Уроборос. Том 1

– Громко.

– Ха-ха-ха-ха! Возможно, но иначе дела с места не сдвигаются. Ну ладно, давай к делу. У меня к тебе инвестиционное предложение. Хочу вложиться в акции своего будущего свата. Вы хорошо растете, а пока французский проект еще не стал достоянием общественности, самое время закупить немного. Заодно укрепим фундамент будущих родственных связей. Что думаешь?

– Быстро ты, – попытался изобразить удивление Чековский.

– Не первый год знакомы же, че ходить вокруг да около. Ни у тебя, ни у меня времени на сантименты нет.

– Про время я с тобой согласен. Интересное предложение, конечно… Не сказал бы, что я этого не ожидал, даже сам подумывал. Честно тебе скажу, я одобряю такую идею на условиях взаимности обмена активами по их доле в общей капитализации, конечно же.

– Ну разумеется, Володя! – Харис театрально развел бионическими руками в стороны.

– Вопрос в том, что в скором времени мне потребуется отойти от дел в «Госводороде». По закону за три месяца до регистрации в качестве кандидата мне необходимо избавиться от блокирующего пакета акций, а также предоставить документ транзита с назначением временно исполняющего обязанности CEO. Сейчас я обладаю 30%-ной долей, собираюсь отдать во владение Роберту 22%, остальное пустить в свободное обращение. Так у него будет наибольшая доля из всех мажоритариев, что даст возможность спокойно управлять корпорацией. Вот эти 8% процентов вполне можно обменять по рыночной цене на долю в «РКС». К слову, передачу моей доли планировали осуществить на следующей неделе, как только наши голубки вернутся из своего европейского круиза.

– Хм, здравый план ты наметил. Ну что ж, я вполне с большим удовольствием приватизировал бы эти 8%.

– Ну хорошо, давай ориентироваться на конец следующей недели. В обмен жду равную долю плюс коррекцию по текущей рыночной стоимости.

– Все четко и быстро, даже торговаться не пришлось, ну что ж, договорились, стало быть?

– Да какие уж тут торги, полюбовная сделка разве что. Откровенно говоря, я сильно устал считать деньги «Госводорода», хочется заняться чем-то общественно важным, а не разгребанием корпоративного дерьма. Кроме того, дисконта не жди, все по текущим котировкам.

– Стареешь, Володя, стареешь. Меня все устраивает. Меняем 8% на 8% значит.

– Хах… Пора бы уже перестать молодиться, – Чековский задумчиво взял кружку с ягодным чаем и посмотрел в окно. – Да… Я не вижу причин этого не сделать. Совместим приятное с полезным.

– Ну и замечательно. Кстати, ты говоришь, что хочешь заниматься чем-то общественно полезным, а в отдельных экономических зонах хочешь ослабить импортные пошлины на ЗКИшное барахло, как это у тебя в голове сочетается друг с другом?

– Ну хорошо… Давай поговорим о политике… – Чековский сделал глоток и откинулся на спинку кресла. – Поясни свой посыл: что с чем должно сочетаться в моей голове?

– Либерализация приведет к падению национального производства. Это же как два плюс два.

– Ты не замечаешь, что эти пошлины каждый год все выше и выше, а с той стороны такая же ответочка прилетает? Думаешь, эти поборы нужны для защиты бизнеса внутри страны?

– Дай угадаю: следующая реплика будет про коррупцию и оптимизацию госрасходов.

– Именно так. Ты прекрасно знаешь всю мою риторику, при этом я до сих пор не услышал, с чем конкретно ты не согласен.

– Я твердо уверен, что импорт наводнит наш рынок до краев и после таких решений все мы в этом дерьме захлебнемся, – Харис расслабил ладони и положил их на стол, словно захватывая пространство.

– Слушай, я, уже будучи вполне самостоятельным человеком, воочию убедился, к чему приводила так называемая шоковая терапия прошлого столетия в Латинской Америке. Никаких резких скачков не будет. Я не собираюсь рубить все на корню одним днем. Бюджет Москвы сверхприбылен, пошлины надо срезать вместе с налогами, у нас все до невозможности зарегулировано, как будто ты сам этого не знаешь.

– Мы же не про экономическое фиаско с бензопилой говорим, умалишенные проекты по распродаже всего госимущества, надеюсь, в твои планы не входят.

– Да, ты уловил мою мысль. Она буквально написана на моем предвыборном портале.

– Хорошо, ты говоришь про урезание пошлин и налогов, но это ведь как взять отрезок на числовой прямой, с одной стороны добавить два сантиметра, а с другой вычесть, итоговая длина не изменится.

