Колониальный поэт

Александр Посохов

Колониальный поэт

Колониальный поэт

– Святого привели, товарищ полковник.

– Заводи, только сам постой у двери, мало ли что, – приказывает начальник исправительной колонии своему помощнику. – А сержант пусть за дверью покараулит.

– Я так и сказал ему, – отвечает капитан.

– Ну, на кой бес я тебе понадобился? – обращается полковник к вошедшему заключённому. – Всё ведь уже решено, документы твои вот они на столе.

– Я оду хочу написать. На злобу дня, так сказать.

– Зачем?

– Затем, что они на нас накладывают, а мы на них наложим. Они экономически, а мы поэтически.

– Кто и чего накладывает, говори толком?

– Америка на нас санкции накладывает.

– Прямо на тебя, что ли? А ты, капитан, не хихикай там, стой смирно.

– Да не обращайте вы на него внимания, гражданин начальник, пусть лыбится, молодой ещё.

– Вот ты ещё будешь указывать мне, на кого внимание обращать. Старик нашёлся. Отойди от стола. Тебе десять лет не хватило, что ли? Припёрся, понимаешь, ровно за неделю до освобождения.

– Так я на прощание колонию вашу прославить хочу.

– Ну прославляй, кто тебе мешает?

– Так мне четыре дня без работы надо и пачку бумаги. По замыслу ода большая должна получиться. Ни дня без строчки.

– Скажите пожалуйста, замыслы у него ещё какие-то. Ну хватит ржать, капитан! Вот разжалую в рядовые, будешь знать.

– Правильно, – одобряет Святой.

– Опять указываешь! Так ты поэт, что ли?

– Самый настоящий. Даже в Российской государственной библиотеке книжка моих стихов имеется. Можете проверить.

– Как, в Москву съездить?

– Никуда ехать не надо. Я сейчас напишу реквизиты, а капитан посмотрит в интернете.

– Пиши.

Святой начеркал чего-то на подсунутой полковником бумажке, капитан взял её и удалился в приёмную.

– Так, пока он там ищет, расскажи-ка мне лучше другое. Зачем ты всё-таки попа на тот свет отправил?

– Да он сам отправился. У меня как раз в этот момент нимб над головой засветился. Поп увидел его, рот открыл от удивления, крестом осенил себя и грохнулся на пол.

– Ты кому-нибудь рассказывал об этом?

– Всем рассказал.

– Так вот почему у тебя прозвище такое. А лампадку старинную зачем спёр?

– Для интима. Меня же попова дочка там в укромном месте ждала. Я к ней и пришёл. На паперти в пасху договорились. Представляете, церковь замшелая, иконы скорбящие, тишина гробовая и лямур в полумраке! В вашей жизни наверняка ничего подобного не было.

– Всё везде было.

– И на вышке охранной?

– Скажи ещё на колючей проволоке. Дальше давай.

– А что, оригинально. Пробираюсь я, значит, по алтарю к дочке, а тут батюшка её иконостас раздвигает и смотрит на меня.

– А к ней-то ты пробрался?

– Разумеется. Она уже лежала там в специальном закутке ко всему приготовленная, в чём мать поповская родила. Ну точно кающаяся Магдалина перед грехопадением. На белой простынке, волосы у неё…

– Разрешите?

– Входи, капитан, вечно ты не вовремя. Показывай.

– Так, – читает полковник вслух выписку из интернета. – Избранные стихи, автор такой-то, издательство такое-то, шифр хранения такой-то, международный стандартный книжный номер такой-то. – А ты, Святой, и на самом деле поэт, официально.

– Да, я всемирно известный колониальный поэт.

– В телогрейке, – добавляет капитан.

– Тогда ладно, – говорит полковник. – Хрен с тобой, пиши! Даю тебе четыре дня, на работу можешь не выходить. А оду положишь мне лично вот сюда. До меня никому её не показывай. Понял?

– Понял.

– А теперь дальше. Пусть капитан тоже послушает.

– Так вот я и говорю, волосы у неё водопадом растекаются, грудь вулканами поднимается…

– Как на Камчатке? – перебивает без разрешения капитан.

– Действительно, Святой, давай без этих подробностей, – ворчит полковник. – Про деву Марию я уже слышал.

– Про Магдалину.

– Да какая разница.

– Ну вы, гражданин начальник, даёте! Может, тогда и дьявол с ангелом одно и то же?

– Может быть.

– Ну, как хотите. Так вот, она трясётся вся от страсти порочной, а я не могу. И лампадка интимная не помогает.

– Чего ты не можешь, трястись?

– Ребёночка не могу сделать.

– Как так, тебе же всего двадцать пять лет было? Ну ты урод!

– Хуже, бычара с мочалом. Был бы тогда серп рядом, я бы точно себя кастрировал.

