Астарта. Предназначение. Книга 3

– Вы что, шальные девицы? Своих снов мало? – резко спросила Клавдия, услышав этот, по ее мнению, полный бред. – Зачем в сон к моему отцу явились? Только попробуйте ко мне прийти – мигом раздавлю, как блох!

– Да это он ко мне пришел! Я тут при чем? – обиженно пробормотал Яков. – Мы пытались разобраться, как управлять этими снами и почему они связаны, – пояснил он. – Но, честно говоря, пока не слишком успешно.

– Яков, вы осознаете, что говорите полную чушь? – уточнила я, надеясь, что он пересмотрит свои слова и представит более ясную версию событий. Я могла ожидать подобную нелепицу от кого угодно, но не от куратора города Квамос.

– Это правда, – подтвердил Петрович, – хотя и звучит странно. Понимай это, как хочешь.

Я взглянула на Клавдию, которая выглядела еще более растерянной, чем прежде. Не дождавшись от нее реакции, я побежала в номер Богдана, оставив ее одну.

Забежав в комнату, я замерла на пороге: на кровати лежал орк. Руки его были раскинуты в стороны, а на голове красовался венок из белых цветов, похожих на колокольчики. В комнате стоял странный, удушающий запах. Меня тут же затошнило, и «Предчувствие» замигало красным.

Я выскочила в коридор, долго кашляла, пытаясь прийти в себя. Когда приступ прошел, я вернулась в наш номер, все еще ощущая горький привкус тревоги.

– А теперь… кхе-кхе, давайте опять по порядку, – выдавила я в чат, все еще кашляя. – Начиная с Богдана.

– Ясный умеет защищаться от таких вторжений. Может, нам стоит с ним поговорить? – предложила Клавдия уже голосом, стараясь держать себя в руках.

– Давай обе версии послушаем, – отозвалась я, пытаясь восстановить цепочку событий.

Глава 2. «И среди шаманов есть пройдохи – не всем дан дар шаманизма от Бога.» (Валерий Филатов)

Богдан взял паузу, щелкнул суставами пальцев и продолжил:

– Как только вы ушли, я сразу рухнул в постель. Но уснуть не мог: ворочался, выходил на балкон проветрить голову, снова ложился… Мысли о случившемся в городе жужжали в голове, как разъяренные осы. В итоге сознание просто вырубило меня – в один миг я закрыл глаза и провалился в эту… эту мглу. А потом – резкий свет. Будто телепортация. И вот я уже сижу на скамье подсудимых.

Моим адвокатом оказался… вы не поверите… Яков. Да-да, наш Яков! В черной мантии до пят и с этой нелепой шевелюрой – словно овцу долбануло током.

Он декламировал присяжным какую-то ахинею: «В соответствии с параграфом…», «учитывая смягчающие обстоятельства…» Я минут пять тупо пялился, пытаясь понять, в чем меня вообще обвиняют. А он все бубнил и бубнил, будто кто-то включил аудиокнигу на повторе.

И тут меня осенило: да это же мой собственный сон!

– Да вы вообще в своем уме?! – заорал я так, что даже судья очки поправил. – Какого черта тут происходит?!

«Яков / Криптаноид / Монах-Мастер/ Куратор / уровень 101»

***

Яков резко обернулся, всем корпусом разворачиваясь ко мне. Его глаза, сузившиеся в щелки, буравили взглядом так, словно я дерзко сорвал финальный аккорд его бенефиса.

– Я?! – его голос взвился фальцетом, пронзительно и резко, точно нож по стеклу. – Ты… Как ты просочился сквозь стену? Где настоящий подсудимый?

Он метнул взгляд по залу, будто и вправду искал беглеца – от этого становилось только страшнее.

С гулким стуком я врезал кулаком в барьер:

– Черт возьми, Яков! Это не гребаный сон! – пальцы, не повинуясь мне, вонзились в мягкую древесину скамьи, оставляя кровавые борозды, словно крик о помощи. – Я ЧУВСТВУЮ боль! Слышу скрип твоих дьявольских часов! Чую мерзкий запах пыли!

