Понять, кто рядом

Оксана Беляева

Понять, кто рядом

Глава 1. Агата

– Как ты? – спросил один голос.

– Бывало и лучше! – ответил второй.

Два голоса. Их никто не мог слышать. Разделяющая две небольшие комнаты толстая бетонная стена не мешала общению. Мысленному. Телепатическому.

За окном разыгралась осень, укутала город ярким покрывалом. Сад заиграл пёстрыми красками. Идеальный пейзаж для художника. Запах опавших подгнивших листьев ничуть не портил аромат осени, а наоборот, добавлял таинственности. Солнце будто пыталось наверстать упущенное, палило как летом. Солнечные зайчики скакали по белому полу, запрыгивали на стены и ползли высоко под потолок.

В большом саду раздавались голоса. Кто-то пел, кто-то зачитывал поэмы, кто-то смеялся, а кто-то плакал, но его никто не бежал успокаивать. В общем, царила самая обычная атмосфера. Самый обычный день.

Послышались шаги, а вслед за ними звон ключей.

«И почему они не перейдут на ключ-карты?» – подумала Агата. Хотя она прекрасно знала ответ: в этой клинике ничего не было просто так. Каждое слово, каждое движение, каждый звук, даже каждая стена или гвоздь имели свой смысл. Психологический, конечно же.

– Доброе утро, Агата! – широко улыбнулся человек в белом халате и с бейджем на груди «Глеб Соломонович Мороз. Главный врач». – Как спалось?

Агата сидела молча, смотрела перед собой пустыми серыми глазами. Она уже и забыла, когда в последний раз спала нормально. Впалые щёки, сухие губы, тусклый, серый цвет лица. Некогда длинные, густые, ухоженные волосы теперь больше напоминали солому, которую небрежно заплели в косу. Острые ключицы выступали из-под белой ткани больничного халата. Худые ноги свисали с кровати.

– Прекрасно! Майя тоже молчит. Молчание – золото? – Большие карие глаза Глеба Соломоновича сузились, и он посмотрел на Агату в упор. – Но не лучше ли поговорить? – тихо и доверительно прошептал он в ухо девушке. – Выговориться…

Агата всё так же молча смотрела перед собой. Она перестала слушать Глеба Соломоновича не сразу. Первые месяцы в клинике дались очень тяжело. Она рыдала, пыталась донести до окружающих, что произошла чудовищная ошибка и она абсолютно здорова, вменяема. Агата кричала, рычала, как зверь, защищая свои границы. Зачитывала свои права, твердила, что удерживают её незаконно. Что вот-вот сюда нагрянет отец с полицией, и клинике придётся отвечать за свои действия.

Но время шло, и ничего не происходило. Майя первой прекратила сопротивляться. Агата успокоилась только после того, как ей начали колоть транквилизаторы. Девушка жутко испугалась, перестав слышать сестру, а главное, саму себя.

– Майя! Майя, пожалуйста, ответь! – кричала Агата, при этом в палате стояла тишина. Сестра не отвечала.

– Я здесь… – еле слышно ответила Майя через несколько дней и тихо заплакала. – Нам не выбраться отсюда, Агата. Они уничтожат нас не физически, так морально.

– Нужно время, Майя. Всё получится. Надо только набраться терпения и играть по их правилам, – пыталась подбадривать сестру Агата.

– Мы тут уже год! А может, и больше. Я запуталась в числах, месяцах… Считаю время только по еде, которую нам приносят, если это можно, конечно, назвать едой. – У Майи начиналась истерика.

Она всегда была очень ранимой, могла загореться как спичка от любой, даже самой невинной, шутки. Ну что с ней поделаешь? Агата кидалась обнимать любимую сестру, коря себя за то, что подшутила над ней.

– Майя, пожалуйста! Возьми себя в руки! Нам нужно быть сильными, если хотим остаться в своём уме, выжить и выбраться отсюда!

