bannerbanner
Пока играет флейточка
Пока играет флейточка

Полная версия

Пока играет флейточка

Настройки чтения
Размер шрифта
Высота строк
Поля
На страницу:
2 из 2

– К месту занятий, на «поле дураков», бегооооом…

Когда Черчилля однажды попросили поделиться секретом долголетия, тот усмехнулся: «Где можно было сидеть, я не стоял. Где имелась возможность идти – никогда не бежал».

– Марш!

В армии бегают все и всегда! Из пункта А в пункт Б, между которыми, как правило, не существует асфальтовых дорожек. В лесах под Рязанью, где перед отправкой на фронт проходили тренировки мобилизованных, требовалось не просто добежать, но и не вывернуть ноги на корневищах. Гранатомётчик Вася Синяк берцами сорок последнего размера ломает им, конечно, выпирающие коричневые косточки, но чертыхается и он. Даже худющий флейтист Женя с цветочной фамилией Незабудка, вроде и порхающий бестелесно над тропой, с благоговением вспоминает раздолбанную дорогу от дома до филармонии. А у него-то всего из груза, кроме пикколо в чёрном футлярчике, болтается на груди АК-74, пытающийся достучаться через бронежилет до души хозяина: дай передохнуть.

Услышал Журавко.

– Стой!.. Подравнялись! Бык ровнее брызгает, чем вы стоите. Десантнички, прости Господи… Тема занятий «Минно-взрывные действия», – майор поднял, словно мышь за хвостик, за бикфордов шнур тротиловую шашку. Ею же и начал указывать цели на полигоне, на котором, как на истинном «поле дураков», постоянно что-то роют, прячут, пилят или взрывают: – Перед вами мост – взрываем к едрене фене. Рядом водокачка. Её тоже вдребезги. И так всё до границы с…

Черту, где требовалось остановиться русскому солдату, не определил даже Верховный Главнокомандующий, поэтому майору пришлось довольствоваться учебной водокачкой посреди полигона. Но с угрожающим видом поинтересовался:

– Вопросы есть?

В ответ тишина, если не слушать дятла на засыхающей сосне, высоченным солдатиком примкнувшей к правому флангу взвода. Чёрно-белый фрак долбоносика совсем не подходил под камуфляж «мобиков», а значит, дятел никакого отношения к армии не имел и мог позволить себе игнорировать команды, добывая пропитание отработанными движениями: сначала сапожником примериться к гвоздику – тук, потом заколотить его по самую шляпку – тук-тук-тук-тук. В награду – личинка короеда.

А для бойцов ощущение, что от мирной жизни только дятел, охраняющий «поле дураков», и остался. Хотя нет, у майора пристёгнут карабинчиком к бронежилету плюшевый заяц. Выпучил стеклянные глазёнки, не понимая происходящего, трясётся заячьей душой на каждое движение. Скорее всего, дочь подарила при прощании на удачу, а тут его самого в пекло…

– Слышите, дятел стучит? Думаете, по сосне? Это он последний ваш мозг выклёвывает. Шаман, почему дерево сохнет? – вспомнил гражданскую специальность сержанта.

Маадыр ещё в первый день пребывания в лагере сканировал для себя полигон по первой же ёлочке. Побурение хвои на верхушке – шютте бурое, то есть осыпание иголок от грибковой плесени. Искривление веток – сосновый вертун. Усыхание нижних веток – грибы и насекомые. Перетяжка ствола – насекомые, опаление. Отмирание корней – проволочник. Это не говоря уже о лётных отверстиях жуков в коре дуба и бесчисленных ходов короеда под самой корой. Оставшиеся с осени опята на стволе – через три года дерево падёт, ствол будет разъеден изнутри порами грибов. Санитарную вырубку пора бы проводить на полигоне, если не хотят загубить лес.

Обосновать ответ не успел, майор вернулся к более жизненным и важным – военным проблемам:

– Почему бежали стадом баранов? Автоматы должны быть направлены «ёлочкой» во все стороны на случай возможной засады.

– Тук-тук, тук-тук-тук!

– Правильно, – вскинул Журавко голову к засыхающей верхушке сосны. – Хоть один умный в строю. Начинаем работу. Шаман, – обернул зайца к Маадыру. – Со своим интернационалом на мост. Довожу меры безопасности: если навернётесь, доктора с удовольствием покопаются в груде костей в вашем камуфляже.

