Осколки правильного мира

– Обращения?

– Возвращения мира в правильное состояние. Дети снова станут детьми, взрослые – взрослыми. Разве это не то, чего мы все хотим?

Эмма посмотрела на Лизу и Макса. В их глазах читалась смесь страха и любопытства.

– А что будет с людьми, которые привыкли к текущему миру? – спросила она. – С детьми, которые управляют компаниями? Со взрослыми, которые нашли счастье в простых радостях?

– Они адаптируются, – равнодушно ответил Томас. – Естественный порядок вещей восстановится.

– И исчезнувшие Переходники? Что с ними случилось?

– Они присоединились к нам добровольно. Мы показали им правду, и они сделали свой выбор.

– Где они?

– В безопасном месте. Готовятся к новому миру.

Томас сделал шаг к проектору.

– А теперь, детектив, я прошу вас передать устройство нам. Это не просьба, а требование. У нас есть полномочия.

– У вас нет никаких полномочий, – прервала его Эмма. – Это улика по уголовному делу.

– В мире, который скоро перестанет существовать? – Томас рассмеялся. – Детектив, вы не понимаете масштаба происходящего. Мы собираемся переписать саму реальность. Ваши законы, ваши дела, ваша полиция – всё это исчезнет, как дурной сон.

– И если мы откажемся?

– Тогда вам придётся исчезнуть вместе с ними.

Эмма поняла, что переговоры окончены. Она выхватила оружие, но Томас был быстрее. Из его рук вылетел какой-то предмет – кристалл, похожий на тот, что лежал в проекторе, только чёрный.

Кристалл разбился о пол, и из него вырвался тёмный туман. Эмма почувствовала, как сознание начинает затуманиваться, а реальность – расплываться по краям.

– Кристалл забвения, – услышала она голос Томаса, словно доносящийся издалека. – Через несколько минут вы забудете о нашей встрече. А проектор проектор отправится туда, где ему место.

Последнее, что Эмма увидела перед тем, как провалиться в темноту, – как Лиза Мейер прячет что-то в карман халата.

Она пришла в себя на полу лаборатории. Макс сидел рядом, потирая голову, а доктор Мейер склонилась над ним.

– Что случилось? – спросила Эмма.

– Не знаю, – ответил Макс. – Помню, мы изучали твой кристалл, а потом пустота. Как будто кто-то стёр несколько часов из памяти.

– Кристалл! – Эмма вскочила. – Где кристалл?

– Исчез, – грустно сказал Макс. – И проектор тоже.

Эмма осмотрелась. Лаборатория выглядела так, словно здесь прошёл торнадо. Перевёрнутые столы, разбитые приборы, осколки стекла на полу.

– Доктор Мейер, вы что-нибудь помните?

Лиза покачала головой.

– Только обрывки. Мужчина средних лет. Что-то говорил о о Хранителях? И ещё.

Она полезла в карман халата и достала маленький предмет.

– Ещё я почему-то спрятала это.

В её руке лежал крошечный кристалл памяти – не больше ногтя мизинца, но такой же переливающийся, как тот, большой.

– Откололся от основного, когда тот мужчина его забирал, – объяснила Лиза. – Инстинктивно подумала, что нужно сохранить хотя бы кусочек.

Эмма осторожно взяла кристалл. Даже такой маленький фрагмент излучал тепло и показывал мерцающие образы правильного мира.

– Хватит ли его, чтобы.

– Чтобы найти остальных? – Лиза задумалась. – Возможно. Но нам понадобится помощь.

– Какая помощь?

– Есть люди в городе, которые тоже помнят правильный мир. Не так ярко, как Переходники, но достаточно ясно. Если мы их найдём и объединим.

– Где их искать?

– Я знаю одно место, – тихо сказала Лиза. – Старую школу в районе Йордан. Формально она давно закрыта, но иногда туда приходят особенные дети.

– Особенные?

– Дети, которые помнят, какими должны быть дети. Которые хотят играть, а не управлять корпорациями. Которые плачут от того, что вынуждены быть взрослыми.

Эмма кивнула. В её голове начал формироваться план.

– Макс, можешь восстановить хотя бы часть данных о проекторе памяти?

– Попробую. У меня есть резервные копии всех сканов.

– Доктор Мейер, вы поможете нам найти эту школу?

– Конечно.

