Украденная невеста

– Каждый прав по-своему, на то они и мудрецы.

– А что ты думаешь, дедушка, о великом Аристотеле? Правда, хорошо сказал: «Свобода есть достижение счастья благодаря воле и желанию»?

– Мне по душе его слова: желать счастья прекрасно, а быть таковым по своей воле, умно. А как тебе такая мысль: «Свободен тот, у которого все происходит по собственным решениям»?

– Очень мудро! Кто это сказал?

– Эпиктет.

– Как бы я хотела так жить!

– Что тебе мешает?

– Я – женщина, – пожала она плечами.

В один из дней, когда утренняя свежесть, напоённая туманом ущелий, легла на землю каплями росы, Дато, оседлав коня, отправился на охоту.

– Лала, подай мне нагайку, – попросил он, – там, в сарае.

Девушка вбежала в сарайчик, быстро сняла с крюка гибкую плеть из сыромятной кожи и резко остановилась. В ее голове будто щелкнуло кнутом: Ярослава! Она в полном недоумении медленно побрела назад: «Что за странное имя пришло на память?» Со словами: «Доброй охоты, дедушка», – она протянула ему принесенную плеть, мучительно вспоминая, кто такая Ярослава, ловко орудующая кнутами. Из бесплодных раздумий ее вывел громкий окрик:

– Гамлет, ты остаешься. Не отпускай ее от себя!

Взмахнув на прощание рукой, Лала вернулась в сарайчик за корзинкой, мельком взглянула на пустой крюк и крикнула собаку:

– Гамлет, идем гулять!

Греющийся на солнышке пес вскочил и, радуясь возможности размять лапы, бодро затрусил рядом с хозяйкой. Лала, весело смеясь, побегала с ним наперегонки, набрала в корзину немного пряных трав, на ходу срывая скромные цветы, собрала букетик и не заметила, как оказалась в неизвестной местности: окруженная с трех сторон отлогими холмами долина густо поросла буковым лесом. Свет, казавшийся в разреженном воздухе осязаемым, проливаясь сквозь изумрудную филигрань листвы, покрывал землю золотистыми поцелуями. Завидев моховую поляну, охраняемую большими камнями и обломками скал, Лала решила там отдохнуть. Выбрав плоский валун, она взобралась на него и почтительно поклонилась часовым долины:

– Кто превратил вас в каменных истуканов, храбрые витязи? – заговорила девушка, – Может, злой аравийский колдун испугался, что вы разрушите его могущество? Или любовь к прекрасной спящей деве побудила вас добровольно застыть в ожидании? Воспряньте же ото сна, о богатыри прошлого! Пусть оживет зачарованный замок!

Лала вспорхнула со своего места, подчиняясь неодолимому желанию танцевать. Она легко ступила на бархатистый ковер мха, устилавшего поляну и, проделывая замысловатые па, заскользила по нему, представляя себя на балу Дворянского собрания. Вот она остановилась перевести дух и увидела двух сизарей. Усевшись на валун и склонив головы набок, птицы, воркуя и перебирая лапками, наблюдали за ней.

– Ах, крылатые вестники неба, захотели присоединиться? Но я выбираю… не вас, – игриво отвернулась она и обратилась к собаке, сидящей рядом и мерно постукивающей хвостом о землю:

– Гамлет, лентяй, мог бы побыть моим кавалером. Не принято одной танцевать на царском балу!

Придя в необыкновенное возбуждение, Лала закружилась, раскинув руки, а перед взором девушки причудливым вихрем засверкали фейерверки, замелькали разноцветные маски, вереница парадных костюмов… а среди них – молчаливый кавалер, лица которого не разглядеть.

– Кто ты, незнакомец? Не открылся… не назвался… Почему волнуешь меня?

В глазах заплясали черные точки. Лала остановилась. Наваждение исчезло.

– Привидится же такое! – недоверчиво протянула она. – Я что, бывала во дворце?

