Выживший в бездне

Ольга Романова

Выживший в бездне

Глава 1. Великая тишина.

Солнце висело высоко, ядовито-желтое, но не греющее. Его лучи проникали сквозь плотную пелену оранжево-серой пыли, что оседала на всем, что еще стояло. Иван шел медленно, привычно опустив голову, чтобы не ловить ртом въедливую взвесь. Его ботинки поднимали мелкие фонтанчики той же пыли – следы некогда плодородной земли, теперь иссохшей и мертвой. Под потяжелевшим рюкзаком болели плечи, а в желудке сосало так, что даже привычная тоска на время отступила.

Прошло десять лет с Великой Тишины. Так называли тот день, когда электронные сердца мира остановились. Не было взрывов, лишь короткая, ослепительная вспышка на горизонте, когда Солнце сошло с ума, выбросив в пространство потоки заряженных частиц. Спутники сгорели, коммуникации захлебнулись, а потом пришла она – радиация, невидимая, безжалостная, потянув за собой мутации, голод и распад. Цивилизация схлопнулась, оставив после себя лишь скелеты городов и горстки выживших, борющихся за каждый глоток воздуха, за каждый кусок пищи. Мир погрузился в бездну.

Иван помнил тот день. Он тогда работал в НИИ, в нескольких десятках километров от своего дома на окраине города. Его жена Лена и маленький Саша ждали его там. Они планировали пойти в парк после работы, когда погода была еще нормальной, а воздух не казался ядом. Когда произошла Вспышка – тот самый ослепительный, хоть и кратковременный импульс на горизонте – все вокруг погрузилось в хаос. Небо полыхнуло нестерпимым светом, а потом наступила гробовая тишина – радио, телевидение, интернет, телефоны – все заглохло в одно мгновение. Он мчался по улицам, объятым паникой. Дороги были забиты брошенными машинами, их салоны распахнуты, словно водители испарились в одночасье. Люди бежали без цели, сталкиваясь друг с другом, крича что-то неразборчивое, пытаясь найти спасение там, где его не было. Кое-где уже начались стычки, отчаянные попытки отобрать чужое, первые признаки полного распада общества. Военные пытались выставить оцепления, но их было слишком мало, а паника была слишком велика, чтобы с ней справиться. Каждый светофор горел черным пятном на фоне оранжевого неба, каждый перекресток превратился в непроходимую пробку из смятых кузовов, перевернутых грузовиков и отчаявшихся лиц. Он бросил свою машину и побежал пешком, пробираясь сквозь толпы, перелезая через завалы из мусора и обломков, которые росли с каждой минутой. Он клялся себе, что доберется. Должен.

Но до дома так и не добрался. На седьмой день, пробиваясь через очередной завал из обгоревших автобусов и поваленных столбов, Иван, измотанный и обезумевший от безысходности, встретил соседа – дядю Васю. Тот был бледным, с лихорадочным блеском в глазах, его кожа уже приобретала нездоровый, желтоватый оттенок. Дядя Вася, едва держась на ногах, рассказал, что Лена и Саша были дома, когда все началось. Первые дни были самыми страшными. Радиация. Она пришла невидимой волной, проникая всюду, в каждый вдох, в каждую клетку. Сначала легкое недомогание, похожее на простуду, потом слабость, изнуряющий жар, который не сбивался. А потом – красные пятна, которые расползались по коже, словно карты страшной болезни, выпадение волос, внутренние кровотечения, кашель, отдающий болью в груди. Воды не было, еды почти тоже. Лена боролась, дядя Вася видел, как она, уже еле волоча ноги, пыталась найти хоть что-то, чтобы помочь Саше, который слабел быстрее всех. Ребенок был слишком мал, чтобы противостоять невидимому убийце. Не было лекарств, не было врачей, не было даже чистой воды, которая могла бы облегчить их страдания. Они угасали медленно, мучительно, изо дня в день. Дядя Вася сам был уже на грани, когда уходил, не в силах больше смотреть на это. Он сказал, что видел их тела – они так и остались лежать в своей постели, крепко обнявшись, будто даже смерть не смогла их разлучить. Он не смог их похоронить. Сил не было, и радиация уже забрала его собственную жизнь, оставив лишь оболочку.