– Это называется демагогия, если так желаешь, то я могу тебе подыграть. Длина отрезка, возможно, не изменится, только он фактически переместится подальше от нуля. Ну о чем мы говорим? Ты же прекрасно знаешь размеры откатов на сертификацию новой продукции. Для тебя сам факт существования таких коррупционных механизмов не возмутителен?

– А к чему это? Сколько не лей в эту бездонную бочку за Седьмым кольцом, Кремлем она не станет. Борьба с коррупцией породит лишь ее видоизменение.

– Прекрасно, это дорога в никуда и это «никуда» наступит лет через пять.

– Что ты имеешь в виду? – прищурившись, спросил Харис.

– Мы сейчас пытаемся закрыться от всего мира и при этом сдерживаем самих себя внутренними рестрикциями и откатами. Запас прочности не вечен. Рано или поздно экономические меры перестанут оказывать значимый эффект. Тогда нас просто сметут, и поможет нам в этом случае только атомная война. Хочешь как на Ближнем Востоке сорок лет назад?

– Понимаю… То есть тобой движут сугубо государственные идеалы, а не желание помочь планктону в районе Клима?

– В личной беседе я скажу тебе, что меня не волнует судьба Ивана или Майка в каком-нибудь гетто. Я думаю о будущем страны, но голосовать за такие лозунги никто не пойдет.

– Ха-ха-ха-ха, согласен, Володя, убедил! – Харис хлопнул рукой по дивану. – К тебе сложно подкопаться, уверен, что все получится лучшим образом в рамках тобою задуманного! Но это переливание воды из одного стакана в другой. Суть формы организации нашей с тобой жизни как биологического вида не меняет. Нужно идти дальше.

– Ну хорошо, я рад, что у меня появился еще один политический апологет. Тем не менее, мне сложно осознать идею, что политика должна изменить образ человеческой жизни как целого вида. Поясни тогда, как нам исправить этот чахлый мир. Что мне, в частности, и нам всем, в общем, нужно? – Чековский ухмыльнулся и подлил себе чайку.

– Володя, тебе уже ничего не нужно, ты в политику идешь в свои сто с небольшим. Ха-ха-ха-ха, шучу, конечно! Очевидная вещь нам нужна. Она очень болезненна, но без «предварительных мук», а-ха-ха-ха, она еще не происходила.

– Ну заинтриговал, допустим.

– Послушай тогда! В какой-то момент мы взяли и победили природу. У нее просто закончились испытания для человечества. Мы, черт возьми, даже потоп очередной пережили и понемногу перебрасываем свои вещички в далекий космос. Эволюция, Володь, эволюция. Именно она нам нужна.

– Господь Бог… – Владимир потер глаз и посмотрел в окно. – Я за свой недолгий век так и не заметил четкой даты, когда трансгуманизм стал превращаться в религию.

– Дорогой родственник, прошу тебя не примерять на мой образ такие понятия. Я говорю о том, что с тех пор, как человек приручил огонь и собаку, мы не продвинулись ни на шаг в своем физическом обличии. У нас просто нет стимулов как-то измениться.

– Сказал тот, кто почти полностью состоит из искусственных материалов, – возразил Чековский и глянул на таких же искусственных телохранителей Хариса.

– Единичные мутации не являются трендом эволюции, кроме того, это всего лишь так называемая «паллиативная терапия». Принципиально ничего не изменилось. Я все так же, как и планктон за Седьмым кольцом, думаю и размышляю, движимый целями из каменного века. Как бы я ни старался от этого уйти, мне все так же нужны признание, власть, авторитет и оценка общества. Мне! Объекту, который уже мало похож на кроманьонца, – начал развивать свою мысль Денис Васильевич, активно жестикулируя.

– Что тогда в твоем понимании будет эволюцией? – как будто заинтересовавшись, спросил Владимир Освальдович.

– Ну скажем… Отречься от своих пороков.

– Хах, Денис, вся история говорит нам о том, что люди декларируют отречение от своих пороков. Для этого есть общественная мораль. Однако пока что я не заметил хоть сколько-то значимых результатов. Напротив, с каждым днем мы все дальше и дальше от… Бога, наверное, если угодно.

– Именно потому, что мы победили этот мир, стали им крутить, вертеть и надругались над ним. У нас банально закончились причины стать чем-то бо́льшим. Эволюционировать. Вседозволенность от безграничных возможностей, Володя, нам не к чему молиться богам и взывать к морали. Мы сами давно уже боги. Нам даже еда не нужна, 90% всех живущих на земле жрут питательные массы со вкусом хер-пойми-чего. Где в этой системе координат должно затаиться развитие человеческого вида?