Майору лучше не перечить. Он зол: уволившись из армии капитаном, загорелся заиметь хоть и в запасе, но майорские погоны. Оправдывал тщеславие юмором: старшего офицера хоронят уже военкоматы и непременно под ружейный салют! Ящик коньяка открыл путь к большой звёздочке, однако обмыть её бывший десантник не успел – грянула СВО. А в Указе о мобилизации непредвиденное: старшим офицерам, в отличие от лейтенантов и капитанов, призыв по возрасту определили на десять лет выше. И вместо пивка под телевизор новоиспечённый майор таскает плюшевого зверька по полигонам. Наука неизменна: не поминать даже в шутку салюты на собственных похоронах…

– Вжались в землю! На войне голову склоняют не перед иконой, а перед пулей, – учит майор на пару с зайцем уму-разуму тех, кто избежал предыдущих горячих точек и не имеет боевого опыта. Парадокс времени: Россия огромная, но воюют за неё одни и те же батальоны, одни и те же люди. Сегодня они опять на фронте, но вот запросили подмогу. А молодежь необстрелянная… – Если ума нет, приносите пользу хотя бы самим себе. Только пот сэкономит солдатскую кровь.

Маадыр с пришитым на шеврон летящим по небу всадником утюжит снег к металлическим фермам моста. Сзади долговязый Москвич отфыркивается от фонтанчиков снега, выбрасываемых ему в лицо из-под валенок сержанта. Москворотым так и положено, чтобы не кривили губы от своей столичной значимости.

Макс, надо отдать должное, сам старается не отбрасывать порошу, оберегая пухлые щёки ползущего следом омича Ермака. Тот чистюля, в военторге скупил все влажные салфетки и протирает каждый пальчик после прикосновения к чему бы то ни было – к ложке в столовой, к автомату на стрельбище, к топору на полигоне, к соседу в строю. Что первое закончится – салфетки или привычка? Скорее всего, сразу и то, и другое.

В какой последовательности ползут подчинённые дальше, Маадыр расскажет с закрытыми глазами. Наверняка даёт дубака молдаванин Цыган, хотя ни к молдавской нации, ни тем более к цыганам отношения не имеет, просто родители во времена СССР переехали в тёплый и винный край из Карелии. При движении есть лишь одно негласное правило – в цепочке со всех сторон должен быть прикрыт флейтист Незабудка: музыку надо беречь! Майор пообещал оторвать руки, ноги и головы всем, если кто-то позволит сломать взводный Цветок. Тыл прикрывает, подбирает отставших бывший сталевар какого-то завода в каком-то краю России. Из всех примет только шрам от ожога на щеке да самый странный позывной в полку – Ничей. Никто не дознался, откуда родом, какой национальности. Ни дать ни взять сирота казанская. Секретнее разведки…

Остатки взвода изображали в стороне рытьё траншей. Вот когда в солдате просыпается юный натуралист: ходы сообщения роются в обход каждого куста и деревца. Но не о защите природы забота, бойцам лень рубиться с корнями, которых под землёй как щупальцев у осьминога. Труднее солдатской доли жизнь только у полицейских и священников – одним нужно казаться вечно злыми, другим являть собой каждодневную благочестивость. В этой жизни лишь сапёры-десантники стоят особняком и вне претензий к будущей судьбе: не подорвёшься на земле, так парашют откажет в небе.

– Ленивым всегда много работы, – не забывал делать наблюдения майор за всеми группами.

Умные, особенно из числа завершивших задание подрывников, от греха подальше промолчали, не удержал язык за зубами лишь Синяк:

– Товарищ майор. А знаете, почему конская колбаса пахнет по́том? Потому что лошадь всю жизнь под упряжью ходит.

Психолог отреагировал спокойно, прекрасно понимая, что никому никуда из лагеря не деться, а значит, обязательно появится возможность поговорить по душам со знатоком конской колбасы. Но свои знания в коневодстве продемонстрировал:

– Плохую лошадь вор не крадёт. Цыган, подтверди. А вот у командира всегда есть выбор поощрить подчинённого дополнительным нарядом вне очереди.

