Незабудка. За гранью возможного

Сейчас всё происходило схожим образом. Злость постепенно покидала меня, как тогда холод. Кадры с видео стояли у меня перед глазами, заполняли каждую часть моего тела, которое теперь горело как огонь.

– У него такие же странные мочки ушей, как у меня, – неожиданно для самого себя пробормотал я.

Матильда кивнула.

– И это движение, когда он приглаживал волосы, точно такое же, как у тебя. – Она нерешительно улыбнулась мне, и я почувствовал, что холод окончательно меня покинул.

Матильда была моей «ванной» и моим «куриным бульоном», мне хотелось заключить её в объятия и поделиться своими мыслями. Хотя, наверное, стоило бы поискать формулировку получше, чем «ты моя ванна». Кажется, эта фраза не входит в набор романтических признаний, которые пишут на открытках ко Дню святого Валентина. Да и комната Ким была не самым лучшим местом для выяснения статуса наших отношений и уж точно не под её укоризненным взглядом.

«Нет, я хочу побыть наедине с Матильдой. Желательно прямо сейчас».

Я откашлялся:

– Может, отложим эти катакомбы на другой день. Уже поздно.

В лице Ким читалось облегчение, но Матильда смотрела на меня как на сумасшедшего. Решительно покачав головой, она сказала:

– Если мы сейчас уйдём, она наверняка предупредит тех студентов. Надо идти прямо сейчас, нравится ей это или нет. К тому же ещё не так уж и поздно.

Ким тихонько вздохнула, и у меня тоже чуть не вырвался горестный вздох. Но Матильда, конечно, была права – такую возможность нельзя было упускать.

Всё остальное ещё немного подождёт.

– Ну что ж, вперёд, – сказал я и, прихрамывая, направился к двери.

* * *

Безобидные вихри, которые я устроил в комнате Ким, кажется, настолько сильно её испугали, что она шла перед нами по университетской клинике так, словно к её спине был приставлен заряженный пистолет. Ким прошла мимо лифтов, приёмного покоя и отделения гематологии. Мы сворачивали в новые и новые коридоры, в которых неприятно пахло дезинфицирующим средством.

Я стиснул зубы, чтобы Матильда не заметила, как я устал и насколько неуверенной становилась моя походка. Хотя и подозревал, что Матильда предложила вызвать такси именно для того, чтобы я не переутомился, а не затем, чтобы, как она утверждала, избавиться от преследователей. Правда, когда мы выходили из дома, краем глаза я заметил подозрительный силуэт, который скрылся за припаркованной машиной. Кроме того, у меня ныла шея. А Ким вообще страдала паранойей – за каждым кустом ей мерещились волки-оборотни. По дороге к стоянке такси она несколько раз оборачивалась и смотрела в небо, словно ожидая увидеть там беспилотник или гигантскую птицу. Но в итоге, похоже, смирилась с тем, что не избавится от нас, пока мы не получим всю интересующую нас информацию. Видимо, ей хотелось покончить с этим как можно быстрее – очень уж резво она неслась по извилистым коридорам.

– Парней там всё равно не будет, – это были её единственные слова, но она повторила их несколько раз.

За комнатой с надписью «Станция переливания крови» она открыла пожарную дверь на лестничную площадку поменьше, и мы наконец начали спускаться. Однако лестница закончилась всего двумя этажами ниже в совершенно нормальном на вид подвальном помещении, хотя и в довольно пустынном его уголке. В коридоре одиноко стояла больничная койка без матраса, а за дверями, судя по табличкам, находились складские помещения. Ким открыла металлическую дверь, на которой красовался жёлтый предупреждающий треугольник с надписью: «Осторожно! Ядовитые вещества. Без защитной одежды не входить».

– Это фальшивка, – пояснила она, когда Матильда с сомнением остановилась у порога. – Эрик сочинил.