– Тогда встречаемся завтра утром. А сейчас сейчас мне нужно поговорить с капитаном Винтерсом.

Эмма покинула лаборатория, чувствуя, как вокруг неё меняется мир. Ещё вчера она думала, что расследует обычные исчезновения людей. Теперь же стало ясно: речь идёт о борьбе за саму природу реальности.

Где-то в городе действовала организация, которая хотела обратить Переворот и вернуть мир к "правильному" состоянию. С одной стороны, это звучало заманчиво – кто не хотел бы жить в мире, где всё устроено естественным образом?

С другой стороны, миллионы людей привыкли к текущей реальности. Дети, которые гордились своими достижениями. Взрослые, которые нашли радость в простых вещах. Семьи, которые научились любить друг друга в перевёрнутом мире.

Имели ли Хранители Первоначального право решать за всех?

И главное – были ли они правы, считая правильный мир лучше нынешнего?

Эмма шла по вечернему Новому Амстердаму, мимо каналов, где плавали игрушечные кораблики пожилых людей, мимо кафе, где дети в костюмах обсуждали биржевые сводки, мимо детских садов, где взрослые строили замки из кубиков.

Странный мир. Неправильный мир.

Но свой мир.

И она будет его защищать.

Даже если для этого придётся сражаться с теми, кто хотел сделать его лучше.

В кармане тёплился маленький кристалл памяти – последняя надежда на то, что правда о Хранителях не исчезнет вместе с украденным проектором.

Завтра начнётся настоящее расследование. Расследование, которое определит судьбу не только исчезнувших Переходников, но и всего их перевёрнутого мира.

Эмма Ван Дер Берг, одиннадцатилетний детектив с душой взрослой, была готова принять этот вызов.

Глава 2. Дети, которые не хотели быть взрослыми.

Капитан Якоб Винтерс сидел в своём кабинете и раскрашивал карту города цветными карандашами. Когда Эмма вошла, он поднял голову и улыбнулся с радостью ребёнка, увидевшего лучшего друга.

– Эмма! Смотри, что я делаю! – Он показал карту, где районы Нового Амстердама были окрашены в разные цвета. – Каждый цвет – это настроение района. Красный – где люди часто сердятся. Жёлтый – где все весёлые. А синий – где грустные.

Эмма подошла ближе и присела на край стола. За годы работы с капитаном она научилась не игнорировать его детские увлечения – иногда в них скрывались удивительные прозрения.

– Интересная система, – сказала она. – А что это за чёрная зона в районе Йордан?

Лицо Якоба помрачнело.

– Там странно, Эмма. Там живут грустные дети. Не такие, как мы. Они плачут, когда им дают важную работу. И они они играют тайком, когда думают, что никто не видит.

– Как часто ты туда ездишь?

– Раз в неделю. Проверяю, всё ли у них в порядке. Но они боятся меня. Прячутся, когда видят полицейскую машину.

Эмма достала из кармана крошечный кристалл памяти. При свете настольной лампы он переливался всеми цветами радуги.

– Капитан, что вы видите, когда смотрите на это?

Якоб взял кристалл и поднёс к глазам. Его лицо изменилось – стало серьёзнее, задумчивее. На мгновение в его глазах мелькнуло что-то взрослое.

– Я я вижу себя, – прошептал он. – Но другого. Старшего. В форме, но настоящей, взрослой форме. Я иду по улице, и люди меня уважают не потому, что я большой, а потому, что я мудрый.

– Что ещё?

– Детей. Маленьких детей, которые бегают и смеются. Которые не боятся быть детьми. И – его голос дрогнул, – и я понимаю их, потому что когда-то сам был таким.

Он вернул кристалл Эмме, и детское выражение вернулось на его лицо, но теперь смешанное с грустью.

– Это правда, да? – спросил он тихо. – Так было раньше?

– Да, капитан. Так было раньше.

– А можно можно это вернуть?

Эмма не ответила сразу. Вопрос был слишком сложным, а цена ответа – слишком высокой.

– Не знаю. Но есть люди, которые пытаются это сделать. И возможно, они не спрашивают нашего согласия.

Якоб кивнул с серьёзностью, которая плохо сочеталась с его детским лицом.

– Что мне делать?

– Завтра утром поехать со мной в район Йордан. Показать тех грустных детей.

– Хорошо. А сейчас?

