Позывной «Светлячок»

– Тогда какого хрена ты еще здесь ? Найди ее и приведи сюда. Одного Ньютона вполне достаточно. Остальным – вон отсюда, – прорычал он так, словно не он находился в запретной зоне, а они грубо нарушили субординацию и вторглись в операционную.

Тот короткно кивнул , бросил предмет оставшуемуся врачу и ретировался в заданном направлении .

Комната мгновенно опустела. Лишь врач, с видом провинившегося школьника, застыл у стены, не решаясь нарушить приказ, но и не желая оставлять командира одного.

Родион не обращал на него внимания, полностью сосредоточившись на Романе.

– Говори, – прошептал он, наклоняясь ближе к брату.

Роман, собрав последние силы, хрипло выдохнул:

– Родь, покорми мою рыбку – Себастьяна.

Родион замер, не веря своим ушам. "Рыбку"? Что это значит? В голове пронеслись обрывки детских воспоминаний: аквариум, маленький Рома, увлеченно сыплющий корм, и его, Родиона, раздражение из-за этой возни. Но сейчас это казалось чем-то большим, чем просто воспоминанием. Может, это просто бред, агония перед смертью?

– Рыбку? – переспросил Родион, сжимая руку брата.

Роман закашлялся, из уголка рта потекла струйка крови. Он попытался что-то сказать, но его глаза закатились, и тело обмякло.Монитор вновь противно запищал , показывая прямую красную линию .

– Роман! – отчаянный крик Родиона эхом разнесся по стерильной комнате. Он прижал брата к себе, чувствуя, как жизнь покидает его тело.

Бесполезно. Слишком поздно. Он упустил момент, не понял знака. Рыбка… Что это, черт возьми, значит?

Врач, все еще стоявший у стены, решительно шагнул вперед.

– Товарищ майор, отойдите, мы теряем его, – завопил Ньютон, бросившись к дефибриллятору.

– Делайте что должны. – Родион резко встал и решительно вышел из операционной, хлопнув дверью так, что стекло внизу дало трещину.

Он понимал, что брата уже не спасти, но больше видеть его заплывшее лицо он не мог. Быстрыми и громкими шагами он двигался вперед по какому-то коридору, погружаясь в свои взъерошенные мысли.

Он вспомнил аквариум, старый, потрескавшийся аквариум, который они прятали в дальней кладовке. Там плавала маленькая золотая рыбка, названная Себастьяном. Они оба мечтали о море, о далеких путешествиях, но судьба распорядилась иначе, забросив их в этот проклятый комплекс, где генетические эксперименты перечеркивали человечность. Но это было далеко в дестве , а что за рыбку он имел ввиду сейчас … Просто бред …

Он остановился у окна, смотря в серую пелену дождя за стеклом. Город казался чужим и враждебным, отражая его собственное внутреннее состояние.

Нужно успокоиться. Нужно сосредоточиться. Роман не был дураком, и если он произнес эти слова перед смертью, значит, они имели значение. Вопрос лишь в том, как разгадать этот ребус.

Ярость и отчаяние боролись внутри него, подталкивая к необдуманным действиям. Хотелось крушить все вокруг, сорвать злость на первом встречном, лишь бы заглушить эту невыносимую боль утраты и непонимание.

Внезапно его взгляд упал на отражение в стекле. Он увидел измученное, посеревшее лицо, чужие глаза, полные боли и растерянности. Это был не тот Родион, которого знали и уважали в его подразделении. Это был сломленный человек, потерявший не только брата, но и веру в собственную непогрешимость.

Он резко обернулся и пошёл по коридору, устремив взор к полу. Ноги двигались сами собой, голова отяжелела от множества мыслей.

– Вот гад ! Силы вагон , а мозгов нулевая планка . – послышался возле уха недовольный звонкий голос девушки .

Он вынырнул из своего мира задумчивости и повернулся на звук.