– Успеешь ещё. А поп, значит, в это время мёртвый лежит? А, если девка в закутке тёмном была, чего ж она призналась на суде, что сама видела, как ты отца её за бороду по престолу возил.

– Да какая там борода, в носу и то больше волосинок бывает. А вы бы на её месте что сказали, если бы с вами такое произошло? Она же попёнка гениального от меня хотела родить. А не вышло. Вот она и решила отомстить мне за грёзы несбывшиеся.

– Так, погоди маленько. Давай полюбуемся, как капитан от смеха давится, лопнет сейчас.

– Товарищ полковник, но Святой кого угодно рассмешит. Весь контингент об этом знает.

– Тогда всё. Проводи его и распорядись там насчёт освобождения от работы и бумаги. Всё равно оставшиеся дни проку от него, как от солдата перед дембелем. А так хоть ода какая-то останется. Знать бы ещё, с чем едят её.

Прошло четыре дня. Тот же кабинет начальника исправительной колонии и те же лица.

– Никому не показывал?

– Да боже упаси.

– А то перепишут ещё и за своё выдадут. Давай сюда.

Святой вынимает из кармана телогрейки скомканную бумажку, сам разворачивает её и кладёт на стол, как и было указано.

– Не лезь к России, успокойся, – читает полковник с выражением. – И не дыши ты на неё поганым ртом. Ещё хочу сказать тебе при том, как говорят у нас на зоне, бойся! – Что это?

– Обращение к Америке.

– И всё?

– Всё.

– Грандиозно! Ты чего-нибудь понял, капитан?

– Понял, товарищ полковник. Это четверостишие такое.

– Точно, – подтверждает Святой. – Ни дня без строчки, как обещал.

– Да я с тобой знаешь, что сделаю за такое фуфло!

– Знаю. Ничего не сделаете. Поздно уже и засмеют ведь. Капитан вон снова хохочет. Да и вы тоже улыбнитесь и дело с концом. Не поэт я никакой. Вот только эти строчки и сочинил вчера. Да и вообще я прошлый раз просто дурака валял, на ходу всё придумывал. И про нимб, и про лампадку, и про серп. И кликуху такую мне ещё в школе дали. Потому, что я слово свататься через я написал.

– А как же сборник стихов в библиотеке?

– Это правда. Тут такая история, гражданин начальник. Когда-то на Арбате я с одним нищим поэтом познакомился. Хотя в поэзии он вообще ни бум-бум. Кстати, на вас чем-то похож, брови такие же хмурые.

– Ну ты посмотри, Святой, у капитана опять рожа улыбается!

– Вы только не наказывайте его. Подчинённых с чувством юмора нельзя понижать в должности.

– Поучи ещё.

– Короче, бабок у этого чмошника не было, а у меня были. Вот я и купил у него право на издание его стихов под своим именем. Правда, редактор честно предупредила, что это не стихи, а муть голубая. Но за деньги у нас любой отстой напечатают. Подумал я тогда, а вдруг пригодится. И надо же, как в лужу глядел.

– Ладно, проехали. А чем ты четыре дня занимался?

– В порядок себя привёл, побрился, помылся, отвальную с кем и как надо организовал.

– Да знаем мы, – замечает капитан.

– Ну, и весточку ещё на волю передал.

– Дочке поповской?

– Ага, как раз. Это же она подставила меня. А отца её религиозного я пальцем не трогал. Он уже лежал на полу кем-то по башке тюкнутый. А я, как дурак, нарисовался там по зову природы. Шерше ля фам, короче. Только фам эта мокрой крысятницей оказалась. Приход в области, а ей в центре Москвы захотелось жить. От отца, который был против, избавилась, денежки молебные присвоила и в столицу перебралась.

– Вот такие шалавы и едут туда. Совсем бабы от рук отбились. А ты как считаешь, капитан?

– Так точно, отбились, товарищ полковник! Не знаешь, как и прибить их обратно.

– Ладно, Святой, проваливай. Сам знаешь куда. На свободу с чистой совестью. А стишок у тебя злой получился, пусть думает.

– Ладно, гражданин начальник, желаю вам на пенсию выйти без происшествий. А помощнику вашему до полковника дослужиться. Только людей зря не обижайте.

* * *

Медвежатник

Было это в начале восьмидесятых минувшего столетия. Окраина большого промышленного города на Урале. Встречаются в трамвае двое: один в чёрном пальто и шляпе, другой – в военной форме. Оказалось, оба росли в одном районе, учились в одном ремесленном училище, но не видели друг друга лет двадцать.

– Слушай, последний раз мне о тебе сообщили, что ты будто в Москву перебрался, москвичом стал, мать твоя тоже уехала, и ни слуху о тебе, ни духу, – это тот, что в военной форме, сказал.

– А я о тебе последний раз узнал, что тебя прямо с танцев на пятнадцать суток запрятали, из бокса попёрли, – а это уже тот сказал, что в пальто и шляпе.