Ни Матильда, ни я не спросили, кто такой Эрик, потому что после того, как за нами захлопнулась дверь, Ким снова остановилась и открыла блок с предохранителями, испещрённый ещё большим количеством предупреждений. То есть на первый взгляд мне показалось, что это блок предохранителей, но никаких приборов внутри коробки не оказалось. Не было у неё и задней стенки, а вместо неё зияла тёмная дыра, достаточно большая, чтобы в неё пролезть.

– Нам что, надо туда? – спросила Матильда с явным беспокойством в голосе.

Ким кивнула:

– Не волнуйся, за стеной можно будет снова выпрямиться.

Матильду это, казалось, не слишком-то успокоило. Наверное, она уже пожалела, что настояла на нашей поездке. Я ободряюще улыбнулся ей, и после секундного колебания она улыбнулась в ответ. Поймав её улыбку, я почувствовал, будто у меня внутри зажёгся свет. Мне так хотелось поцеловать Матильду. Как же я жалел, что не сделал это ни в трамвае, ни по дороге к дому Ким, ни в парке. Но я немного опасался, что она не испытывает ко мне прежних чувств, и не хотел выглядеть дураком. Я собирался дождаться идеального момента. Зато теперь мне казалось, что все идеальные моменты на сегодня уже закончились.

– Если вы не хотите, можем вернуться. – Ким посмотрела на нас с надеждой. – Там действительно страшно. Нет света, более того…

– Хорошая попытка, – подытожила Матильда, расправив плечи.

«Ну что ж…»

– Ты первая, – сказал я Ким.

Вздохнув, Ким включила фонарик на своём телефоне и полезла в коробку:

– Не хочу, чтобы они подумали, будто я возвращаюсь к ним по доброй воле, – пробурчала она.

Мы с Матильдой последовали за ней в длинный изогнутый коридор с кирпичными стенами, который, казалось, располагался немного под уклоном. Здесь пахло сыростью.

Даже Ким двигалась теперь медленно. Она всё время находилась не менее чем в пяти метрах впереди нас – тонкий силуэт, окружённый кольцом света. Я бы с удовольствием прислонился к стене и отдохнул, но не хотелось выдавать свою слабость, тем более если мы уже так далеко зашли. При свете мобильника Матильды я разглядел ворсистый влажный слой, наросший на стенах, и мне ещё больше расхотелось к ним прислоняться.

– Сказать по правде, мне ужасно страшно, – прошептала Матильда. – Здесь наверняка есть крысы! И пауки. И другие животные, исчезнувшие в канализации много лет назад.

– Какие, например? – спросил я.

Нам не помешал бы ещё один фонарик, но мои руки были заняты костылями, поэтому я не мог держать телефон. Суперспособность в виде обострённого зрения пришлась бы сейчас как нельзя кстати, но, как и большинство способностей, она как назло не появлялась, когда я в ней так сильно нуждался.

– Например, маленькие кайманы, которые сбежали из лабораторий и террариумов, питались здесь медицинскими и радиоактивными отходами и после скрещивания с крысами создали новый вид, – сказала Матильда, и мне вдруг показалось, что она не шутила.

Через силу я улыбнулся.

– Сюда. – Ким ждала нас у железной винтовой лестницы, которая, казалось, терялась в бесконечности. Мы были ещё на пути к ней, а Ким уже начала спускаться. – Не успели мы дойти до ступенек, как Ким сказала: – Почти пришли.

– Угу. – Матильда остановилась. – Я видела такое в одном фильме. На полпути вниз ступеньки растворялись в воздухе…

– Эти не растворятся, – заверила её Ким. Матильда неохотно полезла за ней, а я подошёл ближе. – Здесь не так глубоко, как кажется.

Спуск терялся в тёмной глубине.

– Здорово, всегда хотела добраться до центра Земли, – сказала Матильда.

Каждый раз, когда я задевал костылями ржавые перила, по туннелю прокатывался предательски громкий звук.

Я тихо выругался.

– Они и так уже знают, что мы идём, – сказала Ким. – Эрик установил систему наблюдения и предупреждения. Так что дверь будет заперта. Если они там.

– А если нет? – спросил я.