Потом были недели бесцельных скитаний для Ивана, поиски, хотя он уже знал, что искать нечего, кроме подтверждения своего самого страшного кошмара. Отчаянные крики в пустом эфире, попытки найти хоть кого-то, кто мог бы сказать, что дядя Вася ошибся, что это был лишь кошмар, из которого он обязательно проснется. Но никто не отвечал. Только мертвая тишина, которая стала постоянным фоном его жизни. А затем пришло смирение – горькое, как пыль в горле. Смирение и привычка выживать, которая стала его единственным смыслом. И вины. Неумолимой, жгучей вины, что он не был там, что не смог защитить их, не смог разделить их последние минуты. Это чувство было тяжелее рюкзака, тяжелее всего выживания. Оно было его постоянным спутником, призраком, преследующим его в каждом шаге по этому мертвому миру.

Глава 2. Встреча с мутантами.

Его путь лежал по извилистым тропам бывших проселочных дорог, где асфальт давно потрескался и порос мертвой травой, сухой и колючей, словно щетина давно покойника. Вокруг простирались бесконечные поля, на которых когда-то колосилась рожь, а теперь торчали уродливые, почерневшие остовы того, что раньше было лесом. Кое-где, словно омертвевшие памятники прошлому, торчали остовы линий электропередач, их провода свисали, как паутина, бесполезные и молчащие. Ржавые кузова некогда автомобилей покоились в кюветах, их краска выцвела и облезла, стекла выбиты, а салоны заросли той самой мертвой травой. Они были лишь свидетельством поспешного, панического бегства, прерванного навсегда.

Где-то там, на горизонте, едва проступали призрачные силуэты многоэтажек – бывший пригород Москвы. Он знал эти места. Здесь, за ржавым указателем «Дмитровское шоссе», когда-то был мир, полный шума, огней и надежд. Теперь это была лишь тень. Туда Иван старался не ходить. Слишком опасно. Слишком много фантомов прошлого, которые могли свести с ума или заставить потерять бдительность. А потеря бдительности здесь означала смерть.

Его целью был старый дачный поселок, расположенный в низменности, которую когда-то считали курортной зоной. До Вспышки там была база отдыха, а после – пункт временного размещения для тех, кто не успел эвакуироваться. Он рассчитывал , что там могли остаться хоть какие-то припасы. И, что важнее, вода. В этих краях питьевая вода ценилась дороже золота, дороже патронов, дороже самой жизни. Несколько дней назад его последний источник – заброшенный колодец с мутной, но питьевой водой – иссяк.

В его рюкзаке лежали немного сухарей, почти пустая фляга и старенький «Макаров» – верный, хоть и тяжелый друг, уже не раз спасавший ему жизнь. На запястье болтался дозиметр, подаренный когда-то другом-физиком. Прибор мерно потрескивал, словно отсчитывая последние секунды уходящего мира, но пока значения были в пределах нормы. «Нормы» для этого мира, разумеется. Для довоенного мира это были бы критические цифры.

Чем ближе он подходил к поселку, тем отчетливее становился запах. Смесь затхлости, гниения и чего-то едкого, металлического, словно воздух был пропитан ржавчиной и смертью. Он узнал этот запах. Запах омертвевших надежд. Запах, который преследовал его последние десять лет. Сквозь пыльную мглу стали проступать очертания первых дачных домиков, их силуэты были изломаны и печальны.

Внезапно дозиметр зачастил. Треск стал громче, неистовее, цифры на крохотном экране поползли вверх, пересекая красную черту. Иван остановился, вынул прибор и проверил показания.

– Вот дьявол, – прошептал он, стиснув зубы.

Уровень радиации был выше, чем он ожидал. Значительно выше. Сердце сжалось от тревоги. Возможно, здесь произошел какой-то вторичный выброс, или ветер принес зараженную пыль с дальних, более загрязненных территорий. Но отступать было некуда. Его запасы подходили к концу. Вода. Еда. Это было все, что его волновало.

Перед ним раскинулись руины. Заборы повалились, словно павшие солдаты, их обломки торчали из земли. Дома стояли с выбитыми окнами, их черные провалы напоминали пустые глазницы. Некоторые постройки были полностью разрушены, словно их сминал гигантский кулак, оставляя после себя лишь груды битого кирпича и покореженного металла. На стенах виднелись жуткие граффити, нацарапанные неведомыми обитателями этих мест – искаженные символы, угрожающие надписи, примитивные рисунки, изображающие уродливых существ или оскаленные лица. Он видел здесь следы пребывания не только мутантов, но и людей, или того, что от них осталось.

