Формочки для пустоты

Алла Краснова

Формочки для пустоты

… И если кто-нибудь спросит: «кто ты?» ответь: «кто я,

я – никто», как Улисс некогда Полифему.

И. Бродский

Первая глава

Звонок из «Киффа Бореалис»

Одиссей никогда не думал, что ожидание может быть таким мучительным. Дни тянулись, как густая смола, и каждый вечер он ловил себя на том, что снова и снова смотрит на телефон, надеясь увидеть заветный номер.  Он жил в предвкушении, но в то же время боялся, что это всего лишь иллюзия, что звонок никогда не раздастся. Он ждал звонка из издательства, в которое послал свою рукопись.

Сердце его билось учащенно, мысли путались, и он не мог сосредоточиться ни на чем, кроме ожидания. Он пытался отвлечься, погрузиться в работу, встретиться со своими приятелями, но все было тщетно. В его голове звучал один и тот же вопрос: «Когда? Когда же это случится?».

Одиссей никому не рассказывал о своем волнении, будто это было что-то интимное, о чем он хочет подумать наедине с самим собой. В глубине души он знал, что этот звонок изменит его жизнь, но боялся признаться себе в этом.

За день до звонка он почувствовал, что время замедлилось. Мир вокруг стал каким-то нереальным, как будто он смотрел на него через мутное стекло. Он машинально выполнял свои обязанности, работая администратором в торговом зале, но внутри него все кричало: «Все скоро изменится!».   Он ждал, что вот-вот произойдет то, во что он свято верил многие годы добровольного затворничества и писательства в стол.

Одиссей ехал домой в автобусе, и каждый поворот, каждая остановка в пути приближала его к этому моменту. Он чувствовал, как его сердце колотится все быстрее, он понимал, что это не просто волнение. Это было что-то большее, что-то, что он не мог объяснить словами.

Когда он наконец добрался до дома, то замер на пороге. Он не мог понять, почему вдруг так сильно устал, почему его ноги не хотят двигаться дальше. Он кое-как скинул ботинки, добрался до дивана и закрыл глаза, пытаясь успокоиться. Сердце колотилось, мучительные мысли не давали ему покоя. «А что, если я ошибся? Что, если нет никакого предназначения?».

Он пытался отвлечься от мыслей, включить телевизор, почитать книгу, но ничего не помогало. Его разум был полон вопросов и сомнений. Он снова и снова прокручивал в голове события своей жизни, как будто пытаясь убедить себя в том, что это все не случайно, что это он год за годом шел к своей цели. И когда он уснул, вымотанный бесконечной рефлексией, раздался телефонный звонок. Звонил не сотовый, а стационарный телефон. Он вздрогнул, мгновенно проснувшись, но еще какое-то время не решался взять трубку, как будто его рука была в инертной смоле, и чтобы взять трубку нужно было еще приложить усилие.

Телефон звонил, и этот звук казался ему самым важным звуком в мире. Он медленно поднялся с дивана, подошел к телефону и поднял трубку.

‒ Слушаю, – холодно произнес он, сам удивившись своему голосу, и в этот момент его жизнь как будто повисла на волоске.

‒ Одиссей Мережко? – спросила женщина, не поздоровавшись.

‒ Да, – ответил Одиссей, затаив дыхание.

‒ Мы познакомились с вашим романом «Владычица» и готовы рассмотреть его для издания, если вы готовы внести правки, – сказал спокойный, немного отстраненный женский голос.

Это была Нора Зотова, генеральный директор и главный редактор издательства «Киффа Бореалис». «Киффа Бореалис» было молодым издательством, которому было всего пять лет, но в него стремились попасть все авторы самиздата. Нора сама выбирала талантливых писателей и делала из них звезд буквально за несколько месяцев. Она открывала новые имена: Игма Натулина, Петр Гибесс, Карина Ацц, – еще недавно о них не знал никто, они, как и все, томились в котлах самиздата. А теперь их имена были на слуху, их читали, о них говорили, их приглашали в гости известные блогеры. А самое главное – у них теперь были деньги за то, что почти невозможно продать – литературу. И все это сделала для них Нора. После заключения договора с издательством следовали поездки по стране, встречи с читателями, переводы книг на иностранные языки и реклама, реклама, реклама.