Внезапно ее охватила такая глубокая безысходность, что неожиданно для себя, глядя в безбрежную небесную высь, девушказакричала:

– Небо, ответь мне, кто я и где мой дом? – Горло сдавил мучительный спазм. – Чем я так провинились, что лишилась памяти? Разве ты не видишь, как я страдаю? Я желаю вырваться из этого кошмарного сна, я хочу домой!

Ответом было безмолвие, лишь горное эхо подхватило слова, швырнуло о скалы и, вспугнув голубей, обрывками звуков вернуло обратно.

С непередаваемой горечью несчастная простонала:

– Не хочет отвечать чужое небо…

Обессиленная, она опустилась на землю и уперлась лбом в колени. Собака жалобно заскулила. Опомнившись, Лала тоскливо промолвила:

– Хорошо, Гамлет, веди меня домой, – и прижалась к голове терпеливо ожидающего пса. Он ткнулся холодным носом ей в щеку, а через мгновение тревожно зарычал.

Лала насторожилась, но, увидев зеленую ящерицу, проворно юркнувшую между камнями, принялась успокаивать ощерившуюся собаку:

– Напугала тебя? Что ты, она не ядовитая, наоборот, поедает вредных букашек. Это всего лишь ящерка. Драконов здесь – Поднявшись, она отряхнула подол и потянулась за корзинкой. – Пора домой, дружочек! Только пообещай ничего не говорить дедушке. Не стоит сегодня волновать его.

Спускаясь вниз по петляющей тропинке, Лала напряженно оглядывалась по сторонам – ей иногда чудилось, что кто-то за ней наблюдает. Воображение, оставаясь во власти странных видений, нарисовало всадника, скрывшегося за одинокой скальной глыбой, сиротливо стоящей в отдалении. Никого поблизости не заметив, девушка все же ускорила шаг. «Показалось, крадется кто-то. Игра света. Мираж». – Однако ощущение чужого присутствия не исчезало.

Гамлет, выполняя приказ хозяина, высунув язык, послушно семенил рядом.

Подходя к дому, Лала еще издали увидела галопом несущегося коня деда, навстречу которому, звонко лая, стрелой помчался верный пес. Приложив от яркого солнца ладонь ко лбу, девушка наблюдала за их приближением. Уже через несколько минут Дато спешился.

– Ты пожелала мне доброй охоты, внучка, – похвастал он знатной добычей – кроликом и двумя цесарками. – Отнеси нагайку на место, а я займусь дичью.

Изучающе глядя на протянутую руку, девушка спросила:

– А ты умеешь танцевать с кнутами?

– Где ты такое видела? – Внутри у Дато все похолодело.

– Ярослава умеет и делает это просто превосходно, – услышал он спокойный ответ.

– Не женская это забава.

– Она и ездит верхом как мужчина на своем белоснежном жеребце.

– Кто такая Ярослава?

– Не знаю. Чья-то княжна. Только теперь она далеко, в Шотландии.

И вдруг со стоном Лала упала на колени, схватилась за голову и стала, подвывая, медленно раскачиваться из стороны в сторону:

– Почему за мной не приходят? Может, они меня не любят? Или… я не люблю их?

Дато, отбросив плеть,подскочил к ней, поднял на руки и поспешил к сакле. Пес снова жалобно заскулил.

– Тебе нельзя волноваться, кали, не напрягай свою светлую головку, память сама вернется.

Лала ничего не ответила и отвернулась к стене, моля о спасительном забвении.

Дед напоил ее целебным отваром и, придержав дверь, бесшумно вышел из внезапно ставшей тесной хижины. Ему было над чем поразмыслить. Он придумал Лале имя, но ничего кроме дать не мог…

Глава 3

Российская империя, 1766 год

Ольга, средняя княжна Галицкая, с некоторым сожалением возвращалась в деревню. Ей нравилось жить в Петербурге, но не светская жизнь с балами и маскарадами да прочими увеселениями манила ее, а собрания и беседы с придворными поэтами и учеными, возможность расширить свои познания. Ей было все интересно. Но воспротивиться желанию родителей до срока покинуть столицу она не осмелилась. Одной остаться в городе и помыслить не могла, сие дворянским дочерям не позволительно.

