Бабайка, который спас Конфетку

– «Хорошо»? – повторил он, растягивая слово. – Это иллюзия, дитя. Мир – не сплошной сахар и лимонад. За сладостью всегда приходит горечь. За смехом – слезы. Ваша беззаботная радость… она слепа. И потому особенно раздражает тех, кто видит мир таким, какой он есть. Холодным. Пустым. Вечным.Конфетка нахмурилась. Ей не нравился тон гостя. Ее праздник был самым лучшим, самым веселым! А он называл его «пустым шумом»! – А мне нравится, когда шумно и весело! – заявила она, подбоченясь. – И все мои гости вчера радовались! Им было хорошо! Кащей посмотрел на нее. В его глазах мелькнуло что-то странное – не гнев, а скорее… холодное любопытство, смешанное с брезгливостью, как если бы он рассматривал слишком яркую, назойливую бабочку.

Его слова повисли в воздухе, словно струйка морозного дыхания. Даже щебетание птиц в саду на мгновение стихло. Бублик заскулил и спрятал морду под стул Храбра. Принц сжал кулаки под столом. Этот человек… нет, это существо… говорило гадости о самом дорогом, что у него было – о Конфетке, о ее радости, о ее королевстве!

– Очень любезно с вашей стороны! – Королева Помадка вежливо улыбнулась, но ее взгляд тоже стал настороженным. Она почувствовала тот же холод, что и дети. – Разрешите предложить вам прохладительные напитки? Может, мороженое? У нас осталось вчерашнее, но оно хранилось в ледяных пещерах месье Крембрюле.В этот момент к столику подошли Король и Королева. Они почувствовали напряжение. – А, гость! – приветливо произнес Король Карамель I, хотя его добродушное лицо выражало легкое недоумение. – Добро пожаловать! Я не припоминаю, чтобы вы были в списке вчерашних гостей? – Кащей, владыка Ледяных Пустошей, – представился гость, не вставая. – Я прибыл поздравить юную Принцессу. С опозданием, увы. Дороги в моих краях… коварны.

– Благодарю, нет. Мороженое… слишком пресное. В нем нет силы настоящего холода. – Он поднялся. – Я задержался. Пора возвращаться в мои владения. Благодарю за… гостеприимство. – Он снова кивнул, и его взгляд на мгновение задержался на Конфетке. В нем не было тепла. Была лишь холодная оценка, как взгляд коллекционера на редкий экспонат. – Принцесса. Наслаждайтесь вашим… сахарным миром. Пока можете.Кащей чуть заметно поморщился.

Он развернулся и бесшумно зашагал прочь, его инеево-синий плащ развевался за ним, словно крыло холодной птицы. Его угрюмая карета уже ждала у ворот. Через мгновение он скрылся из виду, оставив после себя лишь легкую поземку холода на теплой садовой дорожке и неприятное ощущение в душе у всех присутствующих.

– Все равно, лучше бы он не приезжал, – надула губки Конфетка. – Испортил настроение. Пойдем, Храбр, лучше посмотрим, как месье Крембрюле спасает замок!– Фу! – выдохнула Конфетка, когда он скрылся. – Какой неприятный дядя! И почему он такой холодный? Буквально! – Он мне не понравился, – твердо сказал Храбр, наконец разжав кулаки. – Он… злой. Я это чувствую. И Бублик тоже. Пес осторожно высунул морду из-под стула и тихо тявкнул в знак согласия. – Странный тип, – проворчал Король, потирая подбородок. – Ледяные Пустоши… что-то припоминаю из старых хроник. Не самые дружелюбные соседи. Но вроде бы договор о ненападении у нас есть. Надеюсь, он просто… эксцентричный.

День прошел спокойно, но тень от визита Кащея витала в воздухе. Дети пытались вернуться к обычным играм: исследовали уже прибранный сад, кормили лебедей на дворцовом пруду (хлебными шариками, а не сладостями, по строгому указанию Королевы), играли в прятки среди цветущих кустов. Но веселье было уже не таким беззаботным. Храбр то и дело оглядывался, как будто ожидая увидеть в тени деревьев высокую фигуру в синем плаще. Бублик вел себя настороженно, часто замирал, прислушиваясь и принюхиваясь к ветру, который теперь иногда приносил едва уловимый запах старого льда и пыли.

Вечером во дворце был тихий семейный ужин. Говорили о вчерашнем празднике, строили планы на завтра. Конфетка, уставшая от насыщенного вчерашнего дня и сегодняшних тревожных ноток, клевала носом над тарелкой с фруктовым салатом.