– В своём уме? Ты разве не видишь, как он подавляет нашу волю? Он смешивает нас с грязью и наслаждается этим…

Агата понимала, что Майе тяжело. Она всегда была немного слабее, и это заточение сводило её с ума. Разница в возрасте между сёстрами была всего год, но характеры у них получились совершенно разные. Сильная, смелая Агата выделялась на фоне робкой и ранимой Майи. А вот внешне они были очень похожи: обе высокие, стройные блондинки с длинными волосами, густыми ресницами и немного пухлыми губами. Когда сёстры улыбались, на их щеках неизменно появлялись симпатичные ямочки. Отличались только глаза. У Агаты они были тёмные, с зелёным отливом, цвета моря в грозовой день, а у Майи в глазах было ярко-голубое небо.

Кое-как переборов себя, Агата решила играть по правилам клиники. Она стала тихой, покладистой и молчаливой. Не оставляла Майю наедине с мрачными мыслями, старалась поддерживать её.

– Агата? – настойчивый мужской голос бесцеремонно влез в воспоминания девушки. – Я знаю, что ты слышишь меня! Невозможно не слышать того, что вы в моей власти. Ты и Майя! И никто!.. Никто не сможет помочь вам выбраться отсюда. От вас отказался ваш отец, а кроме него, у вас никого и нет. Так что в ваших же интересах стать моими друзьями.

Слова Глеба Соломоновича резали душу девушек первый год, а здесь они уже второй. Доктор медленно убивал в людях чувство собственного достоинства. Унижал, убивал словами о том, что люди, попавшие к нему, становились его собственностью, обузой и просто ненужной вещью в жизни родственников.

Тяжело было принять то, что это правда. Сюда попадали люди, от которых отказались родные: отцы, матери, братья, сёстры, бабушки. Всему виной оказывались деньги, наследство или банальная и страшная нелюбовь.

Клиника Глеба Соломоновича находилась в самом центре старого города и обслуживала богатых и влиятельных. Ни один полицейский, ни одна проверка не были страшны Морозу. А кого ему бояться, если сам мэр города заточил свою мать в этой психиатрической клинике? Зажилась старушка на свете, а сыну нужны были её деньги. Судья и тот был клиентом Глеба Соломоновича.

– Кстати, о вашем отце… Вам действительно неинтересно узнать, как он поживает? – продолжил тем временем доктор и гадко улыбнулся.

Агата его уже не слушала, погрузилась в свои мысли и воспоминания, хотя и они не были радужными.

«Отец… Я думала, он сильный и волевой. Кто бы мог подумать, что ему придёт в голову запрятать собственных детей в психушку?!»

Выросший в семье военных, он и сам пошёл по стопам своего отца. Вот только дед был счастливым отцом и мужем, а его сын… Привыкнув к армейской жизни, тот и дома установил военные порядки, требовал от членов семьи полного повиновения и послушания, как от солдат.

И только мама сестёр, миниатюрная блондинка с голубыми глазами и пухлыми губами, могла утихомирить внутреннего зверя своего супруга. Она успокаивала его одним взглядом, и он становился не опаснее кролика.

Два года назад.

Статный мужчина в чёрном костюме стоял перед столом в кабинете главного врача психиатрической клиники. Белый угловой диван ждал новых гостей. Ждал, когда те приведут очередного ненужного родственника, что мешается под ногами.

Рядом с диваном стоял журнальный столик из белого дерева. Вдоль стены тянулся шкаф, забитый разными книгами: от медицинских справочников до редких экземпляров классики. Глеб Соломонович сидел в удобном кожаном кресле за большим рабочим столом. Ещё одно кресло предназначалось для посетителей. На поверхности стола царил полнейший порядок, как и во всём кабинете. Настольная лампа, ноутбук, канцелярские принадлежности – ни одного лишнего предмета.

– Мне нужна ваша помощь, Глеб Соломонович, – басом произнёс мужчина, протягивая руку для рукопожатия. – Вас рекомендовали как человека ответственного и знающего своё дело.

– Польщён, не скрою. Алексей Григорьевич, я к вашим услугам. – Белоснежная улыбка заиграла на красивом лице врача. – Присаживайтесь.

– Хочу попросить вас позаботиться о моих дочерях, – садясь в кресло, продолжал мужчина. – Ваша клиника должна стать им родным домом, а ваши сотрудники – ближайшими родственниками. Мои дочери строптивы, но, думаю, вы знаете, как их укротить. – В глазах посетителя сверкнула недобрая искра.