– Не ожидал от тебя таких эмоций! – Яков театрально вскинул брови. – Чем же я тебе не угодил?.. Постой, что ты сказал?

– Я хочу понять, КАК я здесь очутился! – я судорожно вцепился в край скамьи, будто в единственный якорь посреди этого безумия.

– А где это «здесь», позволь поинтересоваться, пытливый ум? – Яков театрально развел руками, и его черная мантия взметнулась, словно крылья ночной птицы.

– ОТКУДА МНЕ, К ЧЕРТУ, ЗНАТЬ?! – терпение треснуло, как перетянутая струна, обрывая мелодию рассудка. – Петля, сон, параллельная реальность… да вариантов чертова дюжина!

И вдруг Якова словно переключили.

– Сон? Ты о чем?.. – он огляделся с испугом, ущипнул себя за руку и коротко взвизгнул от боли. – Пусть это окажется сном… Но это не сон! Это сон, но какой?.. Живо, Богдаша, напугай меня! Может, выброс адреналина вытащит нас из этого кошмара! – его голос вдруг обрел металлический оттенок, лишенный всякой души.

– Угу, сейчас как съем тебя, – огрызнулся я, оскалившись с издевкой и даже не пытаясь выглядеть убедительно.

Яков забормотал, словно не слышал:

– Аномалия… Осознанное сновидение. Фаза быстрого сна, REM, но с элементами управления…

Пространство дрогнуло и исказилось. Воздух в груди стал тягучим, как густой сироп, давил на легкие. В висках застучал гулкий колокол, и с каждой секундой он бил все сильнее. Перья в чернильнице на столе судьи застыли в воздухе, будто подвешенные невидимой рукой. Звуки – голоса, скрип дверей, даже собственное дыхание – рассыпались на пиксели абсолютной тишины.

– Мы попали в петлю сновидения… забрели куда глубже поверхностного сна, – выдохнул Яков. – Это…

Холодный спазм свел мне живот, пальцы предательски задрожали. Воздух сгущался, становясь липким, и каждое движение походило на отчаянное плавание сквозь смолу.

– Не может быть… Я остановил время? – прошептал я, уже не слыша его бреда, сжимаясь от ужаса. – Что за дьявольщина творится?..

Яков тем временем методично бил себя ладонью по лбу – как сломанный андроид, тщетно пытающийся запустить перезагрузку.

– Проснись… проснись… проснись… – его слова рассыпались на цифровые помехи, словно эхо программы.

Яков метался по залу, как загнанный зверь, выкрикивая одну и ту же фразу с почти истеричной настойчивостью, будто хотел разбудить не только себя, но и этот искаженный мир. Вдруг он резко рванулся ко мне, вцепился в плечи и выкрикнул, почти взвизгнул:

– Где ты был перед сном?!

– В Чоси… – растерянно пробормотал я.

– Что?! – он взмахнул рукой, отрезая ответ. – Ладно, неважно! Какой сегодня день?

– Пятница.

– Тогда что ты делаешь в МОЕМ сне?! – его голос взвился до визга. – Убирайся! ВОН! СЕЙЧАС ЖЕ! – он замахал руками перед моим лицом, словно отгонял черную ворону.

Я машинально отпрянул и, не выдержав, щелкнул его по лбу.

– Да вы совсем рехнулись?

– Ай! – Яков схватился за голову, но уже через секунду его глаза вспыхнули яростью. – Почему я ВЕЧНО от тебя по башке получаю?!

Он взметнул кулаки к потолку:

– Сон! Хватит! Кончай! – будто умолял невидимого режиссера оборвать этот фарс.

Я сузил глаза:

– Не знаю, куда вы клоните… Но если не заткнетесь – прихлопну.