– Сейчас идите домой. Поиграйте с соседскими дедушками в прятки. Отдохните.

Якоб послушно встал, но у двери обернулся.

– Эмма, а если мир изменится мы останемся друзьями?

– Конечно, капитан. В любом мире.

Он ушёл, а Эмма осталась одна с картой города и своими мыслями. Чёрная зона в районе Йордан действительно выглядела подозрительно. Если там собирались дети, которые не хотели быть взрослыми.

Она сложила карту и отправилась домой.

Квартира Эммы располагалась на третьем этаже старинного дома на Херенграхт. Небольшая, но уютная – одна комната, совмещённая с кухней, и крошечная ванная. Мебель была приспособлена под детский рост: низкие столы, маленькие стулья, кровать размером с детскую кроватку.

Но книги на полках были взрослыми. Криминология, психология, философия – знания, которые помогали ей справляться с работой детектива в мире, где логика была перевёрнута с ног на голову.

Эмма заварила чай и села у окна, выходящего на канал. За стеклом медленно плыли гондолы с туристами – одним из немногих развлечений в городе, которое подходило и детям, и взрослым. Гондольеры были подростками тринадцати-четырнадцати лет – в возрасте, когда они ещё могли концентрироваться на работе, но уже начинали терять серьёзность.

Она достала кристалл памяти и положила его на стол. Даже в тусклом свете вечерней лампы он излучал тёплое сияние.

*Что, если Хранители Первоначального правы?* – подумала она. *Что, если наш мир действительно неправильный? Что, если дети должны быть детьми, а взрослые – взрослыми?*.

Но тут же вспомнила лицо капитана Винтерса, когда он рассказывал о красивом восходе солнца. Радость дядьки Хенка, строящего замки из кубиков. Смех пожилых людей, пускающих мыльные пузыри в парке.

Да, они не были "правильными" взрослыми. Но они были счастливыми людьми.

А она сама? Счастлива ли она, одиннадцатилетняя девочка с грузом взрослых воспоминаний и ответственности?

Телефон прервал её размышления.

– Детектив Ван Дер Берг слушает.

– Эмма? – раздался встревоженный голос доктора Лизы Мейер. – Кое-что произошло. Можешь приехать ко мне домой?

– Что случилось?

– Лучше увидишь сама. Адрес – Принсенграхт, 47.

Эмма взяла куртку и вышла в ночной город.

Дом доктора Мейер ничем не отличался от других старинных зданий вдоль канала – узкий, высокий, с крутой лестницей и большими окнами. Лиза встретила её у входа, всё ещё в белом халате поверх домашней одежды.

– Поднимайся наверх, – сказала она. – Только тихо. Не хочу будить соседей.

Квартира оказалась удивительной. В отличие от большинства детских жилищ в Новом Амстердаме, здесь была взрослая мебель, серьёзные книги, сложные научные приборы. Но самое поразительное ждало Эмму в гостиной.

На диване сидела женщина лет тридцати с отсутствующим взглядом и детским выражением лица. Рядом с ней – мужчина примерно того же возраста, который тихо напевал колыбельную. На полу играли ещё трое – двое мужчин и одна женщина, все в возрасте Переходников.

– Это они? – прошептала Эмма. – Исчезнувшие?

– Пятеро из тринадцати, – кивнула Лиза. – Остальные, видимо, в других местах.

– Откуда они взялись?

– Час назад постучали в дверь. Стояли на пороге, как потерянные дети. Не помнят своих имён, не помнят, где были. Но – она понизила голос, – они помнят правильный мир.

Эмма подошла к женщине на диване.

– Здравствуйте. Меня зовут Эмма. Я детектив.

– Детектив? – женщина посмотрела на неё с удивлением. – Но ты же ребёнок!

– В нашем мире дети работают детективами.

– В нашем мире? – Женщина нахмурилась. – А а разве есть другие миры?

– Расскажите, что помните.

– Помню помню школу. Настоящую школу, где учились дети. Помню свою работу в офисе, где я была взрослой. И помню, как всё это исчезло, когда меня забрали кто-то забрал.

– Кто?

– Не помню. Помню только голос. Мужской голос, который говорил: "Вы не должны страдать в неправильном мире. Мы покажем вам место, где всё так, как должно быть."

– И что было потом?

– Потом потом была комната. Большая комната, полная света. И другие люди, такие же, как я. И машины, странные машины.