– Если их там нет, то дверь и так заперта. – Мне показалось, что я разглядел, как Ким пожала плечами. – Я же вам говорила, что туда не пробраться. Но то, что я говорю, никого не интересует.

Лестница закончилась очередным коридором с кирпичными стенами и сводчатым потолком. Матильда посветила мобильным телефоном во все стороны, видимо, чтобы убедиться, что здесь не прячется какая-нибудь крыса-крокодил. Судя по всему, мы находились в системе старых каналов. Я разглядел несколько ответвлений, уходивших в темноту. Ким целенаправленно вела нас в узкий боковой туннель и через несколько шагов остановилась перед тяжёлой металлической дверью, за которой вполне могло находиться бомбоубежище.

– Пожалуйста, скажи, что за ней находится тайная комната, а не просто ещё один коридор. – Матильда высказала именно то, о чём я думал в тот момент.

Долго мне так не протянуть, нога болела, и всё труднее было удерживать равновесие на наклонном полу. Ужасно длинная лестница меня доконала.

– Ага, – сказала Ким. – Это и есть потайная комната, и, как я уже говорила, она заперта. Сюда не попасть. Но вы же хотели убедиться в этом сами.

Матильда посветила телефоном на дверь и стены рядом с ней.

– Это камера наблюдения? – спросила она.

«Да, это камера».

Мы все уставились в объектив, и дверь резко распахнулась. В коридор хлынул поток света. В дверном проёме стоял кто-то с белоснежными, седыми волосами, торчащими в разные стороны, с дикой причёской а-ля Эйнштейн.

– Асистолия и агональное дыхание! – крикнул он нам истеричным голосом и вбежал обратно в комнату. – В течение примерно девяноста секунд. Начата сердечно-лёгочная реанимация. Пациент не реагирует.

Ким стала белой как полотно. То есть побледнела ещё сильнее, чем была в обычном своём состоянии.

– Кто там?

Она последовала за Эйнштейном к двум больничным койкам, стоявшим рядом. Мы с Матильдой тоже нерешительно переступили порог. Это без сомнения была та самая комната с видео – я узнал большие часы, резного скорпиона на одной из створок деревянной двери и странную клавиа-туру на стене рядом с ней. Там, где на видео было мерцающее поле, через которое проходил мой отец, теперь виднелся лишь голый камень.

В центре комнаты лежали двое молодых людей явно без сознания: один на больничной койке, другой – на полу рядом со второй койкой. Оба были подключены к капельницам и мониторам. Хотелось бы мне никогда раньше не иметь дела с мониторами, до боли знакомыми мне со времён реанимации, не узнавать тревожных звуков, которые они издавали в данный момент, и связанных с ними технических терминов.

Я почувствовал, что меня вот-вот стошнит.

Монитор слева не показывал никаких отклонений, кроме слегка повышенного пульса, но на правом мониторе творился настоящий хаос: зелёная линия пульса была слишком ровной, а артериальное давление резко упало. Парень тоже выглядел не совсем здоровым.

– Начинаем компрессию грудной клетки! – крикнул Эйнштейн, пока Ким ошеломлённо переводила взгляд с одного монитора на другой. – Ты что, отпустил их обоих одновременно? Вы тут совсем спятили? Неужели непонятно, что один в критической ситуации никогда не сможет позаботиться о двух одновременно?

Вместо ответа Эйнштейн, неистово напевая мелодию «Highway to hell»[6], в ритме песни нажимал на грудь лежащего на полу парня.

– Мы теперь всегда так делаем. Ты больше не с нами, поэтому у нас нет выбора, – запыхавшись, пробормотал он. – Мы переходим на ту сторону по двое, с интервалом в полчаса, чтобы у третьего было достаточно времени для каждого возвращения. До сих пор всё шло хорошо. Фарис превысил время на двадцать пять минут, но несколько минут назад портал мерцал как обычно, он бы успел. Только вот он до сих пор не проснулся. – Слёзы текли по его щекам, очки едва заметно запотели. – Почему он не просыпается?

Зелёная линия несколько раз неравномерно подпрыгнула.

