Полная версия
Рамзил Закиров
чужой взгляд
Глава 1
Излишне будет ли сказать, что любому необходимо общество. Человек не создан быть одиночкой, всякое одиночество ему невыносимо и доставляет боль. Речь не только непосредственно о других людях. Помимо одиночества физического, подразумевающее полную изоляцию от общества, есть одиночество духовное. Порой, даже два человека могут быть более счастливыми имея у себя лишь друг друга, нежели люди окружённые бессчётным количеством собственных сородичей. Большое значение имеет принятие нас другими, превращение из одиноко разделённого "я" в единое и цельное "мы". Нельзя просто собрать группу людей и назвать их нацией, друзьями или семьёй. Недостаточно просто количества, помимо этого отдельное взятое общество должно объединять общие идеи, стремления, интересы или же кровь. Только чувство нужности к группе способно исцелить от одиночества. Отсутствие же этого вынуждает испытывать нас собственную никчёмность, угнетает и в зависимости от характера или обстоятельства принудит замкнуться в себе, надеть колючую шкуру и не подпускать других слишком близко к себе или же наоборот, заставит всеми силами искать способы почувствовать собственную важность.
Самым близким человеком для каждого является родная мать, по крайней мере большую часть его жизни. Элеонору судьба совсем недавно лишила этого человека. Вовремя не выявленная и быстро прогрессировавшая болезнь вырвала мать из её жизни слишком быстро и неожиданно, чтобы сразу успеть осознать эту горькую утрату. Горе пришло чуть позже, когда она физически ощутила отсутствие любимого человека рядом. Пустеющая кровать, одинокая кружка на столе и неприятная тишина в доме очень скоро вынудили принять тот факт, что она осталась совсем одна. Больше не будет тёплых разговоров в уютной домашней обстановке, не будет вкусного ужина по возращению домой после тяжелого рабочего дня, на веки исчезли манящий запах блинов по утрам, умиротворяющий стук спиц по вечерам и на вечно остановилось чуткое, любящее сердце. Отныне и навсегда останется пустовать придавленный старый диван перед телевизором . Подобное запоздалое озарение часто приходит к молодыми людьми, которые ввиду своих юных лет ни разу не сталкивались с утратой по настоящему близкого человека.
Каждый справляется со смертью родных по-разному. Кто-то утешается мыслью встречи с любимыми в загробном мире или успокаивает идеями о перерождении души в других телах, пытаясь углядеть в младенце, пробегающей кошке, виляющем хвостом собаке родную душу. Другие, тяжёлой работой и повседневными заботами стараются отвлечь поток своих мыслей постоянно устремляющийся к тому, кто ушёл из их жизни оставив в ней огромную дыру. Кто-то заглушает боль алкоголем, наркотиками, азартными играми или иными богопротивными занятиями и оправдывает свои пороки раздирающий душу на части болью. Однако, большинство продолжают жить с тяжёлым грузом на сердце, днём за днём переживая у себя в голове лучшие моменты проведённые вместе, которые рано или поздно зацикливаются на суровой правде с которым они теперь вынуждены жить.
Жизнь таких людей превращается в замкнутый круг, где они бродят подобно привязанному на поляне быку нарезающего круги вокруг прикола к которому он привязан до тех пор, пока не закончится день; и так день изо дня, до того времени, когда милосердная судьба не поставит конец их страданиям или время не затянет оставшуюся дыру, оставив на его месте обезображенный и вечно ноющий шрам.
Элеонора же вовсе не думала справляться с горем. Всё своё свободное время она отдавалась собственным чувствам, терзающим её душу и рвущим на части сердце бесконечно длинными вечерами, которые раньше были наполнены счастьем и проходили незаметно. Изнуряющая работа, которая и до этого была нелёгкой, вытравлял из неё все крохи радости до последней капли, оставляя лишь опустошение и беспросветную тоску. Еле отработав, она медленно плелась домой, нехотя переставляя ноги, тогда как недавно чуть ли не бегом выходила с работы. Однако возвращение домой не сулила ничего хорошего, а наоборот вгоняла в более глубокую яму отчаяния. Невыносимо было даже открывать дверь и ступать за порог собственной квартиры. И с каждым разом становилось всё нестерпимее возвращаться домой.
