в телефоне звук оградил его от чужих влияний, иначе он бы узнал много интересного от Антона Корха, первого мужа Ирины, от матери и даже от Вероники, бывшей супруги, которой, как он считал, до него нет никакого дела.

Глава 52

Веронике Николаевне, действительно, было наплевать на Филиппа. Но только до тех пор, пока не иссякла мантра, которую он неоднократно заводил: вернись, я без тебя и Юрика не могу. И вдруг, резко – полная тишина и оскудевший денежный поток. Да дело-то не в деньгах, муж её обеспечивал, а в том балансе поклонения, который удерживал Веронику в равновесии. Она поклоняется мужу, Филипп – ей.

Все сведения бывшая супружница получала от сына. Юрик, когда-то любивший равно и мать, и отца, теперь вырос. Он стал понимать, что мама ушла от папы к другому, что папа так же мучается и тоскует, как и он сам. Поэтому отца он любил беззаветно, просто обожал и всегда был на его стороне. Отчима не принимал, а тот вообще не замечал ни его, ни жену, занятый своими финансовыми потоками. Юрка понимал, что мать тоже несчастна и одинока.

Появление другой женщины в жизни отца всё изменило. Мачеха была холодна и явно им тяготилась. Она отнимала отца у Юрика даже в те редкие часы, когда они виделись. И тогда он перешёл на сторону матери. Весь превратился в чуткие, разборчивые уши, которые фильтровали помехи, улавливали нужные тембры, различали шёпот. Памятью обладал отменной, соображал быстро и логично, а посему интриги распознавал ещё на этапе зарождения.

Мелкого возненавидел с первого дня, ведь он украл у него отца, занял его сыновье место. Пожалуй, Юрка смирился бы с Тёмой, этой рыбой-прилипалой, если бы тот любил его папу. Но сводный брат помыкал им, обижал, всячески унижал. Тёма мог сказать отцу: «Отстань, это моя мама!», – и ему за это ничего не было.

Приходилось смиряться, если он хотел гостить у отца. А он хотел! Но поездки в Лугу, долгие и нудные, выматывали. Его тошнило в машине, и Тёмка потом выкрикивал: «Ты блевотина, блевотина!». Услыхал от взрослых, от мамаши своей это слово и повторял, как попугай.

Как-то Юрка съездил его по заднице – такой крик поднялся, тётя Ира забрала мальчишку и ушла наверх, а они с отцом уехали. И потом три недели он не видел папу, навсегда зарёкшись трогать этого гнуса и ябеду. Зато матери рассказывал всё, что видел и слышал. Они теперь были заодно.

Вот почему бывшая супруга атаковала Филиппа звонками, по счастью для него, неуслышанными. Юрик рассказал о намерении отца усыновить Тёму. Ах вот как, в ущерб родному ребёнку?! Зная о его нищенской зарплате, она не подавала на алименты. Но если только Фил попробует… мало не покажется, и недоимки за прошлые года заплатит. Пусть тогда покрутится со стройкой и новой квартирой!

А мать звонила, чтобы предупредить о том, что затевает бывшая супруга. Вероника же всё рассказала Ольге, и хотя они оба её дети, к Филиппу жалости больше, ведь дочь с детьми под её крылом, а сынок давно на отшибе. Добрый, умелый, красивый и такой несчастливый…

Что касается Антона Корха, тот просто решил познакомиться – им делить нечего, он женат, недавно дочку родил. Телефон Филиппа раздобыл через маму Таню. Той бы смекнуть, что нельзя чужие телефоны раздавать посторонним, но Антошу она любила, доверяла ему, а главное, знала, что он по-прежнему влюблён в Иришку.

Вот и пусть два петуха попрыгают друг перед другом, может, Фил перестанет быть таким рохлей, скажет своё мужское слово. А то ведь так и недолго жену потерять, если позволять всяким неумным родственникам обижать её. Татьяна и представить не могла, что Антон может вынашивать какие-то недостойные планы.

Например, сообщить сопернику, что Тёма вовсе не сын Антона, а нагулянный с гостиничным морячком в Питере, на квартире тётки. И о том, как предлагала Антону усыновить ребёнка, да он вовремя одумался. Как настоящего папашу на Украину ездила искать, в его честь назвала Тимофеем, лишь бы признал, да тот ушлый мужик, спрятался. А теперь она наверняка за Филиппа примется, и он дурак будет, если поддастся.

Всего этого Фил не узнал. Пропущенные звонки проигнорировал: не о чем ему теперь с бывшей супругой и матерью разговаривать, дело сделано. А на звонок с незнакомого номера – с номера Антона – и вовсе внимания не обратил, приняв за спам. Продолжал сидеть в подвальчике бара, тянуть через трубочку один коктейль за другим, но желанной расслабленности не наступало.