– ДА ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ДАВАЙ! – его голос сорвался в истерике. – МНЕ НАДО ПРОСНУТЬСЯ!

И вдруг он застыл, уставившись куда-то вверх с выражением обиженного ребенка:

– Ну почему меня ВСЕГДА втягивают в какую-то дичь?! То я осел в сказке, то говорящая береза у Бабы-Яги! Я НА ЭТО НЕ СОГЛАШАЛСЯ!

Я флегматично повернулся к нему спиной, отрезав все безразличным жестом:

– Прямиком в лес, любезный. По Питерской направо – и вот она, обитель тихих радостей. Ближайшая психушка уже ждет вас с распростертыми объятиями.

Он осекся, будто споткнулся о мои слова, и, шарахнувшись прочь, принялся носиться по комнате, вздымая облака отчаяния своими вздохами и причитаниями. Он метался к неподвижным фигурам, тщетно пытаясь встряхнуть их, вдохнуть жизнь в эти безмолвные мумии. Его шаги отмеряли отчаяние: он то извивался по полу, как уж, то взмывал в воздух в бессмысленной, истерической пляске.

Казалось, минула вечность, прежде чем этот неугомонный «дятел» выдохся и, наконец, рухнул рядом со мной.

– Это не сон, не-е-е-ет, – пробормотал он, будто уговаривая самого себя. – Ни один сон не длится так долго. Четыре, слышишь, всего четыре сна за ночь – и то короткие вспышки в фазе быстрого сна… Калейдоскоп образов, пляска гормонов, отголоски стресса…

Он внезапно умолк и погрузился в лихорадочные размышления – я лишь наблюдал за этим мучительным потоком, не решаясь его прервать.

– Полтора–два часа, как обычное кино, – снова заговорил Яков, цепляясь за слова, будто за спасательный круг. – А тут три часа, и я все еще здесь, в этом кошмаре… в этой проклятой локации! Такое возможно только в одном случае… если… если мы провалились в Пустоту. В чертову Пустоту…

Его взгляд потемнел, застыл в точке пустоты; в глазах отражалась бездонная пропасть. Я лишь закатил глаза:

– В какую еще, простите, Пустоту? – с сомнением приподнял я бровь.

– В межмирье, – прошептал Яков, понижая голос до заговорщицкого шепота. – В пространство между реальностью и сном. Где настоящее, будущее и прошлое сливаются воедино… Говори! Рассказывай все, что ты видел. Все, что делал. До последней детали – мне нужна ВСЯ картина!

Я рассказал, как мы прибыли на летающем корабле в город Чоси, встретили недовольного Анатолия, сражались с местными жителями, как устроились в гостинице и как нас всех трясло от страха, словно в наваждении – и в прямом, и в переносном смысле.

– Ты думал обо мне перед сном? – неожиданно перебил Яков.

Я остолбенел. На мгновение не знал, как реагировать: дать ему снова в лоб или ограничиться «разъяснительной оплеухой».

– Что? Вы что, с ума сошли? – выпалил я, угрожающе занося руку.

Яков тут же отпрыгнул назад, словно испуганный кот.

– Я не в буквальном смысле! – воскликнул он, размахивая руками. – Я имею в виду: говорил ли ты обо мне? Упоминал?

– А-а… ну да, – протянул я, все еще в замешательстве. – Я предлагал подключить к делу вас, Ясного и Петровича. И перед сном размышлял, как убедить Дину связаться с вами. Вы все стояли у меня перед глазами, и я репетировал, что скажу, чтобы звучать убедительно.

Я на секунду замялся, пытаясь восстановить в памяти события той ночи.

– Потом в комнате стало пахнуть чем-то резким, травяным. Запах не давал мне заснуть – я все время вставал и выходил на балкон, чтобы проветриться. Думал, может, у соседей костер или что-то еще жгут. Но вонь только усиливалась… И когда я собрался в очередной раз закрыть окно, тело вдруг одеревенело, веки сомкнулись сами собой… А очнулся я уже здесь, на этом судилище.

