12 Блоков

Constantin Elm

12 Блоков

𝓪𝓷𝓷 𝓶𝓮𝓻𝓲𝓭𝓲𝓮𝓶

-

В поцелуях

из жаркого августа,

в отражении

синих озёр,

я бы стала

податливой мягкостью,

обратилась бы

в шёлковый флёр,

пропиталась бы

той невесомостью,

чудодействием

бархатных чувств,

я бы стала

твоей безусловностью,

на обрыве

земных безрассудств,

твоим нежным

глотком удовольствия,

безмятежным

касанием дня,

я бы стала

началом спокойствия,

только ты

не впускаешь

меня…

Плоскость…

Руками…

небрежно..

обводишь изгибы,

едва прикасаясь..,

что сводит с ума,

и взглядом дурманишь..

ищу я защиты..-

ещё один вздох,

и я сдамся сама..,

ещё один шёпот,

дыханьем,

по шее,

ещё один взмах

непокорных ресниц,

уверенных, четких

и нежных движений,

стирающих крепость

у личных границ

в придуманных

контурах

воображенья,

во власти твоей…

я – горизонталь,

я – это плоскость..

без телодвиженья..

твоя иллюстрация…

жаль..

очень жаль..

Твоими кошмарами…

Я кричала

безумными криками,

выжигалась

всецело пожарами,

Не болела..

но, с чувствами дикими,

заразилась

твоими кошмарами,

Не боялась

в слепом наваждении,

стать золой,

иль рассыпаться пеплами, -

Я не тлела

в приятном мучении,

я горела

безвольною жертвою,

Задыхаясь

в твоём одиночестве,

я сгорала,

и сыпалась искрами,

А в ответ

получала пощёчины,

не физически, -

внутренне, мыслями,

И терялась

в глазах отторжением,

растворяясь

багровыми бликами, -

Не болела..

но чувства в лечении,

под любовно-

моральными пытками.

Тианна Ридак

Побег

Прошлое вскопано мерною ложкою;

Чёрное, белое, – партия в го.

Только душа моя рвётся в окошко,

Выпиши ей УДО.

Вечер, набросив февральскую серость,

Холодом морит и тянет под лёд,

Выдохни гордость, а то не успеешь,

И он заберёт своё.

Лыбишься славно, как мудрый Конфуции,

Будто бы знающий меру во всём,

Хватит, философ мой, древних ”инструкций”,

Я погружаюсь на дно.

Чувства – подделка: оптом и в розницу,

Что драгоценного в нас остаётся?

Ты не маячь со своей венценосностью,

Не заслоняй мне Солнце!

К чёрту прощенья, за всё компенсации,

Раз от любви оба мы не зависим.

Знаешь, безвыходных нет ситуаций,

Есть тупиковые мысли.

Хочешь, вычерпывай прошлое ложкою,

Или оставь все погрешности так…

Только душа моя с ветром в окошко.

Можешь спускать собак!

Доброе утро, море!

На дно допитого дня льётся вечер, и море.

Доехал до кромки, как до конечной,

и всё умолкает, и перестаёт спорить.

Город остался трещать по швам,

шуметь, сверкать, спешить,

врать о скидках на «жизнь»;

и не верить, но захаживать в храм.

А ты здесь, наедине с морем, и небом.

Чтоб помолчать о своём,

чтоб насладиться мечтами без скептиков,

чтоб оборваться, как плёнка, для всех;

исчезнуть, как стёртый с доски рисунок;

пустую остановить внутри себя карусель.

Взгляд упирается в линию горизонта,

туда, где как в замедленной съёмке,

прячется в узкую прорезь солнце.

А ты всё так же у кромки прибоя,

который, то рьяно грохочет,

то переходит на шёпот,

чтобы устав под утро тихо дышать

уснувшим синим китом.

Машина покрыта росой, вокруг ни души,

и ты сам тихо дышишь, как этот кит,

вдыхая рассвет, озон, эфир,

запах водорослей и чешуи,

и улыбаешься:

– Доброе утро, море!