Она начала брать сверхурочные часы, надеясь в рутине тяжёлой работы заглушить свою печаль. Первое время это казалось помогает, но со временем начало приходить понимание, что каждодневная сверхурочная работа без выходных всего на всего выдувала из неё любые чувства и эмоции. Если раньше она могла пол ночи плакать, заливая подушку собственными слезами, делая её такой солёной, что начинало щипать глаза, то теперь просто не оставалась ни сил ни энергии, чтобы проявить хоть какую-либо эмоцию. У неё словно вырвали душу, оставив пустую оболочку, которая машинально выполняет привычную, отработанную до автоматизма работу. Она проживала день подобно безвольной машине, запрограммированной совершать определённые действия в течении дня. И даже пуская скупую слезу перед тем как погрузиться в беспокойный, полный кошмаров сон, она делала это только потому что так полагается тем, кто потерял очень близкого человека.
В конце концов, коллеги, не вынося страданий Элеоноры, заставили пойти её к психологу. Начальник собственнолично записал и отвёз её к специалисту в назначенное время, более того, завёл прямо в кабинет и вручил лично ей в руки. Она же в свою очередь не протестовала, а просто молча повиновалась окружающим, позволяя вести к спасению, сама не веря, что когда-нибудь сможет исцелиться.
– Вы не могли бы рассказать, что привело вас ко мне. – спросила психолог, терпеливо выждав несколько минут после того как поздоровалась со своей клиенткой при этом не услышав приветствие в ответ.
– Я маму потеряла. – произнесла она вызубренную фразу, которую повторяла каждый раз, когда её докучали вопросами или если она не с того ни с сего начинала плакать на ровном месте.
– Да, меня посвятили в это. Как человек я вам искренно соболезную, но так же я психолог и моя задача помочь вам пережить ваше несчастье. Поэтому пожалуйста, расскажите мне что вы чувствуете.
– Что может чувствовать человек после такого? По мне ничего, кроме опустошающей боли.
– Разные люди переживают по-разному. Одни чувствует злобу, другие бесконечное одиночество, уныние, страх, одиночество. Но не будем о других, мне важно знать ваши чувства.
– Я просто хочу её вернуть, хочу чтобы всё было как раньше. – Элеонора не выдержала и разрыдалась. Психолог не стала её перебивать и заговорила только выждав пока та немного успокоится.
– Все этого желают, однако, возвращать к жизни мёртвых не дано никому, в нашей власти лишь найти силы продолжить жить без них. Но я всё ещё не до конца понимаю в чём особенность вашего случая. Если вам трудно выразить словами свои чувства, тогда не могли бы вы нарисовать что чувствуете?
Элеонора нехотя взяла предложенный карандаш и начала рисовать. Поначалу она не знала что изобразить, точнее не задумывалась над этим и вместо осознанного рисования она дала власть силам, что граничат между осознанным и бессознательным. Спустя пару минут, на белой бумаги отразилось что творится у неё внутри.
Она даже сама удивилась нарисованному рисунку.
Будто прижавшись к краям листа в углу ютилась маленькая испуганная собачка или же котёнок, который лежал ничком прижав лапами морду. Остальное, по сравнению с этим крохотным животным, необъятное пространство листа занимали грубые размашистые линии, которые словно напирали и давили на беззащитное существо в углу. В этих, вроде бы бессмысленных линиях, себе на удивление, Элеонора увидела и проливной холодный ливень, и толпу агрессивных людей, и саму несправедливую жизнь, а также другие мрачные подтексты, которые она без утайки рассказала психологу. Та в свою очередь внимательно выслушала и вынесла решение.
– Знаете, порой уходит очень много сеансов, пока мы узнаем суть проблемы, но не на этот раз. В вашем случае картина чёткая и ясная без дополнительных проверок. Вы в своей матери видели маму. В этом выражении больше скрытого смысла, чем вы думаете. Понимаете, пока она была жива вы играли роль маленького беззащитного ребёнка, который крайне нуждается в заботе и не может выжить без опекающего его человека. Но мы оба знаем, что вы самостоятельный взрослый человек, способный сам о себе позаботиться, однако где-то у вас внутри заклинил механизм, который отвечает за переход из ребёнка во взрослого, в психологическом смысле, с физиологией же всё нормально.