– Точно! Так я и предполагал, – Яков ликовал, его лицо расплылось в самодовольной ухмылке.

– Неужели это так принципиально? – я недоуменно пожал плечами.

– Конечно! Тут явно не без шаманского вмешательства, – уверенно заявил он, прищурив глаза. – Был проведен определенный обряд…

– Шаманского? – я все еще не понимал, к чему он ведет.

Яков окинул меня многозначительным взглядом:

– Ты не чувствовал ничего необычного перед тем, как запахло травами? Никаких ритуальных предметов, странных звуков?

Я отрицательно покачал головой, чувствуя, как по спине пробежали мурашки.

– Только часы остановились за час до этого… но я решил, что просто села батарейка.

– Какой был запах? – резко спросил Яков, сдвинув брови.

– Тошнотворный, – ответил я, морщась от воспоминаний.

– Шаманы используют белый цветок дурмана, – начал он, глядя куда-то вдаль, будто читая лекцию. – Обманчиво красивый и смертельно опасный. В малых дозах он позволяет войти в астрал, вызвать галлюцинации, призвать демонов или… в твоем случае, переместить человека в «Пустоту», заключив его в магическую ловушку.

Я замер, переваривая услышанное.

– То есть хотите сказать, что какой-то шаман использовал на мне дурман, чтобы затянуть сюда? – спросил я, чувствуя, как нервы начинают сдавать.

– Именно, – подтвердил Яков, кивнув. – Теперь вопрос в том, кто и зачем это сделал.

– Значит, вы – моя галлюцинация? Или часть моего разума, с которой я сейчас разговариваю?

– Боюсь, все сложнее, чем тебе кажется. Я не твоя галлюцинация, как и ты – не моя. Думаю, это был ритуал, и его цель – захватить как можно больше твоих знакомых в «Пустоту». Ты был один в комнате?

– Да, дети с Клавдией и Диной взяли отдельный номер-люкс.

– Тогда все сходится. Тебя выбрали потому, что ты, скажем прямо, легкая добыча. Ты поддаешься чужому влиянию. Слабовольный.

– Что?! – возмутился я.

– Не обижайся. Ты говорил, что вас всех трясло от страха перед сном. Это было сердцебиение, дрожь по телу, словно холодно?

– Да, нас всех трясло без видимой причины. Дина даже вся дрожала и куталась в плед.

– Значит, было внешнее давление… или внутреннее. Возможно, что-то в воздухе.

– Тогда почему я встретил здесь вас, а не их? – спросил я, глядя ему прямо в глаза.

– Произошла ошибка. В момент страха и волнения ты думал не о них, а о своей неудаче – о том, что не смог убедить Дину подключить меня и Петровича. Ты считал это своей самой большой ошибкой.

– Но сейчас мы думаем о них и обсуждаем это! Где они?

– «Печать» входа в «Пустоту» формируется до того, как ты сюда попадаешь. Все, что происходит после, уже не имеет значения.

– И что теперь? – спросил я, широко раскрыв глаза.

– Будем искать Петровича, – спокойно ответил Яков.

– Упс…

Мы просидели в тишине около часа, ожидая Петровича и надеясь, что он вот-вот появится. Яков был уверен в этом – ведь я тоже думал о нем перед тем, как заснуть. Честно говоря, я мало что понимал. Вокруг нас в зале суда царила мертвая тишина. Никто так и не появился. Все присутствующие оставались словно застывшими статуями с неподвижными лицами.

– Пошли, – неожиданно сказал Яков.

Я молча поднялся и пошел за ним. Мы подошли к двери и попробовали ее открыть. Сначала осторожно, затем изо всех сил. Но дверь даже не дрогнула. Мы по очереди прикладывали максимум усилий, но результат оставался тем же.

– Да что за чертовщина! – выругался Яков.

