Мера собрание сочинений

И самый страшный момент наступает, когда кто-то понимает: они до сих пор не уверены, отбывают ли наказание – или уже давно его отбыли, и это есть настоящая свобода.

Уран: Ледяное чистилище обожженных душ

В сине-зеленых сумерках ледяного гиганта, где солнце – лишь тусклая звездочка в небе, бродят исполинские фигуры. Это они – те, кого на Земле опалило ядерным пламенем, чьи тела превратились в обугленные руины еще до того, как успели умереть. Теперь они здесь, в вечной мерзлоте, где холод стал продолжением их боли. Они – ледяные великаны, каждый высотой с небоскреб, с телами из прозрачного голубоватого льда, сквозь который, словно через мутное стекло, видны черные подпалины – следы тех самых ожогов, что привели их сюда. Их движения медленны и тягучи, как будто они плывут сквозь густой сироп уранианской атмосферы. Они не говорят – их голоса заморожены где-то глубоко внутри, и только треск ломающегося льда иногда напоминает хриплый шепот. Они помнят. Помнят вспышку ярче тысячи солнц. Помнят, как кожа пузырилась и слезала с костей. Помнят последний вздох, который не принес облегчения, а лишь втянул в легкие пепел. Теперь их мир – это бескрайние ледяные пустоши, где метановые снежинки размером с ладонь медленно кружат в разреженном воздухе. Иногда они останавливаются и смотрят в небо, где висит бледное кольцо Урана – и им кажется, что это воронка от того самого взрыва, который их сюда привел. Они не страдают. Они просто есть. Застывшие памятники самим себе. Когда на Земле где-то падает новая бомба, на Уране рождается новый великан. Он медленно поднимается из ледяной коры, его тело потрескивает, а глаза (если это можно назвать глазами) – две глубокие синие ямы – смотрят в никуда. Остальные иногда подходят к новоприбывшему, касаются его ледяного плеча – и на секунду сквозь лед пробегает желтоватый отсвет. Как эхо того огня, что их убил.

Нептун: пристанище сумаcшедших.

Жизнь на Нептуне – это бесконечный серый цикл, где каждый день повторяет предыдущий, как замкнутая петля безумия, которую нельзя разорвать. Здесь нет солнца, только тусклый свет далёких звёзд, едва пробивающийся сквозь вечную мглу, и холод, который проникает в кости, в мысли, в самую глубь того, что когда-то называлось душой. Воздух густой, как сироп, но он не насыщает лёгкие, а лишь медленно отравляет, напоминая, что ты здесь не гость, а пленник. Люди здесь – или те, кто ими был – двигаются вяло, без цели, их глаза пусты, но в глубине ещё тлеет искра чего-то, что не смогла убить Земля. Они не говорят, потому что слова здесь теряют смысл, превращаясь в белый шум, в шепот, который никто не слышит. Единственный звук – это капли, падающие в ржавые банки, которые они носят с собой, как святыню. Это их пища. Это их жизнь. Они пьют самих себя, потому что больше нечего, потому что так надо, потому что иначе нельзя. Иногда кто-то срывается – начинает кричать, биться головой о стены, но это не меняет ничего. Крики глохнут в пустоте, а кровь на камнях высыхает и становится частью пейзажа. Остальные даже не оборачиваются. Они знают: это не последний. Завтра опять будет тот же серый свет, те же капли в банке, те же шаги по кругу. Здесь нет надежды. Здесь нет прошлого. Здесь есть только Нептун – холодный, безмолвный, безумный. И ты будешь частью его, пока не исчезнешь окончательно.