Напротив него стояла рыжая конопатая девчонка и сверкала своими зелеными глазами полных недоумения . Одета в докторский костюм, что сидел мешком и смотрелся крайне нелепо. На голове рыжие… даже не так. Огненные длинные волосы торчали из-под такой же полупрозрачной медитцинской шапочки, что пестрым пятном выделялись на фоне однотонных тусклых серых стен мед корпуса.

Он не успел рассмотреть её лица, которое скрывала маска. Лишь скользнул беглым изучающим взглядом,что сразу приковался к огненному пятну на голове. Такому манящему и завораживающему. Иметь такую длину, да ещё и не жидкую— настоящая редкость.

Она пялилась на него, потирая ушибленное плечо, а субтитры на лице выражали глубокое возмущение. Он сразу понял, что она, несясь на всех порах, столкнулась с ним в узком коридоре, но почему такое недовольство, разобрать времени не дали.

– Эй. А ну стой! Командир, держите её, – эхом пронёсся голос одного из Ньютонов, что летел вслед девушке.

Родион хотел что-то сказать незнакомке, но та, заметив погоню и забыв об обиде, развернулась и юркнула в дверь, ведущую на лестницу, скользя на бахилах, которые, видимо, забыла снять в спешке.

Человек с колбой в руках и шприцом пронёсся мимо него, притормозив на повороте.

Он успел ухватить его за локоть, да так резко, что жидкость расплескалась на халат.Она разлилась на белое полотно синей ядовитой краской , что моментально вьелась в ткань .

– Вот гадство! – эмоционально выругался Ньютон.

Родион всмотрелся и понял, что поймал одного из лабораторных крыс, которого хорошо знал. Это был Артём Мурас, сын главы КООС, отвечавшей за исследования и мед разработки.

– Кто она? – спросил Родион, сжимая локоть Артёма крепче, давая возможность девушке больше времени на побег. От чего он это сделал, даже не узнав, кто она такая, он не знал. Чуйка подсказала, что так нужно. И для него, и для неё.

–Неважно. Ещё перед тяжами я не отчитывался. Схватил-то как. – отдёрнул руку парень.

Тяжи – такое прозвище дали ученные разведке и в целом всем бойцам , что находились на поле боя , а не отсиживались в четырех стенах , обидевшись на брошеные в порыве ярости обобщеные клички -лабораторные крысы .

– Да больно надо. Ещё заражусь бешенством от лабораторной крысы, – убрал руку и брезгливо отряхнул её, поморщась.

–Да она же на все двести разгонялась! Наверняка, опять что-то стащила из экспериментального цеха. Вечно шныряет где не положено, – ворчал Артём, вытирая халат. И при этом нагло врал .

– Да все триста, – отмахнулся он от собеседника, потирая свое плечо, которое по ощущениям колотили битами. – Ладно, вали. Я занят, – буркнул он, делая вид, что изучает панель управления лифтом. А сам краем глаза следил за удаляющейся спиной Мураса.

Когда тот скрылся за углом, Родион резко нажал на кнопку вызова лифта, но вместо того, чтобы войти в кабину, он направился к лестнице.

Сердце бешено колотилось в груди, подгоняя его вперед. Он спускался по лестнице, перепрыгивая через ступеньки, стараясь уловить хоть какой-то звук, намек на то, куда могла направиться беглая незнакомка. Запах медикаментов и старой пыли щекотал нос, смешиваясь с легким ароматом чего-то цитрусового, возможно, шампуня. Этот неуловимый запах принадлежал ей.

Достигнув первого этажа, он остановился, прислушиваясь. Тишина. Лишь вдалеке слышался приглушенный гул голосов и стук оборудования. Куда она могла деться? Вариантов было немного: либо на улицу, либо в один из кабинетов. Рискнув, он выбрал второе. Интуиция подсказывала, что она еще здесь, прячется, выжидает.

Он начал медленно продвигаться по коридору, заглядывая в полуоткрытые двери. В одном из кабинетов, заваленном медицинскими карточками и старыми рентгеновскими снимками, он заметил движение.

Задержав дыхание, он тихонько приоткрыл дверь.

– Родион! – низкий голос отца заставил резко закрыть дверь обратно и обернуться.