Женщина замолчала, прижав руки к вискам.

– Болит, – прошептала она. – Когда пытаюсь вспомнить, очень болит.

Лиза подошла и осторожно взяла женщину за руку.

– Не напрягайтесь. Память вернётся постепенно.

Эмма отвела доктора в сторону.

– Что с ними сделали?

– Судя по симптомам – стёрли часть воспоминаний. Оставили только образы правильного мира, а всё остальное исчезло.

– Зачем?

– Возможно, готовили их к чему-то. Или использовали как подопытных. А теперь теперь они больше не нужны.

– Но почему они пришли именно к вам?

Лиза задумалась.

– Не знаю. Возможно, потому что моя фамилия связана с создателем Переворота. Или.

Она остановилась, словно вспомнив что-то важное.

– Или потому что у меня есть это.

Лиза подошла к книжному шкафу и достала старинную коробку. Внутри, на бархатной подушке, лежали семь маленьких кристаллов памяти – каждый не больше горошины, но все переливающиеся тем же загадочным светом.

– Семейная реликвия, – объяснила она. – Прапрадед оставил их моему прадеду с запиской: "Если мир станет слишком неправильным, эти кристаллы помогут найти дорогу домой."

– Домой?

– В правильный мир. Я думаю, эти люди почувствовали кристаллы. Их притянуло сюда.

Эмма взяла один из кристаллов. Он был тёплым и пульсировал, как крошечное сердце.

– Можно их использовать?

– Теоретически да. Но нужно устройство, способное их прочитать. А единственный проектор памяти украли Хранители.

– Значит, нужно найти другой способ.

– Или другой проектор.

– У них есть пять из семи. Где могут быть остальные два?

Лиза закрыла коробку и спрятала её обратно.

– Если верить семейным записям, один проектор спрятан в старой школе в районе Йордан. Той самой, о которой я тебе рассказывала.

– А седьмой?

– Седьмой – Лиза замолчала. – Седьмой должен быть в ратуше. В кабинете мэра.

Эмма подняла брови.

– В кабинете двенадцатилетнего мэра хранится артефакт полуторавековой давности?

– Не двенадцатилетнего. Мэр Анна Ван дер Хейден – особенная. Ей четырнадцать, но она она не такая, как мы.

– В каком смысле?

– Она единственный человек в городе, который родился с нормальным течением времени. Росла как обычный ребёнок – медленно, постепенно. Сейчас ей четырнадцать физически, и четырнадцать ментально.

– Но как это возможно?

– Не знаю. Аномалия. Генетическая мутация. Или – Лиза понизила голос, – или она потомок кого-то из участников первоначального эксперимента. Кого-то, на кого Переворот подействовал по-другому.

Эмма задумалась. Мэр, который рос нормально в ненормальном мире. Это объясняло многое – почему четырнадцатилетняя девочка смогла стать главой города, почему её решения казались более мудрыми, чем у других детей-чиновников.

– Нужно с ней поговорить.

– Осторожно, – предупредила Лиза. – Анна Ван дер Хейден – умная и опасная. Если она действительно хранит проектор, то не просто так.

– А пока – Эмма посмотрела на пятерых Переходников, которые всё ещё сидели в гостиной, как потерянные дети, – что делать с ними?

– Оставлю у себя. Попытаюсь восстановить их память. А завтра.

– Завтра едем в старую школу.

Эмма попрощалась и вышла в ночной Амстердам. По дороге домой она размышляла о том, как быстро усложняется дело. Вчера она искала пропавших людей. Сегодня обнаружила заговор, целью которого было изменение самой природы реальности.

А завтра, возможно, придётся выбирать между двумя мирами – тем, что есть, и тем, что должно быть.

В кармане лежал маленький кристалл памяти, тёплый от её тела и полный образов правильного мира. Мира, где она была бы обычным ребёнком, а не детективом, расследующим дела, которые могут определить судьбу всей реальности.

Но выбирать ей не придётся, поняла Эмма. Выбор уже сделан – в тот момент, когда она надела значок детектива и поклялась защищать людей.

Глава 3. Невидимая школа.

Утро в Новом Амстердаме началось с тумана. Густые серые клубы поднимались из каналов, окутывая город призрачной вуалью и делая привычные очертания зданий расплывчатыми и нереальными. Эмма стояла у окна своей квартиры, попивая кофе из детской кружки с картинками, и наблюдала, как в молочной дымке исчезают и появляются силуэты прохожих.