Одиссей рассчитывал примерно на то же самое. Он хотел в одночасье стать звездой и зарабатывать много денег, хотя еще вчера он был никому не известный писатель, который опубликовал с десяток никому не нужных произведений в сети. Но потом он написал свой первый роман «Владычица» и отправил его в издательство «Киффа Бореалис», через месяц ему позвонили.

Одиссею очень нравилось название издательства – «Киффа Бореалис». Он катал его, как горошину, на языке. Он представлял себя в этом издательстве задолго до того, как отправил туда свою рукопись. Он думал об этом почти каждый день, когда работал администратором в торговом зале, а потом шел домой писать свой роман. И наконец его мечта стала воплощаться в реальность. Звонок из издательства стал ее точкой отсчета в этом реальном мире.

Глава вторая

Он ел суп

Прошло полгода, май сменился ноябрем, и холодный ноябрьский ветер принес перемены. Карьера Одиссея стремительно развивалась, его любовно-эротический роман «Владычица» вызвал большой интерес у читателей, теперь его можно было купить практически во всех книжных магазинах страны. Но больше всего Одиссей радовался тому, что ему удалось наладить общение с Норой, с которой они хоть спорили по любому поводу, но было в этом что-то обоюдно-приятно-острое.

До личной встречи он видел ее только на фотографиях: рыжеволосая зеленоглазая женщина с точеной фигурой. На снимках она казалась ему суровой дамой, но при личной встрече оказалось, что она очень живая и выглядит гораздо моложе, чем на фотографиях в издательстве.

Нора возлагала большие надежды на Одиссея, в его продвижение вкладывались значительные средства издательства. Теперь ему нужно было как можно скорее написать новый роман, чтобы ускорить продвижение. Одиссей был не против, Нора зорко следила за этим, но вдруг он перестал отвечать на ее звонки и сообщения. Поэтому Нора решила приехать к нему сама.

Одиссей жил в съемной квартире, которую теперь оплачивало издательство. Он жил на окраине города, в не самом живописном районе, объясняя это тем, что «фиговый» вид из окна помогает ему лучше погружаться в свои миры, компенсируя недостаток жизни за окном. Но на самом деле все было гораздо проще: сначала, еще до сотрудничества с издательством, ему было жалко денег на квартиру в хорошем районе, а потом что-то менять уже было лень. Ведь на перемены, даже если это перемены к лучшему, нужно решиться.

***

Одиссей открыл дверь и увидел Нору, одетую в темно-синий костюм и ярко-красный шейный платок. Он был повязан поверх отложного ворота пиджака, напоминая полувековой пионерский галстук, но от известного дизайнера. Цвет платка можно было назвать гламурно-кровавым, под цвет ее помады. Она была одета явно не по погоде, но только потому, что оставила верхнюю одежду в машине. Одиссей удивился, что помада точно подобрана к платку. «А я так и думал, что ты приедешь», – как будто сказали его глаза. Это вызвало настороженную улыбку Норы, застывшую на ее не накаченных гелем губах. Она представляла его реакцию, когда собиралась к нему, но не думала, что пауза будет такой вопиюще долгой.

‒ Можно мне войти? ‒ спросила она строго на пороге его квартиры. Нора готовилась к разговору с ним, потому что Одиссей перестал выполнять доверенную ему работу. ‒ Ты не рад меня видеть? – выпалила она, стараясь взять самую высокую ноту раздражения.

‒ Ну что ты, ‒ расплывшись в улыбке, произнес Одиссей, ‒ как я могу быть не рад тебе? Деньги и женщина ‒ мое любимое сочетание, – раскрывая ей пошире дверь, с иронией сказал он.

‒ Прекрасно, ‒ ответила Нора и быстро прошла в квартиру.

В ней было столько решимости, что, казалось, она войдет в квартиру и без его приглашения, просто потому, что ей это надо.

Нора – эффектная женщина с рыжими, слегка волнистыми волосами до плеч. Она начальница Одиссея, его босс, потому что она главный редактор и генеральный директор издательства «Киффа Бореалис». За это Одиссей ее в шутку называл «рабовладелицей», что ей категорически не нравилось. Несмотря на свой строгий характер и желание властвовать, Нора всегда относилась к сотрудникам издательства и авторам с подчеркнутым уважением, и это вызывало трепет у подчиненных. Ее раздражало, что Одиссей относится к ней иначе, но надеялась, что сможет приручить его.