Не всегда плохо быть ребёнком в душе, но в вашем случае это вредно и даже опасно. Может случиться так, что вы не только не сможете пережить эту утрату, а стараясь унять боль и чувство не защищённости, начнёте искать опекуна в лице других людей.
Элеонора сидела и слушала её не смея возразить. Что-то внутри пытались возразить против такого сурового и на первый взгляд правдивого приговора. Запротестовать и сказать, что психолог ничего не понимает, что она личность и нельзя просто с одного рисунка вот так просто прочесть её. В общем, обычное человеческое чувство. Мы считаем будто наша душа необъятна словно море, стараемся казаться загадочными и злимся, когда кто-то с одного взгляда определяет кто мы есть.
– Я предлагаю следующее решение. Думаю, если роль ребёнка, которую в данный момент приняло ваше подсознание, сменить на роль матери, то боль пройдёт сама. Не волнуйтесь, я не буквально имею ввиду. Детей заводить не нужно. Достаточно взять питомца, скажем собаку или кошку.
Мы просто используем механизм естественного хода вещей. Из дочери в матери, из матери в бабушку. В жизни так должно быть, дети сменяют родителей и вам просто нужно понять это, понять, что вы взрослая и можете обойтись без опекуна, то есть без матери. А лучший способ это почувствовать взять ответственность за кого-то другого, за того кто не может сам о себе позаботиться и будет нуждаться в вас. И это чувство нужности кому-то позволит почувствовать собственную важность в своих глазах, что в свою очередь уберёт чувство брошенности, ненужности, одиночества и в конце концов исцелит от этой боли утраты. К тому же, само по себе забота о ком-то не позволит слишком часто вспоминать о прошлом, делающей вас несчастной.
Чем больше слушала Элеонора, тем она больше убеждалась в здравости рассуждений психолога. А когда она заговорила о питомце, то все обиды и озлобленность мигом улетучились, исчез и внутренний протест испытанный после разоблачения её личности, их место заняло тревожное предвкушение. Она всегда хотела завести собаку, однако неприязнь матери ко всякого рода животным не позволял этого сделать, по крайней мере, пока она была жива. Но теперь то её нет. От последних мыслей в глубине сознания зажглось какое-то новое чувство, кажется радость от смерти матери. Элеонора испугалась этого нового чувства и про себя несколько раз попросила прощения у своей матери, а затем поблагодарила. Не смотря на стыд, на её взгляд, подобные мысли были первыми признаками начинающегося выздоровления.
Они ещё немного переговорили некоторые моменты и она ушла, заверив, что обязательно заведёт собаку. А в эту ночь, Элеонора впервые не плакала и уснула в приятном предвкушении завтрашнего дня.
Глава 2
Впервые за месяц, мрачные осенние тучи расступились и выглянуло холодное октябрьское солнце. Ветер стих, а жёлтые листья до этого мокнувшие у края тротуаров подсохли и разлетевшись покрыли грязные дорожки хрустящим ковром. Воздух пропитался приятным ароматом разлагающийся листвы. До этого полупустые улицы наполнились пёстрым народом. Молодые мамы, влюблённые пары и даже почтенные пожилые люди, кому не было необходимости выходить на улицу, теперь, завлечённое тёплой погодой, вышли на прогулку и заполонили парки, скверы, тротуары. Скамьи около подъездов заняли скучающие подростки вечно о чём-то громко спорящие и старики, погружённые в свои думы и тихо сплетничающие между собой.
Как на смену лишённого людей тоскливого городка, пришёл теснящийся от людской массы и счастья город, так и настроение Элеоноры переменилось с отчаянного и хмурого в приподнятое, воодушевлённое, полное надежды. Сегодня она проснулась рано утром, привела себя в порядок, что после почти месячной депрессии заняло изрядное время, и направилась в единственный в Вендхолме собачий питомник. Чувство растерянности и подавленности немного рассеялось, теперь, проходя мимо прохожих она чувствовала не обиду, сжатость, давление от якобы сверлящих её глаз, а наоборот восхищение и благожелательность. Вдруг люди из напирающей со всех сторон безликой серой массы превратились вполне обычных прохожих, не желающих её унизить, оскорбить или примять к земле грозными непонимающими взглядами. То ли прекрасная погода на неё так влияла или же причиной была осуществление её давней мечты и долгожданное исцеление от отравляющего её душу несчастья.