Пес лениво вильнул хвостом, устроившись на своей мягкой лежанке у камина в холле.– Пора баиньки, солнышко, – ласково сказала Королева, видя, что дочь едва сидит на стуле. – Ты сегодня еле ноги волочишь. Конфетка только кивнула, зевнув во весь рот. Она даже не стала спорить. Принц Храбр тоже почувствовал усталость. – Я тоже пойду, ваше величество, – сказал он, вставая. – Спокойной ночи, Принцесса. Спокойной ночи, Бублик.

Королева отвела сонную Конфетку в ее башню. Девочка едва держалась на ногах. Ее переодели в мягкую пижамку с конфетками, умыли, почистили зубы специальной сладкой пастой, и она буквально рухнула в свою огромную кровать с балдахином из розового зефира.

– Снились бы… шоколадные фонтаны… – пробормотала Конфетка, уже наполовину во сне.– Спи, моя сладкая принцесса, – прошептала Королева, целуя дочь в лоб. – Пусть тебе снятся только добрые сны.

Королева погасила светильник в форме леденца-петушка, оставив гореть лишь крошечный ночник в виде светлячка, и тихо вышла, прикрыв дверь. В комнате воцарилась тишина, нарушаемая только ровным дыханием спящей девочки и тиканьем часов в форме пряничного домика на каминной полке.

Глубокой ночью, когда луна, круглая и яркая, как гигантская монета, плыла высоко в небе, окутывая королевство серебристым светом, в саду под окнами башни Конфетки что-то изменилось. Воздух над одним из цветущих кустов пионов вдруг заколебался, словно над раскаленной сковородой. Из колебаний, из самой лунной тени, медленно, как призрак, материализовалась высокая, костлявая фигура. Кащей.

Он стоял недвижимо, его инеево-синий плащ сливался с ночью, делая его почти невидимым. Только бледное лицо и холодные глаза светились в лунном свете. Он смотрел вверх, на окно спальни Принцессы. Его тонкие губы были сжаты в жесткую линию. Весь день, с момента своего ухода, он не мог выкинуть из головы эту девочку. Ее смех. Ее глупую, беззаботную радость. Ее щедрость. Ее сладость. Она была живым воплощением всего, что он ненавидел и презирал в этом шумном, теплом, глупом мире. Ее счастье было ему как нож в самое сердце его ледяного бессмертия.

"Сахарный мир…" – прошипел он беззвучно, и его дыхание вырвалось струйкой инея, застывшей в воздухе. "Иллюзия. Пустота. Глупость."

Но была и другая мысль. Жгучая. Острая. Как сосулька, вонзившаяся в мозг. Забрать ее. Унести в свои Ледяные Пустоши. Погасить этот назойливый огонек радости. Заморозить ее смех. Посмотреть, как долго продержится ее глупое счастье в вечном холоде и тишине его чертогов. Мысль о том, как померкнет все это королевство без своего сияющего солнышка, без своей Конфетки, наполняла его холодной, зловещей… радостью. Да, радостью от предвкушения чужого горя.

Он поднял длинную руку с посохом. Мутный кристалл на его вершине замигал тусклым синим светом. От Кащея потянулись тонкие, почти невидимые нити ледяного тумана. Они поползли по стене башни, как живые змейки, проникли в щель под окном спальни Конфетки. Внутри комнаты воздух стал резко холодать. Теплый ночной ветерок, доносивший аромат цветов, стих. Часы-пряничный домик тикнули в последний раз и замерзли. Даже свет ночника-светлячка померк, будто погас от холода.

Конфетка во сне поежилась и крепче укуталась в одеяло. Но ледяные нити тумана уже вились вокруг ее кровати, проникали под одеяло, окутывали ее сонное тело. Они не причиняли боли, но несли с собой неодолимую тяжесть и глухой, звенящий холод, парализующий волю. Девочка глубже погрузилась в сон, но это был уже не сладкий сон усталости. Это был ледяной, беспробудный сон, наведенный колдовством.

Кащей сжал посох. Кристалл вспыхнул ярче. Он сделал плавное движение рукой – и окно в спальне Конфетки бесшумно распахнулось. Ледяной туман сгустился, образовав под окном нечто вроде призрачной, мерцающей лестницы.

Без единого звука Кащей взошел по этой ледяной лестнице и переступил через подоконник в комнату. Его холодный взгляд скользнул по спящей девочке. Он не стал ее бучить. Не стал пугать. Зачем? Ее сон был достаточно крепок. Он лишь наклонился, его длинные, костлявые пальцы с холодными, как металл, ногтями обхватили девочку. Он поднял ее, закутанную в одеяло, как драгоценную, но ненавистную ему куклу. Она была легкой, почти невесомой в его руках.