‒ Ну и где твои шкурки? – иронично спросил Одиссей, пытаясь сбить ее с гневной тирады, к которой она долго готовилась.

‒ В машине, – прошипела она, стараясь не реагировать на его неуместную шутку, чтобы сохранить запал для будущей нотации.

Под «шкурками» Одиссей имел в виду любовь Норы к одежде из экомеха. Нора очень любила накидки и жилетки из экомеха, они были частью ее гардероба в холодное время года. Одиссей постоянно подшучивал над этой ее особенностью гардероба, считая это душком прошлых лет.

‒ Ну и правильно, что в машине, Норке норка не обязательна, ты и так в ней от рождения. Или у тебя там не норка, а целый песец? Лиса, кабан, лось, шкура оленя? – еле сдерживая от смеха произнес он. – Бедные, бедные звери, – добавил он, покачав головой.

‒ Это экомех, никого не убивали, – звякнула голосом Нора.

‒ Ну да, в мире так много подделок, даже поддельная смерть лежит у тебя на плечах, – скептически произнес он, театрально нахмурившись.

Нора пыталась сохранять спокойствие, не реагируя на его сарказм. Она осмотрела квартиру, заметив следы увеселительной вечеринки. Лицо Одиссея выглядело заспанным, как будто он только проснулся, хотя за окном был день. Он был одет в белую майку и старые синие штаны с вытянутыми коленками. Нора тщательно продумывала свой внешний вид, готовясь к разговору с человеком, от которого зависит ее благосостояние. Она была в острых каблуках, а он в тапках, что говорило само за себя. Но «тапки» в этот раз оказались сильнее.

‒ Ты так и будешь стоять и смотреть на меня?! – выпалила она. – Ты можешь мне объяснить, куда ты пропал и что это все значит? Почему ты не брал трубку? Мой секретарь звонил тебе три раза за сегодняшний день! Единственное, что могло бы оправдать твое поведение – это смерть, но я вижу ты жив и здоров, – ядовито усмехнулась она. – Издательство все делает для тебя: снимает квартиру, устраивает встречи с читателями, а ты отвечаешь черной неблагодарностью! Тебе сказать, сколько писем от таких же, как ты, приходит мне на почту каждый день? Сотни. Их тьмы и тьмы, им имя легион – добавила она, слегка смутившись от своего пафоса. – А где новый роман? – четко спросила она, брезгливо посматривая в сторону кухни, потому что оттуда была видна грязная посуда на обеденном столе.

‒ Онанизмом, – с наигранной грустью ответил Одиссей, театрально вздохнув.

‒ Я это уже поняла, – быстро сказала она, – от тебя другого и не ждала. Что ты делаешь в свободное от словесного онанизма время?

‒ Немножко живу.

‒ Немножко живешь?! – вспылила Нора. – А писать за тебя кто будет? Ты должен писать, как в последний раз! Ты должен доказать, что достоин места, которое ты занимаешь! Разве мы на художественном совете не доходчиво тебе объяснили, что ты должен писать и писать, писать и писать?! Разве мы не создали тебе райские условия? А где результат, где он? Остался в прошлом квартале? Ты каждый день, каждый час должен доказывать, что мы не зря в тебя вложили деньги! А пока вместо результата я вижу гору немытой посуды на твоем кухонном столе, – брезгливо поморщилась Нора, кинув взгляд в сторону кухни, дверь в которую была открыта, – Да, кстати, там не только ели, но и пили. Могу я поинтересоваться по какому поводу был праздник? Что отмечали? – недовольно прошипела она, направившись на кухню. Одиссей последовал за ней.

Нора действительно была вне себя от ярости, ведь именно на Одиссея она возлагала самые большие надежды, а он не спешил оправдывать ее ожидания, работая спустя рукава. Было видно, что первый успех сильно вскружил ему голову, а дальше ему как будто стало не интересно. У Норы не могло уложиться в мозгу, как можно так наплевательски относиться к своим обязанностям и не соблюдать условия контракта.

‒ Неужели ты не понимаешь, что еще одна оплошность – и твое место тут же займут другие писатели? Причем в самые кротчайшие сроки. Неужели ты не понимаешь, что без нас ты никто? – громко произнесла Нора. – Эх, – махнула она рукой, – теперь тебе нужно поработать как следует, чтобы заслужить снова наше доверие. Тебе нужно работать в миллион раз лучше, чем прежде. И поверь мне, – взглянула Нора на свой красный маникюр, – я сюда не шутки с тобой приехала шутить. Все очень и очень серьезно, – покачала головой она. – Ситуация почти патовая. Ты в крайне невыгодном положении.