Отодвинув парчовую занавеску на окне кареты, княжна вглядывалась в родные просторы. Стояла на редкость сухая погода. Дождей этой осенью было мало, слякотью дороги еще не развезло, снегом не покрыло.

– Похоже, я все-таки скучала по деревне, – обратилась она к младшей сестричке, которая с удовольствием уплетала медовый крендель.

– По мне лучше в большом городе жить, в имении об эту пору скукотища, – не прожевав откушенный кусок, ответила та.

– Софья, где твои манеры? Сначала доешь. Нельзя разговаривать с набитым ртом.

– А ты не спрашивай, видишь, я лакомлюсь, – обиженно пробурчало в ответ.

– Вот маменька огорчится такой беспардонности…

– Ты никогда не была ябедой, Оля.

– Кто ж тебя приструнит? Ведешь себя как крестьянка какая.

– Я умею себя вести, не хуже тебя, – принялась обороняться Софья. – Чем ты недовольна, всю дорогу меня поучаешь?

Ольга не знала, что ответить малышке, потому что действительно маялась от тоски. Черноглазый юноша, которого она на своем первом столичном балу из озорства пригласила на танец, тогда и словом не обмолвился, но крепко засел в голове. Ни о ком и думать не могла, хотя поклонники караулили дом, засыпали записками да воздыханиями. Пару раз мельком видела она молчаливого незнакомца в окружении грозных горцев с огромными кинжалами, а потом он и вовсе исчез из виду.

Скучала она и по Ярославе, старшей сестре и подруге, которая волею случая живет теперь далеко, за северным морем.

«Кому сейчас высказать сердечное томление? Когда же забудутся эти черные глаза? Не век же мне страдать! Ни в одном романе нет таких мучений, какие терзают душу.»

Уезжая из города, она была уверена, что освободится от своего сумасшествия, но, по всей видимости, переоценила себя: образ джигита в белоснежном костюме горца неотступно преследовал ее. «А вот теперь длинная дорога пролегла между нами, и надежды на встречу с любимым растаяли, как туман над Невой… Что это со мной? С каким любимым?» – Ольга со стоном прикрыла глаза и ничего не сказала сестре.

Молодая княжна и не подозревала, что предмет ее воздыханий совсем рядом.

Томаз Чхеидзе, пятый сын влиятельного кахетинского князя, был сослан отцом в Россию понабраться ума-разума и избежать скандала, грозящего кровной местью. Избалованный и самонадеянный красавец вздумал на спор увидеть дочь царского генерала, гостившую с братьями по соседству и слывшую непревзойденной красавицей. Ветреный княжеский сынок хитрым образом, под видом заезжего купца, пробрался в неприступный дворец, но был узнан и схвачен сыновьями хозяина дома. Ранив одного их них, Томаз чудом сбежал и скрывался в горном селении до тех пор, пока об этом не узнал отец. Ему нечего было ответить разгневанному родителю, и он безропотно подчинился его воле.

Пребывание в русской столице не понравилось излишне горячему юноше: приставленная к нему охрана во главе со старым Нодаром, служившим в недавнем прошлом телохранителем отца, до мелочей строго выполняла наказ князя не давать ему волю. Томаза неудержимо влекла пышная дворцовая жизнь, свобода нравов, доступность злачных мест, но сбежать от бдительных стражей не удавалось, никакие хитрые уловки не срабатывали. Досада стала верной спутницей молодого изгнанника, он считал дни, когда сможет вернуться на родину. Так бы и сох от скуки и безделья, роптал на судьбу за слишком строгое наказание за безобидную шалость, если бы не один случай.

На домашнем балу князя Льва Александровича Нарышкина, русского друга отца, Томаз танцевал с прекрасной девушкой. Совершив неслыханную дерзость, впрочем, никем, кроме двух одинаково разодетых щеголей, не замеченную, она сама его пригласила и настолько очаровала, что он буквально онемел и весь танец хранил молчание. Помимо прочего, ему, непривычному к чопорным имперским балам, приходилось считать шаги, чтобы не сбиться и не оскорбить смелую девушку неумелым движением. С какой легкостью помчался бы он по кругу сияющего драгоценной роскошью зала, увлекая ее за собой в крылатый полет картули! Но русскому двору неведомы настоящие танцы! Нельзя здесь и говорить с незнакомкой, не будучи представленным, поэтому взволнованный Томаз, завершив ненавистный менуэт, лишь коротко поблагодарил и поспешил откланяться.