– Прошло слишком много времени! Ему нужен адреналин! – Ким ринулась к шкафу, стоявшему сбоку, и вернулась со шприцем, вытаскивая его на бегу из стерильной упаковки. – Один миллилитр супраренина, разведённого на десять миллилитров, в вену! – Она потянулась к руке парня. – Хорошо, что хоть катетер нормальный поставили, – сказала она, отсоединяя трубку капельницы и присоединяя шприц. Её рука при этом слегка дрожала.

– Только потому, что я всегда на этом настаиваю. – Эйнштейн пристально глядел на монитор. Его седые волосы вводили в заблуждение – теперь я увидел, что ему было лет двадцать, не больше. В тот момент он выглядел ещё моложе, с широко раскрытыми от страха глазами за стёклами круглых очков. – Фарис каждый раз твердит, что это лишнее. Чтоб я успокоился и не действовал на нервы. Ты же его знаешь. – Фыркнув, он втянул воздух. – Я его убить готов, пусть только сначала вернётся.

Пока мы смотрели на монитор, прыгающая зелёная линия выпрямилась и через несколько секунд снова превратилась в образцовую зигзагообразную линию с регулярными скачками. Давление тоже стабилизировалось, лицо порозовело, писк монитора стих.

В наступившей тишине были отчётливо слышны вздохи облегчения, вздохнули и мы с Матильдой. Только сейчас я понял, что мы держались за руки. Я понятия не имел, когда наши ладони соприкоснулись, да и она, видимо, тоже, потому что мы одновременно отпустили руки и коротко смущённо улыбнулись друг другу.

Настенные часы показывали, что с момента нашего появления прошло всего две минуты, хотя мне казалось, что пролетела целая вечность. Я посмотрел на Ким с уважением. В отличие от рыдающего Эйнштейна, она точно знала, что надо делать. Возможно, когда-нибудь из неё получится неплохой врач.

Теперь Ким повернулась к парню на второй койке:

– У Надима слишком высокий пульс.

Она достала какой-то пузырёк, отвинтила колпачок и поднесла его к носу парня. Ноздри Надима слегка раздулись, а по комнате поплыл слабый запах ванили.

Мы с Матильдой обменялись быстрым взглядом.

«Интересно, о чём сейчас думает Матильда?»

Если я правильно прочитал выражение её лица, в голове Матильды роились многочисленные догадки, в то время как у меня лишь множились вопросительные знаки.

– Как давно он там? – спросила Ким, когда Матильда тихонько закрыла за нами дверь, вероятно, опасаясь, что какая-нибудь крыса-крокодил прошмыгнёт следом.

– Какое тебе дело? «Продолжайте без меня!» – это кто говорил? Уже забыла? – Вновь оживший парень как ни в чём не бывало сел на койке.

Он был довольно симпатичным, с бронзовой кожей, тёмными глазами, тонкими чертами лица, гладко выбрит. По взгляду Матильды я понял, что она тоже отметила его внешность. Меня пронзил короткий укол ревности.

– Что она здесь забыла? – поинтересовался он у того, которого я окрестил Эйнштейном. – А кто эти двое? – Он кивком указал на нас с Матильдой, но ответа дожидаться не стал, а принялся сбрасывать трубки со своего голого торса. – Я должен вернуться.

– Ты с ума сошёл, Фарис? – возмутился Эйнштейн. – Ты хоть понимаешь, что я тут только что пережил? Если бы не Ким, ты, наверное, сейчас был бы уже мёртв. Но, конечно, Фарису, зависящему от адреналина, подавай новую дозу впечатлений, и поскорее. Не будь ты таким эгоистичным невеждой, ты бы на коленях благодарил Ким. И кого она, по-твоему, могла с собой привести? Ты что, совсем тупица?

По быстрому взгляду, которым окинул меня этот Фарис, я понял, что он прекрасно знает, кто я.

– Это не какая-то прихоть с моей стороны. – Он начал снимать катетер. – Похоже, Надим попал в беду, ему нужна моя помощь. Там, где ещё недавно был дом из рыбьей чешуи, появилось одно из этих разноцветных клубящихся облаков. Я никогда раньше не видел такого большого.