Перешёл к следующей теме занятия:

– У бойца каждая вещь должна быть подписана: майка, трусы, бушлат, обувь. Если разметает на кусочки или шмякнетесь о землю, чтобы знать, какому чудику что принадлежало…

– А как быть с ногами? На каждую ставить штамп?

Спрашивалось не из вредности: утром на занятиях майор с любовью демонстрировал мины нажимного действия, когда при подрыве ноги у манекена разлетались в разные стороны.

– Правильный вопрос, – поддержал любопытство майор, вместе с зайцем выискивая в строю умника. Каска Ермака вместе с щеками вросла в бронежилет, но в армии нет колобков, способных уйти от командира. Он – всегда умная и хитрая лиса.

Журавко подёргал у сибиряка бордовый резиновый жгут, притороченный к лямке бронежилета. «Медицина» не размоталась, лишив повода наказать хозяина за разгильдяйство.

– Последний анекдот. Сапёрный комбат приезжает в госпиталь: вчера боец Ермаков подорвался на мине, в какой палате лежит? – Ермаков? Который подорвался? В третьей, пятой и седьмой.

Грубоватые армейские шуточки – благодатная среда обитания сотен мужиков. И это лучше, чем розовые сопли. Но истина всё равно в другом, в попытке скрыть нарастающее с каждым днём напряжение перед отправкой на фронт. Больше всего они напрягают Женю Незабудку, вытащенного на войну практически из оркестровой ямы Брянской филармонии. При этом он, трогая отпущенную для солидности бородку, вскидывает губы: я ведь не слинял, я же не побежал! Никто не поехал из оркестра на войну, а я тут. С вами! Самое запоминающееся на его лице – именно губы, каждую свободную минуту укладывающиеся на мундштук флейты…

Во взводе у каждого своя история с призывом. Ваську Синяка привезли в военкомат с насиженного места у гастронома, где сшибал копейки на выпивку. Получив через месяц десятки тысяч рублей, для него воистину зверскую сумму, первым делом скупил в Военторге весь одеколон. Комвзвода Брусникин, увидев гружёного стекляшками подчинённого, заулыбался таможенником, увидевшим контрабанду:

– Опаньки! И что это мы разгуливаем с сигаретой в зубах? – заглянул в пакет.

– Так это… сигарете всегда сестрёнка нужна.

Старший лейтенант не согласился:

– Кого-то придётся оставить сиротой.

– Товарищ старший лейтенант, я ж не напиться, угу, да! Я даже не на грудь, а на душу принять. По-благородному.

Брусникин не увидел разницы между пьянкой и принятием на душу, конфисковал пакет и продезинфицировал «Шипром» и «Сашей» вкупе с «Красной Москвой» туалет так, что новички спустя месяц продолжают путать его с парикмахерской.

Впрочем, самого старшего лейтенанта тоже призвали по случаю – вздумал подбивать клинья к любовнице военкома. Та послала его подальше, но ещё дальше попутавшего берега владельца автомастерской отправил военком, вызвав повесткой на сборы.

– Старший лейтенант Брусникин к сборам готов. Жду вас там же, товарищ подполковник…

Понятнее всех во взводе дагестанец Мурад, взявший позывной по школьной профессии – Историк.

– Мои ученики пошли на фронт. Мне, который учил их родину любить, дома сидеть?

Похоже, фраза вышла у него самой длинной за время пребывания в лагере. Мурад предпочитал молчаливое одиночество с перебиранием чёток, и оставалось удивляться, как он уживался среди детей в школе. Или армия дала возможность отдохнуть-отмолчаться за прошлую жизнь?

В отличие от Незабудки, борода у Историка росла быстрее, чем кипятится на костре чайник. Начальство первое время пробовало заставить его бриться утром и вечером, но потом махнуло рукой – смотри за собой сам.

Из кадровых офицеров в полку оказались только командир и начальник штаба. Остальные – запасники, отставники или «незабудки», вчера ещё о погонах и о войне не помышлявшие. Только у судьбы, похоже, нет личной стоянки у комфортного пирса, и первая волна мобилизованных уже стоит в строю и слушает майора. И дятла. И по команде ползёт к местам подрыва, чертыхаясь от вкрапленных в снег сосновых шишек, попадающихся под локти и колени.

– Чей зад торчит? Москвич, он тебе больше не нужен? Чем на Арбате будешь крутить, если отстрелят? Вжались в снег, как в любимую женщину.