– Эволюцию человека как производство им культуры, науки и прочих достояний ты отказываешься воспринимать?

– Все это лишь гротескная форма кокоса и палки в руках бабуина, который стучит по нему в надежде расколоть.

– Ясно, социальная эволюция взаимодействия между людьми тоже отметается, видимо.

– Володя, это целенаправленная тысячелетняя деградация, а не эволюция. Мораль – это миф античности.

– Прекрасно. Пусть так, тогда где в твоем плане заканчиваются идеалы и начинается практика?

– Н-да… Практика, – повторил Денис Васильевич и на мгновение погрузился в свои мысли.

– Ну так?

– Практика – это, скорее, уже финальный штрих, последний аккорд. Сейчас важна сама идея, и ее выработка, наверное, это самая сложная задача, с которой я когда-либо сталкивался. Я полагаю, что нам нужно стать чем-то бо́льшим, чем человек.

– Я уверен, что в твоей гениальной нашпигованной по самому последнему слову техники голове точно родилась эта самая идея.

– Да, и я к ней очень долго шел. Начну издалека. Знаешь… У меня в доме стоит серпентарий… Или как он там называется. Гадюшник, одним словом. Большая коробка со стеклянными стенами. Так вот в этом гадюшнике у меня муравейник. Самый настоящий, с живыми насекомыми. Он очень большой, примерно четыре на четыре метра. Там стоит сенсор, который отслеживает передвижение каждого муравья и рисует трехмерную карту. Я очень часто наблюдаю за этими насекомыми и поражаюсь тому, насколько един их муравейник. Он буквально живой организм, где каждый муравей – это какой-то конкретный орган; и все это несмотря на его космические, по сравнению с отдельно взятым насекомым, размеры. У них нет морали, религии, судов, выборов и прочей никому не нужной ерунды. Муравьи не мечтают о прелестях органической пищи и новых моделях секс-ботов, сидя в своих стоэтажных клоповниках за Десятым кольцом. Они и без того понимают, что, как и зачем делать.

– Денис… Ты в своем очередном проекте хочешь скрестить человека и муравья? Выдвижные антенны и кислотные железы? – съязвил Чековский.

– Тебе смешно, потому что ты никогда не задумывался о том, что будет, если у человечества тоже появится коллективный разум. Не глобальная сеть с мемами и фейками, рекламой новых электрических гениталий и недельного отпуска в комнате дополненной реальности. И даже не иллюзорное подобие души человека в виде бота с искусственным интеллектом. А самый настоящий общий, коллективный разум, – с какой-то инфернальной одержимостью произнес Харис.

– Да уж, полет твоей фантазии не ограничивается пределами обозримой вселенной. У нас ведь есть глобальная сеть, мы и так целиком и полностью обладаем единым разумом. Зачем далеко ходить? Алгоритмы будут подкидывать рекламу моего сегодняшнего интервью, основываясь на пассивных процессах мозга пользователей. Их сознание этого еще не осознало, а реклама уже есть.

– Владимир Освальдович, это информационный шум, а не общий разум. Глобальная сеть – просто апофеоз банальных человеческих сплетен, перемешанный немного с научными базами данных и так называемым искусством. Я говорю о том, что, например, мы бы сейчас с тобой сидели и не спорили, выясняя кто прав, а думали одни и те же мысли. Выполняли одну и ту же задачу. Стремились к одним и тем же целям. Ты представляешь, какого величия и в какие краткие сроки мы бы достигли, если бы каждый индивид, считающий себя пупом земли, не тянул бы одеяло на себя?

– Ты хочешь сказать, что в твоем понимании очередной ступенью эволюции человека будет общий мозг на всех приматов? Мы должны стать роем каких-то жуков?

– Ага! Ну не жуков, конечно. Не надо опошлять! Мы просто должны быть… Ну чем-то вроде нейросети. Сложнее чуть-чуть, но головы людей буквально и фигурально нужно использовать в качестве вычислительных мощностей одного суперкомпьютера.

– Ебануться… Ты это серьезно? – медленно проговорил старик, последний раз использовавший скверную лексику в 2101 году.

Чековский откинулся на спинку кресла и задумался. Безумная мысль превратить людей в одну «нейросеть» ради эволюции homo sapiens в какое-то новое homo collectivum из уст человека, который дальше всех ушел от изначальной задумки природы, звучало ужасающе.