Иван прислонился к покосившейся стене одного из домов, пытаясь отдышаться. Сердце колотилось. Не от усталости, а от гнетущего ощущения, что он здесь не один. Это место не было пустым. Он чувствовал это каждой клеточкой своего измотанного тела, каждым нервом, натянутым до предела. Инстинкты, отточенные годами выживания, кричали об опасности.

Он двинулся дальше, пробираясь сквозь заросли борщевика-мутанта, который вымахал до трех метров в высоту, его гигантские, жуткие соцветия напоминали грозди мертвых глаз, а стебли были толстыми, как предплечье взрослого мужчины. Каждый неверный шаг мог привести к ожогу от едкого сока растения. В одном из полуразрушенных домов он обнаружил следы пребывания людей – недавние. Пустые консервные банки, окурки самокруток из сухих листьев, грязные, затвердевшие бинты. Мародеры. Или «рейдеры», как их теперь чаще называли. Они были хуже радиации. Радиация убивала медленно, а эти могли сделать это быстро и мучительно, ради фляги воды или пачки сухарей.

Иван прислушался. Ветер шелестел в пустых оконных проемах, словно шептал что-то, унося с собой пыль и забытые надежды. Вдалеке послышался резкий, гортанный крик. Не человеческий. Скорее, животный, но искаженный, неестественный. Мутанты. Он замер, прислушиваясь. Крик повторился, ближе. Затем послышались тяжелые, скребущие шаги нескольких тел, хруст битого кирпича под лапами. Запах гнили и застарелой крови стал невыносимо едким, проникая даже сквозь тонкий фильтр его воли.

Он притаился за грудой обломков, прижимаясь к земле. Ветхий кирпич впивался в ребра, но Иван не смел пошевелиться. Ветер, до сих пор шелестевший в пустых оконных проемах, вдруг стих, словно затаив дыхание. И тогда он услышал их. Не просто шаги, а тяжелое, скребущее движение нескольких тел. Хруст битого кирпича под лапами, низкое, утробное рычание, едва различимое на грани слуха, но от которого мурашки поползли по коже. Запах гнили и застарелой крови стал невыносимо едким.

Из-за угла полуразрушенного гаража, покрытого выцветшими, когда-то яркими рекламными плакатами, показалась первая тень. Существо. Оно было похоже на огромного волка, вымахавшего до размеров теленка, но его шкура была покрыта гнойными язвами и бугристыми наростами, сквозь которые проступали кости. Из пасти, похожей на разорванную пасть, торчали клыки – не просто длинные, а чудовищно изогнутые, словно лезвия, пронзающие губы. Глаза горели нездоровым, красным огнем, в них плескалось безумие и голод.

За ним выскользнул второй, более мелкий, но не менее уродливый, его тело было еще более деформированным, одна передняя лапа неестественно вывернута. Затем, словно из ниоткуда, появился третий – массивный, медлительный, с вывернутой челюстью, обнажающей гнилые десны. Они были стаей. Местные охотники. Их глаза, словно угли, жадно искали добычу.

Иван замер, сердце отчаянно колотилось в горле. Адреналин хлестнул по венам, обостряя чувства до предела. Он чувствовал каждую песчинку под щекой, слышал собственный сбившийся ритм дыхания. Он медленно, с хирургической точностью, чтобы не издать ни звука, поднял свой старенький «Макаров». Холод металла приятно лег в ладонь. Целиться. Целиться в голову.

Первый мутант, вожак, остановился. Он был всего в двадцати метрах. Его ноздри, широкие и влажные, раздувались, втягивая воздух. Он втянул, потом резко выдохнул, его голова дернулась, красные глаза уставились прямо на укрытие Ивана. Он почуял его. Почуял запах человека, запах страха.

Секунда. Она растянулась в вечность, заполненная лишь стуком сердца Ивана и низким, нарастающим рычанием, вырвавшимся из глотки вожака. Затем, словно по команде, все трое рванулись вперед.

Первый мутант, огромный волк, несся на него, сокращая дистанцию с пугающей скоростью. Его лапы поднимали клубы пыли, а рычание переросло в оглушительный вой, полный хищной ярости. Второй, хромающий, отставал, но его глаза горели не меньшей злобой. Третий, медлительный, но мощный, тоже набирал ход, сотрясая землю.