Кухня была маленькой, неудобной и неуютной. На окне – белые жалюзи не первой свежести, на столе и раковине – куча немытой посуды, на холодильнике – четыре магнита, и один из них в форме большой черепахи, на панцире которой было написано «Дратути». Одиссей молча стоял, прислонившись спиною к стене и скрестив на груди руки, он слушал Нору, как слушают радио. На его лице было написано безразличие. Но вдруг Одиссей вдруг произнес:

‒ Я ухожу.

Нора кинула взгляд на него, а потом застыла в паузе, пытаясь осмыслить его слова.

‒ В смысле уходишь? ‒ наконец переспросила она, не скрывая своего удивления.

‒ Просто ухожу. С работы, которую хотят получить миллионы таких же бездарных, как и я, писателей, ‒ улыбнулся Одиссей самой милой своей улыбкой, от которой у Норы пробежал мороз по коже.

‒ Ты устал и тебе нужно время, чтобы отдохнуть? ‒ спросила Нора, встревоженная его неожиданным заявлением.

‒ Нет, я ухожу навсегда, – выдал Одиссей, как будто речь шла о чем-то обыденном.

‒ Как уходишь? – снова спросила Нора, опустившись на стул, и даже не посмотрев грязный он или нет.

‒ Как люди уходят, так и я ухожу. Навсегда.

От Одиссея можно было ожидать чего угодно, но Нора не ожидала, что он решит покинуть издательство. Это было странно, ведь его уход был невыгоден для него. Нора не могла успокоиться и собраться с мыслями. Она подумала: «Может, он блефует? Пытается выторговать лучшие условия работы? Или право писать то, что хочет, сколько и когда хочет?».

‒ И каковы же твои условия? – робко спросила она, минуя собственный авторитет.

Одиссей скептически хмыкнул, возникла напряженная пауза. В издательстве особо не церемонились с авторами, которые сходили с дистанции. У Норы был неудачный опыт с некоторыми авторами, которые хотели особых условий. Обычно издательство само ставило задачу авторам, многие из них работали над сериями книг, которые разрабатывались на художественном совете. Нора расставалась с авторами, которые игнорируют требования издательства, легко. Но с Одиссеем почему-то было иначе.

‒ Чего ты хочешь? – не выдержав паузу, снова спросила она.

‒ Ничего, ‒ ответил Одиссей, как будто ждал этого момента в их разговоре.

Нора опять подумала, что он ведет двойную игру, чтобы получить лучшие условия. Она хотела было сказать ему об этом, но ее взгляд упал на клетчатый чемодан, который стоял в коридоре, если смотреть из кухни, и который она не замечала раньше. Этот момент напомнил ей об уходе отца из дома, когда она была маленькой. Она не понимала, почему именно это воспоминание всплыло в ее памяти, ведь она не сравнивала своего отца с Одиссеем. Одиссей для нее ‒ никто, она с ним знакома всего полгода. Но все равно при виде чемодана она заволновалась.

‒ А почему ты уходишь? – совсем в другом тоне спросила она.

‒ Я не достоин, – сказал Одиссей с легкой иронией, и Нору сильно уколола эта ирония, потому что ей было не до шуток.

Она не хотела спрашивать про чемодан, чтобы не добавлять значимости этому моменту. Но у нее не укладывалось в голове как человек может все бросить, когда так долго к этому шел, и у него только все начало получаться. Это было, пожалуй, главной загадкой, которую она еще не сумела разгадать в Одиссее. Сама же Нора готова была землю грызть, чтобы быть лучшей, успешной и независимой.

Нора еще раз посмотрела на Одиссея, она не могла понять в шутку он говорит об уходе или всерьез. У него был такой вид, как будто он действительно был готов все оставить, и одновременно такой вид, что сейчас он все неожиданно сведет на шутку и рассмеется. У Норы возникло подозрение, что он и сам не знает, остаться ему или уехать, потому что он ни к чему особенно не привязан. Он, в общем, и привлекал ее именно этим.

‒ Нет, ты достоин, – приподняв бровь, сказала Нора, решив с ним сыграть в его же игру. – Ну, я хотела сказать, что ты достоин не меньше других писателей.