– Так-так. Так-так-так.

Майор наверняка заплатил чёрно-белому провокатору за напоминания о женщинах, особенно после двух месяцев разлуки с ними. Маадыру, правда, стук дятла напомнил топот козлёночка по полу у бабушки. Как же давно проходил прощальный обед всем посёлком!

На еду и здесь грех жаловаться, кормят как на убой, не перед отправкой на фронт будет сказано. В столовой Журавко вообще собирает у соседей тарелки с едой, фотографирует переполненный поднос и отправляет снимки жене – вот как жируем! После фотосессии оставляет себе овощи и чеснок, горкой лежащий на раздаче рядом с компотом. Вариантов сбросить вес психологу всего два: меньше есть или больше бегать. Бегать майорам уже не хочется, для этого есть солдаты.

За питанием издалека следит жена, но психологу ли не обмануть её даже в прямом эфире? Это на «гражданке» за фитнес надо платить, а тут за это же самое Министерство обороны само доплачивает…


…И мост, и водокачку «взорвали» без проблем. Несколько замечаний сделал дятел, но уже без майора, которого сменил отыскавшийся после ночи комвзвода. Но когда хрен был слаще редьки?

– Выдвигаемся к месту следующего занятия – парашютной вышке, – сжимал кулаки и желваки Брусникин, явно недовольный результатами самоволки. – Перед прыжком все кричат «Слава ВДВ». Дальше или шагаете вниз сами, или с помощью пинка под зад. Но десантным войскам всё равно – слава!

– Или – Вася, – оскалился Синяк, вспомнив из времён СССР присказку про лозунг «Слава КПСС – Славе слава».

Зря закусился: юмор не остался без внимания и на этот раз:

– Все Василии – выйти из строя!

Шеренгу покинули трое, даже Ермак, чья фамилия перекочевала в позывной, а имя, кроме писаря, уже никто и не помнил. Они и получили команду нести к парашютной вышке автомобильное колесо, приготовленное для дымовой завесы. На войне умирают, конечно, в одиночку, но ответственность за любые прегрешения всё равно коллективная.

– Синяк, ты идиот. Тебе сидеть в туалете и кричать «Занято»! – пнул благодетеля Ермак. Вообще-то ему больше подходил позывной «Гиббон», потому как ходит даже в строю исключительно «правая рука – правая нога». А тут бежать по узкой тропе…

– За мной бегом – марш!

Лейтенанты бегают быстрее майоров, отчего пункт «В» более ненавистен.

– Я сказал – нести, а не катить! – не давал юмору покинуть армейский строй взводный. Впрочем, в армии и без него всегда круглое толкали, квадратное катили.

До парашютного городка добежать не удалось: растопырив тараканьи лапы, над дорогой завис дрон.

– Противник справа! – бросил старший лейтенант подчинённых на операторов, управляющих «птичкой». А десантникам поди плохо порвать в клочья врага при численном превосходстве.

В солдатиков, безмятежно пыхтящих сигаретками, воткнулись два десятка автоматных стволов. Брусникин пальчиком потребовал у пленников пульт управления, те попытались возразить, но угрожающе звякнули затворы: за командира забросим вместо дятла на сосну!

Получив игрушку и приноровившись к управлению джойстиками, старший лейтенант поднял квадрокоптер над деревьями, увёл его в сторону военного городка. Не позволяя никому заглянуть в экран, подвесил «птичку» над местным кафе. Высмотрел идущих на обед женщин. Встрепенулся:

– Перекур тридцать минут.

Лейтенанты точно бегают быстрее майоров: «птичка» ещё не успела вернуться к истинным хозяевам, а сосны уже заштриховали его фигуру. Не комвзвода, а свободный углерод – где хочет, там и бывает…

– Занятный у нас лейтёха, – вздохнул «Синяк», усаживаясь с Васьками на колесо: – Надо коллективное завещание за него написать: похоронить у входа на кладбище. Под вертушкой, чтобы и после смерти под юбку каждой бабе заглядывал. Навоюем с таким. Угу, да.

Только кто же загробным голосом вещает о будущем перед отправкой на фронт? Соседи по колесу спихнули дурня в снег, а настроение перебил Незабудка, в освободившуюся минуту продолживший обучение сержанта:

– Вот так губки вытягиваешь, вот так. Дуй!