*Подходящая погода для поисков призраков*, – подумала она.

В восемь утра к её дому подъехал капитан Винтерс на служебной машине. Сегодня он выглядел более собранным, чем обычно – почти серьёзным, если не считать яркого шарфа в полоску, который явно выбрал сам.

– Доброе утро, Эмма! – поприветствовал он её. – Я принёс карту и печенье. Мама всегда говорила, что в дальнюю дорогу нужно брать печенье.

– Район Йордан – не такая уж дальняя дорога, капитан. Двадцать минут езды.

– Но туда редко ездят полицейские, – серьёзно ответил Якоб. – А когда ездят, местные дети прячутся. Я думал об этом всю ночь.

Они сели в машину и поехали через туманный город. По дороге Эмма рассказала капитану о вчерашнем визите к доктору Мейер, о найденных Переходниках и о семейных кристаллах памяти.

– Значит, их стирали им память? – спросил Якоб, и в его голосе прозвучала нехарактерная для него злость. – Это нехорошо. Память – это то, что делает нас людьми.

– Откуда вы это знаете, капитан?

Якоб замолчал, сосредоточенно глядя на дорогу.

– Не знаю, – наконец сказал он. – Просто знаю. Иногда в голове всплывают мысли, которые кажутся старше меня.

Они проехали центр города и направились в сторону старых районов. Йордан был одной из самых древних частей Нового Амстердама – узкие улочки, дома XVII века, маленькие дворики, спрятанные от посторонних глаз. После Переворота этот район стал тихим и малонаселённым. Взрослые-дети предпочитали современные районы с большими игровыми площадками и яркими зданиями, а дети-взрослые выбирали деловые кварталы поближе к офисам и правительственным учреждениям.

– Вон там, – указал Якоб на узкую улочку между двумя каналами. – Эге-стрит. По моей карте, самая "чёрная" точка в районе.

Улица оказалась странной. Не пустой – по ней ходили люди, в окнах горел свет, на подоконниках стояли цветы. Но что-то в атмосфере было неправильным. Эмма не могла понять что именно, пока не заметила детали.

Взрослые здесь ходили слишком тихо, словно стеснялись своего присутствия. А дети дети не смеялись. Они передвигались быстро и серьёзно, избегая зрительного контакта, и при виде полицейской машины спешили свернуть в переулки.

– Здесь все боятся, – констатировал капитан. – Интересно, чего?

– Или кого.

Они припарковались возле небольшого сквера в центре улицы. Согласно карте доктора Мейер, старая школа должна была находиться в доме номер 73 – узком четырёхэтажном здании с заколоченными окнами и табличкой "Продаётся" на двери.

– Не очень-то похоже на место, где собираются дети, – заметила Эмма.

– А может, поэтому оно и подходит? – предположил Якоб. – Место, куда никто не заглядывает.

Они обошли здание кругом. С фасада дом выглядел заброшенным, но во внутреннем дворике Эмма заметила следы недавнего пребывания людей – протоптанные дорожки в траве, окурки детских сигарет (в Новом Амстердаме курить разрешалось только несовершеннолетним), обёртки от конфет.

– Кто-то здесь бывает, – сказала она. – И регулярно.

Задняя дверь оказалась незаперта. За ней лежал коридор, пахнущий пылью и старой краской. Стены были исписаны граффити – но не обычными для детей рисунками, а странными символами и фразами на старом голландском.

Wij willen kinderen zijn – "Мы хотим быть детьми".

Geef ons ons echte leven terug – "Верните нам нашу настоящую жизнь".

De wereld is verkeerd – "Мир неправильный".

– Кто это написал? – прошептал капитан.

– Дети, которые помнят, какими должны быть дети, – ответила Эмма.

Они поднялись на второй этаж. Здесь бывшие классы были превращены в нечто среднее между игровой комнатой и подпольным клубом. В одной комнате стояли детские столики и стулья, на полу лежали игрушки и книжки с картинками. В другой – мягкие подушки и одеяла, как для сна. В третьей – рисунки на стенах, изображающие семьи из правильного мира: высокие взрослые держат за руки маленьких детей.

– Это место, где они могут быть детьми, – поняла Эмма. – Где не нужно управлять компаниями и принимать взрослые решения.

