Переживи заново

Девочка села на багажник велосипеда и они поехали в направлении домов других мальчиков, которые, несмотря на игровую вражду, относились к Вике гораздо лучше, чем старшие девочки.

– Вот так я нарушила клятву… – Вздохнула Вика с очень серьезным видом.

На карте на краях ямы вновь стояли четыре девочки.

– Это наша землянка… – Прошептала Вика склонившемуся рядом с ней Старцу, – наш штаб, наш второй дом, место сборов и переговоров, мы рыли ее постоянно.

Девочка с косой и седой прядью громогласно кричала:

– Предательница, клятвопреступница!

А маленькая девчушка с кудряшками все сильнее вжимала голову в плечи, вздрагивая от этих слов, как от ударов…

– Я нарушила клятву и с тех пор больше никогда не клялась. Моим максимумом всегда было честное слово. – Тихо прокомментировала Вика.

– Ты хочешь изменить этот момент и не клясться? – Спросил Старец.

– Наверное было бы хорошо…

– А не думаешь ли ты, что в таком случае можешь нарушить другую клятву позже и более серьезную и что это отразится на твоей жизни?

Вика смотрела на него задумчиво:

– Вы абсолютно правы. Идем дальше.

Вдруг она широко заулыбалась – на карте двое мужчин строили дом, а девочка активно участвовала в процессе – подавала нужные инструменты, держала доски, когда их отпиливали или обрабатывали рубанком.

– Папа с дедушкой строят террасу и отдельный домик для папы в саду. – Прошептала девушка с нежностью. – А я им помогаю. Папа научил меня, для чего какой инструмент используется, подробно объяснял мне все в процессе строительства. Это было чудесно – воздвигать из ничего такую красоту…

Даже здесь, в старинной комнате неведомого замка, словно чувствовался запах стружки. Или Вике это только показалось?

Неожиданно поодаль на карте что-то полыхнуло ярким огнем. Вика вздрогнула и закричала:

– Мне нужно туда! Папин дом! Я должна спасти папин дом! И не допустить, чтобы он сгорел. Мы же его только построили, только покрыли лаком светлые досочки, и он переливался на солнце, словно игрушечный!.. – В Викином голосе зазвенели слезы.

– Не волнуйся так, прижимай скорее палец. Ты же знаешь, по какой причине сгорел дом?

– Да, конечно. Спасение дома ведь не изменит мою судьбу?

– Думаю, нет. Но – посмотрим, когда вернешься.

Она стояла около коричневых ступенек, еще пахнущих краской. Ей было немного страшно. Вот за дверью папа – он работает, сюда, наружу доносится ровный стук его печатной машинки. Папа – живой, дом – новый и красивый. Ей семь лет. Сердце защемило. Она отдышалась и шагнула вверх. Девочка аккуратно просунула голову в дверь. Папа… он сидел за столом, еще такой молодой, веселый… Вика любовалась, замерев.

– Малыш! – Отец, заметив ее, повернул голову и встал. – Уже вечереет, помнишь, что мы собирались сделать? – Он вытащил из машинки листы и положил их под низ стопки исписанных страниц. – Или ты и пришла напомнить, что мы едем к Шаровым за картошкой? – А, Чучел? – Папа ласково взъерошил кудряшки дочурки своей огромной ладонью.

Вика смотрела на него во все глаза, стараясь впитать и запомнить каждый миг, проведенный с отцом, его голос, улыбку, теплый взгляд огромных карих глаз.

– Как же здесь все-таки красиво! – Завороженно повторила девочка фразу, произнесенную много лет назад в тот же самый день. Но сдержаться было невозможно – изнутри дом был еще милее, чем снаружи. В лучах вечернего солнца переливались лакированные доски, уютно смотрелась кровать в противоположном от входа углу, к большим светлым окнам был придвинут письменный стол, на нем письменная машинка, бумаги, горка шершней, которых папа сбивал узлом от резинки на лету, как и мух (Вике казалась непостижимым, каким образом это у него получается) ручки, карандаши, игра «пятнашки», кубик-рубик и… она – виновница пожара.