Слушая свою тишину

Слушать, без спроса, твою тишину,

Пытаясь найти в ней фальшивую ноту:

Себя оправдать, ну хотя бы за что-то,

И не осознать – мы как два идиота

В обратную движемся сторону.

Не дай Бог однажды о чём-то жалеть!

Целуя в висок, ты гладишь мне волосы,

И тушь оставляет бороздками полосы,

Пора бы заканчивать сон, да и совести

От вёсен лукавых трезветь.

Мечтать, не смотря в это синее небо,

Беспечной прохожей, под суетность дня.

Не думать, ну как же ты там без меня?

И губ твоих млечность, что сводит с ума,

Сойдёт потихоньку на небыль…

По капле испить дней карминный закат,

Считая зажжённые в сумраке звёзды,

А не догорать каждый раз с тобой после,

Но рифмы на сердце в неясном прогнозе

С безумством стихий говорят.

Ты не черновик, и помарок не стерпит

Суровый рассвет, я колю на живую,

Что после не выжечь. И в суетной сует,

Когда с головою в тебе утону я,

Оставь мне, хотя бы, край неба…

Я буду там слушать свою тишину,

Пытаясь найти в ней фальшивую ноту,

Искать оправдания мыслям и вздохам,

И верить, что может простит меня Бог мой,

За всё…. на другом берегу.

Виталий Повилов

Джемма Мария

Качели

Мы два стрижа свихнутых

на «кто кого» с «авось»,

нам друг без друга трудно,

и невозможно врозь.

Наши качели чувства –

попеременно вверх,

это тебе не велик,

здесь или-или. Эх! –

Надо б уравновесить

наших полётов крен,

чтоб осторожно слезть и

не разбить колен.

Только смеётся платье –

лёгкое солнце-клёш,

наши веснушки гладит

солнечно рыжий дождь.

Серый на Сером

Жизнь утекает всегда наверх,

я в это верю и пялюсь в небо,

может я белый убитый стерх,

там, где ваш след

лет двенадцать не был.

Если с изнанки болит душа,

а на губах всё ещё улыбка,

если мне кажется, дело швах –

сдохла во мне золотая рыбка…

это не то, чтобы депресняк,

кто-то заныкал тепло и солнце,

светлых стихов пересох Кадьяк,

и не гудят золотые осы.

Серый на сером – обычный день,

не разбавляю, печаль запойна,

смотрят картины в меня со стен,

образ художником ловко пойман.

Это реликты… а лета – горсть,

белый шиповник, в дожде лилейник,

ходит по комнате каменный гость,

ищет для рыжих тугой ошейник.

Очень смешно, будто нас поймать –

плёвое дело, на раз заботы,

кину я шкурку свою в кровать,

душу не словишь так – мимоходом…

Вечно живая и так болит,

что ей бродяжке цыганской вольной…

– Водка?

-Ну, что Вы… чистейший спирт.

– В душу плесните, ну, всё…

довольно…

Ли Бо

Она приходила уставшая к девяти,

Немного грусти и много кофе,

Ему говорила –

– Мой друг, прости,

Опять нет времени приготовить.

Дымился вечер, у форточек был сквозняк,

Дом кашлял глухо подъездной дверью…

– Со службы вовремя, ну, никак,

Квартал кончаем, столпотворенье.

Давай задвинем на день отчёт,

Авральный график – моё проклятье,

Вся ночь же наша, мой Звездочёт,

Сменю вот только чулки и платье.

С настроем хуже, устала, знаешь…

Пробег у дамы не двадцать лет…

– Бокал бургундского, как считаешь?

Я принесу твой любимый плед.

В окно луна любопытно жалась –

Как так? – хозяйка в дому не очень…

А он поправит ей одеяло…

Где тут романтика, страсти? – впрочем…

Она звала его – мой Ли Бо,

Он улыбался ей как мальчишка,

Должно быть, это была любовь,

Но в этом спец я не то чтоб слишком.