Питомник прибывал в крайне плачевном состоянии. Большая часть забора отсутствовала, замененная на импровизированную ограду из досок, толстых веток и всякого строительного мусора, которые были навалены явно не смыслящим в строительстве человеком. Большинство собак была просто привязана на улице к собственной будке, сделанной из кривых досок и старого шифера. Более крупные животные содержались в ржавых тесных клетках, застеленных соломой, которая уже успела напитаться водой, прогнила и давно требовала замены. Около каждой собаки стояла зализанная до блеска миска. Импровизированные миски представляли из себя тары из под каких-нибудь продуктов, консервов или краски. Единственным зданием на территории была не облицованная прямоугольная постройка, крайне убогого вида. Стены её были подняты из красного кирпича, а двухскатная крыша покрыта пораженным лишайником шифером. Подобный грязный шифер присутствовал везде, служа универсальным стройматериалом. Он применялся в качестве крыши собачьих домиков, вольеров, а также забора и судя по всему был привезён владельцами за бесценки из какого-нибудь снесённого здания.
Не успела Элеонора зайти в питомник, как собаки подняли гам. На их лай из кирпичного здания выступила грязная толстая женщина в поношенном рваном ватнике. Не смотря на измазанную одежду и неопрятный вид у неё было довольно таки приятное доброе лицо. Она поздоровалась, представилось Энджей, затем вытянула лицо в доброжелательной улыбке и спросила причину визита.
– Я бы хотела приобрести собаку, – ответила Элеонора стараясь не морщить нос от накатившей вони.
– Вам себе или в подарок. Где живёте?
– Себе.
– Раньше собаку имели?
– Нет. – она отвечала коротко и быстро, боясь вместе с воздухом заглотить зловонные испарины исторгаемые собеседницей. Та в свою очередь кажется вовсе не замечала собственной вони, более того не осознавала что запах исходящей от неё причиняет неудобство другим. Возможно за годы работы в питомнике она просто привыкла к этому отвратительному запаху и не чувствовала ни его присутствие ни отсутствие.
– Для улицы лучше брать длинношёрстые, ибо замёрзнуть могут. Для квартиры короткошерстные, чтобы с шерстью меньше проблем было. Большие болеют чаще, маленькие реже, но чаще травмы получают. Породистые требуют ухода и внимания, а вот дворняги неприхотливы как в еде, так и в содержании, – вычитала она выученную фразу.
– А почему питомник в таком состоянии?
Эндже, сбитая вопросом, запнулась, помолчала и переведя мысль продолжала.
– Когда-то у меня была мечта – выстроить питомник и поселить туда всех бездомных собак Вендхолма. Я выкупила участок с небольшим зданием на нём и планировала здесь выстроить огромный питомник. Но вот как оказалось мечта требует очень больших вложений. Походы в администрацию, долгие разговоры с богатыми людьми нашего города, кропотливый сбор пожертвований ни к чему ни привели. Нужную сумму никак не удавалось собрать. Никому нет дело до собак, люди увлечены собственными заботами и желаниями, им проще выкинуть или потратить лишнюю монетку, чем положить в урну для пожертвований.
Люди могут равнодушно смотреть на бездомных животных, а вот я не могла. Поэтому начала потихоньку подбирать самых больных, маленьких, в общем тех кто не мог сам о себе позаботиться и заселять их сюда. Тех, кого могла выходить выхаживала, ставила на ноги и отпускала на волю. Безнадёжно больные или старые оставались под моей опекой до конца своих дней.
Изначально не было стремления брать собак больше того количества, на содержание которых у меня хватило бы денег. Но вот люди, узнавшие о питомнике начали нести своих бывших питомцев ко мне. Кто-то из-за переезда или смерти хозяина, а другие только из-за того что пёс им наскучил и стал не нужен. Я не виню их, порой мы переоцениваем свои возможности, как это случилось со мной. Конечно, сколько могла я отказывалась, говорила что не смогу о них позаботиться, тогда люди начали подкидывать собак. Засовывали в мешки или коробки и оставляли под дверьми. Естественно у меня не хватало сердца оставлять их на улице. Вот так с годами и рос питомник, собак прибавлялось, но вот их благополучие, наоборот, всё убавлялось.