– Пойдем в машину. – Отец раскрыл дверь и махнул головой в сторону выхода. – Скоро уже сумерки.

– Паяльная лампа! – Воскликнула девочка. – Папа, ее нельзя оставлять на столе! Может загореться дом! – Она смотрела на отца с ужасом и мольбой. Ей не забыть было те огромные языки пламени, которые не удалось залить им вместе с прибежавшими соседями.

Отец шагнул в комнату – лампа была раскаленной.

– Как я забыл про нее?!… – Растерянно проговорил он. – Ты моя умница! Как же ты заметила? – Он прижал девочку к себе. – Потушим лампу и поедем. И, взяв первопричину возгорания в руку, отец вышел из дома.

Погасив лампу, они поехали к Шаровым за картошкой. Когда вернулись, Вика первым делом побежала в папин дом – он был цел, невредим и бликовал лишь в отблесках закатного солнца. Она не стала возвращаться назад и осталась на ночь. Засыпая под храп дедушки и ворчание бабушки (папа лег в своем домике), она вдруг поняла, почему можно захотеть пожить еще в параллельной реальности, – там детство, радость, восторг от мелочей, там родные и любимые отец и дедушка живы, здоровы и рядом… или может быть что-то еще, не менее дорогое, что удержит надолго, несмотря на то, что заплатишь за это днями, месяцами, годами собственной жизни. Хотя… разве мы замечаем то время, которое тратим на работе или у телевизора? Тут главный вопрос – что ценнее и важнее именно для тебя.

Наутро после завтрака отец уехал в Москву. Еще раз обойдя в глубине сада домик, окруженный старыми яблонями, а затем осмотрев каждый угол внутри и убедившись в полнейшей безопасности строения, Вика произнесла заветные слова. Через миг она вновь была в комнате со старинным убранством.

– Ты рада? – Спросил Старец.

– Очень! – С чувством произнесла Вика. – спасибо огромное!

– Тогда стирай горящий дом и рисуй новый, а рядом, на улице, – себя и отца, выносящего из дома паяльную лампу.

Вика взяла ластик и несколькими движениями со злостью стерла нарисованный дом в огне.

– А почему картина стала плоской и дом неподвижен? – Спросила вдруг она. – Почему языки пламени застыли?

– Ты вернулась в этот миг и изменила его. Пока ты не сделаешь новый рисунок словами «Это – моя судьба!» он будет словно поставлен на паузу. А если продолжишь двигаться вперед, ничего не меняя, он останется в прошлом таким, каким был в реальности.

Вика быстро чертила на карте.

– Не торопись так. – Засмеялся старец.

– Я боюсь не успеть.

– Ты уже все исправила, осталось только закрепить. Не нужно быть такой мнительной, это всю жизнь тебе мешало.

Вика оторвала взгляд от карты:

– Откуда Вы знаете, что было со мной всю жизнь?

– Рисуй скорее, вдруг не успеешь! – Расхохотался Старец, обнажая белоснежные ровные зубы.

Вика поставила последнюю черточку и вдруг фигуры на картине ожили – отец с дочкой погасили паяльник и поехали за картошкой на другой край деревни. Потом девочка долго оглядывала дом, ходила снаружи и внутри утром и вечером… Папа суетился около белой «Нивы».

– Это – моя судьба! – Воскликнула Вика с придыханием.

Старец показал пальцами значок «ОК», все уменьшая круг между указательным и большим.

– Раньше так документы в компьютере сохранялись. – Рассмеялась Вика. – Квадрат сжимался. Мне это даже нравилось.

Она взглянула на карту – недавно отстроенный домик стоял, сияя на солнце лакированными досками стен, белая «Нива» ехала по проселочной дороге, из-под ее колес разлетались клубы пыли. Все было хорошо.