– Туман-дурман размером с дом? – недоверчиво спросил я.

Самое большое облако тумана-дурмана, которое мне довелось встретить на Грани, было меньше моего платяного шкафа, а Гиацинт поднял такую панику, будто оно было гигантских размеров.

Фарис поджал губы:

– Туман-дурман? Это такой технический термин? Он… очень опасен?

Я кивнул.

Я мало что знал об этих странных явлениях, похожих на облака, кроме того, что от них следует держаться подальше. Согласно философскому объяснению профессора Кассиана, облака тумана-дурмана появлялись везде, где по каким-то причинам образовывалось противоречие внешнего вида, где ослабевала сила коллективного воображения, например, если какое-то место слишком редко посещали. Туман-дурман всегда старались устранить, словно опасаясь, что он может распространиться и заразить другие места.

– Надеюсь, вы обошли его десятой дорогой?

Фарис слегка покачал головой. Мышца на его щеке дёрнулась, когда он прошептал:

– Надим… он там исчез.

«Это плохо. Очень плохо».

Я лихорадочно пытался вспомнить все подробности о тумане-дурмане, которым учил меня Гиацинт.

– В тумане-дурмане теряется ориентация и чувство времени, там иногда образовывается что-то вроде туннеля в другие облака тумана-дурмана на Грани, – попытался подытожить я.

Фарис, Ким и Эйнштейн смотрели на меня во все глаза. И лишь Матильда кивнула, словно ей это показалось вполне логичным. Я ранее лишь вскользь упомянул о тумане-дурмане в своих голосовых сообщениях и, как всегда, говорил довольно запутанно. Но, может, такие вещи понимаешь сразу, если читать много фантастики. Или если просто… быть Матильдой.

– Чем дольше ты там находишься, тем труднее оттуда выбраться, – добавил я.

«Точно не стоит сейчас упоминать о том, что даже опытные аркадийцы иногда не могут оттуда вернуться и что через туннели могут проникать опасные существа. Не помню, как они называются. Возможно, Гиацинт сказал это, чтобы меня припугнуть, чтобы я точно не полез в эти облака».

– Мне нужно вернуться к нему. – Фарис сорвал с руки манжету тонометра. – Он мой младший брат! – Как будто извиняясь, он добавил: – Когда я сообразил, что происходит, и пошёл следом за ним, Эрик уже начал процесс возвращения, я поспешил к порталу, потому что знал, что у меня почти не осталось времени. Я даже не подозревал, что моё тело тем временем дало сбой, я чувствовал себя как обычно. Может, это от волнения. – Он смущённо посмотрел на Ким. – Похоже, ты вернулась в самый подходящий момент, детка.

– Ни за что, напыщенный ты идиот, – скрестив руки на груди, ответила Ким. – И не смей называть меня деткой! – Она посмотрела на портал. – Ничего не происходит. Но тебе не стоит туда возвращаться. Мы только-только тебя оживили. Я могу пойти, если объяснишь, где точно находится это место.

– Мне казалось, что ты больше не хочешь иметь ничего общего… как ты там сказала? … «с недалёкими эгоистичными сексистскими недоумками и их игрушками». – Фарис встал.

– Так и есть, не хочу, – подтвердила Ким. – Но ещё меньше я хочу, чтобы Надим умер, ты, тупой, безответственный… – Кажется, у неё закончились ругательства.

– …Идиот, – пришёл на помощь Эйнштейн. – Ким права. Тебе нельзя возвращаться туда, пока мы не найдём причину, по которой твоё сердце чуть не отказало.

– Сейчас на это нет времени. – Фарис вздохнул. Затем он посмотрел Ким в глаза. – Он мой брат. Я должен это сделать. – Полный решимости он, пошатываясь, направился к порталу.

Не успев толком сообразить, что делаю, я услышал собственные слова:

– Я иду с тобой.

Матильда вздохнула:

– Кто бы сомневался, – пробормотала она.