Фил уже знал, что уедет на последней электричке домой, хотя ещё вчера собирался с утра на рыбалку с тёщиным соседом. Но сейчас понял: он просто хочет от всех свалить. Чтобы не слышать повелительных и капризных интонаций Тёмы, не уклоняться от просьбы тёщи спилить старую яблоню, от Иркиных намёков на поездку в Турцию. Теперь он им ничего не должен – к чёрту яблоня, к чёрту Турция! Добились своего – и отвалите!

Всё же спиртное его пробрало. Встал, пошатнулся и, стараясь двигаться по прямой, вышел из бара. С запада надвигалась армада тёмно-синих туч, они закрыли вечернее солнце, день померк. Давненько Филипп не чувствовал себя таким одиноким и отверженным. Но почему, почему? Только потому, что его заставили признать чужого ребёнка? Ладно бы усыновить…

Та девушка в ЗАГСе наверняка подумала, что он просто увиливает от ответственности, пытается отказаться от собственного сына. Поэтому помогала Ирке его захомутать и даже свидетельство сразу выдала. Наверняка подумала, что с этой бумагой гражданка немедленно направится в суд, подавать на алименты…

Филипп дошёл до вокзала, купил билет на ближайшую Ласточку и вскоре уже крепко спал, откинувшись на мягкий подголовник. За полтора часа пути он дважды просыпался от острого чувства потери, вызванной томительными, сюжетно неясными сновидениями. Голова болела зверски, язык распух, горло пересохло. В мозгу вспыхивало слово «яд», он действительно чувствовал себя отравленным.

И только добравшись до своей девятиметровой комнаты, вспомнил лейтмотив сна. Мужчина: невысокий, коренастый, цыганистого вида, с белозубой улыбкой и шалым взглядом. Он всё время маячил поблизости, насвистывал и делал вид, что кого-то поджидает. А Иришка, в своей прозрачной ночнушке, так похожей на вечернее платье, ластилась к Филу, стараясь закрыть от него этого бродягу.

Да, это был именно бродяга, уверял кого-то постороннего Филипп, не замечая, что уже провалился в следующий сон, и даже слегка удивляясь тому, что не один в своей каморке, и подозревая, что привёл домой попутчика. А утром, окончательно проснувшись с отлёжанной до полного онемения рукой, вообразил, что как раз с этим бродягой и разговаривал, даже какое-то время сожалел, что так глупо перед ним раскрылся. И тут же, очнувшись окончательно, взревел, обозвал себя кретином и алкашом, обещая клятвенно никогда, ни под каким видом не пить коктейлей. По крайней мере, в этом подозрительном подвале.

Он решил использовать освободившееся воскресенье для дела и поехал на дачу, где все, кроме тётки, забились по своим углам. Накануне подвезли плиты утеплителя, Фил рьяно принялся их крепить, забыв обо всём. Была у него такая черта в характере: если брался за дело, остальное переставало существовать.

Но тётя Римма всё же отвлекла его на чай, который по количеству расставленных на столе тарелок больше напоминал обед. И вот за этим чайным обедом предложила не ждать окончания постройки дома, а уже сейчас переселяться им с Ириной и мальчиком в её квартиру. Может, до больших холодов стройка закончится, а если нет, она и на даче неплохо перезимует, благо печка есть.

Что ж, это выход. Заживут семьёй, Тимоху будет воспитывать, как следует, а то растят из него семейного деспота. Ирина устроится на работу – в Питере всяко больше возможностей, хотя бы в тот же интуристовский отель. Он закончит стройку. Обязательно добьёт, чтобы тётя Римма могла зимовать в тёплом доме.

На душе полегчало. Не надо мотаться в Лугу, по выходным он будет занят строительством, а Ирка с Тёмой пусть к нему приезжают. Тут и озеро рядом, и сад прекрасный, в этом году зреют вкусные груши, в парнике небывалый урожай помидор. Юрика заберёт, братья здесь скорее подружатся. А мать с сестрицей умолкнут, он больше не позволит обижать жену и сына.

Вечером Фил позвонил Ирине, рассказал о предложении тётки. Она было заартачилась: зачем им сейчас в Питер переезжать… договаривались же к Новому году… Но Филипп тоном, не допускающим возражений, прервал её и велел к субботе собрать все вещи, он приедет за ними на машине. А когда Ирка недовольным голосом завела что-то о Тёме, которому лучше провести остаток лета в Луге, он веско перебил: я знаю, что лучше моему сыну.

Глава 53

Удивительное дело, пока Рита могла в любой момент сгонять в Питер, ей не очень-то этого хотелось. Жизнь в Луге, а вернее, в тихих, заросших ивами Голубицах, представлялась намного приятнее, чем столичные развлечения. К тому же дорога. Полтора часа в Ласточке казались непомерными, а там ещё метро или такси…

Но как только возникли препятствия, Рита стала скучать по новым впечатлениям. Сайт Афиша.ру висел на панели браузера и манил интересными предложениями. К концу подходила осень, все работы в саду закончились, зачастили унылые дожди, самое время открыть театральный сезон. Но Рите приходилось отгонять мысли о культурной программе и уютной квартирке на Петроградской.