Он развернулся и ступил на ледяную лестницу. Окно за его спиной бесшумно закрылось. Ледяные нити тумана потянулись за ним, сворачиваясь, как щупальца. Он спустился в сад, неся свою добычу. Лунный свет падал на бледное лицо Конфетки. Она не просыпалась. Ее дыхание было ровным, но очень-очень тихим, будто замирающим.

В этот момент где-то внизу, во дворце, в холле у камина, проснулся Бублик. Его чуткий сон прервало внезапное ощущение пустоты. Оно было таким же острым, как холод, но гораздо страшнее. Он вскочил, насторожив уши. Его нос зашевелился, отчаянно втягивая воздух. Где сладкий, теплый запах его маленькой хозяйки? Он почуял лишь ледяную пустоту и едкий, знакомый запах старого льда и пыли. Страх, дикий и первобытный, сжал его маленькое собачье сердце. Он бросился к двери, ведущей в сад, и начал отчаянно царапать ее когтями и скулить, поднимая невероятный шум.

Кащей, уже подходивший к своей угрюмой карете, услышал этот шум. Он обернулся, его ледяные глаза мелькнули в темноте. На его лице не было ни страха, ни злости. Было лишь холодное презрение. Он уже почти достиг цели. Собака? Ничтожная помеха.

Внутри дворца зажегся свет. Раздались голоса, сначала сонные, потом тревожные. Крики слуг. Топот ног.

Кащей резко распахнул дверцу кареты. Внутри было темно и холодно, как в ледяной пещере. Он бросил завернутую в одеяло Конфетку на холодное сиденье. Девочка слабо пошевелилась, но не проснулась. Ледяной сон держал ее крепко.

– Спи, Принцесса Конфетка, – прошипел Кащей, захлопывая дверцу. – Скоро ты узнаешь, что такое настоящий холод. Твой сахарный мир останется позади. Навсегда.

Он взмахнул посохом. Кристалл вспыхнул ослепительно-синим светом. Ледяные кони рванули с места. Карета, не издавая ни звука, помчалась по спящим улицам королевства, оставляя за собой лишь струйку инея на теплой земле и пронзительный, полный ужаса и тоски вой маленькой собаки, разносящийся по ночи.

В спальне Конфетки было пусто. Распахнутое окно пропускало холодный ночной воздух. На полу валялось сброшенное одеяло. Часы-пряничный домик стояли, покрытые инеем. А вой Бублика, сливаясь с криками проснувшихся короля, королевы и принца Храбра, разрывал тишину, возвещая о страшной потере. Самый сладкий мир Сахарного Королевства только что лишился своего сердца. Принцесса Конфетка исчезла.

Глава 3: Следы в Темноте

Утро, наступившее после самой страшной ночи в истории Сахарного Королевства, не принесло света. Оно принесло серую, тяжелую муку. Солнце, поднимавшееся над пряничными крышами, казалось блеклым и холодным, словно его вытерли до дыр. Ароматы вчерашних сладостей выветрились, сменившись запахом страха, слез и горького дыма от факелов, которые всю ночь метались по дворцу и саду, как безумные светляки.

В спальне Принцессы Конфетки царил хаос отчаяния. Королева Помадка, обычно такая собранная и изящная, сидела на краю огромной пустой кровати, беззвучно рыдая в измятую шелковую салфетку. Ее плечи тряслись, а глаза были красными и опухшими. Рядом с ней, беспомощно разводя руками, стоял Король Карамель I. Его добродушное лицо осунулось, борода растрепалась, а взгляд бегал по комнате – от распахнутого окна, пропускавшего холодный утренний сквозняк, до замерзших часов-пряничного домика на каминной полке, до сброшенного на пол одеяла в конфетках.

– Она… она просто испарилась! – выдохнул Король, его голос был хриплым от бессонницы и криков. – Ни стука, ни шороха! Только этот… этот проклятый холод! И вой Бублика…

Как будто услышав свое имя, маленький пес, сидевший на пороге комнаты, жалобно взвизгнул. Бублик выглядел потерянным. Его обычно блестящая шерстка была взъерошена, умные карие глаза тусклы и полны такой человеческой тоски, что смотреть на них было невыносимо. Он не отходил от порога, тычась носом в щель, будто надеясь, что его маленькая хозяйка вот-вот вернется. Иногда он поднимал морду и издавал тихий, протяжный вой, от которого по спине пробегал холодок. Этот вой разрывал тишину дворца всю ночь.