А потом, пристально наблюдая, как она весь вечер танцует с другими, злился, с неудовольствием думая, какого черта она привлекает внимание мужчин. Но сам так и не отважился подойти к русской красавице.

Когда он узнал, из какой она семьи, и что княжне Галицкой уже выбрали мужа, его отчаянию не было предела. Первым делом напился, да так, что трое суток не мог головы поднять. Нодар с презрением поглядывал на непутевого княжеского отпрыска, но в помощи не отказал: брезгливо морщась от запаха, отпаивал его ядрёным капустным рассолом, купленным на базаре у крикливой торговки.

– Пей маленькими глотками.

– Не могу. Отравить меня хочешь?

– Надо бы, чтоб не позорил мою седую голову и честь отца. Разве этому я тебя учил?

– Вот моя грудь – вонзи кинжал, избавь от мучений!

– И это речь мужчины? Мальчишка! Пей!

Нодар забрал из дрожащих рук пустую чашу и, положив на голову обессиленного парня холодную примочку, вышел из комнаты. Господину о глупости сына решил не сообщать: это и его промах – не углядел.

Через пару недель, после неоднократных попыток, Нодару удалось уговорить Томаза отказаться от добровольного затворничества поехать в деревню, куда их любезно пригласил князь Нарышкин. «Там он вдали от столичных соблазнов быстрее образумится, и я испрошу разрешения хозяина позволить вернуться домой», – решил верный телохранитель, немало удрученный несвойственным поведением своего подопечного.

Томаз согласился, собираясь в деревенской глуши зализывать душевные раны, горестно осознав, что как бы он ни придумывал, как покорить княжну, это ему неподвластно. Она – чужая невеста.

Гостеприимное семейство Нарышкиных все еще пребывало в Петербурге, намереваясь посетить загородное имение лишь на рождественские праздники, поэтому Томаз был предоставлен самому себе, не утруждаясь соблюдением этикета. Не способствовало развлечениям и предзимнее затишье в округе: соседние имения в основном были пусты, титулованные дворяне обитали в столице, наслаждаясь светским сезоном с балами да приемами, остались лишь мелкопоместные среднего достатка, которые в эту унылую пору привычно коротали время в политических беседах, гостевых визитах с чаепитиями, званых вечерах.

Управляющий загородным имением Нарышкина, получив письменное указание хозяина, старался во всем угодить особому гостю: каждое утро Томаз галопом мчался по широким просторам; совершая верховые прогулки по сжатым полям, пару раз с удовольствием отправлялся на утиную охоту; по вздорной прихоти научился колоть дрова. Побывав однажды на кулачных боях, затеянных потехи ради крепостными князя, Томаз с помощью управляющего уговорил силача Сидора обучить его хитростям мужской русской забавы. Так и ходил с синяком под глазом, но от уроков не отказался. Припомнив причину своей ссылки, он втайне радовался: «Теперь уж братья-соседи со мной не справятся!»

Появилось у него еще одно неодолимое желание – совершенствоваться в русском языке. Он и так неплохо его знал, ибо отец в свое время потребовал, чтобы сыновья учили французский и в обязательном порядке знали русский, для чего выписал из-за границы лучших учителей. Томаз впервые был за это благодарен родителю и каждый день упражнялся в благоречии, проводя время в библиотеке.

Гость не досаждал домашней прислуге своим присутствием, но дал повод, и не малый, к сплетням. Вездесущие служанки, пробегая мимо, призывно улыбались чернявому красавцу и, удивляясь его нелюдимости, шептались о выдуманных любовных подвигах, ревнивых мужьях, картежных долгах. Словом, совсем скоро бабьи пересуды оплели его вычурным прядевом слухов. До него доходили отдельные разговоры, но он не придавал им значения, беззлобно посмеиваясь над глупостью языкастой дворни.

