Проклятие Осиротевших

Элис взяла теплый от его руки прибор. «Зачем?»

«Потому что кто-то должен чинить системы, когда призраки их ломают, – ответил он просто. – И потому что ты, наверное, единственный здесь, кто не считает Ренделла просто мясом для утилизации. Будь осторожна, док. Чистых палуб не бывает». Он кивнул и растворился в одном из туннелей, ведущих вниз, к реактору и, возможно, к тем самым холодным отсекам.

Элис сжала ретранслятор в руке. Маленький якорь в бушующем море безумия. Она направилась не в лабораторию, а к карантинному блоку. Нарушить приказ капитана сразу после собрания – безумие. Но она должна была поговорить с Павлом. Он знал что-то. Чувствовал что-то.

Гермодвери в карантинный блок теперь охраняли не просто электронные замки, а двое вооруженных охранников в полной экипировке – шлемы, бронежилеты, шокеры наготове. Их лица под прозрачными визорами были непроницаемы.

«Проход запрещен, доктор Вейланд, – сказал старший из них, женщина с холодными глазами. – Приказ капитана. Полная изоляция».

«Мне нужно к заключенному Ноль. Это критически важно для расследования убийства Ренделла», – попыталась настоять Элис, показывая свой доступ. Красный крест на экране считывателя был безжалостен.

«Ваш доступ аннулирован, доктор. Приказ. Пожалуйста, удалитесь». Рука охранницы легла на рукоять шокера. Не угрожающе. Просто напоминая.

Элис отступила. Гнев и бессилие горели в груди. Она отошла в боковой коридор, откуда могла видеть смотровое окно в карантинную зону. За бронированным стеклом, в своей стерильной камере, стоял Павел. Он смотрел прямо на нее. Его лицо было искажено не просто страхом, а чистым, неразбавленным ужасом. Он тряс головой, его губы беззвучно шевелились, формируя одно слово, снова и снова: «НЕТ». Он бил кулаком по стеклу, не в ярости, а в отчаянии. Потом резко указал куда-то вверх, в потолок своей камеры, туда, где проходили вентиляционные трубы. И снова: «НЕТ!». Потом он схватился за голову и упал на колени, его тело содрогалось от беззвучных рыданий.

Он знал. Знает. О смерти Ренделла. О «пассажирах». О том, что убийство в каюте – это только начало. И он понимал, что Элис пришла к нему, и это его ужаснуло. Почему? Потому что это привлечет их внимание? Или потому что он боится за нее?

Элис прижала ладонь к холодному стеклу снаружи, отвечая на его немой крик. «Я найду», – прошептала она, зная, что он не услышит. «Я пойму». Она развернулась и пошла прочь, оставляя Павла одного с его кошмаром за бронированным стеклом.

Лаборатория встретила ее гудением холодильников и мерцанием экранов. Мертвые образцы вируса под микроскопом выглядели так же невинно и непостижимо, как и всегда. Элис села за стол, включила мощную лампу, и свет выхватил из полумрака фотографии, сделанные в каюте Ренделла. Крупные планы жуткого символа на стене. Она распечатала их, разложила перед собой. Линии. Углы. Кривые. Они не складывались ни в одну известную систему письма, ни в один сакральный символ Земли. Они были… неправильными. Смотрели на них – и хотелось отвернуться, свести глаза, как от оптической иллюзии, которая причиняла физическую боль. Они казались одновременно двухмерными и бесконечно глубокими, статичными и пульсирующими на грани зрения.

«Что ты такое?» – прошептала Элис, водя пальцем по холодной бумаге. «Кто тебя нарисовал?» Ренделл в состоянии психоза? Или что-то, что действовало через Ренделла?

Она взяла планшет, подключилась к корабельному архиву. Поиск по изображению. Сравнение с базами данных: земные символы, религиозные иконографии, шифры, граффити субкультур, даже детские каракули. Ничего. Абсолютно ничего похожего. Символ был уникален. И абсолютно чужд.

Разочарование гнало ее дальше. Она открыла медицинские записи Ренделла. Последний осмотр – три дня назад. Стресс, бессонница – как у всех. Но никаких признаков психоза, галлюцинаций, агрессии. Анализы крови – чисто. Никаких следов вируса. Никаких аномалий. Он был здоров. До вчерашнего дня. До «шепота» в вентиляции.