Крайне Седативен

БАС2017

–

трогаю вас, lison

трогает баc пиксел

/точно сказать – елéй/, но тяжелее,

долго…

трогает шерсть мрамор

час без пяти. плавно.

в зеркале – овер гейм.

-

БАС доставляет музу

юзом / поток / загрузка 🚀

прозою тянет… тускло(

по 50 развеет.

БАС накрывает капсом [барс будто].

это база!

браузер ищет фразу

к тексту. не одолею

сам /без всего/ – на нервах!

пусть сочиняет нейро…

сверху биты ли, риффы…

далее: movies, титры.

далее: как попало / или пропало.

БИСом

я обнимаю lison

дÓльше минут и дней,

чтобы мой антикризис твёркал поголодней

/точно сказать – однéе/ БАС рвёт

колонки разом

лягут и мы

посмеем.

-

РЫБНЫЙ ДЕНЬ

-

рыбный день. носки на плавники

и вода всё ближе. забирает.

на тебе наряд из чешуи. тело гибкое,

костлявое почти, но не коченеет, увлекая

ощущением способности скользить,

а не плавать (плавает другое).

хочется об этом говорить, но ты нем.

твой голос – шум прибоя.

-

рыбный день. вселенское ничто.

всюду пары глаз голодных, сытых…

варианта два: залечь на дно,

или стать одной из именитых

водоплавающих сущностей внутри

населённой, в сущности,

во-ды.

-

рыбный день. ты вышел из икры.

те, кто знал тебя на суше, подавились

костью в горле (острые ”крюки” их поймали,

на которые ловились даже сны

о будущей ухе за бутылочкой чего-нибудь покрепче).

уходи бесшовно, в темноте…

рыбный день пройдёт и станет легче.

– SeaMore -

ловец

я видел в тебе то ли Бога, а то ли…

````

уюта немного в покинутом доме: песок и такие холодные стены. да-да, ты не Бог – я не грешник, наверно. когда Моисей… – помнишь, вместе читали? – поверили все. я же верю едва ли. меж делом прикинув, добрался до сути – не будет нам крыльев. и рая не будет. проклятый песок колет стылые пальцы. я ложный пророк в оболочке скитальца. я лживый учитель, втирающий классу, как Холден во ржи нереально прекрасен.

когда ты вернёшься?

мне душно. и стрёмно. замутим на ужин две пачки рамёна. о прошлом ни слова – грядущее ближе. я правда не сломлен. а тремор и был же. последняя ночь в тесной съёмной – и хватит. ты в общем как хочешь. на нашей кровати возможно ещё… хоть к утру на рассвете. я здесь защищён – как в ладони у смерти.

во сне

я пою, хоть и кажется – вою. на рваном краю у горящего моря. удушливый дым забивается в горло – чужие следы заметает проворно. там кто-то в тумане – играют, похоже. я чувствую пламя обугленной кожей. идти до конца либо выбрать другое…

мы дети творца или чёртовы гои? я в самом широком…

проехали.

ладно.

за слитым итогом маячит расплата, ведь если бы я шёл тогда по пустыне, то слышал бы шёпот: «вовек и отныне».

не ждать – это как захлебнуться бессмертьем.

в пределах рывка – беззаботные дети. когда по душе, не надеясь на шару – ловить малышей в полуметре от жара, тогда понимание входит в систему: я сделал немало и много не сделал – как тот белый лист, формирующий майю.

вернёшься – не злись. разбуди. я поймаю.

слово

остались ли мы у порога за прошлым?

…замеченный богом всегда осторожен. шлифованный фактами молится всуе. я в чём-то дурак. одержимо рисую по мыслям мазками, штрихами по чувствам. я бросил бы камень и даже хочу. я, ты знаешь, ещё уповаю на кару: не будешь прощён, если выхлестнул карму.