Мысли его были далеко отсюда. Образ русской княжны продолжал волновать, вызывая сердечные муки и ночное томление. Представляя, как ее отдают другому, Томаз не находил себе места: скрежетал зубами, метался по комнате, бросался на кровать и лежал неподвижно, отказываясь от еды. И однажды он вспомнил разговор с матерью.

Как-то еще в детстве, лет в семь – восемь, Томаз ездил с Нодаром на базар выбирать себе кинжал и новую подпругу для коня и там услышал, как один горец говорил другому, что собирается украсть девушку и сделать своей женой. Он очень удивился и, вернувшись домой, побежал к матери.

– Дэда, разве можно украсть человека?

– Что пришло в твою детскую голову, важишвили? – она нежно пригладила его густые волосы. – Нет, конечно, нет!

– Но я слышал, как об этом говорили на базаре. Украдут молодую девушку, чтобы жениться. Но ведь она будет страдать и плакать у чужих людей.

– Ах, вот ты о чем. Знаешь, дорогой, у нашего народа есть такой древний обычай. – Глаза женщины затуманились, и она тихо произнесла: – Твой отец меня тоже украл. Я должна была стать женой отважного юноши по имени Дато. За день до свадьбы я пошла к горному источнику набрать живительной воды, обмыть себя, быть чистой, чтобы беды обошли стороной. Так люди считали. Но не успела я приблизиться к ручью, как налетели всадники и схватили меня. Кувшин улетел в пропасть, а меня перекинули через седло и умчали прочь.

– Ты плакала? – потрясенно прошептал мальчик.

– Поначалу да, пока не увидела твоего отца. Я сразу его полюбила.

– И забыла своего жениха?

– Забыла. Любовь, вспыхнувшая в моем сердце, затмила все. Я была счастлива и горда стать женой лучшего на свете мужчины. От нашей любви родились пять замечательных сыновей, о лучшей участи и не мечтать.

– А что стало с Дато?

– Не знаю. Говорили, ушел в Россию.

Томаз вскочил с кровати, блестящими от возбуждения глазами уставился в окно и запальчиво произнес:

– Я знаю, что делать – я украду чужую невесту. Таков обычай, – но тут же смутился. – Здесь не Кахетия, не Кавказ.

Он обреченно выдохнул и прислонился затылком к стене:

– Почему сам не осмелился просить ее в жены? А что,если опоздал, и она обвенчана? – Холодный страх пронзил пылкого горца и взорвался безумным решением: – Надо немедленно вернуться в Петербург!

Не в состоянии больше ни о чем думать, Томаз быстро собрался в дорогу, беспрепятственно проскользнул в конюшню и, никем не замеченный, выехал за ворота. Его грозная охрана забавлялась кинжалами, с азартом демонстрируя ловкие приемы. Нодар, внимательно наблюдавший за своими джигитами, услышав удаляющийся топот копыт, вскинул голову и увидел пригнувшегося в седле Томаза, галопом вылетающего на подъездную дорогу. Не раздумывая, телохранитель взлетел на коня и наперерез во весь опор помчался за беглецом. Расстояние между ними довольно быстро сокращалось.

– Остановись!

– Не мешай! Убирайся! – не ожидая скорой погони, огрызнулся Томаз.

Ежеминутно оборачиваясь на преследователя, он значительно сбавил ход. Этим и воспользовался разгневанный Нодар: заприметив неубранные стога, он молниеносно метнул аркан и стянул парня с коня. Тот, кубарем слетев, угодил в кучу соломы, разметав ее, покатился по земле и замер в неподвижности. Подлетевший Нодар перевернул его на спину и быстро ощупал тело, проверяя, нет ли повреждений.

– Зачем ты сделал это, старик? – безжизненным голосом произнес Томаз, с тоской глядя в гневные глаза.

Вдруг он резко вскочил и накинулся на своего преследователя:

– Как ты осмелился поднять на меня руку? На сына своего хозяина! У тебя нет такого права!