– Мы тут застряли навсегда? В этой комнате вдвоем? И Петровича не будет? – взмолился я, глядя на потолок, словно ожидая ответа сверху.

– Ты его боишься? – неожиданно спросил Яков, взглянув исподлобья.

– Конечно! Он одним взглядом убить может, – честно признался я.

– Так-с… значит, ищи что-нибудь вроде коробки или ящика, – произнес он, окинув комнату взглядом.

Я не понял, к чему он ведет, но спорить не стал: наверняка потом объяснит. Мы начали обыскивать помещение. Минут через пятнадцать Яков вдруг воскликнул:

– Нашел!

Я обернулся и увидел, что Яков тычет пальцем в черный ящик под столом – такой ободранный, что хоть сразу в музей антиквариата или на блошиный рынок в качестве «уникального артефакта». Крышка была приоткрыта ровно настолько, чтобы намекнуть: «Внутри сюрприз, иди сюда, любопытный дурачок».

В голове промелькнули варианты содержимого:

– Украденные печеньки (не дай бог овсяные);

– Секретные документы КГБ, заботливо завернутые в газету «Аргументы и факты» за 1987 год;

– Коллекция редких тараканов Петровича с автографами на спинках.

Но нет! Внутри копошилось целое мини-войско.

С одной стороны – солдатики в бронежилетах с игрушечными автоматами. С другой – такие же малявки, но выстроенные в парадный строй, будто ждут, что их сейчас наградят медалью «За рост до пяти сантиметров».

Я вгляделся – и у меня глаза полезли на лоб:

– Они… они шевелятся!!!

Командир в первых рядах подозрительно напоминал Петровича. Он вдруг прекратил атаку и уставился прямо на меня, как будто только что вспомнил, кто не вернул ему сто рублей.

– Яков… я, кажется, перебрал с капсульным кофе, – прошептал я.

– Да брось! Ты просто свет ему загородил, – ухмыльнулся тот.

Петрович резко подскочил, будто его током ударило, и вдруг вырос до обычных размеров – прямо из коробки, как джин из лампы.

– Все испортил! – рявкнул он так, что у меня сердце ушло в пятки, а колени захотели оформить отпуск без содержания.

Я затрясся и выдавил:

– Я… э… я не специально.

Яков тут же встрял с «поддержкой»:

– Конечно-конечно! Он у нас мастер случайностей: случайно бьет по лбу, случайно проваливается в астрал, а теперь вот случайно затянул нас в свой сон… Точнее, в Пустоту. Хотя, если честно, я бы ее назвал «Твою-мать-куда-мы-попали».

Петрович скрестил руки:

– Ну все, герой. Теперь ты у нас главный по апокалипсису.

– Я не хотел! – замахал я руками.

– Хотел, хотел! – поддакивал Яков, кивая так, будто это было само собой разумеющимся.

– Ясный, помогите! – вырвалось у меня.

И тут, словно откликнувшись на мои слова, между шкафами возникла дверь. Она светилась мягким, но тревожным светом.

– Ура, мы свободны! – воскликнул Яков и рванул к двери.

Он схватился за ручку, но дверь не поддалась. На ее поверхности вдруг проступили слова, будто выжженные огнем.

– Что это? – удивился Яков и зачитал вслух: – «Кто вы такие и почему пытаетесь войти в мое сознание?»

Он застыл, озадаченно уставившись на надпись.

– Сознание? Не понял, – нахмурился Яков.

– Кто это написал? И чему вы так радуетесь? – спросил я.

Прямо перед дверью возникла парящая клавиатура. Она мерцала в воздухе, будто подталкивая нас к действию.

– Хм… что-то интересненькое, – пробормотал Яков, почесав подбородок.

Петрович, до этого молчавший, нахмурился еще сильнее и произнес:

– Леший, что здесь происходит?

– Потом объясню, – отмахнулся Яков жестом, явно намекая, что это «потом» наступит где-то между Судным днем и открытием филиала рая в ближайшем гипермаркете.