* * *

Выйдя из мерцающего поля, я очутился на лестнице с кирпичными стенами. Это была самая обычная унылая лестница, она могла находиться на любой подземной парковке. Но по своему физическому состоянию я почувствовал, что оказался на Грани: усталость, головокружение и боль улетучились, и, как всегда, я ощутил такой прилив сил, что мог бы, кажется, вырвать с корнем могучее дерево. Несколько ступенек вверх, и лестница заканчивалась. Подняв голову, я увидел кусочек голубого неба. Дневной свет падал и на ступени, но чем они были ниже, тем казались темнее и тускнее, а последняя терялась где-то в кромешной темноте. В темноте, из которой доносилось странное жужжание.

«Подземное Царство. Отлично. Начало очень обнадёживающее».

Матильда заметно разволновалась, когда я спонтанно вызвался помочь Фарису найти брата, но не стала меня отговаривать. С другой стороны, мне очень не хотелось оставлять её одну, но Эйнштейн и Ким казались вполне безобидными. Эйнштейн что-то нажал на странном приборчике рядом с дверью, и каменная стена тут же превратилась в мерцающее поле. Я уже собирался перешагнуть на ту сторону, но в последний момент обернулся, чтобы пообещать Матильде вернуться как можно быстрее и не подвергать себя лишней опасности.

Странный гул становился всё тише, а потом и вовсе прекратился. Я всмотрелся в глубину. По крайней мере на меня оттуда никто не смотрел. Крысы-крокодилы, наверное, просто безобидные пушистые котики по сравнению с теми существами, которые обитали там, внизу.

Стена за моей спиной снова замерцала, и на мгновение я смог разглядеть комнату в подвале и очертания оставшихся там людей. Затем из портала вышел Фарис и встал рядом со мной. Если я правильно понял принцип их путешествий на Грань, рядом со мной стоял только его дух, а тело свалилось без сознания в тот самый момент, когда он перешагнул через портал. Я оставил на той стороне свои костыли, а Фарис – тело, и там его, наверное, сейчас как раз заново подключали к монитору Ким и Эйнштейн.

Граничная версия Фариса тем временем выглядела вполне живой и бодрой.

– Добро пожаловать в потусторонний мир, – сказал он, отвесив небольшой поклон, как будто показывал свои владения.

Фарис был одет в те же джинсы, что и ранее в подвале, но стоял босиком и с голой грудью. Мерцающее поле снова закрылось, он указал на камни стены, через которую мы пришли:

– Пока не забыл: твой пароль – «Флоренция восемь». И ещё, сделай одолжение, запомни и мой заодно, а то память меня иногда подводит. «Женева тринадцать».

– А почему у нас разные пароли?

– Портал запоминает, кто именно прошёл, и при касании открывается только для того, у кого тот же пароль, что и на пути туда. Можешь его прошептать. Просто подумать, боюсь, будет недостаточно. – Он усмехнулся, как будто что-то вспомнил. – А сейчас хватит болтать, Квинн фон Аренсбург! У нас с тобой важное задание! Иди за мной.

Я последовал за ним вверх по ступенькам, и меня ослепил дневной свет. Мы оказались в небольшом переулке, и первое, что бросилось мне в глаза, – многоэтажное здание, фасад которого был полностью покрыт переливающимися разноцветными перьями. Казалось, будто оно дышит. Напротив него стоял дом, напоминавший севший на мель круизный лайнер. Он покосился набок, ржавые стены и балконы заросли плющом. На одной из наклонных палуб в шезлонгах сидели и разговаривали двое мужчин.

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

«Oh, Happy Day» – «О, счастливый день». Христианская песня.

2

«El tango te espera» – «Танго ждёт тебя» (исп.).

3

«Divitiae, divitiarum» – «богатство, богатств» (лат.).

4

«Perfectus» – «заканчиваем» (лат.).

5

«Amittere, amitto, amisi, amissum» – «терять, потеря, потерял, потеряли» (лат.).

6

«Highway to hell» – «Дорога в ад», песня группы AC/DC.