– Вы здесь, и вы мой клиент, а значит, вам не о чем больше переживать. – Глеб Соломонович положил руки на стол. – Я вас понял. Ваши дочери будут в надёжных руках и под самым, подчёркиваю, самым пристальным присмотром. – Довольная улыбка не сходила с лица доктора.

– Что насчёт конфиденциальности? – нахмурившись, спросил Алексей Григорьевич.

– Об этом вам беспокоиться не стоит, – поспешил заверить доктор. Начиналась та часть разговора, которой он очень гордился. – Мои сотрудники при поступлении на работу подписывают соглашение о неразглашении какой-либо информации о клинике. Каждый из них соглашается с тем, что будет работать и жить на территории больницы десять лет. По окончании этого срока он вправе продлить службу либо стать вольным, как ветер в поле. Но стоит ему где-нибудь упомянуть о внутренних делах клиники, он лишается денег, недвижимости и… – Глеб Соломонович сделал паузу, – жизни. Такие простые правила. Я не обижаю своих сотрудников. Отработав на меня десять, они могут вести безбедную жизнь ещё лет двадцать. Но при условии держать язык за зубами.

– Ещё один момент. – Гость закинул ногу на ногу. – Нужно привезти их в клинику, не вызывая подозрений.

– Я уже подумал об этом, – поторопился ответить доктор. – У вас ведь недавно умерла жена. Примите мои искренние соболезнования. – Улыбка Мороза исчезла, Алексей Григорьевич молча кивнул. – Так вот. Это идеальный повод, простите, для того чтобы девочки попали сюда. Стресс. Потеря матери, с которой они были очень близки.

Мужчины ещё немного поговорили, уточняя детали.

– Где ставить подпись?

– Сейчас секретарь подготовит все нужные документы! – Глеб Соломонович был явно доволен собой. – А пока кофе?

Подписав все бумаги и выйдя за пределы территории психиатрической клиники, мужчина в чёрном костюме залез в свой внедорожник. Не заводя машину, он сидел за рулём и крепко сжимал его.

Нахлынули воспоминания. Нет, он ни на секунду не пожалел о содеянном. Алексей всё тщательно продумал. Он жалел только себя. Жалел, что остался без любимой жены. Она умерла три месяца назад. Рак съел её буквально за полгода. Всегда весёлая и красивая, она стала угасать буквально на глазах. И он, Алесей, ничего не мог с этим поделать. Лучшие врачи города, потом страны, затем специалисты из-за границы разводили руками.

Деньги на лечение уходили огромные. Алексей тратил их не считая. Он пытался спасти ту единственную, которая полюбила его и делала счастливым. А всему виной эти девчонки. Если бы она их не рожала, всё могло быть иначе. Но Марина хотела детей. Очень. И он не мог ей отказать. Алексей честно пытался полюбить дочерей, но так и не смог. После вторых родов здоровье Марины совсем ослабло. А теперь эти пигалицы живут. Живут и измываются над ним! Думают, он не знает об их способности к телепатии. Их бабка, мать Марины, была той ещё ведьмой. Это всё от неё.

Мужчина с силой ударил по рулю. Машина просигналила и вывела его из оцепенения.

Алексей вбил себе в голову, что и дети его недолюбливают, что они копаются в его мыслях, что это дочери виноваты в его неудачах, и именно они стали виной болезни Марины.

В это же самое время в кабинете главного врача психиатрической клиники сорокапятилетний успешный врач Глеб Соломонович просматривал очередной удачно подписанный договор.

Человеческая жизнь ничего не стоит. Нельзя в этом мире никому доверять. Откуда у доктора возникли такие циничные и корыстные убеждения? Всему виной общество, в котором он вырос. Безразличие к людским душам, к которому его приучили с детства, Глеб пронёс через всю свою жизнь. Его отец и мать владели огромным состоянием и заработали его не самым честным путём. Их не интересовали сентиментальные вещи вроде чести.

Добиваться своего и не оглядываться. Идти, если нужно, по головам и не сожалеть. Всё можно купить и продать. Вопрос в цене. Глеб Соломонович отложил документы, взял со стола чашку кофе, которую ему принесла секретарша, и подошёл к окну. Осень – самое плодотворное время.