– Ха-ха-ха, Володя, ну ты не переживай так, мои фантазии и реальность часто бывают параллельны друг другу, как бы я ни хотел их перпендикулярности. Зато какую интересную «пищу» для размышления я тебе приготовил. Правда ведь? – резко съехал с темы Денис Васильевич, увидев реакцию собеседника.

Харис на секунду прервался, а роговица в его глазных имплантах покрылась белизной.

– Опа, погоди, входящий звонок от наших голубков, – воскликнул он.

– Привет передавай, – прокомментировал Чековский и сделал глоток чая.

– Да, Эльзочка, слушаем тебя! – сказал Харис и поставил на стол устройство, проецирующее картинку видеозвонка на поверхность.

– Алле, о, вы все в сборе? Кла-а-асс! Роби, иди сюда, пожалуйста! – высоким голоском прощебетала Эльза.

Парочка на другом конце провода сидела в ресторане рядом с туристической пристанью порта французского Лиона, готовясь взойти на судно для дальнейшей отправки к месту экскурсии. Роберт потреблял какой-то контент через смарт-очки, а Эльза улыбалась в камеру.

– Роби, ну отвлекись немного, помаши ручкой, пожалуйста! – недовольно сказала девушка.

– Привет-привет! Как там у вас погодка? – посмотрел в камеру Чейз.

– Да прекрасно, дождик капает, а так ничего страшного. Вот сидим в «Триумфе» с дядь Володей, важные дела обсуждаем! Как там ваше погружение, все затонувшие улицы Парижа уже успели посмотреть? – весело ответил Харис.

– Нет еще, пап, вот только готовимся к отправке через час, сидим в ресторане, посмотри какой отсюда вид! Во! – и Эльза направила камеру на окружение.

– Шикарно, надо в таком же стиле столовую в «Госводороде» сделать, – включился в диалог Чековский.

– Володь, тебе-то зачем эта Франция, ты же в Париже до потопа бывал, не помнишь вкус вина и лукового супа на Елисейских полях?

– Не помню, если честно, я там был в командировках, но на осмысленные гастрономические экскурсии времени особо не оставалось.

– А мы, кстати, как раз его и заказали! Я сначала не поняла, что это такое, но потом Роби сказал, как нужно его есть и мне понравилось, хочу, чтобы дома такой же готовили! Зай, ну скажи что-нибудь, ну, – ткнула Эльза в плечо Чековского-младшего.

– Тут очень жарко! Прям невыносимо уже, скорее хочу под воду. Еще мне каждую минуту рабочие вопросы прилетают, Арышев не справляется, не дают спокойно отдохнуть, – с великим усилием проговорил Роберт.

– Ну ты же незаменимый сотрудник, а представь, сколько нагрузки будет, когда папку на посту сменишь, что тогда будешь делать? – с улыбкой спросил Харис.

– Тогда у меня будет еще больше замов, так что все будет хорошо.

– Ой, ну ладно, все такие занятые, нам скоро отбывать, обнимаю и целую вас, пока! – завершила звонок Эльза и сразу обратилась к будущему супругу: – Ну хватит ковыряться уже, скажи что-нибудь, Роб.

– Эльза, что ты хочешь от меня услышать? Через час взойдем на борт, а пока мы сидим тут, я пытаюсь не умереть от жары. Каждое слово дается с трудом, хочешь, чтобы я страдал?

– Зайка, ну не умирай, осталось совсем чуть-чуть потерпеть. Ты такой грустный весь день ходишь, я начинаю думать, что мы зря поехали!

– Нет, все хорошо, просто прижарило немного, импланты сильно нагреваются, надо чего-нибудь ледяного заказать.

Чейз удаленно сделал заказ безалкогольного мохито, и бот-официант принес его в течение минуты. В целом, весь этот элитный ресторан, в котором сидела парочка, близ Католического университета Лиона, целиком и полностью управлялся автоматизированно. Вместо поваров работал кухонный механизированный блок с искусственным интеллектом, занимающий всю комнату, результаты деятельности которого вполне себе походили на работу элитного шефа.

Предлагаемые блюда подбирались на основе индивидуальных предпочтений каждого посетителя, конечно же, если он предоставлял доступ к своим персональным данным. Доставку продукции из кухонного блока до столиков осуществляли антропоморфные роботы-девушки, улыбающиеся во все свои 32 пластиковых зуба.