– Маленькое счастье. – Прошептала она. Спасибо Вам огромное! Не знаю, как Вас благодарить.

– Мне это тоже в радость, поверь. – Улыбнулся Старец и его голубые глаза в лучистых морщинках засияли теплым светом. Он помолчал какое-то время, задумчиво глядя на девушку. – Где следующая остановка? Да, я не спросил самое главное – а чего ты хочешь в итоге? К чему прийти? И возможно есть человек где-то в будущем, которого ты потеряла, но хотела бы это исправить?

– Есть люди, о расставании с которыми я жалею… Папа…

– Сейчас мы дойдем до этого. Но я имею в виду мужчин, твои увлечения, влюбленности. Нам же нужно учитывать еще и это, чтобы взять правильный ориентир.

Вика вздохнула:

– Были, конечно, грустные моменты, неправильные поступки с моей стороны, но… это наверное прозвучит очень глупо… больше всего я жалею о расставании со случайным человеком, чьего имени даже не знаю. – Она поджала губы. – Но я помню его всю жизнь. Странно и нелепо – я ушла от него сама, а потом искала, вглядываясь в похожие лица. Тогда я была еще замужем, – продолжала она негромко, – но уже была несчастлива в браке – пыталась сохранить полную семью ради сына, а по факту – портила ему детство и сама тратила свою молодость на человека, который меня просто не любил. Ну, не любил и все – это была данность, константа и ничего поделать было нельзя. Он и сына не очень любил наверное потому, что от меня… Вика спохватилась. – Так вот, мы накопили, заняли (жили мы довольно бедно) и купили машину. Я в то время работала с бывшим мужем вместе на другом конце Москвы, там же в гаражах стояла наша «Нива», из которой бывший муж с жившим в том же районе другом пытались сделать игрушку. Мне 25, мужу 24 – отголоски детства еще звенят в сердце и уме. – Вика улыбнулась и продолжила. – По вечерам после работы мы ездили украшать нашу машину, друг горделиво показывал, что сделал за день – шумоизоляция, пороги, обвесы… – Вика вздохнула и замолчала. – В тот день я поехала в районное ГИБДД получать документы на машину. Я торопилась. Был холодный апрель и я была одета в атласную куртку нежно-персикового цвета. Я добралась на автобусе и вышла на остановке – дальше он поворачивал, а мне нужно было прямо к метро «Преображенская площадь». В довершение к холоду и ветру пошел дождь, изморось усилилась, а транспорта на дороге не было. Я шагнула к проезжей части и подняла руку – тогда еще принято было «голосовать», останавливая попутные автомобили, это сейчас их заменили такси… Ко мне свернул первая же машина, я только успела прошептать «Обалдеть!» – это была новая модель «Митцубиси Паджеро» – черный и очень красивый внедорожник, я обратила внимание, потому что эта модель была тогда моей любимой и я даже мечтать о ней не могла. «На таких машинах не подвозят, потому что у их владельцев есть деньги» – мелькнула мысль, но в проеме опустившегося стекла уже улыбался симпатичный парень:

– Присаживайтесь.

– И Вы не спросите, куда мне нужно?

– У меня пока есть время, я подвезу.

Я залезла в машину… – Викин голос дрогнул. – Сказала, что мне надо в ГИБДД около метро «Преображенская площадь».

– Трудитесь там? – Спросил он.

– Нет, документы получить о постановке машины на учет и номера.

– Мне как раз по пути! – Радостно улыбнулся он. – Я работаю здесь, на Большой Черкизовской, в крупной государственной организации, а живу недалеко от ВДНХ. Еду домой на обед, здесь же недалеко. Недавно закончил университет, устроился в органы, работа очень интересная. Вот 20 лет исполнилось – родители подарили машину.