Мысленно чертыхнувшись, выпрямился по струнке. Он был взбешён, что его прервали на самом интересном месте. Но решил сохранить тайну рыжей фурии. Потом доберётся до неё, когда разберется со своими проблемами, если конечно не забудет .

Глеб Николаевич шагал навстречу к нему, и это не предвещало ничего хорошего. Сзади него маячил силуэт Ирины, державшей в руках стопку серых папок, которые сливались с цветом стен, нагоняя ещё большую тоску на медкорпус. Она то и дело выныривала из-за широкой спины отца, но обгонять не решалась.

– Слушаю, – на автомате выдал Родион, прикрывая спиной дверь.

Разводить беседы он не любил, а сейчас тем более не желал. Он был разбит и подавлен собственной глупостью, что привела к потере близкого человека – не просто напарника, которого он с легкостью мог бы заменить, а брата. Такое слово, имеющее кучу граней, что пересекаются между собой, но такое теплое и самое близкое, что у него было, которое он навсегда потерял и которое одновременно с этим превратилось в самый ужасный ночной кошмар.

– Мне доложили о ситуации на рубеже, – притормозил генерал рядом с ним, а сестра встала между ними, осматривая потрепанного брата.

– Нашептали стервятники. Отчитывать пришёл? – вздернул бровь, смотря на лицо отца, которое наливалось гневом все больше и больше.

– Где Роман? Связь в здании нестабильна. Ничего внятного из слов Снежаны я не разобрал, – цедил генерал сквозь зубы, из последних сил сдерживаясь, чтобы не разрисовать лицо сына своим тяжелым кулаком.

– В первой операционной. Предоставь им всё тебе объяснить. У меня сил нет и желания, – устало выдал Родион, приваливаясь на дверной косяк.

– Живой? – глухо спросил Глеб, тревожно теребя ворот мундира.

Родион в ответ пожал плечами и перевел взгляд на Ирину.

Она выглядела такой же уставшей и замученной, как и он. Курсовая работа забирала все её силы, и от бессонных ночей под глазами залегли глубокие тени, что были заметны даже под толстым слоем тоналки. Или что они там штукатурят на своём лице.

Повисла гнетущая тишина.

Отец смотрел на него так, как будто разочаровался в собственном сыне. Осматривал неторопясь сверху вниз оценивающим взглядом на тяжесть полученных ранений, нахмурив брови.

Затем посмотрел в сторону операционных, перевел на него и развернулся к дочери, которая прожигала своей настойчивостью Родиона, пытаясь без слов выдавить из него хоть слово.

Но тот стоял, задумчиво глядя в пол, подпирая стену своим телом, будто та сейчас обвалится, а он, как Геракл, сможет её удержать.

– Пошли. С него как с козла молока, – шумно вздохнул Глеб и, подтолкнув Ирину в нужную сторону, зашагал большими тяжелыми шагами.

– Родь, пошли я тебе кофе сделаю. Твой любимый, – взяла она брата за руку.

Он отрицательно качнул головой и вырвал руку.

– Я у себя, – отрезал Родион и удалился к переходу, что вёл в соседнее здание, которое занимали бойцы КООС и их руководители , просто забив на рыжую девушку .Пусть лично разбирается и ищет выход из ситуации, что сама же учинила.

В отличие от других, он уже утопил самого себя в собственных проблемах и не пытался спастись, выплыть на поверхность, не барахтался, а просто ждал, когда отец пустит ему пулю в лоб и его тело само всплывет, потому что такому говну, как он, утонуть не суждено.

Его отдел находился на двенадцатом этаже, а личный кабинет в самом дальнем углу этажа, подальше от будничной суматохи своих ребят. Его не так-то было просто найти, так как сыновья Глеба Николаевича любили находиться наедине с собой в куче документации и засыпать перед монитором компьютера. Традиционной ручки на двери не было, только табличка с именами братьев. Там был скрытый замок, что открывался изнутри, не впуская незваных гостей. Поэтому, чтобы кто-то попал внутрь, нужно было оторвать свою задницу от кресла и собственноручно дать добро на то, чтобы в кабинете нарисовалась еще одна или несколько фигур.