‒ Интересно, – усмехнулся Одиссей, выдав первую искреннюю эмоцию за этот день и, скорее всего, последнюю. – Интересно почему? – уставился он в подбородок Норы, потому что она прислонила к нему руку.

‒ Ну… – замялась Нора, пытаясь найти объяснение, – потому что ты талантлив, умен, – выдавила она из себя комплимент Одиссею, явно не умея их делать. – У тебя чувство стиля, оригинальные идеи.

‒ Да? – усмехнулся Одиссей. – Недавно ты говорила другое.

‒ Это в воспитательных целях, – ответила Нора. – Не принимай на свой счет, я всем так говорю для проформы. Думаю, ты должен остаться.

‒ «Два с половиной месяца и ни одной рабочей идеи», – произнес Одиссей явно с вызовом, и Нора улыбнулась, поняв, что он все-таки читал ее письма.

‒ У тебя было много идей, – сказала Нора, как будто оправдываясь. – Но нужно было их немного подправить. Например, идея про аллею мутантов и сорокалетних девственниц была неплоха, – произнесла она, стараясь не рассмеяться в голос.

‒ Ты же сама отсеяла ее, – улыбнулся Одиссей. – Твоя рецензия была в одно слово: «Бред!».

‒ Я немного погорячилась. Послушай, ты не понимаешь, что если сейчас упустишь свой шанс, то потом уже будет поздно. Ты уйдешь – и твое место быстро займут другие, никто и не вспомнит о тебе. Вначале нужно работать на имя, а потом уже ставить свои условия. А если нет, то кайфуй в самиздате, как бедная, но очень гордая птичка, – с вызовом произнесла Нора, но потом вдруг махнула рукой.

Нора пыталась судорожно подобрать аргументы, чтобы он остался, но они не находились. Поэтому она встала со стула и машинально подошла к раковине с грязной посудой, взяла губку для мытья посуды и налила на нее моющее средство.

Нора включила кран с водой. Она сделала воду потише, чтобы она лилась тонкой струйкой и не рикошетила от тарелок на нее. Вспененной губкой Нора проходилась по белым тарелкам с золотой каемочкой и ставила их на стол.

– Хорошо, делай, что хочешь, – обреченно произнесла она, потому что поняла, что заигралась в его игру. – А еще подай мне с обеденного стола посуду, я ее тоже помою, – обернулась она, зыркнув на него зеленым пронзительным взглядом. – Ты ведь не в состоянии это сделать самостоятельно, – с укором произнесла она.

Одиссей неторопливо, но послушно подал ей тарелки со стола, одна из которых оказалась от супа.

‒ Все это – тлен, суета, ‒ с патетической грустью произнес он, смотря на глубокую тарелку, в которой осталось немного куриного супа. ‒ Скоро от нас ничего не останется, и нас самих не останется. Никто и не вспомнит про наши книги. Единственное, что смогут написать на моей эпитафии это: «Он ел суп». А больше сказать и ничего. Кстати, лучше б я ел фастфуд, так бы не осталось даже грязной посуды. А испачканные жратвою бумажки можно просто выкинуть, делов-то.

Нора обернулась, как будто что-то хотела ответить ему, но зацепила ложку, которая громко звякнула в пол.

‒ К женщине, согласно примете, – негромко произнесла Нора.

‒ Лучше к деньгам, – улыбнулся ей Одиссей.

Третья глава

Когда секретарь – это пол

Нора возвращалась на работу, опасаясь попасть в аварию. Она едва успела затормозить на светофоре, чуть не столкнувшись с джипом. Ее мысли были заняты Одиссеем, и она прокручивала в голове их диалог, который перемежался с дурашливо-гротескными сценами из его романа «Владычица», где молодые девушки в простынях изображали невест-призраков в старом особняке. Это было похоже на сюр, ведь еще недавно она ехала, чтобы отчитать его, чтобы он начал работать по-настоящему, а все закончилось тем, что она уговаривала его остаться. Нора даже представить не могла, что жизнь может преподнести ей такие неожиданные повороты. Теперь единственное, чего она хотела, это просто добраться до работы без приключений.

Когда Нора припарковалась возле высокого офисного здания, расположенного в деловом центре, то ей еще немного надо было посидеть в машине, чтобы отдышаться и привести мысли в порядок. Раньше она всегда испытывала необъяснимый трепет от взгляда на это здание, потому что там была сосредоточена вся ее жизнь. Но теперь она была в замешательстве, и ей было не до трепета.