Он не хвастался, а просто рассказывал о себе. Я чувствовала, что понравилась ему как-то вмиг и всерьез… А я… Я слушала это и с сожалением думала: «Милый, симпатичный, умный и добрый парень! Зачем тебе я? На пять лет старше. Нищебродка, которая всю жизнь едва сводит концы с концами, закончила университет, когда ребенку было пять месяцев, а спустя четыре недели вышла на работу, потому что было не на что жить. И я замужем, хоть и без кольца, – мне приходилось столько стирать вручную при отсутствии стиральной машины, что под кольцом появилась аллергия. «Стиралку» купили, но подтверждение замужества я больше не надела на безымянный палец – поправилась, пальцы уже не были такими хрупкими, как в юности, да и, что самое главное, – отношения с мужем становились все хуже. Замужем, с ребенком. А твои родители судя по всему в тебе души не чают и у них на тебя большие планы. Как ты меня к ним приведешь? Что они скажут? Разве меня они хотят видеть рядом с тобой? Мы из разных миров, милый, чудесный парень. К сожалению, я никогда тебе не подойду».

– Приехали. – Он остановил машину напротив отделения ГИБДД и, повернувшись, смотрел добрым ласковым взглядом выразительных серых глаз…

– Сколько я должна?

– Ну что Вы! Мне было просто приятно с Вами пообщаться.

– Спасибо. Мне тоже. – Искренне сказала я с долей сожаления. Некоторых людей нужно отпускать – они не более чем звезды, озаряющие светом твою судьбу.

– Ты не права. – Вмешался Старец.

– Почему?

– Ты же сама прекрасно знаешь, что ни расстояние, ни разница в социальном положении, ни мнение семьи не являются преградой для настоящих чувств.

– Я… не хотела обременять его своими проблемами. Счастливый парень из хорошей семьи.

– Наверное ты бы принесла в его жизнь еще больше счастья?

– Сомневаюсь… Я зашла в здание ГИББД и, закрутившись в суете с получением документов, быстро забыла про этого молодого человека. К тому же тогда со мной достаточно часто знакомились. Прошло часа два. Прождав в очередях и получив, наконец, заветный комплект документов, я вышла с территории и повернула по улице в направлении метро «Преображенская площадь» – идти было недалеко и нужно было уже спешить на работу, с которой отпросилась на утро, благо муж подменил. Неожиданно край глаза уловил, поймал какое-то странное движение – на противоположной стороне улицы отделился от тротуара и развернулся знакомый автомобиль. Через несколько секунд в проеме распахнутой передо мной двери я увидела его лицо. Тогда мне показалось это совпадением, которому я не придала значения… Я села в машину. Он спросил, куда я сейчас направляюсь. Я ответила, что на работу в Бутово. Он ответил, что Бутово слишком далеко, обед закончился и туда он не сможет меня отвезти, как же быть… но сейчас решим. В этот момент он остановился на светофоре на перекрестке напротив метро. Неожиданно я сказала «Большое спасибо!» и вышла, направившись к метро, – как раз пешеходам горел зеленый свет. Он стоял во втором ряду и не смог бы припарковаться при всем желании – справа тоже был ряд машин, ожидающих разрешающего сигнала. Ступив на тротуар, я обернулась. У него были такие глаза… Я до сих пор не забуду этот взгляд – в нем были непонимание, боль, пустота и вопрос «Почему?! Почему ты так поступила?». С тяжелым сердцем я спустилась в метро. Думала – так же забудется, вылетит и головы, как в прошлый раз. А нет. Было ощущение, что я прошла мимо своей судьбы… На следующий день я плакала. Конечно, я могла найти его, дав сообщение на «Русском радио», которое играло у него в магнитоле. И что бы я ему сказала? Что я та идиотка, которая вылезла из его машины на втором ряду? И все те мысли, которые были до, никуда не делись… Я ему не подходила. И это было не изменить. Но… – Вика закрыла лицо руками. – Он остался занозой в моем сердце на всю жизнь…

– Хорошо, мы учтем его. – Улыбнулся Старец. – Теперь продолжаем идти вперед. Он снова наклонился над картой. – Ты наверное голодна? – Вдруг спохватился Старец.