Детей у меня нет, поэтому всю любовь и заботу отдаю своим собакам. Однако одной любовью сыт не будешь. Разумеется, той крохи пожертвований от добрых людей на еду хватает, но вот о лекарствах, вольерах, конурах и тому подобное приходиться лишь мечтать.
– Я бы хотела тоже пожертвовать. – сказала Элеонора и хотела было продолжить, высказать вспыхнувшее недовольство, раскритиковать подобную несправедливость, однако застеснялась своих слишком смелых для себя мыслей и промолчала. Вместо слов она протянула Эндже несколько новеньких купюр, которые она прихватила для покупки собаки, но увидев состояние питомника и поняв что его хозяйка и за бесплатно отдаст любого пса, решила пожертвовать все имеющиеся деньги. Поначалу Эндже отказалась от столь большой суммы, обосновывая, что даже самые щедрые люди не оставляли так много, но немного поприпиравшись, уступила. Видно дела у неё были хуже, чем она сказала Элеоноре.
За разговором они прошли вдоль длинного коридора, по бокам которого располагались различные подсобные помещения: грязная, залитая остатками пищи кухня, половину которого занимала разваливающаяся печка; многочисленные склады, где теснились коробки, банки и прогрызенные грызунами мешки с крупами; крохотная коморка с железной кроватью, на которой громоздилось десяток сплющенных матрасов. Пройдя половину здания, они вышли в другую часть, где двумя рядами стояли проржавевшие клетки, в которых по одному, по двое, трое или целой стаей жили собаки.
Эндже было повела Элеонору к вольерам с мелкими породами, но её внимание сразу привлекло одно зрелище, тронувшее до глубины души. Довольно таки крупного, но исхудалого пса ютившегося в крохотной клетке, облаивали её соседи высунув морды между прутьев решётки. Тот в свою очередь не предпринимал никаких попыток ответить им, вместо этого сжимаясь в дальний угол своей камеры и жалобно глядя на двоих вошедших людей, словно ища в них спасение.
– Этого дога привезли совсем недавно. Я положила было его к другим собакам, но те забили бедолагу в угол своим лаем. Такой большой, но такой трусливый. И это не только из-за породы, судя по всему, бывшие хозяева обращались с ним крайне жестоко. Помимо истощения у него было несколько плохо заживших переломов. Я уж думала, что он помрёт, но как видишь пока жив.
– Я беру его. – отрезала Элеонора.
– Уверена? Он ведь большой, гулять много надо с ним. К тому же у них очень много всяких сопутствующих породе болезней, помимо тех что она получила от своей собачьей жизни. Придётся потратить много времени и денег бегая по ветеринарам.
– Ну и пусть. Я не оставлю его здесь.
Эндже больше не стала спорить и уступила своей посетительнице. Она вытащила его из клетки, застегнула ошейник и дала поводок новой хозяйке. Пёс покорного позволял себя вести и прихрамывая плелся за Элеонорой, исподлобья глядя на лающих по ту сторону клеток собак.
Внимательно выслушав кучу советов по уходу за псом, Элеонора попрощалась с хозяйкой приюта и, к её счастью, наконец покинула приют. Однако новоиспечённый питомец не выказывал радости от новообретенной свободы. Пёс испуганно отшатывался от каждого проходящего мимо прохожего, прижимался к хозяйке и уже отшатывался от неё, не смея ни прижаться, ни отойти слишком далеко. Элеонору угнетал жалкий вид своего питомца. Смотря на него она вспоминала саму себя недавнюю, забитую суровой жизнью и ведомую в никуда невидимым поводком судьбы.