– У меня нет права не уследить за тобой, допустить необдуманных поступков. Можешь объяснить, что на тебя нашло?

– Понимаешь, я должен, должен успеть, – вырвался мучительный стон. – Мне надо в Петербург! Я все придумал! Я должен ее найти!

Нодар молча подвел взъерошенного парня к одному из стогов, усадил его туда и, сам присев рядом, коротко потребовал:

– Рассказывай!

Томаз в порыве отчаяния выложил ему свои страдания: поведал о нежной красавице, ее успехе в свете, об эпизоде на балу, о ее странном исчезновении.

– Я легко жил, ни в чем не знал отказа, был горд, бесстрашен, дерзок, а ныне – заблудившийся странник, брожу во тьме, ни о чем думать не могу.

Нодар не перебивал, оторопев от подобной исповеди.

– Она особенная… услада взору: в ее глазах – небесная высь… в ее улыбке – свет солнца… в ее голосе – бархат южной ночи… Я не могу ее потерять! Я люблю ее!

Старик, почесывая бороду, надолго задумался, пытаясь осознать услышанное. Не одобряя настроения княжеского отпрыска, он понял, что парень опять попал в переплет – опьянен русской княжной.

«Как смириться с охватившим его безумием? Влюбленный ветреник, дамский баловень, не получив желаемого, загнал себя в угол, откуда одному ему не выбраться. Как теперь быть? Ясно одно – надо поскорее остановить его, привести в чувство».

Взглянув на понурую голову и опущенные плечи и, подумав: «Может, стоит рискнуть», – Нодар, не ожидая от себя подобного шага, решительно произнес:

– Едем в Петербург! Сватать пойду.

– Опоздали! Она обещана другому!

– Вот, значит, как, – покачал головой Нодар. – Забудь ее. Я знаю ее отца – высокородный вельможа, благородный господин, от данного слова не отступится.

– Я не в силах этого сделать! – вскочил Томаз.

– Так чего ты хочешь?

– Хочу украсть девушку! – выпалил он признание, так сжимая руки, что побелели костяшки пальцев. – Как мою мать. Ты знаешь, ее украли накануне свадьбы? Она полюбила отца и счастлива с ним.

– Знаю, – ничуть не смутившись, наоборот, важно выпятив грудь, ответил Нодар. – Это сделал я.

– Тыыы? – удивленно протянул Томаз, и через мгновение его лицо озарилось светом надежды. – Ты умеешь! Поможешь мне! Едем!

– Дааа… – неодобрительно протянул Нодар. – Вот, что скажу: дурное ты задумал, сын Отара, имя ее будет покрыто несмываемым позором.

– Не успеют опорочить – я тотчас сделаю ее своей цоли – женой.

– Здесь в России кража девушки, да еще из знатной семьи – тяжкое преступление. За такое каторга грозит. Не под венец – в Сибирь потопаешь.

– Я скроюсь на Кавказе! В горах не отыщут следов, – продолжал упорствовать Томаз.

– Глупец! После того, как о случившемся проведает его превосходительство, из-под земли достанет. Не простит князь Галицкий нанесенной обиды. В бараний рог согнет!

– Не хочешь помочь – не мешай! Один поеду! Сбегу! В этом можешь не сомневаться. – Отказ старика рассердил и ранил в самое сердце.

– Не так скоро. От сватовства я не отказался, но надо все обдумать. Иначе с места не сдвинусь! Для этого должно иметь ясную голову.

Томаз нехотя согласился, признавая правоту опытного старика. Теперь его мучило лишь одно: как бы не опоздать! Осень в России – время свадеб.

Оба всадника, погруженные в невеселые мысли, не спеша направились обратно в княжескую усадьбу.

– Видишь длинный обоз, не хотелось бы столкнуться с ним. Вон как копья сверкают! Поспешим!

Они пришпорили коней и через вспаханное поле помчались в сторону от проезжей части, так и не узнав, что обоз принадлежит князю Галицкому, возвращающемуся со всем семейством в загородное поместье, завершив раньше срока непростой сезон в столице.

Глава 4

Дворовые шумно приветствов