Элис встала, начала мерить шагами тесную лабораторию. Шаги эхом отдавались в тишине. Шепот. Холод. Скачки энергии. Вырванный кабель камеры. Символ. Все как кусочки пазла из кошмара, которые не складывались в понятную картину. Научный метод буксовал. Требовались данные. Рискованные данные.

Она остановилась перед шкафом с оборудованием. Ее взгляд упал на портативный полевой спектрометр и высокочувствительный цифровой диктофон с параболическим микрофоном. Идея родилась мгновенно, безумная и неизбежная.

*Нижняя палуба. Сектор 7-Gamma. Где работал Ренделл.*

Нарушить комендантский час? Проверить зону убийства? Самоубийство. Но альтернатива – ждать следующего трупа. Или стать им.

Элис быстро собрала оборудование в компактный рюкзак, набросила темный, неброский твидовый пиджак поверх комбинезона. Она пристегнула к поясу ретранслятор Каина. «Если что…» Она активировала его, выставив частоту 451.1. Тихий щелчок подтвердил связь. Теперь она могла позвать на помощь. Если успеет.

Путь вниз, в нижние, технические палубы «Эреба», был путешествием в иной мир. Освещение становилось все более скупым, аварийные фонари бросали на стены и трубы длинные, пляшущие тени. Воздух был холоднее, гуще, пах машинным маслом, озоном и… сыростью? Или это опять воображение? Гул двигателей здесь был громче, вибрировал в металле под ногами. Казалось, что сам корабль дышит где-то внизу, огромный и древний.

Она сверялась с планшетом, прокладывая путь к сектору 7-Gamma. Карты нижних палуб были менее детализированы, с «белыми пятнами» заброшенных хранилищ и неиспользуемых туннелей. Те самые места, где, по словам Каина, было «холодно» и где слышался шепот.

Сектор 7-Gamma оказался узким коридором с массивными вентиляционными решетками в стенах и потолке. Воздух здесь действительно был заметно холоднее. Элис почувствовала мурашки на коже. Она достала спектрометр, направила его сенсор в пространство. Прибор тихо пищал, строя графики на экране. Фоновое электромагнитное излучение… в норме. Тепловые аномалии… есть. Небольшие, локальные пятна холода у некоторых решеток, особенно у одной, самой большой, в конце коридора. Температура на 5-7 градусов ниже окружающей. Как будто из решетки дул сквозняк из космического вакуума.

Она подошла к этой решетке. Широкие стальные прутья. За ними – чернота вентиляционной шахты. Тишина. Гул двигателей здесь приглушался. Элис замерла, прислушиваясь. Ничего. Только стук собственного сердца. Она достала диктофон, включила его, нацелила чувствительный микрофон на решетку. Индикатор уровня записи прыгал на фоновом шуме.

«Ренделл?» – тихо позвала она, не ожидая ответа. Голос эхом отразился от стен.

Тишина.

Разочарование начало подкрадываться. Может, Каин прав? Массовая истерия? Стресс?

И тогда она услышала.

Сначала это был едва различимый звук. Как царапанье когтя по металлу. Где-то глубоко в шахте. Потом… шипение. Как радио на пустой частоте. Оно нарастало, сливаясь в поток неразборчивых звуков. И вдруг… выкристаллизовалось.

«…открой…»

Голос. Низкий, скрипучий, лишенный всякой человеческой интонации. Не шепот. Не крик. Просто… звук. Слово. Произнесенное в пустоту.

«…открой дверь…»

Элис застыла, ледяной ком в горле. Диктофон в ее руке дрожал. Индикатор уровня зашкаливал. Это было не в голове. Это было здесь. В шахте. И прибор это фиксировал!

«…мы голодны…» – проскрипел голос. «…освободи нас…»

И вдруг звук изменился. Стал множественным. Десятки, сотни скрипучих, шипящих голосов сливались в жуткий, нарастающий хор, заполняющий шахту и выплескивающийся через решетку:

«…ЭЛИС… МЫ ВИДИМ ТЕБЯ… ЭЛИС… ОТКРОЙ… ОТКРОЙ ДВЕРЬ… ПУСТИ НАС ВНУТРЬ…»

Ужас, чистый и первобытный, парализовал ее. Они знали ее имя! Они видели ее! Диктофон выпал из ослабевших пальцев, ударился о металлический пол с глухим стуком. Хор голосов взревел, превратившись в нечеловельный визг, режущий барабанные перепонки. Воздух вокруг решетки заколебался, как над раскаленным асфальтом. Тени задвигались, сливаясь в нечто огромное, бесформенное, тянущееся к ней из черноты шахты.