Глава 3
Непродолжительные солнечные дни, не успевшие ещё полностью насытить холодным, но ярким солнцем, быстро закончились. Вновь подступили мрачные унылые тучи. Небо заволокло плотными чёрными облаками, которые только и делали, что заслоняли солнце, не разрывая своё бесконечное серое полотно, ни проливаясь настоящим дождём. Люди, до селе заполонившие улицы, спрятались от уныния творящегося на улице в своих тёплых уютных домах. Лишь изредка на тротуарах попадались одинокие спешащие прохожие, а по дорогам мчались непоседливые машины, которые не знали ни дождя, ни солнца, ни ночи, ни дня.
Элеонора не обращала внимания на осенние причуды природы, который до этого, как ей казалось, буквально следил за ней и преподносил ту погоду, которая соответствует её настроению. Теперь у неё не оставалось времени на грусть и ночные рыдания, жизнь наполнилась заботами, хлопотами и переживаниями за своего питомца, большую часть из которых она надумывала себе сама.
Несколько дней отгула, которая она выпросила у начальника, дабы в первое время пёс был под круглосуточным просмотром, проходили очень медленно. Единственной отлучкой за эти дни был поход в магазин за кормом и в местный газетный киоск за журналами о домашних животных. Дома же, Элеонора целыми днями сидела на диване уткнувшись в газеты и журналы, где она с жадностью вычитывала всю информацию о собаках, в особенности ту где говорилось о болезнях и травмах. Бывало она прочтёт о каком-то заболевании, подойдёт к псу и стараясь не беспокоить его, высматривала признаки и симптомы присуще тому или иному недугу. Пёс в свою очередь не проявлял никаких признаков жизни, кроме глубоких, кажется причиняющих ему боль вздохов, а также движений глаз, которые были направлены на его новоиспечённую хозяйку и провожали взглядом куда бы та не шла. Либо он был болен, что более вероятно, либо хорошо воспитан или же с ним настолько плохо обращались, что единственным способом выжить была подобная неподвижная поза.
За целый день пёс не притронулся к еде и лишь на второй день голод придал ему достаточно смелости, чтобы испробовать немного корма. Даже тогда, он испуганно отходил от миски и пятясь забивался в угол, когда хозяйка подходила к нему или слишком резко шевелилась. У пса явно были серьёзные проблемы с доверием к людям. Элеонора, не желая лишний раз беспокоить питомца, старалась подходить к нему как можно реже, а усевшись на диван боялась пошевельнуться, ибо пёс делал испуганные глаза даже на малейшее шевеление, более того, сию же минуту отводил глаза от хозяйки, когда та украдкой кидала беспокойный взгляд из под журнала, изучением которого она была занята весь день.
Элеонора нехотя признавала правоту психолога. Скорбь о матери мигом улетучился подобно летней грозе. Пропало горе, чувство одиночества, жалость к себе, до селе заполонявшие её разум. Вовсе исчезло и ощущение брошенности, будто мать ушла в какое-то хорошее место, забыв её взять с собой или вовсе намеренно оставив в отместку за какую-то провинность. Теперь, на смену прежним чёрным, отрицательным эмоциям нахлынули иные, не такие печальные, но всё же не положительные. Более всего её занимали чувство тревоги, озабоченности и странное неодолимое желание суетиться, искать что-то и делать работу которую её никто не учил, но знание коего заложено в каждой женщине и которая вовсю проявляется когда она становится матерью. Её сердце наполняла жалость к своему питомцу. Ей хотелось защитить своего пса, вылечить, развеселить, в общем сделать что угодно лишь бы развеять его унылое, несчастное настроение и навеять хороший и весёлый настрой. Порой казалось, что физическая боль испытываемая им не так сильна боли душевной, которая чувствовала Элеонора глядя на страдания своего пса.
Не вынося мучений питомца, а более того собственной беспомощности, она начала испытывать неодолимое желание с кем-нибудь поговорить, высказать свои опасения и спросить совета. Словно услышав её мысленный призыв, на помощь к ней пришла её соседка, неуемная, старая, полноватая женщина всюду сующая свой нос. Ей были безразличны чужие беды и переживания, главное чтобы удовлетворить собственное любопытство, выжать всю информацию из человека своими аккуратными, но настойчивыми вопросами.
– Здравствуй, здравствуй девочка моя, как ты? – здоровалась соседка, а её глаза с неистовой скоростью вращались вокруг орбит, стараясь высмотреть как можно больше, пока Элеонора не смотрела на неё.