Принц Храбр стоял у распахнутого окна. Он не плакал. Его лицо было бледным и каменным, словно высеченным из мрамора. Он смотрел в сад, на смятые пионы под окном башни, на едва заметную полоску инея на теплой земле, которая уже таяла под утренним солнцем. В его руках был сжат тренировочный деревянный меч так крепко, что костяшки пальцев побелели. Внутри него бушевала буря – страх, гнев, непонимание и жгучее чувство вины. Он обещал ее защищать. Он был Принцем Храбром! А теперь она исчезла, похищена прямо из своей кровати, пока он спал этажом ниже! Его детская вера в собственное рыцарство дала трещину.

– Кащей, – прошептал Храбр, и его голос прозвучал чужим, хриплым. – Это он. Его холод. Его злоба. Он увез ее. В свои Ледяные Пустоши.

– Кащей… – пробормотал он. – Но… зачем? Что ему от нашей Конфетки? Выкуп? Но он ничего не требовал! Просто… забрал. Как вещь.Король тяжело опустился на кровать рядом с королевой.

– Он ненавидел ее счастье, – тихо сказал Храбр, не отрывая глаз от сада. – Он сказал это вчера. Он ненавидел весь наш «сахарный мир». Он хотел его разрушить. И он начал… с нее.

Королева всхлипнула громче. Мысль о ее веселой, солнечной дочке в ледяных чертогах того чудовища была невыносима.

Во дворце царила гробовая тишина, нарушаемая только рыданиями королевы и скулением Бублика. Слуги ходили на цыпочках, боясь лишним звуком нарушить царящее горе. Гвардейцы в ярких мундирах, больше подходящих для парадов, чем для настоящих сражений, беспомощно топтались у ворот, не зная, что делать. Они обыскали каждый куст в саду, каждый уголок дворца – тщетно. Никаких следов, кроме той странной полоски инея и… едва уловимого запаха старой пыли и холода.

Вдруг Бублик вскочил. Его уши навострились. Он перестал скулить и начал нервно обнюхивать воздух у порога. Потом он рванулся в комнату, прямо к сброшенному одеялу Конфетки. Он тыкался в него носом, громко и жадно вдыхая запах, фыркая, потом снова обнюхивал пол вокруг кровати, двигаясь по сложной, невидимой траектории. Его хвост напрягся, как пружина.

– Бублик? Что ты? – Храбр оторвался от окна, его внимание привлекло странное поведение пса.

Бублик не отреагировал. Он сосредоточенно двигался по комнате, его нос был прижат к полу. Он дошел до распахнутого окна, встал на подоконник задними лапами, передними оперся на раму и начал жадно втягивать воздух, направленный в сад. Потом он спрыгнул, повернулся к Храбру и издал короткий, отрывистый лай. Не испуганный, а… уверенный. В его глазах снова появился огонек – не радости, а яростной решимости.

– Он что-то учуял! – воскликнул Храбр, подбегая к псу. – Папа! Мама! Смотрите! Бублик нашел след!

– След? Но… как? Там же ничего нет!Король и Королева подняли головы. Королева утерла слезы, вглядываясь в пса.

– Нос Бублика лучше наших глаз! – уверенно заявил Храбр. Он опустился на колени перед псом, глядя ему прямо в глаза. – Ты нашел Конфетку, друг? Ты знаешь, куда ее повели?

Бублик тявкнул еще раз, резко и громко, и тычком мокрого носа в руку Храбра словно говорил: «Да! Идем!»

– Я иду за ней! – объявил он, выпрямившись во весь свой невысокий рост. – Я и Бублик. Мы найдем Конфетку и вернем ее домой! Мы победим Кащея!Надежда, крошечная, как росток сквозь асфальт, пробилась сквозь ледяное отчаяние в сердце принца. Он вскочил на ноги, его лицо загорелось новой решимостью.

– Храбр, сынок… ты же ребенок! А Кащей… это древнее, страшное зло! Он колдун! У него ледяные чертоги, ледяные слуги! Ты не справишься один! Я соберу войско! Сам поведу гвардию!Король встал, его лицо выражало смесь надежды и ужаса.

– Папа, – Храбр посмотрел отцу прямо в глаза. В его взгляде была недетская твердость. – У тебя нет войска, готового к настоящей битве. Твои гвардейцы умеют маршировать на парадах и ловить воров конфет. А путь в Ледяные Пустоши долог и опасен. На сборы, на подготовку войска уйдут дни! А у Конфетки… – его голос дрогнул, – у Конфетки может не быть этих дней. Кащей… он жестокий. Он хочет причинить ей боль. Нам нужно идти сейчас. Пока след свежий. Пока Бублик его ведет. Я должен попытаться. Я обещал ее защищать.

Он произнес последние слова так страстно, так искренне, что Король замолчал. Он видел отчаяние в глазах сына и ту же отчаянную решимость. Он видел, как Бублик, услышав имя Конфетки, заскулил и снова ткнулся носом в направлении окна.