Под шипение и присвист новоявленного духовика рядом с привалом плюхнулась Бабой Ягой на живот «птичка». Операторы вытащили её за шиворот из снега, начали зыркать по сторонам, выискивая пути отхода.

– Смотри, – флейтист выпростал свои губы-ниточки, уложил их на чашечку мундштука. Хватанул воздуха и курочкой принялся клевать перед собой невидимые нотные зёрнышки. Из них полилась умиротворённая музыка, под которую, как под дудочку пастушка, послушно поплёлся за хозяевами вновь поднявшийся над просекой квадрокоптер.

Десантники в ожидании взводного натаскали сухих веток, разложили костёр. В выигрыше оказались Васьки, вольготно расположившиеся перед огнём на колесе, остальные переминались на ногах или довольствовались сидением на корточках. Служба для солдата идёт не только во время сна, но в ещё большем блаженстве при отсутствии командира.

– Ермак, оставь на затяжку.

– Вот я удивляюсь нашему Купцу. У самого целое Подмосковье сигаретных ларьков, а он стреляет бычки.

– Потому и ларьки, что стреляет. Угу, да! – вывел формулу успешного бизнеса Синяк. – Хорошие учителя были.

– А у нас в Махачкале поставили первый в мире памятник русской учительнице, – попросил не трогать профессию Историк.

– Ленушок, роднуш, да не волнуйся ты. Не отвечал, потому что занятия, – Москвич занялся привычным увещеванием жены, не обращая внимания, что разговор влетает в чужие уши.

– Выдыхай в прорезь, – на молодожёна не обращал внимания только флейтист, продолжая измываться над сержантом, взводом и сидящими на ветках снегирями. Несмотря на «пивные» животы, те легко сгибались в три погибели и выклёвывали из веточек под тоненькими ножками вкусности. Чем не ресторан с живой музыкой на свежем воздухе! В отличие от дятла, не перебивали они и мужские разговоры. – Верхняя и нижняя губа, каждая должна рождать свой звук. Прессом выдавливай изнутри воздух, животом работай…

– Композиторы, заткнитесь, а? Дайте Москвича послушать, – попросил Ничей.

– А я со своей плохо расстался, – вдруг ни с того ни с сего поделился проблемами семейной жизни Купец. Скорее всего, музыка вкупе с воркованием молодожёнов всколыхнула воспоминания, в которых он чувствовал свою виноватость. И вот перед боями вызрело желание то ли повиниться перед женой, пусть и заочно, то ли оправдать себя. Невысказанность бередила душу, она тоже выглядывала из прошлой жизни, которая вдруг оказалась невероятно дорога.

– Расставаться надо без злобы, – Ермак, грея над огнём выскобленные снегом, как наждачкой, руки, попробовал поучить семейной жизни сослуживца.

– Так заколебала ревностью, – всё же оправдался, но без злобы, обладатель сигаретного ларька на каком-то рынке в Подмосковье. – Перед отправкой подошли к озеру уток подкормить. Подплыла одна уточка, селезень куда-то, идиот, отвлёкся. Даже в этом попрекнула – такой же кобель, одну оставляешь…

Степень доверия к семейной тайне на этом закончилась, да и не проявилось у окружающих особого интереса к чужим воспоминаниям. А скорее, щадили что-то своё, потаённое и в чём-то похожее: из гражданской жизни, несмотря на домашние неурядицы, веяло уютом. А угли в собственном костре нельзя доверять ворошить чужой кочергой. Война нынешняя хотя и считается войной позывных, но у каждого солдата есть собственное имя. Вон Цыган, третий Василий на колесе, кутается в воротник с носом, молдавские глазки остекленели на морозе.

– Цыган, как тебе русская заграница?

– В Европе теплее.

– О-о, мы ещё и по Европам покатались? – не поверил Синяк, наверняка дальше гастронома никуда не отлучавшийся. Хотя не с первого же класса попрошайничал, какая-то биография же имелась…

Молдаванин на иронию не отреагировал, остался сидеть недвижимо. После прозвучавших семейных драм беседа не клеилась, а морозец крепчал. Без разговорной толчеи он всегда ядрёнее, и Синяк, удивляя телевизионными познаниями, подтолкнул беседу дальше:

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Конец ознакомительного фрагмента
Купить и скачать всю книгу
На страницу:
2 из 2