– Всё, выходим здесь. У меня тут служба рядом. Зайдём, я задачу поставлю и поедем ко мне домой. Такую встречу отметить надо. Посидим, повспоминаем.

Тот, что в пальто и шляпе, возражать не стал, и оба, выйдя на остановке, направились к стоящему неподалёку перед высоким забором с колючей проволокой одноэтажному зданию с охранной будкой и табличкой, указывающей номер ИТК.

Зашли. Навстречу две женщины взволнованные. Видно, что просто гражданские сотрудницы.

– Товарищ майор, у нас ЧП. Ключи потеряли.

– Какие ключи?

– От общего сейфа.

– Ну вот, я же говорил, что у вас в одном месте ветер, в другом дым. Ладно, я вот друга детства встретил, а то я б вам сейчас устроил тут. По задницам обеим надавал бы как минимум. Зовите Медвежатника.

Минут через десять в дверь с другой стороны здания в сопровождении охранника вошёл невзрачный такой пожилой мужичок в арестантской одежде.

– Видишь сейф в углу?

– Вижу, обычный конторский ящик.

– А открыть мы его сами без ключа не можем. Так что давай, исполни номер. И побыстрее.

– А досрочку подпишите?

– Я тебе баланду отсрочу на недельку, хочешь? Открывай, говорю!

– Не могу, гражданин начальник, забыл всё.

– Так, дамы, покиньте кабинет, и ты, ефрейтор, тоже. У нас тут сейчас сеанс гипноза будет происходить по восстановлению памяти.

Женщины и охранник вышли. Майор привычными движениями начал расстёгивать портупею.

– Погоди, так нельзя, – остановил его человек в пальто и шляпе. – Дай я ему пару слов на ушко шепну.

Сразу за этим, не дожидаясь разрешения, он подошёл к Медвежатнику и очень тихо сказал ему что-то.

Мужичок мгновенно приободрился, уверенным тоном потребовал отвернуться, пошурудил чего-то там возле сейфа, и дверка открылась.

– Принимайте работу, гражданин начальник. А про досрочку забудьте. Я ни о чём не просил, это шутка такая.

– Ефрейтор, зайди, – крикнул майор. – Забирай его.

Спустя час друзья детства сидели за столом на маленькой кухне в хрущёвском доме и пили водку.

– Так чего ты сказал Медвежатнику, признавайся? Он из блатных, кого попало слушать не будет.

– Да просто попросил по-человечески. Не бери в голову…

Посидели, повспоминали. На прощание обнялись. Догадался начальник колонии для заключённых или нет, что тот, кого он встретил через много лет и кого в гости пригласил, является самым что ни на есть авторитетным вором – неизвестно.

Чего только на Руси не бывает.

* * *

Голова

В просторном кабинете ГУ МВД России по Москве – генерал полиции, полковник из СК, сотрудник ФСБ в штатском, майор с протокольной папкой в руках и капитан со студийной видеокамерой на плече. Напротив стоит пожилой импозантный мужчина лет семидесяти, в дорогом костюме, коротко подстриженный, абсолютно седой, но с крепкой спортивной выправкой и с уверенным спокойным взглядом. Без охраны и без наручников.

– Назовите вашу фамилию, имя и отчество, – обратился к мужчине офицер с папкой.

– Иванов Иван Иванович.

– Скажите, вы являетесь вором в законе?

– Я гражданин Российской Федерации.

– Извольте отвечать прямо на поставленный вопрос, – потребовал полковник из следственного комитета.

– Прямого ответа на кривой вопрос быть не может.

– Тогда спрашиваем так, как записано в уголовном кодексе, – снова заговорил майор. – Вы занимаете высшее положение в преступной иерархии?

– Никакого положения ни в какой епархии я не занимаю. Отвечаю так, потому что знаю, что такое епархия.

– Не надо, Иван Иванович, – вмешался генерал. – Это не смешно. Вы же понимаете, что участвуете в необходимой процедуре.

– А я не шучу, – с серьёзным видом возразил мужчина. – Я просто не понимаю, почему вы не спрашиваете меня, занимаю ли я высшее положение в сообществе голубятников, например. Или в другом объединении людей по интересам, да тех же любителей орхидей. Вы вначале объясните, что это такое преступная иерархия, а потом спрашивайте.

– А мы думали, что ни в каком толковании закона вы не нуждаетесь. Поскольку сами имеете юридическое образование и общаетесь со многими специалистами в этой сфере.

– Именно потому и нуждаюсь. Уж растолкуйте, пожалуйста. Только повразумительнее, как это делали в советские годы. Тогда некоторые рецидивисты признавались по суду особо опасными преступниками с соответствующими негативными последствиями в случае чего. И всё. За сам такой статус людей не сажали. А уж за положение в иерархии тем более, будь ты хоть трижды вором в законе, как вы выражаетесь. Получается, коммунисты грамотнее и гуманнее были.