– Не отказалась бы перекусить.

– Чего бы ты хотела?

– Салат «Цезарь» и большой кусок жареного мяса. И гранатовый сок. – Кстати, а почему я не хочу спать?

– Ты же выспалась, пока ребенком спасала отцовский домик.

Старец поднял ладонь вверх и на ней появилось большое расписное блюдо с настолько ароматным стейком, что девушка сглотнула слюнки, и салатом, возвышающимся рядом. Вика присела за небольшой резной столик из темного дерева, стул, на который она примостилась, тоже был с витыми ножками, сиденье было обито коричневым бархатом.

– Куда мы теперь? – Жадно уплетая куски сочного мяса, спросила она Старца.

– А что сейчас самое главное для тебя? Подумай. В хронологическом порядке. Смотри – нам важно оставить неизменными три, назовем так, позиции: твою маму, рождение и воспитание (кстати, вот тут вполне можно подкорректировать) именно этого ребенка…

– Согласна… – Горько выдохнула Вика. – Я слишком его избаловала, и сейчас с радостью изменила бы свою тактику в прошлом по отношению к сыну. Перелюбила. Я пыталась дать ему все то, чего не было у меня. Я мечтала об игрушечной машинке с педалями, в которой можно ездить, – на, пожалуйста, Дед Мороз принес. Я хотела, чтобы родители водили меня на курсы и отдали в музыкальную школу, – получи бассейн, у-шу, дзю-до, футбол, музыкальную школу, фортепиано, две театральных студии… Я хотела быть хорошей матерью, но перестаралась…

– Ему сейчас 14?

– Откуда Вы все знаете? Да. И с ним очень тяжело. Никогда не думала, что переходный возраст – это так сложно. Мой идеальный до 11 лет, добрый, умный, понимающий сын, в 11 лет и две недели убрал все игрушки в ящик и заявил, что они ему больше не нужны, потому что теперь он взрослый. И это была правда. Вот так, резко. И мгновенно стал чужим человеком, мальчиком, который сам по себе. Я не была к этому готова… Да и сейчас еще не очень привыкла. Огромный минус подросткового возраста в том, что у них бушуют гормоны, затуманивая разум, и они не знают, что делать с этим. То есть влияние гормонов, острота восприятия – все это сильнее их человеческих качеств – ума, доброты, к примеру… – Мясо, порезанное на кусочки, остывало на Викиной тарелке, но она этого не замечала. – И взрослые не знают, что делать. Наверное, здорово было бы придумать для родителей курс, аналогичный подготовке к рождению малыша, – что-то наподобие правильного взаимодействия с подростком… Хотя бы, чтобы все остались живы и здоровы…

– Ты помнишь, что с тобой случилось? – Испуганно пробормотал Старец в свою белую бороду. – Не может быть! Я же стер из твоей памяти заключительные минуты!..

– Что? – Переспросила Вика, не расслышав.

Но Старец уже взял себя в руки и смотрел на нее прямым взглядом с улыбкой. – Кушай, говорю. Вкусное мясо?

– Сейчас-сейчас… – Мясо не убежит.

– Остынет.

– Не страшно.

– Или не так.... – Продолжала девушка. – Сразу после проведения курсов о грудничках, нужно преподать родителям курсы о воспитании ребенка в таком ключе, чтобы с ним было легко взаимодействовать в переходном возрасте и пережить этот период вместе – сплоченной семьей! Мне тут одна женщина на рынке – продавец детских книг, сказала, что главное – любить. А подростка – еще в миллион раз сильнее! Я стараюсь. Не баловать, но любить по максимуму и понимать! – Вика говорила горячо, эмоционально, ее глаза воодушевленно сияли.

Старец смотрел на нее с горечью.

– Что-то не так? – Спросила Вика.

– Все хорошо, мы постараемся… – Выдохнул он.

– Кстати, а что с реальностью, с моей настоящей жизнью?