В самой большой комнате они обнаружили целую библиотеку детских книг – настоящих детских книг, с простыми историями о принцессах и драконах, о дружбе и приключениях. Не учебники по экономике и управлению, которые читали обычные дети Нового Амстердама, а сказки для тех, кто хотел мечтать.

– Кто это всё организовал? – спросил Якоб, листая книжку про медвежонка Винни-Пуха.

– Хороший вопрос.

Ответ пришёл неожиданно. Из-за книжного шкафа вышла девочка лет десяти с серьёзным лицом, но детскими глазами, полными любопытства и страха.

– Вы полицейские? – спросила она.

– Да, – ответила Эмма. – Но мы не хотим никого арестовывать. Мы ищем особенную вещь. Которая может быть спрятана в этом здании.

– Какую вещь?

– Старую машину. Очень старую. Она показывает картинки.

Девочка подумала, явно взвешивая, стоит ли доверять незнакомцам.

– Меня зовут Софи, – наконец сказала она. – А вас?

– Эмма. А это капитан Винтерс.

– Капитан! – Софи посмотрела на Якоба с интересом. – А вы настоящий капитан или играете в капитана?

Якоб смущённо улыбнулся.

– Настоящий. Но иногда мне хочется играть в обычного дядю, который просто просто гуляет в парке и кормит уток.

– Понимаю, – кивнула Софи. – Мне тоже иногда хочется не быть директором папиной фабрики. Хочется просто играть в куклы.

– Директором фабрики в десять лет? – удивилась Эмма.

– Папа умер два года назад. А мама мама стала как ребёнок и не может работать. Так что фабрика моя. – Софи грустно пожала плечами. – Я ненавижу отчёты и совещания. Хочу играть в школу понарошку, где я ученица, а не директор.

– И поэтому вы создали это место?

– Не я. Это тётя Мария придумала. Она она особенная.

– Где она сейчас?

– Наверху. На четвёртом этаже. Но она не любит незнакомцев.

Софи задумалась, изучая лица полицейских.

– Хотя вы кажетесь добрыми. И вы, капитан, тоже выглядите грустным. Как мы.

– Можешь нас к ней отвести? – попросила Эмма.

– Можно. Но сначала скажите – вы действительно ищете машину, которая показывает картинки?

– Да.

– Тогда идёмте. Тётя Мария как раз хотела, чтобы кто-то за ней пришёл.

Они поднялись на четвёртый этаж по скрипучей лестнице. Здесь была только одна комната – большая, светлая, с окнами, выходящими на канал. И сразу стало понятно, кто такая тётя Мария.

Женщина лет сорока пяти сидела в кресле-качалке и читала книгу. Но читала она не так, как читают взрослые-дети в Новом Амстердаме – медленно, водя пальцем по строчкам. Она читала быстро, сосредоточенно, явно понимая сложный текст.

– Тётя Мария, – сказала Софи, – к нам пришли полицейские. Они ищут старую машину с картинками.

Женщина подняла голову, и Эмма увидела глаза, в которых светился острый взрослый интеллект.

– Мария Ван Остен, – представилась женщина. – И да, я знаю, что вы ищете.

– Вы вы не такая, как другие взрослые, – заметил капитан Винтерс.

– Совершенно верно. Я – аномалия. Одна из немногих, кто сопротивляется Перевороту.

– Сопротивляется?

Мария встала из кресла и подошла к окну.

– Видите ли, детектив Ван Дер Берг – да, я знаю, кто вы, – Переворот воздействует не на всех одинаково. Большинство людей полностью подчиняются его логике. Но некоторые из нас сохраняют частичный иммунитет.

– Как это возможно?

– Генетика. Или случайность. Или сила воли – не знаю точно. Важно то, что я помню правильный мир так же ясно, как вы. И знаю, что с ним случилось.

Мария повернулась к ним.

– Элиас Мейер не был злодеем. Он искренне верил, что создаёт лучший мир. Мир, где детская непосредственность будет направлять мудрость взрослых. Но эксперимент вышел из-под контроля.

– И что произошло?

– Временной парадокс. Попытка изменить природу человеческого развития создала разрыв в самой ткани реальности. Правильный мир не исчез – он существует параллельно с нашим, как отражение в зеркале.

– А кристаллы памяти?

– Осколки этого зеркала. Фрагменты правильного мира, которые прорываются в наш.