– О, отличный план! – хмыкнул Петрович. – Как же я люблю, когда меня держат в курсе событий… вместе с тараканами в башке.

Яков проигнорировал сарказм и устремился к клавиатуре. Его пальцы замелькали так быстро, будто он набирал не сообщение о помощи, а пароль от запрещенного сайта под прикрытием ночи.

– Готово! – торжествующе объявил он. – Написал: «Мы в Пустоте, нужна помощь. Я куратор города Квамос».

Я присвистнул:

– А подпись не забыл? «С любовью, ваш бывший сосед по психушке»?

Дверь ожила – ее поверхность замигала, как плохо настроенный телевизор, и выдала ответ:

«Это что, шутка? И кто «МЫ». Яков, если это действительно ты… мне нужно время. Жди».

– Блин, – прошептал я. – Даже дверь сомневается, что вы адекватны.

Яков нахмурился, как студент на экзамене по предмету, который он ни разу не посещал.

– Странно… – пробормотал он. – Как будто за дверью кто-то, моего уровня. Обращение на «ты», говорит, что меня знает… уже неплохо.

Тем временем Петрович, устроившись на скрипучем стуле с видом короля на троне, жестом приказал нам начинать «исповедь».

– Ну? – протянул он. – Я весь во внимании.

Мы с Яковом переглянулись.

– Эээ… – начал я.

– Ммм… – подхватил он.

– Кхм… – добавил Петрович.

Повисла пауза – напряженная, как струна у гитары рок-музыканта перед последним аккордом.

– Давайте хотя бы договоримся, что виноват не я! – внезапно выпалил Яков.

Петрович медленно поднял бровь:

– Я это уже понял. Дальше.

Он слушал молча, иногда цокая языком. Потом вдруг встал и начал шагать по комнате, внимательно вглядываясь нам в лица, будто пытался что-то вычитать между морщинами и паникой.

Наконец он подошел к ящику, откуда, по нашим словам, появился, и начал изучать его содержимое. Один за другим вытаскивал странные фигурки солдатиков.

Так прошел целый час. В комнате царила гробовая тишина, нарушаемая лишь шагами Петровича и его редкими комментариями: «Хм, интересно» или «Возможно».

И вдруг дверь, с которой мы недавно начали переписку, снова замигала. Яков подскочил к ней, будто только этого и ждал, и стал читать появившееся сообщение вслух:

– «Ты действительно в Пустоте. Я не могу пропустить тебя за эту дверь – иначе окажусь там же. У меня есть защита от подобных проникновений, так что затянуть меня в ловушку невозможно. Сейчас я далеко. Я вижу вашу локацию: это Чоси. Смогу добраться до города только через три дня… хотя постараюсь раньше. Но боюсь, что за это время ты погибнешь. Твое сознание разрушается с каждой минутой, проведенной в Пустоте. Вскоре ты начнешь путать, где реальность, а где сон. Напиши подробно, как ты туда попал».

Яков дочитал до конца и замер, переваривая слова.

– Это очень похоже на стиль Ясного, – неожиданно заметил Петрович, не отрывая взгляда от одной из фигурок.

– Сейчас проверю, – ответил Яков. Его пальцы замелькали по клавиатуре. Через мгновение он воскликнул:

– Точно, это Ясный!

Он тут же начал печатать длинный ответ, излагая нашу версию произошедшего. Его пальцы бегали по клавишам с такой скоростью, что казалось, будто он боялся не успеть.

Когда текст был готов, Яков нажал на «ввод» и уставился на дверь в ожидании ответа. Но вместо привычного сообщения на ее поверхности вспыхнули три ярких восклицательных знака.

Яков нахмурился, а затем, словно осознав что-то, кивнул и пробормотал:

– Да, да, я тоже так думаю.