Иван выстрелил. Прицельный огонь, почти инстинктивно. Пуля пробила череп вожака. Хриплый визг разорвал воздух, и огромная туша врезалась в груду обломков, перевернулась и забилась в предсмертных конвульсиях, дергая лапами. Из раны хлынула черная, вязкая кровь, оседая на пыльной земле.

Но не успел первый упасть, как второй, тот, что помельче, бросился на него, огибая обломки. Иван перевел огонь. Выстрел! Мутант взвыл, его изуродованная лапа неестественно дернулась, но он не упал. Ярость в его глазах только усилилась. Он прыгнул.

Иван инстинктивно откатился в сторону, пуля свистнула мимо его головы, выбив искры из камня. Второго мутанта не остановило ранение, он снова ринулся в атаку. Его когти, грязные и острые, полоснули по воздуху в сантиметрах от лица Ивана. Он ударил прикладом пистолета по голове существа. Тупой звук удара. Мутант пошатнулся, заскулил, но тут же оскалился, показывая ряды гнилых клыков.

В этот момент Иван почувствовал тяжелый удар сбоку. Третий, массивный мутант, нанес удар, которого он не ожидал. Его отбросило в сторону, приземлился на спину, выбив из легких весь воздух. «Макаров» выскользнул из рук, отлетев в сторону.

Огромная, зловонная тварь нависла над ним. Из ее вывихнутой челюсти капала слизь, а дыхание было горячим и отвратительным. Иван попытался отползти, но его нога застряла между камнями.

Второй мутант, окровавленный и разъяренный, уже приближался, рыча. Иван был зажат между двумя кошмарами.

Он увидел свой пистолет, лежащий в паре метров от него, его рукоятка манила, словно единственная надежда. Нужно дотянуться.

Массивный мутант замахнулся лапой, чтобы пригвоздить его к земле. Иван вскинул руки, отчаянно пытаясь защититься. Удар пришелся по предплечью. Дикая боль пронзила руку, но он выдержал. Он почувствовал, как что-то хрустнуло, но кости, казалось, не сломаны.

Стиснув зубы, Иван рванул ногой, выдергивая ее из завала, и в тот же момент потянулся к пистолету. Пальцы нащупали холодную рукоять.

Он поднял оружие и, не целясь, выстрелил в массивную тушу, что нависла над ним. Два, три выстрела. Вонь пороха смешалась с запахом гнили и крови.

Мутант издал булькающий, предсмертный хрип. Его тяжелое тело рухнуло рядом, едва не придавив Ивана. Оно дергалось в конвульсиях, его кровь брызнула на его одежду, обжигая кожу.

Сразу же второй мутант, мелкий, но живучий, прыгнул на него. Его когти впились в плечо, прорывая ткань куртки и царапая кожу. Острая боль. Иван закричал, но быстро подавил крик. Он схватил мутанта за горло своей здоровой рукой, пытаясь оттолкнуть. Тварь сопротивлялась, ее пасть с гнилыми зубами пыталась достать до его лица, из нее капала слюна.

Он ударил ее головой о землю. Раз. Два. Третий раз, со всей силой, что осталась в его измученном теле. Череп мутанта треснул с отвратительным хрустом. Тварь обмякла, ее конечности перестали дергаться.

Иван отпихнул труп от себя. Он тяжело дышал, ощущая едкий привкус крови во рту. Пот заливал глаза, смешиваясь с грязью и пылью. Левое предплечье пульсировало острой болью, а из плеча сочилась кровь, пропитывая ткань куртки. Иван с трудом поднялся на ноги, чувствуя, как мир слегка покачивается. Ему нельзя было оставаться на поверхности. Свежие раны, запах крови, и главное – его собственная уязвимость – все это притягивало хищников. Слишком опасно.

Он тяжело дышал. Три твари. Все мертвы. Вокруг стояла звенящая тишина, нарушаемая лишь его собственным прерывистым дыханием и далеким треском дозиметра. Запах крови и разложения был теперь еще сильнее, въедаясь в ноздри, в одежду, в самую кожу. Его трясло. Не только от усталости, но и от пережитого ужаса, от того животного страха, который никогда не исчезал в этом новом мире. Он ненавидел убивать, даже этих чудовищ. Но выбора не было. Никогда не было. В этом мире, чтобы выжить, нужно было убивать. И каждый раз это оставляло на душе новый шрам, делая его все более чужим самому себе. Он должен был уходить. Немедленно. Пока не подошли новые.