Родион вошел в свой кабинет, словно в темницу. Тяжелая дверь с тихим щелчком закрылась за ним, отрезая от остального мира. Он даже не включил свет, оставив комнату погруженной в полумрак. Подошел к широкому окну, за которым простирался город, усыпанный огнями. Но сейчас эти огни казались тусклыми и безжизненными, как и он сам. В голове пульсировала лишь одна мысль: Роман. Перед глазами стояла картина их последней совместной операции, взрывы, крики, кровь… и лицо брата, искаженное болью.

Он рухнул в кресло, не в силах больше стоять. Руки сами потянулись к ящику стола, где лежал початый флакон виски.

Плеснул щедрую порцию в стакан и залпом выпил. Жгучая жидкость обожгла горло, но облегчения не принесла.

Он снова наполнил стакан и откинулся на спинку кресла, закрыв глаза. Вина и отчаяние сдавливали горло, не давая дышать. Он винил себя во всем. Если бы он принял другое решение, если бы был внимательнее, Роман был бы жив. Но "если бы" не вернет брата.

Родион провел рукой по лицу, пытаясь собраться с мыслями. Нужно было доложить о произошедшем, составить отчет, принять меры, чтобы подобное не повторилось. Но все это казалось таким бессмысленным.

Зачем что-то делать, если самого главного уже не вернуть? Зачем что-либо вообще предпринимать, если с минуты на минуту к нему заявится отец и выбьет из него всю дурь или просто скажет, что тот ему больше не сын, и с позором выпихнет из КООС и поставит во всех службах запрет, кинув его в черный список.

Или все будет проще и правильнее. Его просто утром найдут на этом самом стуле с пробитой головой и пистолетом в руках. Мол, не выдержал горя и застрелился. А по факту, это сделает Глеб, отправляя одного брата к другому.

Он снова приложился к стакану, надеясь, что алкоголь поможет ему забыться, уйти от этой невыносимой боли.

В голове всплыли обрывки воспоминаний: детство, совместные тренировки, первые операции, шутки и подколки, братская поддержка. Они всегда были вместе, прикрывали друг друга. А теперь Романа нет. И Родион чувствовал, что вместе с ним умерла часть и его самого. Он больше не боец, не командир, а лишь сломленный человек, потерявший все.

Внезапно в дверь постучали. Родион вздрогнул и резко выпрямился, стараясь придать себе хоть какое-то подобие собранности. Кто бы это ни был, он сейчас был не в настроении для разговоров.

– Занято, – хрипло бросил он, надеясь, что незваный гость уйдет.

Но стук повторился, настойчивее и громче.

– Родион, это Ирина. Открой, пожалуйста.

Он с трудом поднялся с кресла и, шатаясь, направился к двери. Нехотя открыл ее, пропуская сестру внутрь.

Ирина вошла, оглядываясь по сторонам, и сразу же заметила полумрак, пустой взгляд брата и запах виски.

– Что надо? – раздраженно спросил Родион, отворачиваясь к окну.

– Я волнуюсь за тебя, – тихо ответила Ирина, подходя ближе. – Я знаю, что тебе сейчас тяжело. Но ты не должен себя так уничтожать.

Родион усмехнулся, не поворачиваясь.

– А что я должен делать? Радоваться, что Роман погиб вместо меня ? Или, может, станцевать джигу на его могиле?

– Не говори так, – в голосе Ирины послышались слезы.

– Рома был мне тоже дорог. Но ты жив, и ты должен жить дальше. Ради него. Родион резко обернулся, сверля сестру взглядом.

– Жить ради него? Ты серьезно? А как, по-твоему, я должен это сделать? Сделать вид, что ничего не произошло? Забыть его? Нет, Ирина, так не получится. Он всегда будет здесь, – Родион ткнул пальцем себе в грудь, – и я никогда не смогу его забыть. И жить дальше, зная, что я виноват в его смерти, я тоже не смогу.

Ирина подошла к брату и обняла его крепко.