Светлячок и Тот, кто Придумал Людей

Евгения Усачева

Светлячок и Тот, кто Придумал Людей

Эту глупую заметку я пишу, сидя в грязном общественном автобусе, следующем по маршруту N. За окном тьма, разоряемая тусклыми уличными фонарями и магазинными вывесками. Ни одной звезды в ясном небе, ни одной позитивной мысли в голове. Я устал от всего, и единственное, чего мне хочется после работы – это остаться на работе ещё, потому как возвращаться домой в пустую квартиру невыносимо.

Как я остался один? – Спросите вы. Даже не знаю, как ответить на этот вопрос и с чего начать свою историю. Иногда мне кажется, что она произошла не со мной, а с каким-то другим донельзя глупым мальчишкой, который совершил фатальную ошибку и теперь расплачивается за неё всю жизнь.

Наверное, всех уже тошнит от этой истории, и меня тоже, вернее, от того, как её преподносят. Но я просто обязан рассказать её ещё раз, рассказать, как всё было на самом деле. Пусть не ради справедливости – я знаю, она всё равно никогда не восторжествует, – но хотя бы ради себя.

***

Я родился и вырос в Небесном Городе среди ангелов. Это был самый прекрасный, самый величественный город из всех когда-либо созданных. Он поражал воображение своей неприступной холодной красотой. Его белые замки, словно сошедшие с полотен неизвестного художника-футуриста, тянулись вверх, взмывали на необозримую высоту, будто пытаясь дотянуться до чего-то, что могло быть выше самого Небесного Города. Я до сих пор не знаю, где именно он находился: на другой планете, в другой вселенной, либо в ином измерении, лежащем далеко за пределами человеческого восприятия. Знаю только, что из города на Землю и некоторые другие планеты можно было попасть через квантовые порталы. Проход по ним занимал несколько минут.

Первый раз я оказался на планете, которую сейчас называют Земля, когда мне исполнилось семь. Был мой день рождения, и отец в качестве подарка решил показать мне этот удивительный мир.

В двенадцать он разрешил мне самостоятельно открывать порталы, куда я пожелаю, и покидать Небесный Город. В двенадцать я и познакомился с людьми. Конечно, узнал я о них гораздо раньше, но отец запрещал с ними общаться. Но я его не послушал. Я начал втайне помогать людям, видя, в каких ужасных условиях они живут. Они даже не умели пользоваться огнём. У них не было лекарств, одежды, крова над головой. Они жили в холодных, разоряемых хищными животными, пещерах и питались сырым мясом. Голодные, оборваные, грязные, не понимающие этого мира, и вздрагивающие от каждого шороха, громкого крика птиц или рёва диких зверей. Я не понимал, как мой отец мог отправить людей на Землю неподготовленными? Их было немного, может, пара сотен. И каждый из них, без исключения, страдал. А моему отцу было плевать. Он тоже страдал от чего-то, что заставляло его запираться в своих покоях и беспробудно пить, выкуривать по две пачки сигарет в день и срывать зло на подчинённых.

Вообще, мой отец имел настолько сложный характер, что с ним практически невозможно было нормально общаться. Ни общаться, ни дружить, ни заниматься каким-нибудь общим делом. Его можно было только любить. Просто любить. Что я и делал, собственно. Я не понимал его и, каждый раз пытаясь это сделать, заходил в очередной тупик.

***

Мальчика, которому я первому передал огонь, звали Агни. Оттого, наверное, люди и стали называть это чудо огнём, а может, это просто игра слов. Тот улыбчивый мальчишка смотрел на меня восхищёнными глазами и спрашивал, что я хочу получить взамен. Я засмущался, сказав, что мне ничего не нужно, но он настаивал, и я, чтоб не обижать его, сообщил, что он может выбрать мне подарок на своё усмотрение. Тогда лицо мальчика засияло. Он с щедростью передал мне горсть сушёных ягод, что сжимал в своей ладони – самое большое своё сокровище.

С того времени жизнь людей значительно улучшилась. Они больше не замерзали и научились с помощью огня защищаться от диких зверей. Ещё я открыл им тайну многих лекарственных трав, обучил охоте, ремёслам и строительству. Теперь они могли покинуть сырые пещеры и поселиться на свежем воздухе возле озёр и рек. Но им всё равно требовалась помощь моего отца. А я был всего лишь неравнодушным мальчишкой. Что я мог сделать? Первый раз я заговорил о людях в неподходящий момент. Папа оказался не в настроении и закричал на меня.

Но не всё было так плохо. Я помню и счастливые моменты. Отец любил меня – это я знаю точно. Когда он пребывал в добром расположении духа, мы много разговаривали, гуляли, играли, дурачились. А когда я немного повзрослел, он учил меня драться, охотиться и ходить по воде. Правда, последнее я до сих пор не умею делать.

На все вопросы, что его так гнетёт, он отвечал уклончиво либо вообще не отвечал, поэтому понять, что творится в его загадочной душе, становилось невозможно.

В детстве он называл меня Светлячком. Он говорил, что я принёс свет в его мрачную жизнь. Хотя, отчего она казалась ему таковой, я так и не смог понять. Называл он меня так лет до тринадцати, а потом, словно охладев к повзрослевшему ребёнку, стал звать по имени, данному мне с рождения. Оно тоже было связано со светом. «Несущий свет» – так меня звали в переводе на любой язык мира. Теперь это имя больше известно в латинском варианте – Люцифер. Вообще, люди дали мне множество имён. Но больше всех мне нравилось, как меня называли древние греки – Прометей. Жаль только, что имени этого я не оправдал – не мог я предвидеть будущее. Если б мог, сейчас бы не писал эти строки. Тогда бы жизнь сложилась совсем иначе…

Наше с отцом отчуждение началось, наверное, с того момента, когда я начал помогать людям. Я шёл наперекор отцу, и это меня только больше распаляло и подзадоривало. Я оставался просто глупым мальчишкой с кучей амбиций в молодой горячей голове и брызжущим во всю юношеским максимализмом. Стремление изменить мир, бунтарство, эгоизм – вот то, что овладело мною в те годы. В конце концов, это вылилось в настоящее восстание. Я даже сам не понял, как всё сложилось таким трагическим образом.

Я не считал происходящее игрой. Я думал, отец прислушается ко мне и начнёт помогать людям. Я бунтовал против него, но, упаси Боже, у меня и в мыслях не было свергнуть его и забрать трон себе. Нет, я этого вовсе не хотел. И может, папа просто неправильно меня понял, поэтому последствия оказались столь ужасными. Я до сих пор помню тот его страшный, полный гнева и обиды взгляд, когда он вышел к нам, восставшим, немного пошатываясь. Я помню всё очень отчётливо. Тогда завязался бой, и ангелы во главе с Михаилом подавили наше восстание, но отцу этого, похоже, показалось мало. Он соизволил выйти из своего дворца даже не удосужившись потушить сигарету, которая медленно дымилась в его длинных тонких пальцах. Он несколько дней, как обычно, не брился и, похоже, был не совсем трезв.