Петрович, который все это время наблюдал за происходящим с любопытством, подошел ближе, но ничего не сказал. Яков снова принялся лихорадочно печатать, и его лицо становилось все более сосредоточенным.

Мы затаили дыхание, ожидая, что будет дальше.

Я мало что понимал: Яков вдруг перестал озвучивать ответы и объяснять нам с Петровичем, что именно происходит. Он полностью ушел в переписку – его пальцы продолжали быстро стучать по клавишам, а взгляд был прикован к мерцающим сообщениям.

Я пытался уловить хоть что-то по выражению его лица, но оно оставалось непроницаемым. Петрович, нахмурившись, молча наблюдал за Яковом, изредка бросая на меня вопросительные взгляды.

– Может, он что-то скрывает? – тихо предположил я. Но Петрович лишь пожал плечами и вернулся к разглядыванию странных фигурок, которые все еще держал в руках.

Я вздохнул и, не зная, чем себя занять, сел прямо на холодный пол. Оставалось только ждать. Ожидание тянулось мучительно долго. Прошел еще час. Яков так и не проронил ни слова, полностью поглощенный перепиской.

Тишина в комнате становилась почти осязаемой. Лишь редкие звуки клавиш нарушали это странное, напряженное молчание.

Наконец Яков резко оторвался от клавиатуры, повернулся к нам и, словно ничего особенного не произошло, произнес:

– Он сейчас отправит сообщение Дине, и она свяжется с нами.

Конец рассказа.

***

Богдан тяжело выдохнул и погрузился в молчание. В чате воцарилась тишина, которую нарушил Яков:

– В общем, дальше вам все известно, – резюмировал он.

Я, поглощенная мыслями, машинально уставилась в пространство, пытаясь разложить по полкам хаос вопросов в голове. Вся история напоминала сложную загадку, где ни один ответ не был очевиден.

– Яков, зачем вы намеренно пугали Богдана? Сначала играли на его страхе перед Петровичем, потом усиливали давление – и, в итоге, появился этот проход к «Ясному»…

– Да, ты права, я сделал это сознательно, – признался он без малейшего смущения. – У меня была теория после его рассказа. Те, о ком он думал перед сном – наша троица, – именно для нас он создал «печати» в Пустоту. Но если Петровича мы нашли, то с «Ясным» возникла проблема. Тогда я продолжил нагнетать обстановку, и Богдан взмолился к третьему лицу из своего списка «печатей». И оказался прав: он создал проход в Пустоту для всех нас троих – и для «Ясного» тоже.

Яков говорил спокойно, холодно, логично, будто излагал не личный опыт, а строгий расчет.

– Поскольку «Ясный» более опытен в магии и знает больше о подобных вещах, мне нужна была более ясная голова… если можно так выразиться, – добавил он с легкой усмешкой. – Поэтому я давил до конца.

– А не на двух неумех, – с грустью пробормотал Богдан.

– Не обобщай, – проворчал Петрович. – Мы с тобой просто не разбираемся в магии и мало что знаем об этих делах.

Я внимательно слушала их, обдумывая услышанное. Фразы, словно пазлы, складывались в нечто большее.

– И поскольку его мысли сформировали печать и вызывали каждого, кто в ней был, вы продолжали его пугать, в надежде что появится еще кто-то, – размышляла я.

– В общем, да. Ритуал, к сожалению, уже был активирован, и мы никого специально туда не затаскивали. Мы просто дали им проявиться быстрее, чтобы не тратить время. Они уже находились во сне, но в подвешенном состоянии, и, активировавшись, мы могли бы помочь друг другу.

Он сделал паузу и добавил:

– Каждого нужно было, так сказать, «позвать», активировав «печать». Петрович находился в коробке, а Ясный был под защитой, – пояснил он. – Вместо него возникла межпространственная дверь, которая уберегла его сознание от вторжения. В нашем случае, без всякой защиты, мы просто оказались в пространственном мире Богдана, втянутые в Пустоту.