С портрета на стене позади рабочего кресла на него строго смотрели двое: пожилые мужчина и женщина. Родители Глеба. Он скорбел по ним, посвящал им благотворительные вечера, где с горечью в голосе говорил душераздирающие речи. А после с отвращением глядел на портрет тех, кто дал ему жизнь, кто научил быть монстром в человеческом обличье.

Глава 2. Майя

– О господи, он теперь ко мне идёт! – обречённо вздохнула Майя.

– Как всегда. Держись, сестрёнка! – как можно бодрее ответила Агата.

За дверью палаты послышалась возня. Затем тишина. Потом дверь открылась, и на пороге возник Глеб Соломонович. Привлекательный мужчина, подтянутое тело. В него легко влюбиться, если не знать, какой демон сидит внутри этой красивой оболочки.

– Майя, дорогуша, рад тебя видеть! Как самочувствие? Мне сказали, что ты плохо питаешься…

Как же Майя ненавидела этого человека. Она не раз слышала, как люди кричали, выли, плакали во время его визита в палату. Глеб Соломонович питался чужим страхом и горем. Всех тех, кто «разочаровывал» его, ждал карцер. Так называли холодное, сырое подвальное помещение, наполненное крысами и останками пациентов. Раньше сестёр всё это ужасало, а потом они смирились. Ведь в этой клинике не лечили, а пытали, истязали, ставили эксперименты. Здесь даже было своё маленькое кладбище. Не все родственники приезжали забирать тела пациентов. Кто-то благополучно про них забывал. А «неравнодушный» Глеб Соломонович всё предусмотрел.

Умирали часто от сердечного приступа, онкологии и прочих придуманных местным патологоанатом болезней. На самом деле всё было иначе: запертые здесь бедолаги становились подопытными крысами для Глеба Соломоновича. Он писал докторскую диссертацию на тему: «Анатомия и функционирование человеческого мозга, формирование патологических реакций мозга при воздействии экстремальных факторов…». Дальше Майя не понимала смысла некоторых слов, а потому и не могла их запомнить.

Сам Глеб Соломонович не раз заводил разговор о тех страшных вещах, которые он вытворяет с людьми, и рассказы эти были насыщены подробностями. Доктор не был дураком и не рассказывал кому попало о своих делишках. Его идеальными слушателями становились пациенты клиники, покорные, молчаливые. Он мог посвятить их в любой секрет, даже самый страшный. Всё равно сказанное останется внутри стен ада доктора Мороза.

В память Майи врезался случай, когда один из пациентов попал в карцер и покончил с собой, прогрыз себе вены, потому что ужасно боялся мертвецов. А в карцере как раз лежали те самые «неудачные эксперименты», которые не выдержали опытов Глеба Соломоновича.

– Сестра уже предупредила вас, что я приду? – Доктор смотрел на Майю, не отрывая взгляда, потом ехидно улыбнулся. Бархатистый и настойчивый голос вывел её из мыслей. – Или вы думали, что я ничего про вас не знаю? – Хищно прищурившись, он присел напротив койки.

Зрачки Майи расширились от услышанного, сердце застучало чаще. Паника поселилась в её душе, притуплённый временем страх снова настиг девушку. Она пыталась успокоить себя и связаться с сестрой: «Агата, он всё знает!» – только и успела сказать Майя, когда сильная мужская рука больно сжала плечо девушки.

– Вы думали, что никто не в курсе ваших способностей? Спешу вас разочаровать: я с самого первого дня всё про вас знаю. Ваш отец посвятил меня в ваш маленький секрет. – Глеб Соломонович ещё сильнее приблизился к Майе.

Худое тело девушки напряглось, по рукам побежали мурашки. Ей стало ужасно холодно. Тонкая смирительная рубашка не грела. Майя обрадовалась, что её руки сейчас туго связаны за спиной длинными рукавами. Так она словно обнимала себя и могла хоть как-то согреться и не так дрожать.

– Хотите узнать, почему вы до сих пор в здравом уме? Почему я только сейчас, после почти двух лет, признаюсь вам в этом? Молчите?! А я вам расскажу. – Доктор взял Майю за подбородок. – Вы мой эксперимент! Вы мои подопытные мышки. А это, – он обвёл палату взглядом, – ваша мышеловка.