Путники

Александра Груздева

Путники

Он в коричневом пыльном кафтане. Его имя Горгиан.

Она путается в подоле слишком длинной, цветастой юбки, поджимает красные руки, прячет кулаки поглубже в рукава, спасаясь от холода. Она – Лета.

Они уверены, что имена, данные им при взрослении, принесут счастье их земле.

– Если бы всё было как раньше, – бормочет Горгиан, – мы бы осилили эту дорогу за час с небольшим. А посчитай, сколько мы уже идем!

– И не надо считать, Горг, – отзывается утомленная Лета, отворачиваясь от ветра, чтобы не забивались волосы в рот, – тридцать пять дней как мы пустились в путь и целых четыре дня мы идем по этой дороге. И если бы ты сказал мне, Горг, зачем мы пошли именно по этой дороге, я бы не роптала, а шла бы молча. А так, Горг, ведь у меня в ботинке дыра, честное слово, я пальцем могу пощупать землю. Тебе-то хорошо, твои подошвы сапожник гвоздями подбил!

– За эти гвозди, я его свинарник языком вылизал! И честное слово, Лет, спросишь тебя на гульден, а ты норовишь весь кошелёк зацапать, столько от тебя россказней.

– Да и в кошельке твоем нет ни гульдена, был бы… давным-давно поели. Я же, Горг, уже два дня ничего не ела, а ты – грибы в лесу жевал. Я видела.

– Так, Лет, я же грибы и тебе предлагал, а ты, что сказала? Не буду эту дрянь есть, так ты сказала, Лет!

Следующий час, они прошли молча. Лета загребала башмаками ледяную пыль. Горгиан тупал палкой, которую он превратил в дорожный посох.

– Послушай, Горг, – вступила Лета, – а мы сможем выполнить обещанное? Ты никогда не говорил, а не сомневалась. А сейчас мне под юбку поддувает, ляжки пупырками пошли, и я не знаю, куда мы идем, и ты молчишь. А вернуться в деревню без обещанного мы не сможем: каменный колодец по-прежнему на площади, и у соседей достаточно свободных камней, чтобы закидать его доверху.

– Замолчи, Лет. Когда я думаю о колодце, у меня ноги отнимаются. Я пообещал, что верну древнее мастерство, и мы больше не будем надрываться, таская бревна, или шкуры бронзовиков из леса. И быстро выполним королевский оброк. И заживем, как раньше, и будут песни и танцы. Когда ты последний раз танцевала, Лет?

Лета не может ответить на этот вопрос, она подставляет лицо ветру, тот сдувает ее волосы назад, она пытается перехватить их рукой и скрутить в жгут, но они выдираются из пальцев, будто живые. Щеки отказываются терпеть напор ветра, и протестующе жгутся, Лета опять подставляет холодным порывам макушку. Она проклинает себя, за что не стащила у бабки пуховой платок, пожалела бабку, которая и летом мерзла. Да ведь и тридцать пять дней назад светило солнце и было душно от надвигающейся теплой летней грозы.

Горгиан мрачно взглядывает на Лету. Увязалась с ним. Да если бы, помощь от нее была или наружностью располагала, или еды она с собой захватила. А так – плетется, еще и подвывает.

Горгиану хорошо было в пути: ботинки крепкие, палку он отличную, ореховую вырезал, кафтан с войлочной подстежкой, даже чулки теплые. Не посмотрел, что на улице лето, знал, что в путь отправляется далекий. И точно знал, сколько идти придется.

***

Еще ровно десять дней взошли и скрылись за горизонтом. И в сумерках они подошли к одинокому дому.

Горгиан заглянул за бревенчатый забор: рост позволял ему, тогда как Лета, только возила носом по клейким бревнам, вкушая их запах. Погода недавно улучшилась. Осенний холод сменился почти летним теплом, и Лета перестала страдать, одно лишь ее тяготило: неизменная пустота в желудке.

– Нам дадут поесть, Горг? – хнычет она, дергая Горгиана за кафтан.

За забором цветник. Вокруг розовых кустов валяются обрывки серой упаковочной бумаги. Видно, хозяева укутывали их в холода, а теперь вновь выпустили розы навстречу последнему солнцу. Бутоны поблекшие, мятые, их даже не удосужились срезать, перед тем, как укрывать кусты, но пахнут сладко. Посреди цветника неопрятная девушка, в подоткнутом платье, волосы сбиты в паклю, в руках у нее ржавая лейка.

В глубине двора отворяется калитка и в нее сначала проходит огромный зад в полосатых портках. Это мужчина с бородатым лицом, под мышками у него по огромному кочану капусты, в одной руке – ведерко огурцов, а в другой – корзинка с яблоками. У Горгиана слюни текут по подбородку.

– Эй! – кричит мужчина, заметив его.

Девка с лейкой оборачивается, неосторожно проливает себе на ноги воду и верещит. Из дома на крыльцо выходит женщина с ребенком на руках.

– Кто вы? – кричит она зычно и слышны в голосе благородные низкие ноты.

– Мы – путники! – ответствует Горгиан. – Я – Горгиан, это моя жена – Лета, – при этих словах Лета изумленно подымает на него глаза. – Мы очень долго идем и уже устали, давно не ели… – и он не знает, как закончить речь.

Но бородатый мужчина больше не требует от них объяснений. Он осторожно опускает корзины на крыльцо, передает женщине один кочан капусты, та прижимает его к без того пышной груди, выглядывающей из-за шнуровки платья, ребенку становиться тесно у нее на руках и он начинает хныкать и изворачиваться всем тельцем. Второй кочан мужчина надежно держит при себе, вразвалку идет к воротам и распахивает их. Лета семенит за Горгианом во двор.

Девка отставляет лейку, вытирает черные от земли руки о платье и, кивнув головой пришельцам, спешит в дом.

– Поужинайте с нами, – приглашает бородач.