Старец отвел на миг отвел помрачневший взгляд и вновь посмотрел на девушку с невозмутимым спокойствием. – Там все стабильно.

– Стабильно хорошо или стабильно плохо? Я не могу вспомнить заключительный вечер. Вот я еду с работы в метро, на автобусе, выхожу на остановке – темная улица, я направляюсь домой… Все. Больше ничего не помню.

– Мы обязательно дойдем до этого и я тебе все покажу. – Произнес Старец, скрывая вздох. Но! Нам сейчас нужно очень постараться, чтобы подкорректировать твое будущее, опираясь на те его пункты, которые не хотим менять, а именно: мама, этот ребенок…

– Почему Вы все время говорите «этот»?

– Да потому, что при внесении существенных корректировок твоя судьба может повернуть в совершенно другую сторону и у тебя могут быть другие дети с другими мужчинами. Ты же можешь создать отношения до встречи с будущим мужем.

– Точно! – Вика хлопнула себя по лбу. Я совершенно не подумала об этом!

– То есть тебе нужно родить от этого мужа этого ребенка. А третья позиция – наверное, этот парнишка, который ждал у отделения ГИБДД?

– Я его увижу снова?

– Ну, конечно! И нам нужно будет поступить по-другому в той ситуации. К примеру, как минимум не выходить из его машины.

– Но как я смогу? Я старше, замужем, с маленьким ребенком и намного беднее его семьи. Я ему не пара!

– Минус в том, дорогая моя, – выдохнул Старец, – что ты не стала за прошедшие с того события годы увереннее в себе и так и не научилась ценить себя и любить. Это тоже нужно проработать, то есть изменить твой характер так, чтобы ты научилась себе позволять делать то, что ты хочешь. И именно в данный конкретный момент твоего настоящего. Иначе ты снова выйдешь из его машины. – Он улыбнулся с горькой усмешкой. – А теперь кушай быстрее. Пора приниматься за дело.

Вика наспех дожевала остывшее мясо и подошла к листу с игрой.

– Поехали! – Скомандовал Старец.

И снова замелькали пейзажи и городские виды, начали сменяться времена года. Девочка росла. Вечерами, когда родители уходили из ее комнаты, она откидывала голову и смотрелась в зеркало шкафа, стоящего у ее кровати, – так ее волосы казались длиннее, ведь она так мечтала о длинных локонах. Однажды мама взяла ножницы (она довольно хорошо стригла всех знакомых, Вику и ее отца) и сказала, что дочери не идет ее стрижка «карэ», потому что у нее овальное длинное лицо.

– Стоп! – Закричала Вика. – Вот сюда. Мне здесь 10, пятый класс. Я не позволю себя стричь, потому что против! Я до 22 лет так и ходила лысая… Потом еле доказала, что у меня почти идеальная форма лица и длинные волосы мне пойдут. Почему вообще кто-то может решать, с какой прической мне ходить и какую одежду носить?

– Хорошо. Дальше будет еще одно поворотное событие. Или череда?

– Кажется, Вы уже однажды прожили со мной мою жизнь?

– Возможно. – Улыбнулся Старец. – Так вот – ты можешь там остаться и пройти все это подряд.