– Не обращайте внимания, майор, – заметил полковник. – Продолжайте.

– Ваша кличка Голова?

– Нет уж, так не пойдёт, – опять возразил мужчина. – Это кто же, когда и на каком основании признал некие абсолютно неформальные отношения в среде заключённых преступными, а негласно установленную в ней внутреннюю иерархию уголовно наказуемой! Даже теоретически это ни в какие правовые ворота не лезет. Выходит, что уважаемого голубятника или орхидейщика тоже можно закрыть. Стоит только признать иерархию в их среде преступной, а их положение высшим. Хотя преступников среди них вы вряд ли найдёте. А вот в чиновничьей иерархии сколько угодно.

– Так вы будете отвечать на вопросы или нет? – спросил генерал.

– На первый вопрос обязательно отвечу, как надо, а то люди не поймут, – согласился мужчина. – Хотя вы и так давным-давно про меня всё знаете. Я ведь ещё с прошлого века прохожу у вас чуть ли не главным. Только про кличку не надо, майор. Клички собакам дают. Короче, давайте сначала. А ты, капитан, не дрожи и снимай красиво, как в Голливуде.

– Скажите, вы являетесь вором в законе?

– Да, я вор.

– В законе?

– Я всё сказал.

– Нет не всё, – вмешался человек в штатском. – К нам поступили сведения, что в Екатеринбурге…

– Я могу быть свободен, товарищ генерал? – слова фээсбэшника повисли в воздухе, будто он и не произносил их вовсе.

– Пока да. То, что надо, мы зафиксировали.

– Ну, слава богу, хоть я и атеист, – сказал мужчина и направился к выходу.

* * *

КГБ в деле

Прошло полгода со дня гибели жены полковника, который служил в закрытом авиационном городке недалеко от Москвы. Её, заведующую местной сберкассой, сожгли вместе с любовником в деревянном домике на окраине районного центра. Трупы обоих так сильно обгорели, что установить точно, кто есть кто, было почти невозможно. Женщину опознали только по некоторым деталям украшений, одежды и обуви. Кому понадобилось совершить это чудовищное злодеяние, осталось загадкой. Достоверно доказано было лишь то, что это поджог.

– Разрешите прикурить? – обратился к полковнику мужчина в клетчатой шляпе. Прикурил и присел рядом на широкий подоконник первого этажа здания столичного Военторга. – Обратно тоже на электричке? – Полковник молча поднялся и хотел было зайти в магазин, где простаивала в очереди за дефицитными шмотками давняя его подруга Анфиса. – Куда же вы, Роман Алексеевич? – задержал его голос незнакомца. – Нам обязательно надо поговорить.

– О чём? – обернувшись, спросил полковник.

– О том, что на самом деле произошло с вашей женой. Она жива и передаёт вам привет.

– Вы кто и что вам нужно?

– Да вы садитесь. Нам нужны документы по оптическим приборам для вертолётов, которые вы испытываете. Мы знаем, что подлинники в Свердловске, куда вы частенько наведываетесь. Передадите нам копии, и мы вернём вам жену. Любовница ваша будет, естественно, против, но тут уж ничего не поделаешь. Мы знаем, что жену вы любите больше. Тем более, что она вам не изменяла. И дети будут рады чудесному воскрешению мамочки.

– Где она сейчас?

– В Европе, Роман Алексеевич. Куда и вы со временем сможете всей семьёй перебраться, если согласитесь с нами сотрудничать.

– Я подумаю об этом, – произнёс полковник. – Только подумаю. Но при одном условии. Если вы мне расскажите, кто там сгорел в доме?

– Не переживайте, никого живьём мы не сжигали. Подходящие тела мы просто купили в морге. У вас ведь тоже всё продаётся.

– А зачем вообще нужен был этот крематорий?

– Чтобы вашу жену не искали.

– Хорошо. Как с вами связаться?

– Через неделю наш человек сам вас найдёт.

Часа через два после этого разговора на улице директор Военторга передал сотруднику Комитета государственной безопасности записку, в которой некий полковник настаивал на оперативной встрече. Записку принёс в кабинет директора какой-то мальчик, сказав, что об этом попросил его дяденька военный.

Прошла неделя. Встреча с «их человеком» состоялась. А ещё через несколько дней полковник получил приказ срочно выехать в Свердловск для получения очередного экземпляра сверхсекретного изделия. Никто в мире не придумал ещё тогда такую оптическую установку на вертолёты, которая обеспечивала бы точный обзор и фотосъёмку, независимо от манёвра и стрельбы боевой машины. На заводе дополнительно к оборудованию полковнику вручили пакет соответствующей технической документации, чего раньше никогда не делали.