Тем не менее, о принадлежности данного места к человеческой цивилизации все же напоминал наследственный владелец заведения – дядюшка Жерар, незаметно наблюдавший за обстановкой, сидя за столиком в углу. Нельзя было сказать, что ресторан выглядел безжизненным или слишком металлическим. Он просто шел в ногу со временем. Органическая еда здесь была сделана поистине «с любовью», сервис никогда не давал сбоев, шумных компаний быдла с городского дна здесь появиться не могло никогда, а сам факт траты денег в таком элитном месте уже заставлял посетителя думать, что он культурно обогатился.

Неутолимое желание Эльзы поболтать все же лопнуло. Пожалев своего будущего супруга, глядя на его страдания, она решила пойти поговорить с владельцем заведения. Легкой походкой девушки на отдыхе она приблизилась к столу интеллигентного француза.

– Здравствуйте, прошу прощения, что отвлекаю вас, просто хотела сказать, что у вас очень интересное заведение! – выпалила Эльза, не зная с чего начать диалог.

– Бонжур, мадмуазель! Не волнуйтесь, вы не можете отвлекать меня своим разговором, наоборот, я очень рад поддержать с вами беседу. Сердечно благодарю вас за комплимент, очень рад, что вам понравилось, – ответил Жерар, используя автоматический синхронный перевод.

– А-ха-ха, а как вы поняли, что я мадмуазель, а не мадам?

– Очень просто, женатых людей сейчас днем с огнем не сыщешь, а вы и ваш месье за целый час пребывания за одним столом до сих пор еще не поругались. Значит, не так уж друг другу надоели!

– А-ха-ха-ха-ха, это правда, ну мы планомерно идем к этому. В смысле к тому, чтобы я стала мадам, а-ха-ха-ха! Вот приехали в романтическое путешествие посмотреть Францию.

– Что ж, это прекрасно! И как вы находите Лион, не слишком жарко?

– У вас тут очень мило, но осень немного жаркая, да. Боюсь представить, как тут летом. Вот мой Роберт весь день страдает. Решили заглянуть к вам, чтобы переждать жару перед поездкой, но вы нас еще и приятно удивили своей кухней, а-ха-ха-ха!

– Рады стараться, это заведение работает со времен молодости моего прадеда, что мы только ни повидали. Но прошу отметить, всегда шли в ногу со временем. Скажите, если не секрет, мадмуазель, а куда же вы направитесь дальше?

– Мы поедем смотреть на затонувшие руины Парижа!

– Да… Я так и думал, – глаза Жерара на мгновение окутались глубокой печалью и тоской, но профессиональная выдержка не позволила дрогнуть ни одному мускулу на его лице. – Париж, великий город того мира, который мы никогда больше не вернем, как бы ни старались. Он до сих пор хранит в себе крупицы истории и культуры Франции, хотя уже вовсе и не дышит ею, как раньше… – обронил Жерар, вспоминая свои университетские годы в Сорбонне.

Странное чувство вдруг коснулось души Эльзы. Сострадание и грусть охватили легкомысленную девушку, которая за все время поездки не могла и подумать, что экскурсия по затонувшим столицам прошлого – это не только приятное времяпрепровождение в батискафе с чудной картинкой за бортом, но и созерцание великой утраты.

– О, прошу меня простить, я не хотел вас печалить, мы тут в Лионе часто бываем слишком сентиментальными. Давайте я развею эту мимолетную грусть нашим фирменным десертом за счет заведения!

– Благодарим вас, но нам уже пора уходить, наше судно отправляется через 40 минут, нужно явиться на посадку немного заранее, – вмешался в разговор Роберт, произнеся фразу на чистейшем французском языке.

Жерар опешил на доли секунды, услышав от иностранца идеальную родную речь без машинного перевода.

– Прошу, месье, позвольте мне угостить вас! – искренне предложил хозяин ресторана.

– Спасибо вам, но мне кажется, вы подкинули нам нечто гораздо более ценное, чем главный гастрономический изыск вашего заведения. Пища для ума ценнее, чем мирские удовольствия, – проговорил Чейз, глядя на неожиданно задумчивое лицо своей пассии.

Пара вышла из заведения и, укрываясь зонтом от испепеляющих солнечных лучей, двинулась к причалу. Улицы Лиона блестели от чистоты, а великолепное состояние домов и восстановленная архитектура старинного стиля ласкали взоры немногочисленных туристов. Однако какое-то странное и сперва непонятное чувство насквозь пропитывало атмосферу города. Казалось, что ни инфернальная жара, ни отсутствие толп людей на тротуарах не были причиной этому ощущению, проблема таилась в чем-то другом. Созерцая окружение, молодые люди почти десять минут шли в полном молчании.