– Здесь мне 10… Весна… Через несколько дней в школе будет отбор в экспериментальный класс для одаренных детей. Я единственная из своего класса попаду туда, потому что напишу какое-то гениальное сочинение. Ха! Но самое удивительное – эта неуверенная в себе девочка, которая я, скажет потом однокласснице, что быть такого не может и ничем она не примечательна среди остальных, наверное она прошла конкурс просто потому, что ее папа и директор знакомы и даже на улице при встрече здороваются… Мне тогда не пришло в голову, что директор запомнил отца из-за того, что тот перевел меня из класса, где постоянно менялись учителя, в другой, а через пару месяцев, когда прежних одноклассников взяла «под крылышко» самая чудесная учительница в мире, Галина Викторовна – юная девочка только после института, но добрая и мудрая не по годам, попросил вернуть меня обратно. Хорошо помню тот день… она забрала меня из другого класса и мы подошли к двери, за которой находились мои одноклассники, с которыми я начинала учиться и уже дружила, и попросила подождать, затем скрылась в классе на несколько секунд, а потом распахнула дверь и пригласила меня войти. И… класс встал! Вы не представляете, чем для меня это было в мои 7 лет! Одноклассники приветствовали меня стоя. А организовала это та самая двадцатичетырехлетняя девочка, моя лучшая, пусть и не совсем первая учительница. Это был восторг, я запомнила этот миг уважения ко мне как один из лучших в моей жизни! – Вика смахнула слезы. – Я отвлеклась… И мне не пришло в голову, что я могла написать действительно выдающееся сочинение. Потом… через полгода не станет отца. Я хотела бы спасти его! – Горячо выкрикнула Вика.

– Понимаешь, в чем дело… – Задумчиво проговорил Старец. – Если твой отец будет жить, возможно у тебя будет совершенно другая жизнь и ты никогда не встретишь будущего мужа или просто не станешь с ним встречаться. И того парня… Выйдешь замуж за другого, и у тебя будет другая судьба. Хотя – это твой выбор. Может быть, так ты будешь счастливее.

– Я очень любила отца… – Начала Вика. Да что там любила – люблю. Я была его маленьким хвостиком, абсолютно папиной дочкой. Когда он ездил на какие-то переговоры, я напрашивалась с ним и сидела по несколько часов в машине, ожидая и читая сказки. Когда его не стало – мир рухнул, я приходила домой, ложилась на диван и часами плакала, глядя в потолок и на висящую под углом к стене огромную написанную отцом картину с изображением северной реки – он служил на флоте, а написал ее дома по памяти много лет спустя. Папина смерть наложила отпечаток на всю мою жизнь. Я до сих пор ее не пережила. Как-то, когда мне было наверное около двадцати, муж маминой подруги – умнейший человек, которого я бесконечно уважала, сказал маме, что отец нас бросил, нехорошо. А мама рассказала мне. Я тогда была наивной и впечатлительной и впитывала слова взрослых, как губка, считая их априори верными. После этого я обиделась на отца всем сердцем, и это было даже хуже, чем потерять его. Я считала папу предателем. Только сейчас, после тридцати лет, неожиданно пришло понимание, что он ушел не нарочно и что не все слова старших – беспрекословная истина. Не берегся, считая себя мужчиной и взваливая на себя лишнее, – да. Но он не хотел нас покидать, а надеялся дорастить меня хотя бы до восемнадцати. Знаете… – лицо девушки вдруг просветлело… в свои лет наверное шесть или семь я подготовила папе подарок на день рождения – с помощью мамы выучила его стихотворение. И вот долгожданный вечер – я вышла к стене, на которой у нас висела карта СССР, и начала эмоционально декламировать, конечно, смущаясь и нервничая, – подарок же. Неожиданно зазвонил городской телефон – у отца было столько знакомых по всей стране, что они звонили и через год после того, как его не стало, и просили его к телефону. Я расстроилась – вот папа сейчас скажет мне прервать чтение и пойдет разговаривать. Но тут произошло неожиданное – отец шепнул маме: «Подойди, скажи, чтобы подождали» и повернулся ко мне; «Малыш, продолжай». Это было потрясающе! Понимаете – не махнуть рукой на ребенка – ну что там, подождет, повторит, подумаешь, а проявить уважение и любовь к еще совсем небольшому человеку, показать, насколько отец ценит мои старания, как важно и дорого это чтение стихотворения для него. Меня маленькую тогда это поразило в самое сердце – большой взрослый дядя на другом конце телефонного провода будет терпеливо ждать, пока я медленно и с выражением дочитаю стихотворение. Эта дань уважения отца ко мне осталась одним из самых ярких и лучших моментов моей жизни.