Офис «Киффа Бореалис» располагался на пятом этаже многоэтажного здания. В интерьере преобладали светлые тона, если не считать красное ковровое покрытие, которым был устлан пол коридора и кабинет Норы. В конце коридора было окно. Нора любила этот коридор, стуча по нему своими острыми каблуками и ощущая свою власть. Этот коридор ей снился, и каждый день она проходила по нему снова, как по подиуму. Иногда ей казалось, что коридор имеет особое значение и приведет ее к мировому признанию, это была ее взлетная полоса для полета в мир.

Нора не носила наручные часы, они тянули ей руку. Но часы в офисе были повсюду: на стенах круглые с циферблатом, на столах – электронные, потому что время ‒деньги. И к этому нужно было приучать всех сотрудников.

***

Рабочий день Норы обычно начинается в девять утра, но это лишь формальность, ведь он никогда не заканчивается, она работает и за пределами издательства, и даже во сне. Она ценит каждый день и час, посвященный работе, ведь успех для нее ‒ это счастье.

Издательство Норы, открытое пять лет назад в ее день рождения, первого марта, процветает и уже приносит прибыль, хотя изначально никто в это не верил. И Нора не собирается останавливаться на достигнутом, пока не войдет в пятерку лучших издательств мира. Норе всего тридцать два, и она верит, что к сорока годам ее мечта исполнится. Она назвала издательство «Киффа Бореалис», потому что это название символизирует счастье через рассудительность и удовлетворение амбиций. Это основа ее жизненной философии.

Когда издательство только открылось, то первым делом Нора принесла с собой маленькую фигурку фарфорового котика ‒ сувенир, подаренный ей отцом в детстве, и он до сих пор стоит у нее на столе. Почему-то это было важно для нее, но она не хотела понимать почему, не хотела копаться в прошлом, чтобы не упустить время для бизнеса. Зачем копаться в прошлом, если можно сразу работать на будущее?

Когда Нора заходит в свой кабинет, то усаживается в просторное, кожаное кресло, немного покачиваясь в нем. Здесь она чувствует себя лучше, чем дома, потому что здесь ей нужно меньше притворяться.

Нора с детства мечтала о своем кабинете, представляя его во всех деталях. И вот ее мечты стали реальностью. На стенах висят картины с инсталляциями, все разложено по папкам и полочкам, на полу лежит красное ковровое покрытие ‒ все именно так, как она хотела.

‒ Павел, зайди ко мне, – деловито сказала Нора, нажимая кнопку на телефоне. – Побыстрее, пожалуйста, – добавила она, словно он мог ментально пострадать, если замешкается.

Паша – ее секретарь, и она видит в нем только секретаря. Он словно не человек, а функция в виде человека – секретарь. Паша выглядит так, как будто его вырастили в секретных лабораториях, потому что он стопроцентный секретарь. Паша наслаждается своими секретарскими обязанностями. Он не флиртует, не заискивает, не сплетничает, он живет только в рамках своих секретарских обязанностей. Он выглядит, как ботан в очках, только стильно. Нора благодарит судьбу за то, что нашла его.

Она опасается нанимать мужчин на работу, потому что это отвлекает ее от роли руководителя, исключение она сделала только для Паши. Потому он секретарь. В ее офисе работают только женщины, которых совершенно разные и по внешности, и по возрасту, и только один такой Павел.

Многие считают Нору бездушным руководителем, но она считает, что нашла самый эффективный метод работы – без лишних эмоций. Она любит своих подчиненных, но эта любовь проявляется только в материальных выплатах, когда это требуется. Она ни с кем не сюсюкает. Если человек ей не подходит для работы, она готова расстаться с ним без колебаний и лишних слов.

В ее бизнесе каждый сотрудник работает на общее дело, и только при этом условии он считается хорошим. Павел ‒ ее помощник, правая рука, единственный человек, которому она как будто бы доверяет. Иногда она называет его Пашей, но старается держаться его полного имени – Павел, чтобы он не расслаблялся. Кроме Павла, она не доверяет никому, потому что все остальные ‒ женщины, а стало быть – люди, которым ничто человеческое не чуждо, а Павел ‒ секретарь. В его рабочих обязанностях не прописано предательство, именно поэтому он и не предаст. Он все делает правильно.