Глава 3. Находка.

Он помнил, что под одним из зданий бывшей базы отдыха был бункер , возможно он сохранился. Или это бомбоубежище? Что угодно, лишь бы уйти с поверхности. Иван, хромая и придерживая раненую руку, двинулся к разрушенному административному корпусу. Каждый шаг отдавался болью в плече. В воздухе стоял удушливый смог, а редкие деревья, чудом уцелевшие от Вспышки, теперь представляли собой лишь голые, скрюченные остовы, словно молящие о помощи.

Он тщательно проверил дозиметр. Уровень радиации продолжал расти, треск прибора напоминал сумасшедшую цикаду. Он надел противогаз, что висел на боку, и почувствовал облегчение – хоть какая-то защита от смертоносной пыли, висящей в воздухе, и, возможно, от витающих спор. Воздух стал пахнуть резиной и затхлостью, но это было лучше, чем гниль и кровь.

Найти вход оказалось сложнее, чем он думал, тем более с одной почти нерабочей рукой. Фасад здания был изуродован, часть его обвалилась, обнажив внутренности. Окна были выбиты, а в некоторых проемах виднелись жуткие, расплывчатые пятна, словно тени людей, сгоревших заживо. Потратив почти час, с усилием отодвигая обломки здоровой рукой и ногой, он наткнулся на заваленный вход в подвал одного из зданий. Пришлось долго и мучительно расчищать камни и куски бетона, прежде чем он смог протиснуться внутрь, едва не застряв. Запах сырости, плесени и застоявшегося воздуха ударил в ноздри, прорываясь сквозь фильтры противогаза.

Внутри было темно и холодно. Иван включил фонарик. Луч света выхватывал облупившуюся краску на стенах, ржавые трубы, сломанную мебель и разбросанные предметы. Это определенно было бомбоубежище. Атмосфера была тяжелой, гнетущей, словно воздух здесь застыл десять лет назад, храня в себе последние вздохи обреченных. Где-то вдали послышался капающий звук, нарушающий мертвую тишину подземелья.

Он спустился вниз по узкой, скрипучей лестнице, каждую ступеньку преодолевая с усилием, прислушиваясь к каждому шороху. Дозиметр на запястье истерично затрещал. Показания зашкаливали, красная лампа мигала без остановки. Иван выругался сквозь зубы. Здесь было куда опаснее, чем он предполагал. Возможно, сюда попало что-то извне, или здесь хранились зараженные материалы. Но отступать было поздно. Выход был завален, и он потратил слишком много сил, чтобы найти его.

В одном из помещений, служившем, по всей видимости, складом, он обнаружил металлические стеллажи, заваленные ветошью, пылью и ржавчиной. Некоторые полки еще стояли, подпирая потолок.Он начал методично осматривать их. Как ни странно , тут обнаружились лекарства , даже антибиотики и бинты. На одной из полок нашлась коробка с несколькими банками тушёнки.Все это он собрал в свой рюкзак. Продолжив осматривать помещение склада, он наткнулся на почти полный ящик армейских сухпайков и несколько пластиковых бутылок воды. Это было настоящее сокровище. Целый месяц, а то и больше, можно было не беспокоиться о еде и воде. На мгновение Иван почувствовал облегчение, словно тяжесть мира хоть на миг спала с его плеч.

В глубине склада, за обрушенной секцией стеллажей, которую он едва не пропустил в полумраке, он наткнулся на нечто неожиданное. Старый, почти целый ящик из-под снарядов, аккуратно задвинутый под бетонный выступ. Внутри, под слоем пыли, лежали книги. Не технические руководства или военные уставы, а обычные книги. Художественная литература. Он вытащил одну – «Мастер и Маргарита». Старая, потрепанная обложка. Он провел по ней пальцем. Всплыли воспоминания о Лене. Она так любила читать. Она могла часами сидеть, уткнувшись в книгу, а он наблюдал за ней, счастливый, как свет фонарика пробивался сквозь страницы, освещая ее сосредоточенное лицо. Этот запах старой бумаги, пыли и типографской краски… Он был как глоток воздуха из другого мира, из прошлой жизни, где книги были нормой, а не чудом.